А.Н.Островский. Невольницы

А.Н.Островский. Невольницы
Изд-во "Терра", 2001, Собрание сочинений в шести томах
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, октябрь 2004

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЛИЦА:

Е в д о к и м Е г о р ы ч С т ы р о в, очень богатый человек, лет за 50.
Е в л а л и я А н д р е в н а, его жена, лет под 30.
Н и к и т а А б р а м ы ч К о б л о в, богатый человек, средних лет, компаньон Стырова по большому промышленному предприятию.
С о ф ь я С е р г е в н а, его жена, молодая женщина.
А р т е м и й В а с и л ь и ч М у л и н, молодой человек, один из главных служащих в конторе компании.
М и р о н И п а т ы ч, старый лакей Стырова.
М а р ф а С е в а с т ь я н о в н а, экономка.

Гостиная в доме Стырова; в глубине растворенные двери в залу, направо от актеров дверь в кабинет Стырова,
налево - в комнаты Евлалии Андревны. Мебель богатая, между прочей мебелью шахматный столик.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Марфа (входит слева), Мирон (заглядывает из залы).

М и р о н (кланяясь). Марфе Савостьяновне!
М а р ф а. Мирон Липатыч! Да взойдите, ничего...

Мирон входит.

Какими судьбами?
М и р о н. Барина навестить пришел, наслышан, что приехали.
М а р ф а. Приехали, Мирон Липатыч.
М и р о н (нюхая табак). На теплых водах были?
М а р ф а. На теплых водах. Были и в других разных землях, два раза туда путешествовали... Ну, и в Петербурге подолгу проживали. Много вояжу было; прошлое лето вот тоже в Крым...
М и р о н. И вы завсегда с ними?
М а р ф а. В Крыму была; а то все в Петербурге при доме оставалась.
М и р о н. Постарел, я думаю, Евдоким Егорыч-то?
М а р ф а. Конечно, уж не к молодости дело идет, а к старости, сами знаете. Ведь вот и вы, Мирон Липатыч...
М и р о н. Ну, мы другое дело: у нас это больше... знаете... от неаккуратности.
М а р ф а. А вы неаккуратность-то эту все еще продолжаете?
М и р о н. Нет, будет, довольно, порешил... все равно как отрезал. Теперь уж ни Боже мой, ни под каким видом.
М а р ф а. И давно вы это... урезонились?
М и р о н (нюхая табак). С Мироносицкой предел положил. Думал еще со Страшнoй закончить; ну, да, знаете, Святая... потом Фомина... тоже, надо вам сказать, неделя-то довольно путаная. Попрaвная неделя она числится; голова-то поправки требует, особенно на первых днях. Ну, а с Мироносицкой-то уж и установил себя как следует. И вот, надо Бога благодарить, Марфа Савостьяновна, до сих пор... как видите! И чтобы тянуло тебя, манило, али тоска... ничего этого нет.
М а р ф а. Ну, укрепи вас Бог!
М и р о н. Очень чувствительный я человек, Марфа Савостьяновна, - сердце мое непереносчиво! Обидит кто или неприятность какая, ну, и не сдержишь себя. Не то чтоб у меня охота была или какое к этой дряни пристрастие; а все от душевного огорчения.
М а р ф а. Разно бывает, Мирон Липатыч: кто от чего. Но, при всем том, безобразие-то все одно.
М и р о н. Так, значит, состарились мы с Евдокимом Егорычем?
М а р ф а. Да, таки порядочно. Коли вы его давно не видали, так перемену большую заметите.
М и р о н. Три года не видал. Как тогда поженились, так мне от места отказали, молодую прислугу завели. Нет, Марфа Савостьяновна, пожилому на молоденькой жениться не след.
М а р ф а. Да ведь она не то чтобы очень молоденькая, двадцати пяти лет замуж-то шла.
М и р о н. Самый цвет... вполне...
М а р ф а. Да вот уж три года замужем.
М и р о н. Все-таки женщина в полном своем удовольствии; а мы-то с Евдокимом Егорычем уж скоро грибы будем. Старый-то на молодой женится, думает, что сам помолодеет; а заместо того еще скорее рушится, в затхлость обращается.
М а р ф а. Почему вы так полагаете? Отчего ж бы это?
М и р о н. От сумления.
М а р ф а. Может быть, и правда ваша.
М и р о н. Старый человек понимает, что молодая его любить как следует не может; ну, и должен он всякий час ее во всем подозревать; и обязан он, коли он муж настоящий, за каждым ее шагом, за каждым взглядом наблюдать, нет ли какой в чем фальши. А ведь это новая забота, ее прежде не было. А вы сами знаете: не лета человека старят, а заботы.
М а р ф а. Да, уж настоящего спокою нет.
М и р о н. Какой спокой! И я про то ж говорю. Я теперь Евдокима Егорыча - ох! как понимаю. Опять же не из своего круга взята.
М а р ф а. Какого вам еще круга? Маменька их в заведении, которое для барышень, главная начальница.
М и р о н. Мадамина дочь, вроде как из иностранков.
М а р ф а. Вы это напрасно... Только что обучена на всякие языки, а природы нашей, русской.
М и р о н. А промежду себя они?..
М а р ф а. Ну, конечно, не так, как молодые...
М и р о н. Контры выходят?
М а р ф а. А все ж таки...
М и р о н. Стражаются?
М а р ф а. Что вы, как можно! Несогласия между ними незаметно.
М и р о н. И часто у них это бывает?
М а р ф а. Что?
М и р о н. Стражение?
М а р ф а. Да что вы, какое стражение? Из-за чего им? Живут как следует, как все прочие господа.
М и р о н. Ведь вы правды не скажете: женская прислуга всегда за барыню; плутни у вас заодно, а за маклерство вам большой доход. У Евдокима Егорыча, как я вижу, нет никого, чтобы преданный ему человек был: поберечь его некому. Значит, Евдокиму Егорычу верный слуга нужен. Я теперь понял из ваших слов все дело.
М а р ф а. Вы зачем же к Евдокиму Егорычу?
М и р о н. Слышал, что у них камардина нет; так хочу опять к ним проситься.
М а р ф а. Теперь гости у нас; а подождите немножко в кухне, Мирон Липатыч, по времени я доложу.
М и р о н. Что же не подождать! Екстры нет, больше ждали. (Уходит.)

