А.Н.Островский. В чужом пиру похмелье

А.Н.Островский. В чужом пиру похмелье
Комедия в двух действиях
Москва, Изд-во "Книжная палата", 2001
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, ноябрь 2005

Действие происходит в Москве.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЛИЦА:

И в а н К с е н о ф о н т ы ч И в а н о в, отставной учитель, 60 лет.
Л и з а в е т а И в а н о в н а, его дочь, 20 лет.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а, вдова, губернская секретарша, хозяйка квартиры, занимаемой Ивановым.
Т и т Т и т ы ч Б р у с к о в, богатый купец.
А н д р е й Т и т ы ч, его сын.

Сцена представляет бедную комнату в квартире Ивановых. Налево на первом плане окно, дальше дверь в комнату хозяйки;
прямо дверь выходная, направо дверь в комнату Лизаветы Ивановны.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Иван Ксенофонтыч входит, размахивая руками, за ним Аграфена Платоновна.

И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Невежество! Невежество! И слышать не хочу невежества! (Садится за стол и раскрывает книгу.)
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. У вас все невежество. А сами-то что? Только слава, что ученый человек! А что в нем проку, в ученье-то в вашем? Только одно мнение, что я ученый человек, а хуже нас, неученых. Живете, как бобыль — ни кола, ни двора.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Невежество! Невежество!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Наладил одно! Невежество да невежество! Я к вашей пользе говорю. Мне что! Я женщина посторонняя.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. А коли вы, сударыня, посторонняя женщина, так и не мешайтесь в чужие дела. Оставьте меня; видите, я делом занимаюсь.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а (помолчав). Мне как хотите. Я, жалеючи вас, говорю. Куда вы денетесь с дочерью-то? Девушке двадцать лет; нынче без приданого-то никто не возьмет; а у вас ни кругом, ни около — все нет ничего, бедность непокрытая.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Как ничего? У меня есть пенсия, есть уроки.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Что ваша пенсия! Что ваши уроки! Разве это приданое? Пока живы, ну, конечно, на пропитание хватит; а вы то рассудите: вы пожилой человек, ну, сохрани бог, помрете: куда будет Лизавете Ивановне голову приклонить?
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Она куда пойдет? Она будет детей учить. Будет заниматься, сударыня, тем благородным делом, которым отец занимался всю свою жизнь.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Уж куда какая невидаль! Хорошее житье, — по чужим людям шляться из-за куска хлеба! Чужой-то хлеб горек! А вы послушайте-ка меня, глупую, давайте-ка я примусь сватать вам жениха; благо, здесь сторона купеческая.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Какое же это благо? В чем тут благо? Кроме невежества, я ничего не вижу.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. А я вижу. Вот, например, Андрей Титыч, что к нам ходит, чем не жених? И молод, и богат, и из себя красавец.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. И дурак набитый, читать по-русски не умеет. Это ваш жених, а не Лизин. Вас будет пара.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Уж какой он мне жених! Очень нужно ему старуху-то брать! Он с своими деньгами-то получше вашей Лизы найдет. Ему уж давно от невест проходу нет, от богатых; да не хочет, потому влюблен до чрезвычайности в Лизавету Ивановну. Вот что!
И в а н К с е н о ф о н т ы ч (вскочив). Что? Да как же он смел, скажите вы мне? Кто ему позволил? Это житья нет! Лиза моя... ведь это сокровище, это совершенство! А он, безграмотный, смел влюбиться! Мужик! Невежа!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Ах, батюшка, да разве кому закажешь! Ведь она не королевна какая! А почем знать, дело женское мудреное, может, она и сама его любит. Чужая душа-то темна. Девушки об этом не сказывают.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Вздор, вздор! Этого быть не может. Я и слушать не хочу. (Переходит к другому столу.) Не мешайте мне заниматься, Аграфена Платоновна; вы видите, у меня дело есть.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а (переходит за ним). А может, и вздор; я так говорю, по своему понятию. А жаль малого-то, уж очень сокрушается. Дома-то радости нет, отец-то у него такой дикий, властный человек, крутой сердцем.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Что такое: крутой сердцем?
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Самодур.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Самодур! Это черт знает что такое! Это слово неупотребительное, я его не знаю. Это lingua barbara, варварский язык.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Уж и вы, Иван Ксенофонтыч, как погляжу я на вас, заучились до того, что русского языка не понимаете. Самодур — это называется, коли вот человек никого не слушает, ты ему хоть кол на голове теши, а он все свое. Топнет ногой, скажет: кто я? Тут уж все домашние ему в ноги должны, так и лежать, а то беда...
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. O tempora, o mores! [О времена, о нравы! (лат.)]
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Так вот Андрюша-то и боится, что отец ему жениться не позволит... Ну да это ничего, я баба огневая, я обломаю дело; только было бы ваше согласие. Я за двуми мужьями была, Иван Ксенофонтыч, всеми делами правила. Я теперь хоть в суде какое хочешь дело обделаю. Стряпчего не нанимай. По всем кляузным делам ходок. Во всех судах надоела. Прямо до енарала хожу...
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Об чем вы говорите, я не понимаю.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Все об том же об Брускове, об купце.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Послушайте: Плутарх в одной книге...
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. А насчет плутовства — это точно, он старик хитрый.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч (обращая глаза к потолку). О, невежество!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. И это есть. Хоть он и плутоват, а человек темный. Он только в своем доме свиреп, а то с ним что хочешь делай, дурак дураком; на пустом спугнуть можно. Теперь как хотите, Иван Ксенофонтыч, так и сделаем. Честно так честно, а то и на штуку поймаем. Так запутаем, что хоть плачь, а жени сына на Лизавете Ивановне.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Что я слышу! Громы небесные! И вы не поразите эту женщину!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. За что ж вы бранитесь? Я вас люблю, вам добра желаю (утирает слезы), а вы меня всяческими словами ругаете.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Как хотите, Аграфена Платоновна, любите или не любите, только оставьте нас с дочерью в покое.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а (покачав головой). Эх, Иван Ксенофонтыч, Иван Ксенофонтыч! Жаль мне тебя! Человек-то ты добрый, да больно ты прост. Беден ты уж больно. Вот и одежонка-то...
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Я беден, да честен, бедным и останусь. Не хочу я знаться с твоими с богатыми.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. А нынче так жить-то нельзя. (Отходит от стола.) Как хочешь ты, Иван Ксенофонтыч, обижай меня, а я все-таки всякое добро для вас готова сделать, да и завсегда буду делать, за вашу кротость и сиротство. Мне за это бог пошлет. (Уходит в свою комнату.)

В середнюю дверь входит Лизавета Ивановна, скидает шляпку и кладет на стол.
Иван Ксенофонтыч, не замечая ее, читает с жаром и размахивает руками.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Иван Ксенофонтыч и Лизавета Ивановна.

Л и з а в е т а И в а н о в н а. Здравствуй, папа!
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. А, здравствуй! Подай мне шляпу.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Куда ты, папа? Отдохни немного! Ты и так много трудишься.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Нельзя, Лиза, нельзя! Отдыхать некогда. Молодым людям учиться надобно, и так, Лиза, у нас мало учатся, мало. Достань-ка мне Горация да подсыпь табачку, весь вышел.

Лиза достает ему книгу и насыпает табаку.

