Л.Петрушевская. Любовь
Москва, Изд-во "Искусство", 1989
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, июнь 2005
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
С в е т а.
Т о л я.
Е в г е н и я И в а н о в н а, мать Светы.
Комната, тесно обставленная
мебелью; во всяком случае,
повернуться буквально негде, и все
действие идет вокруг большого
стола.
Входят Света и Толя. Света в простом
белом платье, с небольшим букетом
цветов. Толя в черном костюме.
Некоторое время они молчат. Света
снимает туфли и стоит в чулках,
потом она садится на стул. Когда она
надевает домашние тапочки — на
усмотрение режиссера,
во всяком
случае, это имеет значение, процесс
надевания Светой домашних тапочек.
Т о л я. А где мама твоя?
С в е т а. Она пошла в гости.
Т о л я. Ну, что же...
С в е т а. Поехала, вернее. К родным, в
Подольск.
Т о л я. Давно?
С в е т а. Сразу... после нашей записи.
Т о л я. Насколько я представляю,
туда часа полтора в одну сторону.
С в е т а. Меньше. Час пятнадцать с
метро.
Т о л я. Устанет. Обратно ехать ей
будет поздно. Все-таки Подольск,
шпана.
С в е т а. Она не любит нигде
ночевать.
Т о л я. Ну, что же...
Пауза, во время которой Толя
немного ближе подходит к Свете.
С в е т а. Ты... есть будешь?
Т о л я. Меня хорошо отравили в этом
ресторане.
С в е т а. Мне понравилось.
Т о л я. Меня отравили.
С в е т а. Нет, мне понравилось.
Т о л я. С непривычки.
С в е т а. Нет, мне просто
понравилось, как там кормят.
Т о л я. Цыпленок табака?
С в е т а. Почему цыпленок. Я ела
бефстроганов.
Т о л я. Ты завтра на себе
почувствуешь, что значит
бефстроганов. Они на каком масле
это готовят, знаешь?
Толя подходит к Свете, и вот тут она
может отойти на другую сторону
стола искать домашние тапочки под
скатертью.
С в е т а. Мне понравилось.
Т о л я. Цыпленок табака был хорош
только для зубного врача.
С в е т а. Я ела бефстроганов.
Т о л я. А цыпленок годился лишь
только для зубного врача.
С в е т а. В смысле?
Т о л я. После него срочно надо
чинить зубы.
С в е т а. У тебя плохие разве зубы?
Т о л я. У меня зубы отличные, ни разу
не болят.
С в е т а. Тогда что тебя волнует?
Т о л я. То, что, кроме костей, нечего
было есть.
С в е т а. Поменял бы, попросил
официантку.
Т о л я. Не люблю подымать хай в
ресторанах.
С в е т а. Ты все равно поругался
ведь с официанткой вначале.
Т о л я. Но это не от большой любви.
Посадила за стол с крошками,
объедками.
С в е т а. Кто сажал? Ты сам скорей
сел.
Т о л я. Кругом столько столов
пустых, а они говорят — подождите.
С в е т а. Подождали бы.
Т о л я. У тебя ведь нога стертая.
Фраза производит какое-то действие,
которое вполне можно назвать как бы
звуком лопнувшей струны.
С в е т а. Я из-за этих туфель
прокляла все на свете. Бегала,
бегала за ними почти весь этот
месяц, в результате взяла на
полномера меньше и только
позавчера.
Т о л я. Это когда я тебе звонил?
С в е т а. В этот день.
Т о л я. Трудно было достать?
С в е т а. Да белых нигде не было.
Лето.
Т о л я. Заранее надо было.
С в е т а. Да так как-то.
Т о л я. В конце концов, написала бы
мне. Адрес я тебе свой оставлял.
С в е т а. Я тебе тоже адрес
оставляла.
Т о л я. Я все бегал с дома продажей.
С в е т а. Я работала.
Т о л я. Там у нас, в моем бывшем
городе, можно неожиданно что-то
достать. На толкучке по субботам с
рук продают.
С в е т а. Я не люблю с рук, от
покойника может быть.
Пауза. Толя стоит.
Т о л я. У нас после зимы там, в моем
этом бывшем городке, немецкое
кладбище начало оттаивать,
рушилось. Представляешь? Зимой кое-как,
знаешь, забросали, и вся любовь, а
весной стало проседать. Мой
приятель там отхватил два красных
сапога — один сам из земли
показался, а за вторым пришлось
порыться, и в самом неожиданном
месте, как бы ногу оторванную в
головах положили, причем валетом. (Смеется).