Из кабинета входят Стыров и Коблов.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Стыров, Коблов и Марфа.

С т ы р о в (Марфе). Пошли узнать, дома ли Артемий Васильич! Если дома, просить его ко мне.

Марфа уходит.

Будем продолжать прежний разговор. Я похож на нищего, который вдруг нашел огромную сумму денег и не знает, куда с ними деться, как их уберечь; все боится, чтоб их не украли.
К о б л о в. О чем вы жалеете, в чем вы раскаиваетесь, я не понимаю.
С т ы р о в. Ну, положим, что я не жалею и не раскаиваюсь; довольно с меня и того, что я чувствую неловкость своего положения. Вы, я думаю, понимаете, что человеку с моим состоянием весьма естественно желать себе спокойствия и всякого удобства.
К о б л о в. Как не понимать! Но вы меня извините, я никакой неловкости, никакого неудобства в вашем положении не вижу.
С т ы р о в. О таком деликатном предмете, разумеется, я могу говорить только с одними вами: у нас общие дела, общие интересы, и уж мы привыкли поверять друг другу то, что для посторонних должно оставаться тайной.
К о б л о в. Уж позвольте и мне говорить с вами откровенно. Вы знаете, как я глубоко уважаю Евлалию Андревну: поэтому, чтобы не стеснять себя в разговоре, мы будем говорить не о вас и не о ней собственно, а вообще, то есть о всяком муже и жене, какие бы они ни были.
С т ы р о в. Хорошо. Вы, я думаю, знаете сами, что для счастья в супружеской жизни весьма важно, чтобы выбор с обеих сторон был непринужденный и вполне свободный.
К о б л о в. Да, это условие нелишнее, хотя нельзя сказать, чтобы необходимое.
С т ы р о в. А ведь Евлалию Андревну выдали за меня почти насильно. Мать до двадцати пяти лет держала ее взаперти и обращалась с ней, как с десятилетней девочкой. Я ее купил у матери.
К о б л о в. Да хоть бы украли. Ведь вы венчаны, значит, вы находитесь в положении мужа и жены. Отношения эти известны, определены, и задумываться тут не над чем.
С т ы р о в. И притом неравенство возрастов...
К о б л о в. Да ведь она видела, за кого идет.
С т ы р о в. Не видала, я ослепил их с матерью. Когда я нечаянно познакомился с ними, меня сразу поразили некоторые особенности в характере Евлалии. В ней было что-то, чего я не встречал в других девушках; а я их видал-таки довольно на своем веку. Быстрые перемены в лице - то оно как будто завянет, то вдруг оживится и осветится; порывистые движения, короткое, судорожное пожатие руки при встрече; прямая речь, без всякого жеманства, и почти детская откровенность. Все это вместе было довольно привлекательно. Но ведь не влюбился же я - в мои годы этого не бывает, - я просто захотел приобресть ее, как редкость. И упрекаю теперь себя за это, как за поступок неосторожный.
К о б л о в. Напрасно.
С т ы р о в. Я пошел путем прямым и верным; я не давал опомниться им с матерью: бывал у них по три раза в день, делал безумные траты для их удовольствия, осыпал подарками... И вот в результате: старый, постоянно занятой делами муж и молодая, страстная и способная к увлечениям жена.
К о б л о в. Что ж из этого? К чему эти признания? Я и без вас знал, что мужья и жены не всегда бывают равны возрастом и одинаковы характером. Я опять-таки повторяю: ведь вы венчаны, значит, вы стали в известные отношения друг к другу - вы муж и жена. Эти отношения уже определены, и они одинаковы и для молодых и для старых, и для страстных и для бесстрастных. Муж - глава, хозяин; а жена должна любить и бояться мужа. Любить - это надо предоставить жене: как ей угодно, насильно мил не будешь; а заставить бояться - уж это дело мужа, и этой обязанностью он пренебрегать никак не должен.
С т ы р о в. Но ведь она молода, ей жить хочется... Когда войдешь в ее положение...