Ну, прощай! Чай пить не дожидайтесь, может быть, затолкуюсь с ребятами.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Бедный папаша!
И в а н К с е н о ф о н т ы ч (надевает шляпу, идет к дверям и возвращается). Лиза, ты меня извини, я тебе задам вопрос...
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Что такое, папа?
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Давеча вот эта глупая женщина (показывая на комнату хозяйки) говорила, только не утвердительно, а так, одно предположение, что, может быть, ты... Только ты, Лиза, не сердись!
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Что же она говорила?
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Она говорила, что, может быть, ты влюблена в этого молодого купца, который ходит к нам за книгами. Ну, разумеется, я не поверил.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Охота тебе, папа, слушать ее!
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Я ее и не слушаю, она вздорная болтунья, необразованная женщина. Только вот что, Лиза: ты теперь в таком возрасте... Молодая девушка, тебе скучно со мной, со стариком... ты, сделай милость, прыгай... веселись... влюбись в кого-нибудь, я тебя прошу об этом. Только ты не скрывай от меня, скажи мне — я сам с тобой помолодею; я все за книгами. Лиза, у меня душа зачерствела.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Ах, папаша! Если б я полюбила кого, я б тебе сказала... А то нет еще... Этот молодой человек... так себе; только уж очень необразован, ни стать, ни сесть не умеет. И ты, папаша, мог подумать?
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Ну, ну, ну, виноват! (Целует ее.) В последний раз, больше не буду. (Смотрит на часы.) Пора, пора... (Бежит бегом из комнаты, Лизавета Ивановна смотрит вслед ему.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Л и з а в е т а И в а н о в н а (одна, подходит к столу, садится и берет работу; молчание). Нет, уж мы очень много трудимся! Что ни говори, как себя ни утешай, а тяжело, право, тяжело! Уж я не говорю об деньгах, не говорю о том, что за наши труды нам платят мало; хоть бы уважение-то нам за наш честный труд оказывали; так и этого нет. На что уж наша хозяйка, и та смотрит на нас с каким-то сожалением! А всего мне обиднее, что смеются над папашей. Он, точно, немного странен, да ведь он всю жизнь провел за книгами, его можно извинить. И что в этом смешного, что человек ходит в старой шинели, в старой шляпе? А у нас такая сторона, чуть не в глаза хохочут. Конечно, это невежество, с образованием это пройдет, а все-таки тяжело. Вот вчера, как я шла из церкви, какие-то молодые купцы вслух смеялись над моим салопом. Где же я лучше возьму? Ты же приносишь людям пользу почти бескорыстно, тебя же презирают. (Подносит платок к глазам.)

Андрей Титыч входит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Лизавета Ивановна и Андрей Титыч.

А н д р е й Т и т ы ч. С нашим почтением-с, Лизавета Ивановна!
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Здравствуйте, Андрей Титыч! Садитесь.
А н д р е й Т и т ы ч (утираясь). Покорнейше благодарим-с. Летел к вам скоропалительно, инда взопрел-с. Тятеньки нет-с?
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Нет; ушел на урок.
А н д р е й Т и т ы ч. По-латыни два алтына, а по-русски шесть копеек-с.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Что вы такое говорите?
А н д р е й Т и т ы ч. У нас в ряду один учитель ходит, горькой, так над ним смеются, дразнят, значит. Ты, говорят, окромя свинячьего, на семь языков знаешь.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Как же вам не стыдно смеяться над людьми почтенными! Как это дурно!
А н д р е й Т и т ы ч. Что ж такое! Шутка не вредит-с. Хороший человек на свой счет не примет.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Бросьте эту привычку, нехорошо. Зачем обижать!
А н д р е й Т и т ы ч. Нельзя нашему брату не смеяться-с; потому эти стрюцкие такие дела с нами делают, что смеху подобно.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Что у вас за слова такие! Какие-то стрюцкие!
А н д р е й Т и т ы ч. Уж это слово им недаром дано-с. Другой весь-то грош стоит, а такого из себя барина доказывает, и не подступайся, — засудит; а дал ему целковый или там больше, глядя по делу, да подпоил, так он хоть спирю плясать пойдет. (Помолчав.) Я теперь от тятеньки скрываюсь-с.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Как скрываетесь? Зачем же?
А н д р е й Т и т ы ч. Женить хотят... насильственным образом.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Что ж, разве вам невеста не нравится?
А н д р е й Т и т ы ч. Такую нашли — с ума сойдешь! Тысяч триста серебра денег, рожа.ю как тарелка, — на огород поставить, ворон пугать. Я у них был как-то раз с тятенькой, еще не знамши ничего этого; вышла девка пудов в пятнадцать весу, вся в веснушках; я сейчас с политичным разговором к ней: «Чем, говорю, вы занимаетесь?» Я, говорит, люблю жестокие романсы петь. Да как запела, глаза это раскосила, так-то убедила народ, хоть взвой, на нее глядя. Унеси ты мое горе на гороховое поле!
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Да разве вы своей воли не имеете? Не нравится вам девушка, ну, и не женитесь, так и скажите отцу.
А н д р е й Т и т ы ч. Какая тут воля! Эх, Лизавета Ивановна! Нешто у нас так, как у людей! (Махнув рукой.) Крылья у меня ошибены, то есть обрублены, как есть. Уродом сделали, а не человеком. Словно угорелый хожу по земле. У нас так не водится, чтоб сын смел выбрать себе невесту по душе, значит, как следует; а привезут тебя, покажут, ну и женись. А коли скажешь, что, мол, тятенька, эта невеста не нравится: а, говорит, в солдаты отдам! Ну и шабаш! Уж не то что в этаком деле, и в другом-то в чем воли не дают. Я вот помоложе был, учиться захотел, так и то не велели.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Неужели это правда? Право, мне не верится. Что-нибудь да не так.
А н д р е й Т и т ы ч. Уж это так точно-с, будьте покойны. Диви бы негде было учиться али бы денег не было; а то денег угол непочатый лежит, девать куда не сообразим. Коммерческая академия существует на Покровском бульваре. На что ж она построена? Смотреть на нее? Кабы у нас, значит, вообще по купечеству такое заведение было, чтобы детей не учить, так бы и не обидно. А то этого нет. Перед другим-то, перед своим братом и совестно. Вот у тятеньки приятель был, тоже русский купец, с бородой ходил, а сына-то в Англию посылал. Теперь свое дело, по машинной части, лучше их знает. Стало быть, их и выписывать не надо и денег им не платить. Что их баловать-то! Я, может, не глупей его, а теперь смотри да казнись. Кажется, если бы меня учить, я бы до всего на свете дошел: потому страсть имею. Вот тятенька меня поедом ест, а за что? Сам не знает. По фабрике кто первый? Все я. Я вперед знаю, что требуется.

Молчание.