А что, мясо с костями вытряхнул, на
базаре выменял. Дорого взял. Вымыл,
правда, в озере. Да в озере немцы
весной дыбом вставали, льдина на
льдину налезала. Там мыть то же
самое.
С в е т а. Фу.
Т о л я. Это я в подтверждение тебе.
Кто-то эти сапоги купил.
С в е т а. Фу как.
Толя долго смеется. Он все еще стоит.
Т о л я. Вообще-то надо умыться после
этого посещения ресторана. Где-то
тут был мой чемодан, там полотенце.
С в е т а. Да возьми там в ванной,
наши красные висят.
Т о л я. Во-первых, если уж на то
пошло, негигиенично, общее
полотенце.
С в е т а. Я тебе другое наше дам,
тоже красное.
Т о л я. Как различать будем?
С в е т а. Я тебе зайчика вышью.
Т о л я. Зачем? На самом деле у меня
тут целое приданое. Простыни есть,
пододеяльники даже.
С в е т а. На своих собираешься спать?
Т о л я. Жизнь подскажет.
С в е т а. Я с мамой лягу, а ты
постелешь себе. Тогда твое приданое
не пропадет.
Т о л я. Не пропадет мой скорбный
труд. Я стирал и гладил все
свободное время. Покупал, стирал и
гладил.
С в е т а. Сам?
Т о л я. Я один, как ты знаешь. В моем
родном городке тоже был один, хотя
мама в свое время не согласилась
меня женить на одной местной
девочке. Сказала, что у нее родители
до третьего колена ей известны и
все воры. Так что я все стираю себе и
глажу до сего времени сам.
С в е т а. Вас там в нахимовском
приучили вальс танцевать и стирать.
Т о л я. Ты со мной зря не пошла вальс.
С в е т а. У меня нога стертая, ты бы
мог пригласить Кузнецову.
Т о л я. У нее свой муж для этого есть
и сидел.
С в е т а. Он бы не обиделся, если бы
ты Кузнецову пригласил.
Т о л я. Да, он бы не обиделся.
С в е т а. Главное, два дела тебя
приучили в нахимовском: танцевать и
простыни стирать. Одно другое
дополняет, идеал настоящего
мужчины.
Т о л я. Почему же? Мы в нахимовском
были на всем готовом, простыни
стирать не приходилось. Это вообще
дело не такое. Не умею. Даже когда я
на буровой работал в степях
Казахстана, и то у нас повариха
стирала. И в Свердловске я ведь на
квартире у хозяйки жил, по
договоренности опять-таки с ее
простынями.
С в е т а. Ты это все рассказывал.
Т о л я. Я про простыни впервые.
Первый раз в жизни простыни стирал,
когда к тебе собирался. Купил,
выстирал в порошке и прогладил. На
купленных сразу ведь спать не
будешь, через сколько рук прошли:
швеи-мотористки, не говоря уже о
ткачах, потом ОТК, потом на складе,
дальше продавцы, покупатели.
С в е т а. Молодец. Гигиену
соблюдаешь.
Т о л я. Да, я аккуратный парень,
брезгливый.
С в е т а. Брезгуешь нашими-то
полотенцами?
Т о л я. Я? Нет. Зачем.
С в е т а. А почему свои привез?
Т о л я. Ну так как же... Ведь я знаю. У
вас на самом-то деле не густо.
С в е т а. Не густо, но я всегда к
Новому году сама себе подарок делаю:
две новые смены покупаю, и спим на
чистом.
Т о л я. Первое дело. Мы тоже так
будем делать, я тебе буду дарить. В
нашей семье.
С в е т а. Где это ты видишь — в нашей
семье? Может, ничего еще и не будет.
Т о л я. Поглядим, увидим. (Подходит к
Свете и неожиданно для самого себя
кладет ей руку на грудь.)
С в е т а (отшатываясь). Уйди-ка.
Т о л я. Ну что ты. Что ты. Чего
боишься. Ничего не будет.
С в е т а. Ты где, в порту находишься?
Матрос дальних странствий. (Ее
разбирает смех.)
Т о л я. Ну зачем ты. Ты моя жена.
С в е т а. Фактически нет и не думай.
Т о л я. Это дело пустяка.
С в е т а. А будешь приставать, так
поедешь к себе.