К о б л о в. А зачем это вам входить в ее положение? Нет, вы этого не делайте! Начнете входить в положение жены, так можете приобресть дурную привычку входить в чужое положение вообще. Если последовательно идти по этому пути, так можно дойти до юродства. Там сирые да убогие, несчастные да угнетенные; придешь, пожалуй, к заключению, что надо имение раздать нищим, а самому с цветочком бегать босиком по морозу. Уж извините, такого поведения рекомендовать нельзя человеку деловому, у которого на руках большое коммерческое предприятие.
С т ы р о в. Мы уклоняемся от предмета... Я говорил с вами не о житейских правилах: я имею свои, и довольно твердые, и в советах не нуждаюсь. Я говорил только о том исключительном положении, в котором я нахожусь, После свадьбы, вы знаете, сейчас же мы уехали в Петербург, два раза ездили в Париж, были в Италии, в Крыму, погостили в Москве; везде не подолгу, скучать ей было некогда. Теперь я должен прожить здесь, по своим делам, год или более; город довольно скучный, развлечений мало, притом же она может встретить кого-нибудь из своих прежних знакомых. Когда я женился, ей было двадцать пять лет; нельзя же предполагать, что у нее совсем не было привязанностей; а при скуке старые привязанности штука опасная.
К о б л о в. Конечно, опасная, если вы будете вольнодумствовать.
С т ы р о в. Как "вольнодумствовать"... Что это значит?
К о б л о в. То есть пренебрегать правами мужа. Как, по вашему мнению, должен поступить муж в случае неверности жены?
С т ы р о в. Ведь это, глядя по характеру... Я не знаю... может быть, я только заплакал бы; а может быть, и убил бы жену.
К о б л о в. Ну, вот видите ли! Значит, для вас прямой расчет не допускать неверности.
С т ы р о в. Без сомнения; но как это сделать?
К о б л о в. Надо стараться устранить всякие поводы к соблазну, надо принять меры.
С т ы р о в. Да какие меры? В том-то и дело.
К о б л о в. Во-первых, надо отнять совершенно свободу у жены, ограничить круг ее знакомства людьми, хорошо известными вам.
С т ы р о в. Да тут знакомство и так невелико; выбирать-то не из кого... Известные лица... А кто здесь нам хорошо-то известен?
К о б л о в. Да вот, например, все служащие у нас.
С т ы р о в. Без исключения? И Мулин?
К о б л о в. И Мулин. Он нам предан, вся будущность его в наших руках, кроме того, он очень неравнодушен к деньгам и постоянно ухаживает за богатыми невестами. А не женился он до сих пор только потому, что все ждет, не появится ли еще побогаче.
С т ы р о в. Итак, во-первых, знакомство; а во-вторых?
К о б л о в. А во-вторых, надо учредить негласный надзор над женой.
С т ы р о в. То есть шпионство. На кого ж возложить эту обязаность?
К о б л о в. Прежде всего на прислугу.
С т ы р о в. Что вы говорите! Да ведь это гадко.
К о б л о в. Вы бывали больны? Ну, конечно, бывали и принимали не одни только сладкие лекарства. Когда дело идет о здоровье, так вкуса в лекарствах не разбирают.
С т ы р о в. Как хотите, а к такому средству можно прибегать разве уж в последней крайности.
К о б л о в. В крайности уж будет поздно. Тем-то это средство и хорошо, что предупреждает крайности. Всякое увлечение вначале очень невинно; тут-то его и накрывать. У женщины, Евдоким Егорыч, два главные двигателя всех их поступков: каприз и хитрость. Против каприза нужна строгость, против хитрости - абсолютное недоверие и постоянный надзор.
С т ы р о в. Но как же со всем этим вы согласите любовь к жене?
К о б л о в. Как? Очень просто. Ведь любим же мы своих маленьких детей, однако за капризы их наказываем и без нянек не оставляем.
С т ы р о в. Но справедливо ли смотреть на женщин как на маленьких детей?
К о б л о в. Да мы, кажется, не о справедливости разговор начали, а о спокойствии для мужей.
С т ы р о в. Хорошо. Благодарю вас! Я подумаю... и приму в соображение ваши слова. (Садится к шахматному столику.) Не сыграем ли в шахматы? Мне прислали недавно резные, превосходной работы. (Вынимает из кармана ключик и отпирает ящик стола.) Я их запираю от любопытных. Растеряют либо переломают.

