Л.Петрушевская. Дом и дерево

Л.Петрушевская. Дом и дерево
Москва, Изд-во "Искусство", 1989
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, октябрь 2005

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

АЛЕКСАНДР.
ВЕРА КОНСТАНТИНОВНА.
МИША, сын Александра.
ДИНА, жена Миши.
ГЕРА, друг Миши.
АНЯ, жена Геры.

Калитка. Входят Миша с Диной, за ними с двумя сумками и рюкзаком спешит Гера, ведет Аню,
затем Гера уводит Аню.

Г е р а (возвращаясь без вещей). Ты знаешь, я решил для маскировки это дело все спрятать. Для маскировки. Мы гуляем.
М и ш а. Мы гуляем.
Д и н а. Ужас.
М и ш а. Никакого ужаса. Они сейчас выйдут, это последний автобус, завтра у отца в сберкассе пенсия, это они соблюдают точно.
Д и н а. А если они заболели?
М и ш а. Исключено.
Д и н а. Все кладбища полны симулянтами.
М и ш а. Я говорю, что на данном этапе это исключенный вариант. Завтра у них банный день, стирка, они получают заказ, шляются по магазинам... И пенсия. Они возвращаются усталые, но довольные, вечером во вторник. Итого двое суток.
Д и н а. Вот прямо сейчас я боюсь. Как приехали, я сразу испугалась. Как вспомнила! Я не люблю ходить где меня выгнали. Лучше давайте подождем в кустах вон там. Пусть уедут.
М и ш а. Ага. А потом как взламывать будешь?
Д и н а. Не знаю.
М и ш а (цитирует). «Перед уходом все форточки запереть, свет вырубить, газ отключить...». Ясно? В дверях два замка. Обворовали их соседей, во всем садоводстве паника, вызывали плотника для укрепления дверных коробок.
Д и н а. Не знаю.
Г е р а. Давайте елку выкопаю прямо сейчас в лесу?
М и ш а. Мало времени. Действительно, как я не подумал.
Д и н а. Ногтями?
М и ш а. Сейчас сбегаю к соседям за лопатой. Пошли, Гера.
Д и н а. Я с вами. Я боюсь.
М и ш а (посмотрев на часы). Не успеваем. У елки корень пять метров, сказал отец.
Г е р а. Да я копал, знаешь? За десять минут два на полтора. Старшина только скажет «упали» и все встать-лечь двести раз, а я стою «вольно», потому что сколько я у отца на участке копал в пору тяжелого детства... Сколько я копал! Отец, конечно, сейчас это... сволочь, конечно... поселились там эти, пашут, как будто это их...
М и ш а (садясь). Все равно не успеваем. Придем с этим корнем, а все заперто и с сиреной. Отец говорил, что купил на дверь сирену, как на «Жигулях».
Г е р а. Это материны дети. Тот их папаня пошел по большому пути и с концами, мать вышла замуж за моего отца. Я родился, а тут их отец является, увидел, что творится, развернулся и ушел. Потом его посадили. Он напился, на кого-то полез... Короче, в колонии его свои же убили.
Д и н а. Да ну тебя.
Г е р а. А эти материны... Мать, конечно, меня защищала, но она же на работе целый день... Отец тоже как мог их лупцевал, но доставалось мне! Ничего. Отец сказал: все равно дом записан на тебя. Тайно сказал, под банкой. А эти там все заняли, у Тоньки двое детей, у Сашки пацан... Им хорошо, конечно... Нас с Анютой гонят. Но ничего. Потом это все будет наше. Пусть строются, пусть выращивают. Дом отцовский. А будет наш.
М и ш а. Я боюсь, мы не доживем.
Д и н а. А доживем, так будем как они.
Г е р а. Никогда! Я все для своего... кто бы ни был... Все для ребенка сделаю! Все! А если вообще у нас будет сын... Все! Точка! Спасибо, мы у вас поживем хоть недельку. Анька хоть успокоится.
М и ш а. Я тоже, я тебе рассказывал, пахал тут до двустороннего воспаления легких. Но как они на нас орали! «Эта ель, эта ель, да вы знаете, это наши годы, это Александра годы!»
Д и н а. Господи, как тут здорово! Дымом пахнет! Костром!
М и ш а. Костры запрещены у них. Под килем торф три метра. (Подпрыгивает.)
Г е р а (подпрыгивает). Это что! У нас там с самого начала ходили как по кровати!
Д и н а. Кончайте прыгать, провалитесь!
М и ш а. Ты что, этой почве уже двадцать лет! Еще отец с матерью не разводились... Помню, здесь было жутко. Комары, рвы с водой, пни... Сначала они все деревья покорчевали, а потом отец торжественно сажал. Вот любуйтесь: береза, рябина... Ель я спилил, царствие ей небесное.