Т о л я. Куда? Куда я поеду?
С в е т а. А куда знаешь. (Все еще
посмеивается.) К своей маме.
Т о л я. Она ведь у моей сестры живет.
Там некуда.
С в е т а. Тогда к себе в Свердловск.
К хозяйке.
Т о л я. Я оттуда уже выписался. Все!
Отовсюду выписался, дом материн в
родном городке продал. Я нигде! Вот
стою тут, у твоего стола, пока у
твоей матери.
С в е т а (посмеиваясь). Стоишь — так
садись.
Т о л я. Не надо. Обождем, постоим.
Пауза. Толя все воспринимает
всерьез.
С в е т а (посмеиваясь). Пристает!
Т о л я. Как это получается, что муж к
жене пристает? Этого не может быть
на самом-то деле. Муж жену уважает, и
все.
С в е т а. Оставим разговор.
Т о л я. Мама ведь уехала специально,
ради чего страдала, к чужим людям
ночевать собиралась?
С в е т а. Я еще раз тебе повторяю,
что она ночевать не любит. Она
ничего про ночевку там не говорила,
значит, не будет. Она что говорит, то
и делает, и я такая.
Т о л я. Это хорошо. (Задумывается.)
С в е т а. Я говорю только то, что
думаю, я ни от кого не завишу, зачем
мне придумывать что-то, врать, потом
опять придумывать дальше. Говорю,
что думаю.
Т о л я. Но она еще не скоро, чего ты
боишься.
С в е т а. Мы сколько в ресторане
просидели, во-первых. Во-вторых,
откуда ты взял, что я боюсь? Я не
боюсь. Я вообще не имею привычки
говорить неправду. Что ты тогда обо
мне знаешь? Я всегда говорю то, что
есть, и я не боюсь. Ты меня не знаешь.
Мне нечего бояться. Ты ничего обо
мне не знаешь.
Т о л я. Я к тебе присмотрелся за
пять лет учебы.
С в е т а. Присмотрелся, но не знаешь.
Т о л я. Я все знаю, но не хочу знать.
Около тебя вертелись двое, но не
решились.
С в е т а. Не будем меня обсуждать,
договорились? Если ты меня спросишь,
я скажу тебе честно.
Т о л я. Мне нечего тебя спрашивать,
я тебя узнал за пять лет учебы в
университете.
С в е т а. А я вот тебя вообще не знаю.
Ты учился в другой группе, мы
закончили, ты ко мне ни разу даже не
подошел за те самые пять лет. Ни на
вечерах, нигде.
Т о л я. Это значит, я наблюдал и
сравнивал.
С в е т а. Потом вообще взял
распределение в Свердловск, уехал.
Нужна я тебе была, если ты уехал? Так
не бывает. Уж если любит кто кого,
зачем ума искать и ездить так
далеко, так Грибоедов писал.
Помнишь, Мамонов читал нам на тему
этих слов целую лекцию о различии
женского и мужского?
Т о л я. Я все эти годы подбирал, и
отпадали одна за другой все
кандидатуры.
С в е т а. Что есть назначение женщин
в этом мире и что удел мужского
начала.
Т о л я. Я и уехал в Свердловск,
ничего не решив.
С в е т а. Все отпали?
Т о л я. Я уехал в Свердловск, ничего
не решив.
С в е т а. Полюбил бы хоть раз одну,
не отпала бы.
Т о л я. Я не могу любить. Что с меня
возьмешь. Я не умею. Я моральный
урод в этом смысле. Я не умею. Я тебе
сказал. Я честно тебе все сказал: не
люблю никого, но я хочу жениться на
тебе. Хотел, вернее.
С в е т а. Теперь не хочешь?
Т о л я. Теперь женился с
сегодняшнего дня.
С в е т а. Говорят, что это
проверяется так: спросить мужчину,
женился ли бы он на своей
теперешней жене еще раз, что ты на
это ответишь?
Т о л я. Ты мне подходишь, ты по всем
наблюдениям как раз то, что мне надо.
Я много смотрел, что ты думаешь? Я
поступил в университет уже
двадцати пяти лет.
С в е т а. Ты уже это рассказывал
сегодня.
Т о л я. И опять могу повторить:
кандидатур было много, и они одна за
другой отпали. Кроме тебя. Кроме
тебя.
С в е т а. Ты же меня не любишь, ну
скажи.