Лизавета Ивановна, вы ведь не поверите, что я вам скажу: я к скрыпке оченно пристрастие имею.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Ну, так что ж?
А н д р е й Т и т ы ч. Вот теперь пятый год учусь... знаете где? На чердаке, в чулане. Беда, как узнает... «Да что это! Да к чему это! Да с твоим ли рылом, скажет, такие нежности разводить!» В театр никогда не допросишься. А и допросишься, да опоздаешь немножко, так беда. У нас все равно, что загулял, что в театре просидел, это на одном счету. Ту причину пригоняют, что у нас один брат помешанный от театру, а он совсем не от театру, так, с малолетства заколотили очень.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Знаете ли, Андрей Титыч, я вас научу. Когда вы заметите, что ваш отец в хорошем расположении духа, вы ему откровенно и выскажите все: что вы чувствуете, что у вас есть способности, что вы учиться хотите.
А н д р е й Т и т ы ч. Он такую откровенность задаст, что места не найдешь. Вы думаете, он не знает, что ученый лучше неученого, — только хочет на своем поставить. Один каприз, одна только амбиция, что вот я неучен, а ты умнее меня хочешь быть.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Мне, право, вас жалко, Андрей Титыч! Ходите к нам почаще. Вы моего отца знаете, он образованный человек, он вам может много пользы принести, да и я, с своей стороны, постараюсь, что могу.
А н д р е й Т и т ы ч. Эх, Лизавета Ивановна, жаль только, что мне развязки никакой не дано.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Какой развязки?
А н д р е й Т и т ы ч. Не умею я по-французски говорить и походки настояшей не имею. Вон теперь в магазинах приказчики разговаривают по-французски, ногами шаркают, барышни им глазки делают.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Полноте вздор говорить!
А н д р е й Т и т ы ч. Да как же-с! Уж коли знаешь французский язык да есть походка, так тут можно смело... значит, что только завидел, орел ли в небе, щука ли в море, — все наше.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Вы мне, пожалуйста, глупостей не говорите, я вас прошу.
А н д р е й Т и т ы ч. Ведь женщины, они души в человеке понять не могут-с: только ловкость нужна, ну и насчет одежи, чтобы первый сорт-с.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Я вам откровенно скажу, Андрей Титыч, с вами очень мудрено разговаривать. Вы не подумавши говорите такие вещи, которые могут казаться обидными. Неужели вы думаете, что мы принимаем и ласкаем вас за ваше платье?
А н д р е й Т и т ы ч. Да что со мной, дураком, толковать-с; я просто пропащий человек, от своего собственного необразования. Болтаю, что в голову придет, всякие наши рядские глупости. Вы думаете, что я не чувствую вашей ласки, — да только я выразить не умею. Мне как-то раз показалось, Лизавета Ивановна, что вы на меня повеселей взглянули, так я загулял на три дни, таких вертунов наделал, — беда! Одному извозчику что денег заплатил.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Ну, зачем же это? Разве вы не знаете, что это дурно?
А н д р е й Т и т ы ч. А что ж мне делать-то? Куда мне деваться-то? Я как сумасшедший сделался. Я в жизнь ни от кого хорошего слова не слыхивал. (Подходит к Лизавете Ивановне.) Лизавета Ивановна!
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Что вам угодно?
А н д р е й Т и т ы ч. Дайте мне ручку поцеловать.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Что вы за вздор говорите! Ну, для чего это?
А н д р е й Т и т ы ч. Да что ж за важность! Может, в последний раз. Ведь вас не убудет.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Да нехорошо, и совсем не нужно... ну, а впрочем... (Оглядываясь, протягивает ему руку.)
А н д р е й Т и т ы ч (целует ). Умер бы у вас и домой не пошел! Уж очень тяжко мне! Эх, доля, доля! (Плачет.)

Входит Аграфена Платоновна.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Лизавета Ивановна, Андрей Титыч и Аграфена Платоновна.

А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Здравствуй, Андрюша! Что с тобой?
А н д р е й Т и т ы ч. Так, ничего-с.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Как ничего? Ты словно как мокрая курица.
А н д р е й Т и т ы ч. Подвесить себя хочу-с.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Как так?
А н д р е й Т и т ы ч. Известно как: за петельку на гвоздик.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Что за напасть такая?
А н д р е й Т и т ы ч. Да что, разговаривать-то не хочется. Женить хотят, вот и все-с.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Плохо твое дело.
А н д р е й Т и т ы ч. Обидно-с! (Раскланивается.) А впрочем, прощайте-с. (Подходит к Аграфене Платоновне.) Что ж, отдайте энту штуку-то; еще, пожалуй, история выдет.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Ну вот, на что она тебе?
А н д р е й Т и т ы ч. А то, пожалуй, и не надо; делайте, что хотите. Уж семь бед, один ответ. До приятнейшего свидания. (Кланяется и уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Лизавета Ивановна и Аграфена Платоновна.

А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Видали вы, что мужики-то значат? Так вот посмотрите. Насильно хотят малого женить. Самое низкое обыкновение! Нешто человек может любить против желания? Какие на это права? Какие законы? Живут неопрятно, ну ничего и не понимают. Ломят по-своему, что на ум взбрело спросонков... А я было его, барышня, признаться, для вас прочила.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Я думаю, Аграфена Платоновна, прежде нужно было меня спроситься.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Да что спрашивать-то? Дело видимое. Человек хороший, богатый, вас любит. Куражу не имеет сказать вам, потому что умных слов не знает от своего от дурацкого воспитания. А случится, когда ко мне в комнату зайдет, так и заливается-плачет: все бы я, говорит, сидел у вас, все бы глядел на Лизавету Ивановну, жизни готов решиться, только бы жениться на ней. Сколько мне подарков переносил, чтобы я вам за него словечко замолвила.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Какой еще он жених, ему учиться надобно в школе где-нибудь.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Любовь-то не спрашивает, все ли науки знаешь. Влюбляются и вовсе безграмотные. А что ж ему делать? Он бы и рад учиться, да батюшка-то у него ишь какой сахар!
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Мне смешно вас слушать, Аграфена Платоновна. Ну, рассудите вы сами, какая же мне неволя идти в такую семью: сын необразованный, а отец дурак.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Не тысячу же лет этот старый хрыч жить будет. Потерпите маленько, а потом сами барыней будете. Оно, точно, вам будет не сладко; да денег-то у них, у леших, больно много. Зато что захотите, муж все для вас будет делать, разве только птичьего молока не достанет.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Неужели вы, Аграфена Платоновна, до сих пор меня не знаете? Я ни за какие сокровища не захочу терпеть унижения. Ведь они за каждую копейку выместят оскорблением; а я не хочу их переносить ни от кого. То ли дело, как мы живем с папашей! Хоть бедно, да независимо. Мы никого не трогаем, и нас никто не смеет тронуть. (Работает.)
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а (взглянув в окно). К нам дрожки подъехали. Ах, батюшки! Да ведь это он!
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Кто он?
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Андрюшин отец, Тит Титыч.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Это, должно быть, к вам; а к нам ему незачем.

Тит Титыч входит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Лизавета Ивановна, Аграфена Платоновна и Тит Титыч.

Т и т Т и т ы ч. Где Андрюшка? Сказывайте скорей, а то искать примусь.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Почем мы знаем, где твой Андрюшка. Ступай, откуда пришел; нечего тебе здесь делать!
Т и т Т и т ы ч. Не с тобой говорят. Барышня, выдавай Андрюшку! Да не вертись; видишь, я сам за ним пришел; я шутить не люблю! У меня слово — закон.
Л и з а в е т а И в а н о в н а (встает). Я вас не знаю и знать не хочу. Подите вон отсюда!
Т и т Т и т ы ч (садится). Полно вилять-то! Все суседи говорят, что он у тебя скрывается. Ты, надо полагать, за него замуж норовишь; так нет, шалишь, не пообедаешь!
Л и з а в е т а И в а н о в н а (закрывает лицо платком). Господи! Что же это такое!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Ступайте, барышня, к себе в комнату. Что вам с мужиком разговаривать! Я одна с ним управлюсь.