Над калиткой вырастает Вера Константиновна.

Д и н а. Ой, здравствуйте, Вера Константиновна! Как здорово, что мы вас застали!
М и ш а. Атас!
Д и н а. А мы уже насмотрели елочку вам выкопать, только дайте лопату... Специально приехали исправлять свои огрехи. Да вы не беспокойтесь, Миша сам возьмет в сарае.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. А я слышу чьи-то голоса раздаются, а что случилось? Что-нибудь случилось? Прошу вас, Александру ни слова.
Д и н а. Ничего, ничего не случилось, Верочка Константиновна, просто мы решили приехать и посадить елочку хорошенькую, метров пять.
М и ш а. Это корень метров пять.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Нет, я слышала, как вы говорили «царствие ей небесное» и смеялись. Александр плохо чувствует, имейте в виду.

Молодые переглядываются.

Д и н а. Это мы все про ель, про ель, царствие ей небесное.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Нашли на что тратить столько времени! Три часа на дорогу да три обратно, это же как съездить в Ленинград за один день. И потом, автобус-то вот-вот, и уже уезжать.
Д и н а. Ничего, мы на помощь себе друга призвали, познакомьтесь, это Гера. Покажите ему сарай и все. Где лопаты.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Будьте здоровы.
Г е р а. Очень интересно познакомиться. (Подает Вере Константиновне через калитку руку, та вытирает свою и пожимает руку Геры после паузы.)
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Насчет лопаты вы, вероятно, не успеете, Александр уже все поставил на сигнализацию.

Дина шепчет Вере Константиновне что-то на ухо.

К моему большому сожалению, вероятно, там тоже на сигнализации.
Д и н а. А вы что, уезжаете?
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Неопределенно. Ни да, ни нет.
Д и н а. Еще не решили?
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Не могу сказать определенно.
М и ш а. Ну ладно, мы сейчас к Савельевым смотаемся, возьмем у них. У них всегда лопата поточенная, не то что у нас как валенок, втыкаешь, втыкаешь в землю, втыкаешь... Взмокнешь весь...
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Это от непривычки у вас к физическому труду, Михаил.
М и ш а. Да?
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Не хочу себя хвалить, но я, когда переделывала за вас грядки, я совершенно не утомилась. Ежедневная работа!
М и ш а. Вы за меня?
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Пришлось. Мы с Александром посоветовались.
М и ш а. Это когда я лежал в больнице с воспалением легких из-за этой лопаты да вашего огорода?
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Я говорю, это у вас с непривычки.
М и ш а. Да?
Д и н а. Миша!
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. А что? Тракторов у нас нет, все пашем врукопашную. Вот этими граблями. (Протягивает над калиткой руки.)
М и ш а. Ладно. А где отец?
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Я вам не скажу, я вас обману. Ушел где-то. Без Александра, вы сами знаете, я хозяйка? Кто я здесь? Вы ведь знаете Александра.
М и ш а. Ну хорошо. Пошли, стало быть, по соседям. Попросим лопату, а то сидеть негде, потому что чаю не дают.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Михаил, а вот вас я хочу спросить. Вы отдаете себе отчет, что вы тут натворили? Вы отдаете себе? Вот вы срубили ель. Ну так что? Мы будем приезжать на Новый год к пню? Пень украшать? Пню молиться?
М и ш а. Эта ель затеняла всю клубнику! Не цвела клубника-то!
Д и н а. Ну приехали же мы! Мы же посадим! Новую елку вам!
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Вы отдаете себе, что у этой ели было имя? Елена Александровна, да! Она была его дитя, и он ее растил! Она укрепила своим корнем эту землю! А теперь стоит окомелок! Пень Александровна! Горе, горе. И вы хотите принести ему из лесу подмену. Вы отдаете отчет, что у ели корень пять метров?
М и ш а. Отдаем.
Д и н а. Он на руку намотает.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Я очень понимаю ваш смех, Дина, и вообще ваше отношение к нам.
Д и н а (истерически хохочет). Куда ехали! Мишечка! Тут пень!
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Спасибо. Я все поняла. И передам кому следует.
М и ш а (посмотрев на часы). Ну ладно. Ложись! Отдыхаем тут. Где у нас был термос. Где у нас что? Гера!
Г е р а. А ничего нет.
М и ш а. Как?
Г е р а. Так. Нету. Лежи. (Уходит.)
Д и н а. Нету, нету.