Входит Марфа с телеграммой.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Стыров, Коблов и Марфа.

М а р ф а. Телеграмму подали из конторы. (Подает телеграмму Стырову.)
С т ы р о в (прочитав телеграмму). Наш пароход с баржами остановился; значительное повреждение. (Встает. Ключ остается в замке ящика. Передает телеграмму Коблову.) Надо ехать самому. (Взглянув на часы, Марфе.) Скажи Евлалии Андревне, что я уезжаю на пароходе на несколько дней... Я поеду на пароходе через полчаса... Распорядись, чтобы мне приготовили и собрали все, что нужно, да вели закладывать лошадей.
М а р ф а. Слушаю-с. Мирон Липатыч тут дожидается.
С т ы р о в. Какой "Липатыч"?
М а р ф а. Ваш бывший камардин.
С т ы р о в. Что ему нужно?
М а р ф а. Должно быть, без места, так наведаться пришел.
С т ы р о в. Хорошо; пошли его сюда.

Марфа уходит.

К о б л о в. Надо как можно скорее исправить повреждение, время не ждет, а главное, надо разобрать, кто виноват.
С т ы р о в. Я за тем сам и еду. А вы потрудитесь с вечерним пароходом нам механика прислать.

Входит Мирон.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Стыров, Коблов и Мирон.