Т о л я. А что теперь поделаешь. Я
честно говорю, не скрываю, из всех
одна ты мне подходила. Но что я мог
тогда, когда было распределение? Ты
меня вообще не знала, подойти и
предложить? Разве ты бы за меня
пошла тогда замуж, непосредственно
перед распределением? Нет, конечно.
С в е т а. Нет, конечно.
Т о л я. А теперь вышла за меня. Вот и
весь разговор на самом деле.
С в е т а. Ты приготовился к этому за
два года? Выжидал, что ли?
Т о л я. Как сказать, что значит
выжидал. Не то чтобы и выжидал, и
готовился, помнил, не это. Я тебя не
любил. Но я тебя наметил еще в
университете. А потом проходит два
года, мать пишет мне в Свердловск,
что продает дом в моем родном
городке, свой родовой дом, мое
имение, на которое я уже не
рассчитывал, потому что мне в моем
родном городке уже ничего не
светило.
С в е т а. Почему? Поселился бы.
Т о л я. Мне там не было работы на
самом деле. Ну, мать мне пишет, что
продает дом и переселяется к Тамаре.
И чтобы я поехал и продал, и треть от
всего будет моя. А дом хороший и
двухэтажный почти. Я ехал в мой
родной городок через Москву,
впереди светили деньги, и я решил
зайти к тебе.
С в е т а. Ты мне это уже все
совершенно так и рассказывал, и
хватит об этом.
Т о л я. Но это действительно так,
что же теперь сделаешь.
С в е т а. У тебя как будто не у всех
людей. Все говорят одно,
подразумевают другое, а
догадываются, что все совсем еще по-другому,
и при этом не подозревают,
насколько они ошибаются.
Т о л я. Я говорю то, что на самом
деле.
С в е т а. Ты высказываешь все, и
больше тебе ничего не остается
высказывать, дальше уже идут одни
повторы.
Т о л я. Это действительно, ну что ж.
С в е т а. У тебя как будто
существует только одна главная
мысль, и больше, кроме этого, за
душой ничего, одна эта твоя правда.
Т о л я. Так оно и есть.
С в е т а. А вот я думаю, что ты такой
же как все и как я. И когда ты так
упорно начинаешь придерживаться
своей версии, я начинаю подозревать,
что за всем этим кроется все
совершенно другое.
Т о л я. Ничего другого, что ты. Я не
вру почти что никогда. То есть я
могу говорить неправду, если я не
знаю чего-то. Но то, что я знаю, я
говорю точно.
С в е т а. А ведь ты знаешь, что дело
обстоит совсем не так, как ты мне
это тут изобразил. И ты это знаешь
на самом деле, и я это знаю.
Т о л я (монотонно). На самом деле
ничего подобного просто. Слушай,
как было дело: я поступил в
университет двадцати пяти лет, я
был уже немолодой для себя и
собирался жениться, но
присматривался, поскольку был
немолодой. Одна за другой
кандидатуры отпадали, и уже к
диплому осталась одна лишь ты. Я уже
знал, что любить никого не способен,
и мало того — через сколько-то
времени наблюдения за кем-нибудь
возникало острое чувство неприязни.
Только по отношению к тебе этого не
было. Только по отношению к тебе.
Сначала просто у меня к тебе ничего
не было, ровная, спокойная полоса, а
потом, перебирая все в уме, я
туманно стал догадываться, что эта
спокойная, ровная полоса отношения
что-то значит. То есть, что это «ничего»
и есть самое ценное и оно больше мне
нужно, чем что-нибудь, чем любые
другие отношения. Но мы получили
распределение, ты осталась в Москве
из-за болезни матери, а я не мог тебе
ничего предложить и уехал в
Свердловск. То есть я сам еще на
самом-то деле только начинал обо
всем догадываться, и это
продолжалось в Свердловске. Там я
работал два года, и опять тот же
эффект, никто мне не понравился.
Всегда при всем оставалась одна
только ты, при всем вычитании
других ты была в остатке. И вот мама
пишет мне, что продает дом и что
треть, если я его продам за ту цену,
которую мне удастся, будет моя. Я
сразу же ушел с работы, выписался из
Свердловска, мысль работала очень
четко, и поехал продавать дом через
Москву. Я не знал еще, за сколько
можно продать в моем родном городке
хороший двухэтажный дом, но сколько-то
денег светило впереди, тем более
что я в Свердловске откладывал. Я
пришел к тебе в библиотеку и сделал
предложение тебе. Просил ответить
на следующий день, с тем чтобы
подать заявление в загс. И ты
согласилась. Вот все.