Садятся.

В е р а К о н с т а н т и н о в н а (в беспокойстве). Пройдите, там есть лавочка. На остановке. Встаньте.
М и ш а. Нам и здесь хорошо.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Но вы же опять схватите пневмонию, земля же сырая! Болото! Я опять буду виновата.
М и ш а. Не опять, а снова.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Идите на лавку, говорю вам. Здесь посажена мята.
М и ш а. Отец, когда делал пристройку, сказал, что это будет моя комната.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Но ждите, ждите же смерти его хотя бы! Я вам уступлю! Мне не надо ничего! Я посторонняя! Набежали, даже не дождавшись! Я сама, своими руками вам все отдам. Мне здесь для себя не нужно ничего. А я надрываюсь с шести утра. Для кого я готовлю почву? Для кого удобряю? Коровьи лепешки ворую в колхозе! Выращиваю — для кого?
Д и н а. Ничего, ваши дочь и внучка съедят.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Что им перепадает? Им пара банок варенья, а я их сюда ведь не вожу! Не зову! Мои-то родные дети здесь не появляются и ничего не пилят!
М и ш а. Им тут ничего не обломится.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Если вы хотите знать, я была у юриста.
М и ш а. Ага. Оно и видно.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Я знаю свои права. Если вы хотите знать, я узнала.
М и ш а. На случай папиной смерти, что ли? (Смеется, Дина подхватывает его смех.)
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Смеетесь над смертью своего отца? Да он вас переживет! Я не отдам его! Мы договорились. Я не отдам его в лапы смерти.
М и ш а. Все там будем.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Смерти нет!
Д и н а. Успокойтесь, есть.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Помните горьковскую «Девушку и смерть»? Это тот случай. Эта штука (стучит себя в грудь) посильней гетевского «Фауста».

Все понурились.

Да! Александр только внешне такой суровый, внешне нелюдимый и неприветливый. Вы бы видели, как он убивался над этой елью! Хотел привить этот пень новой веточкой! Бинтовал! В отличие от многих он не задавит паука! Берет за лапку и сажает на окно, где мухи, и приговаривает нежно: «Иди, щенок, вон твое место». Это называется биозащита! Тут каждый куст наш, полит нашей кровью! У нас теперь дети это кусты и деревья! И не вы, во всяком случае.

Входит Гера.

Д и н а. Минералка? Я пить не хочу. Я есть хочу.
Г е р а. Открывашку забыл.
М и ш а. Дай об забор открою.
Д и н а. Не трожь их забор.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Вы издеваетесь, а я посмотрю на вас через двадцать лет, как вы будете жалеть вкопанный вами же забор. Меня не будет, возможно, меня уже допекут, но вы вспомните меня. Александр каждый столб на себе из леса принес.
М и ш а. Дай открою зубами.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Зубы надо беречь. Это понимаешь тогда, когда их уже нет. Вот вы вспомните меня через двадцать лет...

Гера достает из кармана ключ, открывает, Миша пьет, затем пьет Гера.

Между прочим, спид передается и через рот, если есть ранки.

Гера поперхнулся, Миша стукнул его по спине.

Ни в коем случае не бейте его по спине! Я читала в журнале «Здоровье», что надо обернуть носовым платком язык и тянуть на себя!

Пауза. Дина прячет лицо в ладони, Миша отвернулся. Гера кашляет.

Я закончила курсы первой помощи. Платка у меня нет, я сморкаюсь в тряпочку, она чистая, я кипятила. Дать?

Гера качает головой, вытирает слезы.

Оберните, оберните язык. Будет легче. Меня никто не слушает почему-то, дочь моя вроде вас. Не слушала меня и вышла замуж в сорок лет, привела этого задрыгу Корбина из города Экибастуз, откопала где-то. Теперь ее дочь, а моя внучка гордо ушла из дому, и куда? Сюда ко мне, на чужую дачу, она не поехала. Понимала, что сюда не сунешься... Я ее предупредила, когда она ко мне обратилась, что здесь не только ей, но и его родному сыну не место... Здесь протекает жизнь двух глубоко одиноких людей... Внучка сняла комнатку на станции Катуар, сарайчик с топчаном пока лето. Можно же везде снять. Вы искали?
Д и н а. А нам не надо чужого!
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Этот Корбин тоже сволочь порядочная. Я советовалась с юристом насчет своей квартиры. Она сказала, разделяйте ордер и принудительный обмен. Дочери пятнадцать метров... И внучке двенадцать... А мне ничего. Я нигде. Я умру, я им здесь ничего не оставлю. Хотя имею право, я советовалась с юристом, и она мне сказала, что и как.
М и ш а. А отец знает?
А л е к с а н д р (возникая). Отец знает.