С т ы р о в. Здравствуй, Мирон! Что ты?
М и р о н. Слышал, что у вас человека нет, так желаю послужить вам, Евдоким Егорыч, по-старому, как прежде я вам... верой и правдой...
С т ы р о в. По-старому? И пить будешь по-старому?
М и р о н. Нет, зачем же, помилуйте! Это даже совсем лишнее.
К о б л о в. Не ехать ли мне с вами?
С т ы р о в. Нет, вы, Никита Абрамыч, горячи очень; тут надо быть хладнокровнее. (Мирону.) Ну, так как же?
М и р о н. Зачем пить? Пить не надо, Евдоким Егорыч. Ну его! Я и врагу не желаю.
К о б л о в. Вы мне телеграфируйте, что такое там у них.
С т ы р о в. Непременно.
М и р о н. Как же вы хотите, чтобы я пил?
С т ы р о в. Да я вовсе не хочу. С чего ты взял?
К о б л о в. Дней пять пробудете, с проездом?
С т ы р о в. Да, я думаю, не более.
М и р о н. Нет, уж вы этого теперь от меня не дождетесь, потому я от себя надеюсь...
С т ы р о в. Вот и прекрасно.
М и р о н. Кабы в том что хорошее было, ну, тогда бы, пожалуй, отчего ж не выпить; а то ведь это только наша глупость одна и даже со вредом... Так к чему же это? Кому нужно? Кто себе враг? Да, кажется, наставь мне в рот воронку да насильно лей, так и то я... нет, не согласен; увольте, скажу...
С т ы р о в. Как же ты прежде-то?
М и р о н. Так как прежде мы были на холостом положении, ну уж аккуратности этой и не наблюдаешь; а теперь как можно! Теперь надо себя стараться содержать...
С т ы р о в. Ну, хорошо, я тебя возьму на пробу, только уж не взыщи, если...
М и р о н. Да нет, Евдоким Егорыч, ожидать мудрено, чтобы... Ни к чему не ведет, вот главное... Не хорошо, дурно, очень дурно.
С т ы р о в. Сегодня же ты и поступишь. Я сейчас уезжаю; смотри без меня за порядком, за чистотой в доме, за всем.
М и р о н. Понимаю, очень понимаю.
С т ы р о в. Кто будет меня спрашивать, отказывай, говори, что меня в городе нет.
М и р о н. Никого не буду принимать, вот как. Ох, как я вас понимаю!
С т ы р о в. Понимать тебе нечего, а надо слушать и исполнять.
М и р о н. Да уж вот как стараться буду, уж вот как... ну, уж одно слово... вот уж как; как раб... самый... который...
С т ы р о в. Хорошо, ступай! Пособи там собрать мои вещи, ты это дело знаешь.
М и р о н. Слушаю-с. (Уходит.)
К о б л о в. Я пойду ответ напишу на телеграмму. Да надо приказать, чтобы лодка была готова принять вас, а то они проспят, пожалуй. (Уходит в кабинет.)

Входит Мулин.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Стыров и Мулин.

С т ы р о в (подавая руку). Я за вами посылал, Артемий Васильич.
М у л и н. Что вам угодно, Евдоким Егорыч?
С т ы р о в. Я записку составил, она там у меня, в кабинете на столе; надо ее хорошенько редактировать.
М у л и н. Велика?
С т ы р о в. Листов шесть, семь.
М у л и н. А к какому времени вам она нужна будет, Евдоким Егорыч?
С т ы р о в. Через неделю, не далее. Успеете?
М у л и н. Как не успеть! Я сегодня же и начну заниматься.
С т ы р о в. Только уж сами и перепишите начисто; это дело важное и весьма секретное; я, кроме вас, никому поручить его не могу.
М у л и н. Благодарю вас и постараюсь оправдать ваше доверие.
С т ы р о в. Да вы уж не один раз оправдывали. Я вам, любезнейший Артемий Васильич, больше доверю, чем это дело, я вам доверяю жену свою. Я получил телеграмму и сейчас уезжаю на несколько дней. Прошу вас на это время поступить в распоряжение Евлалии Андревны и быть ее кавалером. Если вздумает она погулять на бульваре или в общественном саду, так уж вы, пожалуй, будьте при ней неотлучно.
М у л и н. Я прошу вас, Евдоким Егорыч, если только возможно, освободить меня от этой обязанности.
С т ы р о в. Почему это?
М у л и н. Наш город - сплетник, ужасный сплетник; за неимением новостей он ежедневно сам сочиняет внутренние известия.
С т ы р о в. Что же могут сочинить про вас?
М у л и н. Наше городское воображение отважно, оно ни перед чем не останавливается. Для людей, которым нужно говорить во что бы то ни стало, у которых зуд в языке, - святого ничего нет.
С т ы р о в. Пусть говорят; мы с женой не боимся разговоров, да и вы не красная девушка. На что вам беречь свою репутацию? Иль жениться задумали? Вам еще рано, погодите немного! Нельзя же нашим женам без кавалера оставаться!