С в е т а. А если бы я не согласилась?
Т о л я. Ты бы согласилась. Я на это
шел.
С в е т а. Ты точно был уверен.
Т о л я. А як же.
С в е т а. Ни капли сомнения?
Т о л я. В том все и дело, я это знал с
самого начала. Я шел на то, что ты
такая.
С в е т а. Какая?
Т о л я. Вот такая, как ты есть.
С в е т а. Но ты же меня не любишь.
Правда?
Т о л я. Я тебе уже объяснил и, если
хочешь, могу еще раз повторить. Я не
привык обманывать сам себя, я в
течение пяти лет анализировал, и
все кандидатуры отпадали одна за
другой.
С в е т а. Оставь, я это уже слышала.
Это не все и даже совсем не то.
Т о л я. Все то.
С в е т а. На самом деле ты в
университете любил.
Т о л я. Я? Кого?!
С в е т а. Ты знаешь кого.
Т о л я. Я?
С в е т а. Ты любил Кузнецову.
Т о л я. Нет.
С в е т а. А она вышла за Кольку
Лобачева.
Т о л я. Да нет!
С в е т а. Она вышла за него.
Т о л я. Я говорю: нет, не любил. Я не
могу любить никого. Совершенно не
могу, это не в моих силах.
С в е т а. Как бы там ни было,
Кузнецова мне говорила, что ты ей
делал предложение. На лестнице. Вот
так.
Т о л я. Нет!
С в е т а. Да говорила, говорила,
успокойся.
Т о л я. Что я ей сказал, так это вот
что: «Выходи замуж». И все. Так ей
сказал просто: «Выходи замуж».
С в е т а. Это оно и есть.
Т о л я. Это совет.
С в е т а. Ты мне тоже так сказал.
Т о л я. Не совсем. Это разница.
С в е т а. Я просто уже знала твою
формулу предложения.
Т о л я. Не совсем, это дело
интонации и обстановки. Я тебе
сказал: «Выходи замуж», ты сказала:
«За тебя?», я сказал: «Да». А
Кузнецовой я совет дал: «Выходи
замуж», она сказала: «Да кто меня
возьмет», а я промолчал. Это формула
— она двойная, из двух моих фраз. «Выходи
замуж» и «да» в случае моего
предложения. А в случае простого
совета я вторую фразу не говорю, я
многим так советовал выходить
замуж.
С в е т а. Многих же ты любил.
Т о л я. Опять-таки говорю — нет. Я и
Кузнецову не любил, я не могу любить,
что же с этим поделаешь. Я не могу
никого любить и никогда не мог. Еще
в нахимовском все влюблялись, а я не
мог.
С в е т а. Ты любил и эту
азербайджанскую, Фариду.
Т о л я. Откуда!
С в е т а. Ты к ней ходил, правда?
Т о л я. Но я же мужчина, ты не
понимаешь?
С в е т а. Да ты ее просто любил, а она
тебя погнала.
Т о л я. Я ушел сам, самостоятельно,
когда понял, что она мне по всем
обстоятельствам не подходит. Чем
больше я к ней приглядывался, тем
больше меня от нее отталкивало. Я же
тебе говорил о тех кандидатурах,
которые у меня были. Одна за другой
эти кандидатуры отпадали.
С в е т а. А какие еще были
кандидатуры?
Т о л я. Да господи, как ты думаешь! Я
взрослый мужик, сначала служил на
подводной лодке, слава богу, из-за
кровяного давления списали. Куда
податься? Я на буровую, в степи
Казахстана, а там из женщин всего
одна была повариха, да и то у нее был
муж и хахаль, а ей было пятьдесят
три годочка! Как ты думаешь, после
этих переживаний я поступил в
Московский университет, у меня не
разбежались глаза?
С в е т а. Ну какие, какие
кандидатуры были у тебя, ну какие?
Т о л я. Все, весь курс! Буквально
весь факультет и все общежитие,
можешь считать, было у меня
кандидатур.
С в е т а. Ты говоришь неправду.
Т о л я. Я никогда не вру, только по
мелочам.
С в е т а. Ты говоришь неправду. На
самом деле ты всех любил.
Т о л я. Я не могу любить, я на это
совершенно не способен. У меня нет
этой способности. О! Падает
давление! Затылок словно сковало.
Видимо, будет дождь. Сейчас я
покраснею.