Теперь они двое стоят, опершись на калитку.

М и ш а. Привет, папа.
Д и н а. Здравствуйте, Александр Петрович.
Г е р а. Здравствуйте. Я Гера, мы с вами познакомились на Мишином дне рождения.
А л е к с а н д р. Миша вечно пускает к себе всех.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Александр, тебе вредно волноваться. Они здесь просто дышат воздухом, и все. Иди прими валокордин. Они сейчас уезжают с автобусом.
А л е к с а н д р. Эх, ты, спилил такую ель!
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Каждый человек должен в жизни построить дом и посадить дерево. Дом и дерево! А они спилят дерево и сожгут дом на фиг.
А л е к с а н д р. И чего ты сюда ехал? Ты ведь знаешь, что я тебя проклял и весь дом отдаю вот ей по завещанию.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Не весь, не весь. Даже при завещании ему обломится. Я узнавала, юрист сказал.
М и ш а. Смотри, как она ждет!
А л е к с а н д р. Она тебе не чета! Ты ждешь!
М и ш а. А я-то ехал тебе ель посадить... Герка согласился помочь, перся из города три часа. Лопаты только не взяли, забыли, дома суматоха, мама тетю Катю из больницы привезла. «Скорая» ездит все время. Тетю Катю в больнице уже не держат. По три раза за ночь.
А л е к с а н д р. И ты поскорее смылся сюда с дружками. А ведь здесь тебя не ждали. Я лучше сюда ее внучку возьму, чем вас. А? Гони, Вера, сюда всех своих внуков.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Спасибо, я не откажусь, я благодарна, я не ожидала такого подарка. Малышка... Кому она помешала бы, конечно. Но ее одну, без матери и отца нельзя брать, это же громадная ответственность, вдруг поносик, зубки...
А л е к с а н д р. Ей уже восемнадцать лет, ничего.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Ах, помилуй, это другая. Та выходит замуж по моему совету, а дочь родила от Корбина! Моя дочь! В сорок лет сошла с ума и родила! Я завтра же позвоню, обрадую... Лето, они задыхаются в городе... Такая маленькая еще... Чудесная! Какое-то новое счастье! Семь месяцев, а уже лопочет. И вполне осмысленно. Ты-то тля, а ты бля. Чудо!
А л е к с а н д р (остывая). Ага.
М и ш а. Герка у нас классный землекоп. За десять минут... Скажи!
Г е р а. Да ладно.
М и ш а. За десять минут как экскаватор землю роет.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. А то мы блаженствуем тут, а они там. Одни. А я бы всех их сюда собрала. Самовар на воздухе... Корбин тоже умеет землю рыть. Корбин, муж дочери. Моя внучка Лиза Корбина.
А л е к с а н д р. Скажи-ка, Миша, а на кой хрен вы тетю Катю из больницы забрали? А?
М и ш а. Сказали, что ее тогда переведут в больницу для хроников. А там сам знаешь... Это еще за городом на электричке. Туда вообще пилить полтора часа. Не наездишься.
А л е к с а н д р. Да... Конец.
М и ш а. А у нас еще телефон отключили за неуплату междугородных разговоров. Тут надо «скорую» вызывать, а мама, здрасте, не заплатила. Звонила Пашке в Кустанай и протаскала счет в сумке... тоже, знаешь, моталась между работой и больницей... А сейчас вообще.
А л е к с а н д р. Правильно. Вот Паша от вас и уехал... Я ему звонил. (Кричит.) Вы мне не помогаете. Больше о дружках думаете.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Этот Корбин, конечно, редкая сволочь, ночью спит как бревно, Алечка к ребенку вскакивает сама, а ей ведь надо беречь молоко... Она ведь немолодая... Но он, на несчастье, любит малышку и их не разделить. Алечка тоже любит этого идиота как безумная. Придется брать всех троих.
А л е к с а н д р. И что?
М и ш а. Две ночи бегал к автомату на улицу. Потом ездил на телефонный узел, валялся в ногах и бил хвостом.
А л е к с а н д р. И что?
М и ш а. Ну, все в порядке. Шоколадкой обошелся.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Если «скорой» дать в зубы десятку, они забирают все-таки в больницу.
А л е к с а н д р. Ну и?
М и ш а. Нет.
А л е к с а н д р. Что нет, что нет. Балда стоеросовая. Мать пожалей. В больнице-то Кате будет лучше! И «скорая» не откажет.
М и ш а. Да десятки нет. Сюда ехали бесплатно.
А л е к с а н д р. Ну что такое, ну что такое! (Достает кошелек.)
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Александр, тебе вредно волноваться! Не делай резких движений!
А л е к с а н д р. На тебе десятку!