Лизавета Ивановна уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Аграфена Платоновна и Тит Титыч.

А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Ты что буянишь-то! Ты куда, в кабак, что ли, зашел? Кричи поди у себя дома, а здесь язык-то прикусишь. Я, брат, так раскассирую...
Т и т Т и т ы ч. А вот я обыск исделаю, квартального позову.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Так тебе и позволят в благородном доме безобразничать!.. Да ну, коли на то пошло, делай обыск. А не найдешь, чем ответишь?
Т и т Т и т ы ч. Не ваша печаль, это наше дело. За безобразие заплатим.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Ты думаешь деньгами отъехать? Нет, ведь старик-то не алтынник, он с тебя ничего не возьмет. Чем ты смотришь — и того не возьмет. Он заслуженный человек, за тридцать лет пряжку имеет. Он тебя в смирительный упрячет.
Т и т Т и т ы ч. Видали мы виды-то! Черт Ваньку не обманет, Ванька сам слово знает. Вы мне Андрюшку подайте; видишь, я сам за ним пришел.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Сам с усам! Жалко вот, что тебя не боится здесь никто; а то так бы тебе Андрюшку и представили, невидимой силой. Да коли нет его, чудак человек, значит, негде взять. Он дома давно.
Т и т Т и т ы ч. Да ты врешь, может быть?
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. А ты сходи посмотри, либо пошли кого-нибудь.
Т и т Т и т ы ч. Нет уж, я лучше сам пойду, только если не найду его, я уж за тебя примусь. Слышишь! (Берет шапку.)
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Погоди, куда ты? Еще мне с тобой поговорить надо. Ты думаешь, ты скоро разделаешься. (Вынимает из стола бумагу.) Ты это видишь?
Т и т Т и т ы ч. Что это такое? Кажи!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Читай! Только из рук не выпущу; мы вашего брата знаем.
Т и т Т и т ы ч (надев очки). «Я, нижеподписавшийся купеческий сын, Андрей Титов сын Брусков, обязуюсь жениться на дочери титулярного советника, девице Елизавете Ивановне Ивановой, в чем и даю сию расписку». (Перестает читать и снимает очки.)
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Понял?
Т и т Т и т ы ч. Как не понять! Это, то есть, насчет грабежу. Ну, народец! Что ж вы с эвтой бумагой делать будете?
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а (запирает в стол бумагу). Уж старик знает, что делать. Порядок известный: дело по делу, а суд по форме.
Т и т Т и т ы ч (почесав затылок). По форме? Нет уж, лучше мы так, между себя сделаемся.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Известно, лучше: только ведь с тобой честью-то мудрено.
Т и т Т и т ы ч. Уж и ваш-то брат нам солон приходится. А вы пожалейте душу человеческую.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Что тебя жалеть-то! Давай три тысячи целковых, вот и квит.
Т и т Т и т ы ч. Ишь ты, ишь ты заломила! Ведь я не сам деньги-то делаю; трудами доставал, пoтом.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Да, потеете вы в трактире за чаем. Ты лучше и не торгуйся; а то сам придет, пожалуй, и трех не возьмет. Уж это я так беру смелость, хочу без него дело сделать.
Т и т Т и т ы ч. Полтораста рубликов.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Что? За такое дело полтораста рублей! Да как у тебя язык-то поворотился!
Т и т Т и т ы ч. За что деньги-то давать, ты сама рассуди. Ведь задаром-то жалко.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. За что? За твое нравство! Не ходи по лавке... Говорю, не торгуйся, а то прогоню; так ни с чем уйдешь.
Т и т Т и т ы ч. Ты меня выведешь из терпимости, в те поры я в себе не властен: я тебя прибью.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Любопытно это будет посмотреть! Я караул-то на всю Зацепу закричу. Свяжем тебе лапки назад, да еще три тысячи заплатишь.
Т и т Т и т ы ч. Надоела уж ты мне. Говори последнюю цену.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Последнюю?
Т и т Т и т ы ч. Да, последнюю.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Без разговору — две тысячи.
Т и т Т и т ы ч. Возьми пятьсот.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. И говорить не хочу, что за торговля! (Молчание ) Ну, давай полторы.
Т и т Т и т ы ч. Семьсот пятьдесят.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Ну, вот тебе последнее слово: тысячу рублей и ни копейки меньше.
Т и т Т и т ы ч. Ни копейки?
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Ни копейки.
Т и т Т и т ы ч. Ну, по рукам!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Давай деньги.
Т и т Т и т ы ч. Давай бумагу.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Клади деньги на стол, и я положу.

Тит Титыч отсчитывает деньги и кладет на стол, Аграфена Платоновна вынимает из стола бумагу.
Размениваются. Аграфена Платоновна кладет деньги в стол и запирает. Тит Титыч кладет бумагу в карман.

Т и т Т и т ы ч (садится). Разбойники, грабители!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Ну, теперь ступай с богом. Дела все покончили, больше не об чем с тобой толковать.
Т и т Т и т ы ч. Нет, погоди, дай хоть поругаться-то за свои деньги. Разбойники, грабители! За что только вы с нас денег не берете? Обмануть, ограбить, обольстить человека!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Как с тебя и не взять-то! Ведь уж ты жила известный, сам норовишь на грош пятаков купить.

Лизавета Ивановна проходит из боковой двери в середнюю.

Должно быть, старик пришел. Ступай, ступай!
Т и т Т и т ы ч. Обманули мальчишку, дурака, опутали, а с отца деньги взяли. Честно это, благородно? А еще благородством похваляетесь!

Иван Ксенофонтыч и Лизавета Ивановна входят.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Тит Титыч, Аграфена Платоновна, Лизавета Ивановна и Иван Ксенофонтыч.

Л и з а в е т а И в а н о в н а. Папаша, посмотри, что у нас делается.

Иван Ксенофонтыч молча смотрит на Брускова.

Т и т Т и т ы ч. Ты что на меня смотришь? На мне, брат, ничего не написано. Деньги-то взять умели! Вы меня хоть попотчуйте чем за мои деньги-то.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч (смотрит на всех вопросительно). Он сумасшедший? Сделайте одолжение, милостивый государь, оставьте нас.
Т и т Т и т ы ч. Обобрали, а теперь гоните. (Показывая на Лизавету Ивановну.) Ишь, какая красавица! Как не прельститься на нее. Ловушку для нашего брата подстроили. У вас тут такая шайка подобрана, что вы и старика какого из ума выведете, а не то что мальчишку глупого.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Поди вон!
Т и т Т и т ы ч. Что ты кричишь-то! Я ведь ничего, я так, шучу с тобой.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Поди вон, говорю я тебе.
Т и т Т и т ы ч (встает). Пойду. (Подходит к Ивану Ксенофонтычу и ударяет его по плечу.) Поедем ко мне! Выпьем вместе, приятели будем! Что ссориться-то!
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Уйди ты от нас.
Т и т Т и т ы ч. Ну, прощай. (Подходит к двери.) Ишь ты, какой сердитый! Да уж теперь не испугаете. Вот она, бумага-то, здесь в кармане. Разбойники, грабители! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Иван Ксенофонтыч, Лизавета Ивановна и Аграфена Платоновна.