С в е т а. Маму застанет дождь.
Т о л я. По моему давлению можно
предсказывать погоду за пять минут
перед дождем. Я покраснел?
С в е т а. Мама вымокнет из-за меня.
Т о л я. Я покраснел?
С в е т а. Не очень.
Т о л я. Возможно, дождя не будет. Тут
надо точно смотреть. Смотри.
С в е т а. Не знаю.
Т о л я. Смотри внимательней.
С в е т а. Ну, я не знаю.
Т о л я. Ты покраснела.
С в е т а. Будет дождь со снегом, да?
Т о л я. Не знаю, что будет.
С в е т а. Мне просто хочется тебе
сказать вот что: ты всех любил,
кроме одной.
Т о л я. Кого это?
С в е т а. Да так.
Т о л я. Я повторяю, что вообще не
любил ни одной.
С в е т а. Но тебе нравились.
Т о л я. Кто?
С в е т а. Кандидатуры.
Т о л я. С этим я спорить не буду.
Кандидатуры, конечно, мне нравились,
как дикому человеку из
нахимовского училища.
С в е т а. Ну так не все ли равно, как
назвать — нравились или любил?
Т о л я. Любить и нравиться — разные
понятия, просто разные.
С в е т а. Ты откуда знаешь? Ты ведь
не любил никогда, ты не можешь
сравнивать.
Т о л я. Да, я не любил никого и
никогда, я не в состоянии просто
любить. Я урод в этом отношении.
С в е т а. Будем называть любовью то,
что тебе все нравились. Просто
назовем так. Неважно, как называть.
Ты всех любил, тогда ты и меня любил?
Т о л я. Я не могу любить.
С в е т а. Но тебе нравились твои
кандидатуры?
Т о л я. Сначала да, а потом меня от
них как бы отбрасывало.
С в е т а. Не тебя отбрасывало, а тебя
отбрасывали.
Т о л я. Нет, именно меня как бы
отбрасывало. Я часто в мыслях
применял это выражение: снова меня
отбросило. Как бы отбросило. Что
поделать, я отметал одну
кандидатуру за другой.
С в е т а. Но меня ты выделял одну из
всех?
Т о л я. В какой-то степени да.
С в е т а. А все тебе нравились.
Т о л я. Я тебя выделил одну из всех,
но на самом деле потом.
С в е т а. До выпускного вечера?
Т о л я. До? Нет, после. Гораздо после,
и в Свердловске я по-настоящему о
тебе стал думать. Ты меня как-то
устраивала, успокаивала, ты мне
часто вспоминалась как
единственная.
С в е т а. Но на выпускном вечере ты
танцевал опять-таки с Фаридой.
Т о л я. Она ведь уезжала навсегда,
прощальный вальс.
С в е т а. А Кузнецова была уже с
животом.
Т о л я. Я, представь себе, не помню.
Ты все помнишь.
С в е т а. Тогда давай все это дело
сведем к одному. Тебе все нравились,
ты всех, скажем, любил.
Т о л я. Опять нет.
С в е т а. А меня из всех ты выделял. Я
была как бы обратный пример.
Т о л я. Ты — да, ты другое дело, я
говорил.
Света тяжело замолкает.
Света! Свет! Светоч! А?
С в е т а. Ты потому и думал обо мне
как о последнем варианте, который
остается, когда все другие отпадают.
Последний запасной вариант,
который не подведет уж при всех
условиях. Так?
Т о л я (идет к Свете). Иди сюда.
С в е т а (идет от него вокруг стола).
Самый простой и легкий путь
оставлен на потом. Где тебе не
откажут, не мордой об стол. Ты меня
одну никогда и не любил.
Т о л я. Я никого... (Садится.) А что
такое любить? Что хорошего? Что это
дает? Вон твоя же Кузнецова любила
Колю страстной ответной любовью и
вышла за него, а теперь они друг
другу так показывают (крутит
пальцем у виска), она его называет «маньяк
сексуальный», а ребенок сидит на
горшке посреди комнаты и орет.
С в е т а. Ты откуда это знаешь?
Т о л я. Я ночевал у них. Две ночи.
С в е т а. Значит, ты у них скрывался.
Т о л я. Почему скрывался?
С в е т а. А как называть? Позвонил
только за два дня до свадьбы и снова
исчез. Конечно, скрывался. Могли бы
вместе походить, что-то сделать.