Входят Евлалия Андревна и Софья Сергевна.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Стыров, Мулин, Евлалия и Софья.

Е в л а л и я. Вы уезжаете?
С т ы р о в. Да, сейчас. И вот оставляю тебе кавалера, Артемия Васильича. Тебе выезжать ведь некуда?
Е в л а л и я. Нет, куда же! Я никуда не поеду без вас.
С т ы р о в. А если вздумаешь в сад или на бульвар, так приглашай с собой Артемия Васильича.
Е в л а л и я. Очень рада. Вы ненадолго?
С т ы р о в. Не знаю; как дела потребуют; во всяком случае не более как на неделю.
Е в л а л и я (Мулину). Вам не скучно будет со мной?
С т ы р о в. Евлалия, разве так говорят? Ты на комплименты напрашиваешься.
С о ф ь я. А что ж за беда! Пусть молодой человек учится, ему в жизни пригодится.
М у л и н. Мне учиться незачем; я и так умею.
Е в л а л и я. А правду умеете говорить?
М у л и н. И правду умею, когда нужно.
Е в л а л и я. Только когда нужно? Да разве не всегда нужно правду говорить?
С о ф ь я. Да что вы, ребенок, что ли? Вас это удивляет, что люди не всегда правду говорят?
Е в л а л и я. Так зачем же нас учили?
С о ф ь я. Да кто нас учил? Учителя. Им нельзя было не учить чему-нибудь, им за это деньги платят; а жить учиться уж мы должны сами.
С т ы р о в. Вы, я вижу, в философию ударились. Философствуйте на здоровье; а нас извините, мы вас оставим. Пойдемте, Артемий Васильич, я вам покажу записку, про которую говорил.

Стыров и Мулин уходят в кабинет.