И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Что это за человек?
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Тит Титыч Брусков, Андрюшин отец.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Что он говорил? Какие деньги? Какие грабители? Кто его ограбил?
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Ну, да за дело, чтоб не шумел в чужом доме. За дело ему! Так их и надо. Я-таки, признаться, сорвала с него малую толику. Жаль, что мало! Нам годится, а с паршивой собаки хоть шерсти клок.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Да за что?
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Все жалеючи вас, Иван Ксенофонтыч, да вашу дочку; глядя на вашу бедность, решилась на такое дело. Что ж, ведь тут дурного ничего нет.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Да каким образом? Не мучьте вы меня, говорите.
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. А вот каким образом: как Андрюша-то уж очень влюбленный был, вот как-то раз и зашел ко мне, и расплакался, а я ему нарочно и говорю: тебе, мол, нельзя к нам ходить, будут соседи говорить и то, и се. Что хорошего! Наше, мол, дело женское, мы никакого такого разговору про себя не хотим. Ты, говорю, оставь, не ходи. Он это, сударь мой, стал меня просить, плакать, руки целовать. Я взяла подпоила его да и говорю: все может, Андрюша, случиться, отец твой не нынче-завтра умрет, ты будешь на воле, тогда, пожалуй, нас с Лизаветой Ивановной и забудешь, других найдешь. А он-то божится, он-то разные клятвы произносит. А у меня на ту пору случись лист гербовой бумаги.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Ну!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Ну, я своей рукой написала расписку, что он обещается жениться на Лизавете Ивановне, все как следует, по форме, а он и подписал.
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Какой стыд! Какой срам! Папаша, что мне делать! (Рыдая, падает на грудь отцу.)
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Ну, ну...
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Ну, вот за это и взяла с Тита Титыча тысячу целковых.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. А расписка где?
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Я ему отдала.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч (обнимая дочь). Бедное дитя мое! (Плачет.)
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Да об чем вы плачете?
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Куда нам с тобой деться от грубости, от оскорблений, от невежества!
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Папаша, уедем отсюда поскорей!
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Уедем, уедем!
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Ты поди, брось ему деньги. (Садится у стола.)
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Да. да, и расписку возьму. Он мне ее отдаст, я ему деньги возвращу. Как ты думаешь, ведь он отдаст? Отдаст? Он не смеет не отдать — мы не виноваты. Я разорву ее, вот и конец, и не об чем нам плакать с тобой! (К Аграфене Платоновне.) Подай деньги!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а. Иван Ксенофонтыч, пригодятся.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Подай деньги! Подай!
А г р а ф е н а П л а т о н о в н а (вынимая из стола). А чем завтра топить будете? (Отдает.)
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Прощай, Лиза!
Л и з а в е т а И в а н о в н а. Прощай, папаша. (Обнимает его.) Поди, выкупай наше бесчестье.

Идут к двери.

А г р а ф е н а П л а т о н о в н а (вслед им). Вот хлопочи для людей, старайся, сама ж виновата останешься. Кто же вас знал, что вы такие сумасшедшие!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЛИЦА:

Т и т Т и т ы ч Б р у с к о в.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а, жена его.
А н д р е й Т и т ы ч |
К а п и т о н Т и т ы ч } сыновья их.
Н е н и л а С и д о р о в н а, знакомая Брусковой.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч И в а н о в.
З а х а р З а х а р ы ч, стряпчий.
Л у ш а, горничная девушка.

Богатая гостиная в доме купца Брускова.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Луша (стирает пыль) и Капитон Титыч (крадется к двери).

К а п и т о н Т и т ы ч. Луша, здесь никого нет?
Л у ш а. Никого.
К а п и т о н Т и т ы ч. Как тут хорошо, просторно, а в кухне сегодня угарно. Что в кухне-то сидеть за охота. Я такой же сын, как и Андрюша, а меня все в кухне взаперти держат.
Л у ш а. Захотел ты сравняться с Андреем Титычем! Андрей Титыч у нас молодец, а ты что! Так, дурачок.
К а п и т о н Т и т ы ч. Да, дурачок, как же! У вас будешь дурачок. На цепь еще посадите! (Ходит по комнате и делает трагические жесты.)
Л у ш а. Купидон Титыч, представь что-нибудь из тиатрального.
К а п и т о н Т и т ы ч (становится в позу). «Прочь с дороги! Посторонитесь! Лев ушел из клетки! Бык с бойни сорвался! Посторонитесь!» (Разгорячившись.) Давай теперь сюда, кто меня дураком сделал, убью сразу.

Луша хохочет. Капитон Титыч, услышав, что идут, крадется к двери и скрывается.
Настасья Панкратьевна и Ненила Сидоровна входят.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Настасья Панкратьевна, Ненила Сидоровна и Луша.

Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Милости просим, Ненила Сидоровна, садиться покорнейше прошу. Луша, принеси-ка нам вареньица.
Л у ш а. Сейчас-с. (Уходит.)
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Как дела ваши?
Н е н и л а С и д о р о в н а. Дела ничего, слава богу. Одна печаль у меня: дочерей больно много.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Видно, матушка, Немила Сидоровна, всякому своя ноша тяжела. Вот вы об дочерях, а я об сыновьях. Что у кого болит, тот о том и говорит. А по-моему, дочери все-таки легче.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Глаз да и глаз нужно, Настасья Панкратьевна. Ведь нынче время-то какое! Люди-то какие! Верите ли, боишься в сад выпустить.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Что дочери! Дочерей и запереть можно, да и хлопот с ними меньше, ни учить, ни что. Ну, конечно, замуж выдавать хлопотно, возни много. А вам и то с полa-горя, Ненила Сидоровна, ведь вы денег много даете за дочерьми-то, так вам нечего бояться, что в девках засидятся.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Про это что толковать. Дочь не домашний товар; как не как, а надо с рук сбывать. Ну, там уж не наша беда; живи, как хочешь. А покедова-то вот! Ведь у нас приказчики, ну и другого постороннего народу много.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Присмотр нужен, я про это вам и докладываю, зато уж больше-то никаких хлопот. Мальчики-то ведь на воле, Немила Сидоровна, как за ними усмотришь; везде ходят. У меня всего-то два сына: Андрюша да Купидоша, да и то голова кругом идет. Андрюша мальчик шустрый, проворный, до всего понятливый, так, сударыня моя, от дому совсем отбивается: то не хорошо, другое не по нем, учиться, говорит, хочу. Что ж, мы разве его не учили! И рихметике и граматике гимназист учил. На что ему много-то знать? И так боек, а как обучат-то всему, тогда с ним и не сговоришь; он мать-то и уважать не станет; хоть из дому беги.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Да, вот насчет ученья-то. У нас соседка отдала сына учиться, а он глаз и выколол.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Это долго ли. А вот теперь влюбился. Да в кого! Немила Сидоровна, в кого! Во что влюбиться-то! Так, одна непокорность к родителям.
Н е н и л а С и д о р о в н а. В кого же, Настасья Панкратьевна? Скажите по секрету.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Что за секрет; весь околоток в трубы трубит. Знаете учителя Иванова, так в его дочь; ну, и погибает совсем.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Знаю, знаю, видала. Скажите! Где же глаза-то у него были! Так, творение какое-то... ни живности, ничего.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Ну, вот сами рассудите.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Что говорить!
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Каково матери-то?
Н е н и л а С и д о р о в н а. Подсыпали чего-нибудь. Это бывает.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Уж я и сама так думаю.
Н е н и л а С и д о р о в н а. А вы вот что... нехорошо только говорить-то...
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Ничего.
Н е н и л а С и д о р о в н а. А сразу снимает. (Шепчет ей на ухо.)
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Помогает?
Н е н и л а С и д о р о в н а. Помогает. То-то вот, хитры они, ан хитрей их есть. На всякий приворот средство есть; только знать нужно. Я много знаю: и от глазу, и от запою, и против бородавок у меня симпатия есть.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Так надоть попробовать, а то что же хорошего! Мы теперь его женить хотим; нам надо невесту с большими деньгами, потому сами богаты. Что за неволя нам бедную-то брать.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Разумеется.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Ну, вот, матушка моя, теперь есть такая на примете, отец нашел; а он скрывается от отца-то. Всякая мать баловница; другой раз расплачется, — глядишь, и жалко, и сама его прикрываю по малости. А все-таки нехорошо.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Нельзя похвалить.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. А другой, Купидоша, так совсем какой-то ума рехнувший по театру. Да табак курит, Немила Сидоровна, такой крепкий, просто дышать нельзя. В комнатах такого курить нельзя ни под каким видом, кого хочешь стошнит. Так все больше в кухне пребывает. Вот иногда скучно, позовешь его, а он-то и давай кричать по-тиатральному, ну и утешаешься на него. С певчими поет басом, голос такой громкий, так как словно из ружья выпалит.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Говорят, маленьких нехорошо по голове бить, глупеют от этого.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Кто их знает, может, и правда.