Миша берет. Пауза. Александр и Миша отходят в сторону.

В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Правильно. Отец должен всегда помогать. Я это знаю. Я прожила уже большую часть жизни. Да. Старость не за горами.
Д и н а. Что вы!
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Да-да, не уговаривайте меня. Я это предвижу. Голова уже рано поседела, это все видимость, я ведь крашусь. Тайно от Александра.
Д и н а. Не может быть! Чем вы краситесь? Я тоже хочу такой цвет!
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Лук, лук! Шелуха плюс керосин.
Д и н а. Здорово! Научите меня?
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Женщина в любом возрасте должна следить. Гимнастика, контрастный душ — холодно-тепло, холодно-тепло. Здесь Александр сделал для меня два душа из клизм. Берется обычная клизма на два литра, и все. Далее. Маски из всего, что вы едите. Варите борщ, то даже маска из борща.

Александр выходит.

На чем я остановилась. Да, кстати, Александр спас меня от гибели. Я уже и на вокзал ходила ночевать... Так там милиционеры поднимают: нельзя спать, бабушка! Мне же негде было быть, находиться! Я обратилась к одному доктору Розе, говорю: Розанька, бессонница. А у самой глаза слипаются. Ну, Роза мне выписала кое-что, чтобы я поспала. Две упаковки — и все. А? И вдруг я встречаюсь с Александром. В диетической столовке. Я так медленно ела, он даже сел рядом.

Входит Александр.

А л е к с а н д р. Ну что, кто куда?
М и ш а. Мы здесь переночуем, пожалуй что.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Нет-нет, это исключено. Это исключено.
М и ш а. Мы в палатке. Мы тихо.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Нет-нет, я сказала, исключено.
М и ш а. Да не на участке, мы тут.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Нет, молодежь, надо знать честь. Погуляли — все. Идите, идите.
М и ш а. Ну, можно на одну ночку-то... Я здесь привык... Вырос тут.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Вы не одни у нас. Да.
А л е к с а н д р. А что сказал Павел?
М и ш а. Пашка-то? Живет в общаге, там жилищная проблема, что ли. Две семьи их в одной комнате. Вот как. Как молодые специалисты. Что сказал? Хочет домой, но куда?
А л е к с а н д р. Это я знаю сам.
М и ш а. Ну ладно...
А л е к с а н д р. Держи ключи. (Передает Мише ключи.) Пристройка. В дом не лазить.
М и ш а. Форточки уходя запереть.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Вы просто удивительный человек! В пристройке нет форточек. Там нет даже окна. На что ты обрекаешь людей, Александр? Нет, я не понимаю тебя. Легко ли им будет, молодым?
А л е к с а н д р. Ничего. Когда я был молодой...

Миша вздыхает.

Да, когда я был молодой, мне пришлось очень туго, я тут уже говорил.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Еще как!
А л е к с а н д р. Но всегда находились добрые люди вокруг, и я всем старался помогать. Всегда. Как это тебе ни покажется странным, я человек.
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. С большой буквы. Меня от гибели спас, когда доктор Розочка мне дала снотворное. Дала два раза по сто таблеток на стакан воды на ночь.
А л е к с а н д р. Это-то ладно. Но я всегда знал и говорил, что человек тогда человек, когда он построит дом, вырастит дерево... (Пауза. Смотрит на Мишу.)
В е р а К о н с т а н т и н о в н а. ...И сына, я им это уже сказала, но он-то спилил его. И если не сожгут дом, я тогда уже не знаю, кого благодарить.
А л е к с а н д р. Он не сожжет. Он не сожжет. Он его любит. Да, сын?
Д и н а (толкает Мишу). Любит, любит.
М и ш а (очнувшись). Да они поживут всего неделю, им обещали сдать комнату.

Пауза.

В е р а К о н с т а н т и н о в н а. Кто?

Гера свистит. Появляется Аня с рюкзаком, тележкой, сумками. Аня на сносях.
Немая сцена.

1986