Е в л а л и я. Зачем так шутить? Мужчины в самом деле могут подумать, что мы не всегда говорим правду.
С о ф ь я. Да разве я шутила, разве это шутки? Какие у вас еще ребячьи понятия! Это слезы, а не шутки. Женщина не только не всегда должна говорить правду, а никогда, никогда. Знай правду только про себя.
Е в л а л и я. А других обманывать?
С о ф ь я. Конечно, обманывать, непременно обманывать.
Е в л а л и я. Да зачем же?
С о ф ь я. Вы только подумайте, как на нас смотрят мужья и мужчины вообще! Они считают нас малодушными, ветреными, а главное, хитрыми и лживыми. Ведь их не разубедишь; так зачем же нам быть лучше того, что они о нас думают? Они считают нас хитрыми, и надо быть хитрыми. Они считают нас лживыми - и надо лгать. Они только таких женщин и знают; им других и не нужно, только с такими они и умеют жить.
Е в л а л и я. Ах, что вы говорите!
С о ф ь я. Что ж по-вашему? Начать мужу доказывать, что я, мол, хорошая, серьезная женщина, гораздо умнее тебя, и чувства у меня гораздо благороднее, чем у тебя. Ну, что ж, доказывайте; а он будет улыбаться да думать про себя: "Пой, матушка, пой! Знаем мы вас; тебя на минуту без надзору оставить нельзя". Ну, утешительное это положение?
Е в л а л и я. Да неужели это так?
С о ф ь я. Поживите, так увидите.
Е в л а л и я. Но если мы лучше, так мы должны стать выше их.
С о ф ь я. Да как вы станете, коли в их руках власть, власть, ужасная тем, что она опошляет все, к чему ни коснется. Я говорю только про наш круг. Посмотрите, взгляните, что в нем! Посредственность, тупость, пошлость; и все это прикрыто, закрашено деньгами, гордостью, неприступностью, так что издали кажется чем-то крупным, внушительным. Наши мужья сами пошлы, и ищут только пошлости, и видят во всем только пошлость.
Е в л а л и я. Это вы говорите про женатых, а холостые?
С о ф ь я. Такие же.
Е в л а л и я. Ну, уж я вам положительно не верю.
С о ф ь я. Как угодно. Дай Бог только, чтобы разочарование вам не очень дорого обошлось. Нет, я вижу, что вы совсем не знаете наших мужчин.
Е в л а л и я. Но ведь в нашем кругу много иностранцев.
С о ф ь я. Да разве они лучше наших? Наши дружатся с ними, братаются, перенимают от них новые пошлости да сальные каламбуры и воображают, что живут по-европейски. Мой муж тоже уважает Европу и очень хвалит. Он бывал на юге Франции, знаком там со многими фабрикантами; но что же он вынес из этого знакомства? Он говорит: "Там мужья-то еще круче нашего с женами обращаются, там они вас вовсе за людей не считают". Вот вам и Европа! Не надо нашим мужьям хороших жен! Они воображают, что жены-то еще пошлее и глупее их, и чрезвычайно довольны своей судьбой и счастливы. Если б Бог, каким-нибудь чудом, открыл им глаза и они бы увидали, что такое их жены в самом-то деле, насколько они выше их по уму, по чувствам, по стремлениям, как противны женской душе их хищнические инстинкты, они бы потерялись, затосковали, запили бы с горя.
Е в л а л и я. Как же вы переносите такую жизнь?
С о ф ь я. Человек ко всему может примениться. Прежде мне очень тяжело было, а теперь и я не много лучше их; я такая, какую им нужно. Рано или поздно и с вами то же будет, или начнете дни и ночи в карты играть.

Входят Стыров, Коблов и Мулин.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Евлалия, Софья, Стыров, Коблов и Мулин.

С т ы р о в. Ну, что ж, решили вы свой спор?
К о б л о в. О чем?
Е в л а л и я. Всегда ли нужно правду говорить?
К о б л о в. Ну, я женское решение этого вопроса давно знаю.
Е в л а л и я. Какое же оно?
К о б л о в. Правду можно говорить иногда только приятельницам, и то с большой осторожностью; а мужьям никогда.
С о ф ь я. А вы женам разве говорите правду?
К о б л о в. Ну, это другое дело; нашу правду вам незачем и знать. С вас довольно и того, что мы находим нужным сказать вам; вот вам и правда, и другой никакой для вас нет.
Е в л а л и я. Мне кажется, вы на жену смотрите, как на невольницу.
К о б л о в. А что ж такое, хоть бы и так? Слово-то, что ли, страшно? Вы думаете, я испугаюсь? Нет, я не пуглив. По мне, невольница все-таки лучше, чем вольница.
С т ы р о в. Однако мне пора. Прощайте!
Е в л а л и я. Не проводить ли мне вас на пароход?
С т ы р о в. Нет, зачем! Там толкотня, суета.
К о б л о в. И мы домой, Софья Сергевна!
С о ф ь я. Хорошо, поедем.

Все уходят в залу. Слева выходит Марфа.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Марфа, потом Стыров.

М а р ф а. Уехали, что ли? (Заглядывает в залу.) Нет еще, целуются; прощаются. (Оглядывая комнату.) Не забыл ли Евдоким Егорыч чего? Это чья шляпа-то? А, это Артемия Васильича... ну, он, чай, вернется за ней.

Входит Стыров.