Капитон Титыч выглядывает из-за двери.

Да вот он.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Кто? Дурачок-то? Позовите, Настасья Панкратьевна.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Купидоша, Купидоша!

Капитан Титыч робко входит.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Настасья Панкратьевна, Ненила Сидоровна и Капитон Титыч.

Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Что ты, Купидоша?
К а п и т о н Т и т ы ч. Я так, ничего... Пятачок мне надо.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. На что?
К а п и т о н Т и т ы ч. Табачку купить... Без табаку-то скучно.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Ну, хорошо, дам. Представь что-нибудь нам с Немилой Сидоровной.
К а п и т о н Т и т ы ч (трагически). «Изумлю мир злодейства, и упокойники в гробах спасибо скажут, что умерли!»
Н е н и л а С и д о р о в н а. Что это, матушка! Что это такое! Страсть какая! Он у вас, должно быть, порченый!

Андрей Титыч входит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Настасья Панкратьевна, Ненила Сидоровна, Капитон Титыч и Андрей Титыч.

Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. А вот мой другой сын, Немила Сидоровна.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Этот умный?
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Умный. (Сыну.) Отец тебя нынче целый день ищет, никак хочет вечером к невесте ехать.
А н д р е й Т и т ы ч. Я опять убегу-с.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Что ты, что ты! Уж от своей судьбы не уйдешь! Что кому суждено, тому и быть.
А н д р е й Т и т ы ч. Да почем же вы, маменька, знаете, что мне суждено жениться на дуре неотесанной!
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Ну вот, изволите видеть, Немила Сидоровна, можно с ним разговаривать?
Н е н и л а С и д о р о в н а. Ах, молодой человек, молодой человек!
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Что ты, умней отца с матерью хочешь быть! Выше лба глаза не растут, яйцы курицу не учат.
А н д р е й Т и т ы ч. Маменька, да ведь мне с ней жить-то будет!
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Как ты можешь грубить! Кто с тобой говорит-то? Мать али нет? Должен ты это понимать.
А н д р е й Т и т ы ч. Да что понимать-то? Понимать-то нечего.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Вот видите, какую заразу на него напустили.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Послушайте, молодой человек, я постарше вас, все эти штуки, все эти подходы и все эти дела видала.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Так, так, Немила Сидоровна. А ты слушай, что старшие-то говорят. И ты тоже, Купидоша. Все это вам на пользу.
А н д р е й Т и т ы ч. Да что слушать-то? Слыхал я эти разговоры-то.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Не груби, говорю тебе, не груби!
Н е н и л а С и д о р о в н а. Молодой человек, вы мало жили, мало видели свет, вы еще не знаете, как люди хитры.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Да, да. У нас у кучера поддевку украли в одну минуточку. И кто же украл-то? Приятель его.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Вот вы теперь влюблены, мне ваша маменька говорила: вы думаете, это спроста?
А н д р е й Т и т ы ч. Этот разговор надоть кончить-с.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Нет, позвольте-с. Мы тоже бывали молоды, у меня у самой семь дочерей.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Да, да, вот слушай, что умные-то люди говорят, и ты тоже, Купидоша, слушай.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Будем прямо говорить. Кругом вас, по соседству, есть какие грузди! Из всякого сословия! Уж можно сказать, что наша сторона этим отличается! Чего б, кажется, лучше! Так нет, вам не по сердцу. А эта что? Диви бы собой... (делает жест руками) или что другое! Вот только стыдно говорить-то, а то бы сказала. Во что влюбиться-то молодому человеку?
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Да, да.
Н е н и л а С и д о р о в н а. Значит, механика и выходит... с их стороны.
А н д р е й Т и т ы ч. Говорите, что угодно, мне все равно-с. Ей моею женой не быть. Такие девушки не про нас-с. Где нам, дуракам! Мы их и понимать-то не умеем. Говорить-то всякий умеет, кто почаще, кто пореже, да толку-то в этом немного; слушать-то нечего. Вот кабы я умел вам объяснить, какая в этом разница — образованная девушка или необразованная, так бы другой разговор был. А то не умею. Да хоть бы и умел, так вы не поймете ничего. Значит, лучше молчать.
Н е н и л а С и д о р о в н а (Настасье Панкратьевне). Попробуйте, что я говорила.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Непременно попробую.
А н д р е й Т и т ы ч. Вы хотите меня теперича женить, — так найдите невесту, чтоб хоть мало-мальски была на человека похожа. Я, пожалуй, женюсь, ведь уж не отбегаешься. А эта ваша мне уж очень противна. Маменька, спрячьте меня куда-нибудь от тятеньки! А то уж жените, что ли, поскорей, чтоб я не мучился.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Какая же в этом мука, глупый! Ничего, окромя хорошего. Ты, я вижу, такой же дурак, как и Купидошка.
К а п и т о н Т и т ы ч. «Умолкни, чернь непросвещенна!»
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Полно орать-то! Ишь, затрубил.
К а п и т о н Т и т ы ч. Брат, дай три гривенника, пойду нынче в театр, душу отвести.
А н д р е й Т и т ы ч. На, Капитоша. (Достает деньги из кармана и отдает Капитону Титычу.)
Л у ш а (вбегая). Сам приехал! (Уходит.)

Капитон Титыч за ней прокрадывается в дверь.

Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а (Андрею Титычу). Поди, спрячься в спальню, там и сиди. Я скажу, когда выйти.

Андрей Титыч уходит.

Н е н и л а С и д о р о в н а. Прощайте, Настасья Панкратьевна. К нам как-нибудь.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Прощайте, Немила Сидоровна. Вы такая, право, умная и обходительная женщина, что мне завсегда очень приятно вас видеть. Я, признаться вам сказать, сама-то не из дальних, ведь уж не скроешь; так мне лестно позаняться от умных-то. Как-нибудь на днях беспременно заеду. (Провожает ее до дверей.)

Ненила Сидоровна уходит. Тит Титыч входит.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Настасья Панкратьевна и Тит Титыч.