Т о л я. Я кольца купил, что еще надо
было, месяц назад купил и тебе отдал
на сохранение.
С в е т а. Но что теперь говорить, что
это был за месяц.
Т о л я. Был хороший месяц, я прожил
хорошо и в ожидании много сделал,
думал тебя увидеть.
С в е т а. А тогда почему ты приехал в
Москву и меня не захотел увидеть?
Позвонил только: встретимся в
одиннадцать, я приведу свидетелей.
Т о л я. Ужин заказал в ресторане.
С в е т а. Мы так хорошо могли
походить, погулять это время.
Т о л я. Но как-то оно прошло, и
теперь самое главное есть, то есть
мы без помех поженились и не
передумали. Встретились бы до
свадьбы, пошли бы разговоры,
кривотолки у нас, что, да как, да кто
любит.
С в е т а. Сейчас-то все равно мы
разговариваем.
Т о л я. А сейчас все уже позади.
С в е т а. Какой хороший был месяц!
Листья пахли.
Т о л я. Да?
С в е т а. Я много не спала.
Т о л я. Все прошло.
С в е т а. А ты приехал, сразу к
Кузнецовой ночевать пошел. Пошел
навещать свою старую любовь.
Т о л я. Мне надо было переночевать.
С в е т а. Не обязательно.
Т о л я. Как не обязательно, человеку
же надо ночевать, спать.
С в е т а. У нас бы поночевал.
Т о л я. Неудобно.
С в е т а. Сегодня-то ты собрался
здесь ночевать?
Т о л я. Да. Но сегодня мы уже
поженились. Расписались.
С в е т а. Значит, сегодня тебе не
будет неудобно?
Т о л я. Сегодня по закону.
С в е т а. По закону не стыдно. По
бумажке. А только ведь бумажка
появилась, все остальное то же
самое.
Т о л я. Это многое меняет.
С в е т а. Ты получил право теперь
надо мной?
Т о л я. Конечно.
С в е т а. А как ты можешь? Ты ведь
меня не любишь. Как же ты сможешь ко
мне прикоснуться?
Т о л я. Как муж прикасается к жене. (Не
двигается с места.) Ты теперь моя
жена.
С в е т а. И не подходи ко мне, ты меня
не любишь.
Т о л я. Только теперь я тебя узнаю.
С в е т а. Конечно, ты думал, что если
все тебя отбросили, то я не отброшу.
Т о л я. Только теперь я тебя узнаю,
почему те двое не решились.
С в е т а. Тебя же все отбросили, сто
пятьдесят человек.
Т о л я. А были серьезные причины у
них, и один это почувствовал, и
второй. Один за другим. Теперь я
понимаю.
С в е т а. Кузнецова с удовольствием
рассказывала, как ты стоял на
лестнице и трясся и повторял: «Выходи
замуж», а она в ответ: «Да кто меня
возьмет, да не за кого, и кому я
нужна». А сказать «Мне нужна»
побоялся, потому что знал, что
ответят.
Т о л я. Я покраснел?
С в е т а. Ты покраснел.
Т о л я. Будет дождь.
С в е т а. Мама промокнет, зонта не
взяла. Теперь я понимаю, почему ты
два дня в Москве проводил без меня.
Ты боялся, что я тебя тоже раньше
времени отброшу.
Т о л я. Нет. Я мамы твоей стеснялся.
С в е т а. Ты же ведь знал это и шел на
это, я сказала, что мама всегда
будет жить с нами, что я всегда буду
жить с матерью, даже когда мы
построим твой кооператив.
Т о л я. Да живи, кто мешает.
С в е т а. Я сегодня лягу с мамой, ты у
нас переночуешь на своих стираных-глаженых,
а завтра пойдем подадим на
аннулирование брака.
Т о л я. Я пойду ночевать к Коле.
С в е т а. Зачем, только новости
придется носить, рассказывать, что
и как. Кому это важно. Переночуй
здесь. Ты на моей кровати, будет
удобно, как в поезде. Ни в чем тебе
не идут навстречу, ни в одной
женитьбе.
Т о л я. Неизвестно кому повезло.
С в е т а. Вообще, знаешь?
Действительно, собирай свой
чемодан и иди, и можешь сказать, что
тебя опять отбросило.
Т о л я. А мне его не надо собирать, я
его не разбирал.
С в е т а. Вот и иди.
Т о л я. Аннулировать как будем?