Т и т Т и т ы ч (садится молча на стул). Фу ты, черт возьми! Впервой отроду со мной такая беда! Меня не уважать! Меня ругать! Меня! Брускова! Нет, погоди!
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Кто тебя не уважил, Кит Китыч? Кто смел?
Т и т Т и т ы ч. Молчи, не твое дело! За мои же деньги да меня обругали! Меня выгнали! (Топает ногой.) Жив быть не хочу! Настасья!
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Что прикажете, Кит Китыч?
Т и т Т и т ы ч. Отыскать Захарыча сию минуту.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Да он тут где-то путается: я его в окно сейчас видела. (Подходит к окну.) Эй, Луша!

За сценой смех.

Что ты там с молодцами все играешь! Нет на вас времени!

Луша за сценой: «Я ничего-с. Чего изволите?»

Сыщи сейчас Захарыча да приведи сюда.
Т и т Т и т ы ч. Чтоб я перенес такую обиду над собой! От дряни, от учителишки! Да что ж это за времена пришли! Нет, стой! Я сроду ни от кого обиды не видывал. Настасья! Смеет меня кто обидеть?
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Никто, батюшка, Кит Китыч, не смеет вас обидеть. Вы сами всякого обидите.
Т и т Т и т ы ч. Я обижу, я и помилую, а то деньгами заплачу. Я за это много денег заплатил на своем веку.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Много, Кит Китыч, много.
Т и т Т и т ы ч. Молчи! Они только тем и взяли, что я в чужой квартире был. А ты, поди-ка, здесь со мной потолкуй, так я тебя уконтентую по-своему.

Захар Захарыч входит.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Тит Титыч, Настасья Панкратьевна и Захар Захарыч.

Т и т Т и т ы ч. Эй ты, Сахар Сахарыч, благодетель я тебе али нет?
З а х а р З а х а р ы ч. Благодетель, батюшка Тит Титыч.
Т и т Т и т ы ч. Ты человек, внимания не стоющий, потерянный человек, а я тебя призрел. Не гнушаюсь тобой, к себе в дом пущаю.

Захар Захарыч кланяется.

Дочь твою пристроил... за межевого, за вольнопрактикующего. Уж не моя это вина, что он пьяница.
З а х а р З а х а р ы ч. Был вольнопрактикующий, а теперь праздношатающийся.
Т и т Т и т ы ч. Все-таки я тебе благодетель. А ты отчего у меня давно не был?
З а х а р З а х а р ы ч. Нет никаких возможностей, Тит Титыч, терпенья никакого не хватает. Мальчишки очень одолевают. Как только к рынку подходишь, и откуда их нанесет, туча тучей, бегут, укают: у-у-у-у. Приказчики из лавок подсвищут: такой гам подымут, хоть сквозь землю провались.
Т и т Т и т ы ч. А ты вечером ходи. Да не в том дело. Можешь ты такое прошение написать, чтобы в Сибирь сослать по этому прошению?
З а х а р З а х а р ы ч. Кого, Тит Титыч?
Т и т Т и т ы ч. Троих человек. Тебе все равно, что одного, что троих?
З а х а р З а х а р ы ч. Все равно, Тит Титыч.
Т и т Т и т ы ч. Надоть сослать учителя Иванова, дочь его и хозяйку их. Я так хочу.
З а х а р З а х а р ы ч. Что же писать прикажете?
Т и т Т и т ы ч. А ты вот что пиши: что обидели такого-то купца, а с сына оного купца учитель, против всяких прав, взял расписку, чтобы жениться на его дочери. Вот тебе и расписка. Я никаких денег не пожалею, коли сделаешь. Можешь ты это сделать?
З а х а р З а х а р ы ч. Могу-с.
Т и т Т и т ы ч. Ну, так садись и пиши при мне. Вон тебе чернила и бумага на столе.

Захар Захарыч садится за стол.

Да дай ему графин водки!.. Нет, не надо.
З а х а р З а х а р ы ч. Для воображения, Тит Титыч!
Т и т Т и т ы ч. Нет, после, а то я тебя знаю. (Жене.) Ну, теперь ты мне сына подай. (Захару Захарычу.) А ты строчи!
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Да его нету дома. Кит Китыч.
Т и т Т и т ы ч. Настасья! Кто я?
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Кит Китыч Брусков.
Т и т Т и т ы ч. Что я приказываю? Ты знаешь, у меня слово — закон!
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Слушаю, Кит Китыч. (Подходит к двери.) Андрюша, Андрюша, поди, отец кличет.

Андрей Титыч входит.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Тит Титыч, Настасья Панкратьевна, Захар Захарыч и Андрей Титыч.

Т и т Т и т ы ч. Ну, Андрей, что мне теперича с тобой делать?
А н д р е й Т и т ы ч. Что вам угодно-с, вся ваша воля.
Т и т Т и т ы ч. Ты благодари бога, что сердце у меня прошло. Попадись ты мне давеча, я бы тебя изуродовал. Ты для чего скрываешься?
А н д р е й Т и т ы ч. Тятенька, можно с вами говорить откровенно?
Т и т Т и т ы ч. Ты, что хочешь, говори, только дело, а то смотри!
А н д р е й Т и т ы ч. Я вам, тятенька, во всю жизнь свою ни в одном слове не перечил.
Т и т Т и т ы ч. Еще бы ты смел!
А н д р е й Т и т ы ч. Конечно, я должен повиноваться своим родителям. А коли которую вы мне теперь невесту сватаете, да ежели она мне не нравится, что же должен я делать?.. На всю жизнь страждить? Ежели мне нравится другая?
Т и т Т и т ы ч. Знаю, знаю.
А н д р е й Т и т ы ч. Почем же вы их знаете-с?
Т и т Т и т ы ч. Сейчас сам был у них.
А н д р е й Т и т ы ч. А сами видели, так лучше всего-с. Истинно достойная девушка, можно чести приписать. Не то что...
Т и т Т и т ы ч. Вот я тебе такое достоинство задам! Ты уж лучше меня не серди. Молчи, я тебе говорю. Вон, видишь, строчило пишет. Это вот прошение на них. (Захару Захарычу.) Пиши хорошенько! (Сыну.) Они с тебя, дурака, расписку взяли, а с меня за нее тысячу целковых вытребовали.
А н д р е й Т и т ы ч. Кто же это-с?
Т и т Т и т ы ч. Все они же. И красавица твоя тут же. Так вас, дураков, и обманывают. А ты рот-то разинул, ты думаешь, тебя так, даром станут любить, на красоту свою надеешься. Как же не так. Еще хорошо, что на тысяче помирились, а то заломили было три.
А н д р е й Т и т ы ч. Кому ж теперь на свете верить после этого! Истинная правда, тятенька, что нас кругом обманывают.
Т и т Т и т ы ч. Вот для этого-то для самого я и хочу тебя женить, чтоб ты не баловался. Ну, теперь, что ты еще будешь разговаривать, я послушаю.
А н д р е й Т и т ы ч. Ничего не могу говорить против вас, потому сам кругом виноват-с.
Т и т Т и т ы ч. Так-то вот лучше. Собирайся к невесте.

Иван Ксенофонтыч входит.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Тит Титыч, Настасья Панкратьевна, Захар Захарыч, Андрей Титыч и Иван Ксенофонтыч.

И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Милостивый государь, извините, я ничего не знал...
Т и т Т и т ы ч. А, теперь извините, за разум взялся! Нет, уж поздно. Видишь, вон пишет! Это прошение на вас с дочерью.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Милостивый государь, ни я, ни дочь тут ни в чем не виноваты. Это, без нашего ведома, сделала глупая женщина... Мы живем смирно, мы никого не трогаем, мы занимаемся своим делом.
Т и т Т и т ы ч. Знать ничего не хочу!
А н д р е й Т и т ы ч. Тятенька, что ж вы мне говорили? Вот она правда-то, наружу выходит.
Т и т Т и т ы ч (топнув). Молчи, не дыши!
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Вот ваши деньги, возьмите их.
Т и т Т и т ы ч. Деньги! Ты деньги принес? Что за диковина такая! Деньги назад принес! Тут нет ли подвоху какого? Сахарыч, как ты думаешь, взять деньги али нет? Обману нет ли?
З а х а р З а х а р ы ч. Деньги возьмите, ничего.
Т и т Т и т ы ч. Ну, давай деньги.

Иван Ксенофонтыч отдает.

Все ли? На, Андрей, сочти.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Все, все. Не мучьте вы меня, не считайте.
Т и т Т и т ы ч. Так тебе и поверить! Как же!
А н д р е й Т и т ы ч. Все-с.
Т и т Т и т ы ч (берет деньги). Ну, теперь ступай! А за обиду я с тобой разочтусь. Видишь, пишет.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Отдайте мне расписку.
Т и т Т и т ы ч. Какую это расписку? Что Андрей-то дал?
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Эту самую.
Т и т Т и т ы ч. Что ты, очумел, что ли? Слышишь, Сахар Сахарыч, расписку просит.
З а х а р З а х а р ы ч. Как можно-с! Он ее представит, тогда хлопот-то не оберешься.
Т и т Т и т ы ч. Ишь ты, что выдумал! Какую штуку гнет! Нет, брат, нас не надуешь! Мы тоже волки-то травленые! (Смотрит на него.) Ха-ха-ха-ха-ха!
З а х а р З а х а р ы ч (тоже глядя на Ивана Ксенофонтыча). Ха-ха-ха-ха-ха!
Т и т Т и т ы ч. Он, должно быть, для того и деньги-то принес, чтобы расписку выручить, а потом за нее вдвое заломить. Ему мало показалось. Надувательная система.
И в а н К с е н о ф о н т ы ч (потерявшись). Нет, я потому деньги принес, что нам чужих не надобно... мы живем бедно... мы живем своими трудами... мы смирно живем. Я вам еще денег принесу, сколько у меня есть... я достану, заработаю.
Т и т Т и т ы ч. Ишь ты, как распевает. Ха-ха-ха!
З а х а р З а х а р ы ч. Ха-ха-ха!
И в а н К с е н о ф о н т ы ч (бросается к Титу Титычу). Подай расписку, подай! Я у вас отниму ее, я вырву... мое дело правое... мы не виноваты...
Т и т Т и т ы ч (отстраняя его рукой). Тише, тише! Сахарыч! Ловкий народ, а? Ха-ха-ха!..
З а х а р З а х а р ы ч. Ха-ха-ха!
И в а н К с е н о ф о н т ы ч (падая на колена). Отдайте, Христа ради, отдайте! Я ее изорву, при вас же изорву.
А н д р е й Т и т ы ч. Маменька, попросите. У меня сердце все изорвалось, да говорить-то я не смею.
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Отдайте, Кит Китыч. Ведь он старичок, жалко старичка-то.
Т и т Т и т ы ч. Ты молчи! Не твое дело... Аль отдать? Сахарыч, отдать?
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Отдайте, отдайте! Я не выду без этого! Как мне показать глаза дочери! Это сделала глупая хозяйка. Разве моя Лиза может? Она плачет теперь... Да что я говорю! Где я говорю об ней! Я с ума сойду!..
З а х а р З а х а р ы ч. Ни, ни, ни!..
Т и т Т и т ы ч. А я говорю, что отдать. Ты молчи, не смей разговаривать! А то еще дело заводить, путаться. Как же, нужно очень!
З а х а р З а х а р ы ч. Что вам дела бояться! Ваше дело правое. Я за него возьмусь.
Т и т Т и т ы ч. Да, тебе еще деньги платить! Нет! не надо! Подай расписку.

Захар Захарыч подает.

Ступай домой, прощай! Когда надо будет, пришлю. Улепетывай!

Захар Захарыч берет картуз и становится у дверей.

(Учителю.) Так ты говоришь, что вы не знали этого дела?
И в а н К с е н о ф о н т ы ч. Не знали, не знали.
Т и т Т и т ы ч. Значит, это хозяйка обработала. Ну, бой-баба! На твою расписку. Я не в тебя. (Подает расписку.)
И в а н К с е н о ф о н т ы ч (разрывает ее и с хохотом топчет ногами). Будьте вы прокляты! Как это вас земля-то терпит! Как эти стены не обвалятся на вас! Дочь моя! Сокровище мое! (Убегает.)
Т и т Т и т ы ч. Что он говорит? Как он смеет? Держи его! Вот видишь ты, с какой сволочью связываешься. Подите все вон! А ты, Андрей, собирайся к невесте ехать.

Все уходят.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Т и т Т и т ы ч (один; сидит довольно долго молча, потом ударяет кулаком по столу). Деньги и все это тлен, металл звенящий! Помрем — все останется. Так тому и быть. Мое слово — закон. Жена, Андрей, подите сюда!

Настасья Панкратьевна и Андрей Титыч входят.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Тит Титыч, Настасья Панкратьевна и Андрей Титыч.

Т и т Т и т ы ч. Андрей, я тебя отделяю; полтораста тысяч тебе серебром и живи, как знаешь.
А н д р е й Т и т ы ч. Тятенька...
Т и т Т и т ы ч. Молчи! Не смей со мной разговаривать!
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. Как это можно, Кит Китыч! Он у нас еще ребенок совсем.
Т и т Т и т ы ч. Не твое дело. Я мальчишкой из деревни привезен, на все четыре стороны без копейки пущен; а вот нажил себе капитал и других устроил. Хороший человек нигде не пропадет, а дурного и не жаль. Слушай ты, Андрей, вели заложить пару вороных в коляску, оденься хорошенько, возьми мать с собой да поезжай к учителю, проси, чтоб дочь отдал за тебя. Он человек хороший.
А н д р е й Т и т ы ч. Помилуйте, тятенька, он и прежде-то бы не отдал, а теперь мне и глаза показать нельзя.
Т и т Т и т ы ч. Я тебе приказываю, слышишь! Проси, кланяйся в ноги. Он и постарше тебя, да кланялся. Как он смеет не отдать, когда я этого желаю! Я на приданое ей денег дам. Ступай! Небось, не откажется.
А н д р е й Т и т ы ч. Да они никаких денег не возьмут.
Т и т Т и т ы ч. Молчи!
Н а с т а с ь я П а н к р а т ь е в н а. А как же, Кит Китыч, та-то невеста?
Т и т Т и т ы ч. Вы со мной не смейте разговаривать! (Идет к двери.) Если он не отдаст за тебя, — ты лучше мне и на глаза не показывайся. (Уходит.)
А н д р е й Т и т ы ч. Что только за жизнь моя! (Махнув рукой.) Ах, маменька, поедемте! Уж знаю, что толку ничего не будет, одна мука.

Уходят.