С в е т а. Не знаю, все равно. Ты иди
подай заявление, я подам свое. Чего
мы вместе пойдем, дружной семьей?
Т о л я. Тогда извини.
Входит Евгения Ивановна.
Е в г е н и я И в а н о в н а. Добрый
вечер.
С в е т а. Ты, мам? Чего это ты так
рано?
Е в г е н и я И в а н о в н а. Добрый
вечер.
С в е т а. Еще вечер.
Е в г е н и я И в а н о в н а. Добрый
вечер.
Т о л я. Вечер добрый.
Е в г е н и я И в а н о в н а. Вечер
добрый, зять.
С в е т а. Мам, что ты?
Е в г е н и я И в а н о в н а. Что я рано
приехала? Да я поехала было в
Подольск, а потом раздумалась, что я
без приглашения, заранее не
предупредила, все ведь у нас не как
у людей, все неожиданно навалилось:
тут и туфли, и платье, и ночевка. С
бухты-барахты ночевать собралась у
людей. Кто мне они? У меня есть своя,
кстати, кровать, я никому на ней не
помешаю, уши заложу. Я здесь живу и
никуда не денусь, хоть лопните.
Т о л я. Да я ухожу, не беспокойтесь.
Е в г е н и я И в а н о в н а. А я вам не
помеха, делайте что надо.
Т о л я. Я все равно ухожу, совсем.
Е в г е н и я И в а н о в н а. А, уходишь,
ну иди. Ты мне сразу не подошел,
думаю, чего моя Светка страдает. А
ему нужна московская прописка,
только всего, фиктивный,
оказывается, брак.
Т о л я. Почему фиктивный?
Е в г е н и я И в а н о в н а. Да не
пудри мозги, не пудри. Никто хуже
моей Светы не нашелся на него
позариться.
Т о л я. Зачем так говорить?
Е в г е н и я И в а н о в н а. Нужен ты
нам. Мы и вдвоем прекрасно проживем,
хоть обе старые, обе больные, но
проживем. Я без мужика, в холодной
постели тридцать лет сплю, и она
поспит. Лучше, чем с тобой. С тобой
только трудности одни житейские
будут. Иди без оглядки.
С в е т а. Почему он должен уходить?
Ему некуда уходить. Он здесь имеет
все права.
Е в г е н и я И в а н о в н а. Да он сам
хочет уйти, ты не видишь?
С в е т а. Что ты вмешиваешься?
Е в г е н и я И в а н о в н а. Это моя
комната, посторонним здесь нечего
делать. Я же вижу, я не слепая.
Постель-то немятая. Фиктивно за
него замуж вышла, зачем тебе этот
позор-то? Штамп захотела получить?
Т о л я. Она не фиктивно, мы не
фиктивно.
С в е т а. Может, нам вообще лучше
уйти? Толь, пошли отсюда.
Е в г е н и я И в а н о в н а. Да что ты-то
собралась! Я его не пускаю, он все
нахрапом действует, а увидишь,
получит прописку, построит
квартиру и нас погонит, вот увидишь.
Я его не пускаю. Он только
обрадуется уйти. Иди, иди. Один день
побыл в Москве — предложение, а она
приняла. Потом исчез, где
неизвестно время проводил, а ты все
ждала, все бегала к телефону за
других. Уходи-ка, не стой на дороге. (Наступает
на Толю.)
Он отступает к двери.
С в е т а. Толя, подожди, я оденусь,
подожди-ка. (Надевает туфли,
морщится.)
Т о л я. Надень другие, эти режут.
Е в г е н и я И в а н о в н а. Куда ты за
ним побежала?
С в е т а. Растоптанные?
Т о л я. Неизвестно, сколько ходить
придется.
Е в г е н и я И в а н о в н а. Иди, иди.
Вот тебе чемодан, улепетывай. (Загораживает
спиной Свету.)
С в е т а. Погоди, мне надо что-нибудь
собрать.
Т о л я. Все есть. Что надо, утром
купим.
С в е т а. Деньги тратить теперь
нельзя так.
Т о л я. Плащ возьми, дождь будет.
С в е т а. Ты покраснел.
Т о л я. Затылок ломит.
Е в г е н и я И в а н о в н а. Ну и иди. (Вытесняет
его за дверь.)
Он приоткрывает дверь силой.
Раздавлю!
С в е т а (хватает его за протянутую
в щель руку). Толик! (Уходит.)
Е в г е н и я И в а н о в н а.
Начинается житье!
Конец
1974