С т ы р о в (говорит в залу). Подождите, я на одну минуту, я забыл кой-что... (Марфе.) Марфа, слушай! Береги Евлалию Андревну без меня! Ты знаешь, как я ее люблю.
М а р ф а. Да как же, помилуйте! Нешто я не вижу?
С т ы р о в. Я в дороге все буду думать о ней: что она делает? не скучает ли?
М а р ф а. Уж как не думать? Конечно, думается.
С т ы р о в. Так ты уж и не отлучайся от нее! Я, как приеду, так потребую от тебя отчет: что она без меня делала, говорила, даже думала. Я так ее люблю, что, понимаешь ли ты, мне все это приятно знать... все, все... мне это очень приятно. (Дает Марфе кредитный билет.)
М а р ф а. Понимаю, Евдоким Егорыч, будьте покойны.
С т ы р о в. Не то чтоб я... ну, ты понимаешь; а уж я ее очень люблю. Так что смотри. Ну, не все же ей дома сидеть.
М а р ф а. Конечно, дело молодое...
С т ы р о в. Так для прогулок или выехать куда я просил Артемия Васильича; а вот дома-то ты...
М а р ф а. Да уж будьте покойны!

Стыров уходит.

Ишь ты, старичок-то!.. Что он дал-то? (Глядит на ассигнацию.) Пять рублей... Значит, услуги требует. Что ж, ничего, не больно скупо. Да за что и дать-то больше? Доносить-то, должно быть, нечего будет. А коли будет что, так и с другой стороны, гляди, перепадет; тоже не поскупятся. Бери то с того, то с другого - отличное дело. Люблю я такие места. Только умей себя вести, а то на что лучше! (Прислушиваясь.) Чу! Уехали. Пойти показать Липатычу, куда платье да белье Евдокима Егорыча убрать; там всё пораскидали. (Уходит налево.)

Из залы входят Евлалия и Мулин.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Евлалия и Мулин.

М у л и н (взяв шляпу). Честь имею кланяться.
Е в л а л и я. Куда вы?
М у л и н. В контору.
Е в л а л и я. Еще поспеете. Разве вам не приятно посидеть со мной десять минут?
М у л и н. Очень приятно; но у меня есть дело: Евдоким Егорыч поручил мне большую и спешную работу.
Е в л а л и я. Это одни отговорки. Вот уж больше недели мы живем в одном доме, и вы ни разу не удостоили меня вашей беседы.
М у л и н. Что вы говорите, помилуйте! Чуть не каждый день я у вас обедаю, да и по вечерам мы часто беседуем довольно долго.
Е в л а л и я. Да, болтаем глупости, от которых уши вянут. Вы, впрочем, больше с мужем разговариваете да с посторонними, а не со мной. А вот так, наедине, вы ни разу...
М у л и н. Наедине? Не помню... кажется, нет.
Е в л а л и я. И вы никогда не искали случая, вы даже как будто стараетесь избегать его.
М у л и н. Избегать - не избегаю и искать - не ищу. У нас нет никаких дел, никаких общих интересов с вами; нет ничего такого, что бы заставило меня искать случая говорить с вами наедине.
Е в л а л и я. Интересов! А сама я для вас не интересна?
М у л и н. Я вас не понимаю.
Е в л а л и я. Вам не интересно знать, например, почему я вышла замуж за человека, который вдвое старше меня?
М у л и н. Признаюсь вам, я и не думал об этом; это до меня нисколько не касается.
Е в л а л и я. Нет, касается.
М у л и н. Каким образом? Объясните, сделайте одолжение!
Е в л а л и я. Мы с вами знакомы давно, задолго еще до моего замужества. Помните, как мы, бывало, в зале у маменьки музыку Шопена слушали, а на акте вальс танцевали; помните, с балкона на звезды смотрели.
М у л и н. Очень хорошо помню.
Е в л а л и я. Неужели вы никогда не замечали, неужели не видали?
М у л и н. Нет, видел.
Е в л а л и я. И оставались равнодушны?
М у л и н. Кто же вам сказал, что я оставался равнодушен?
Е в л а л и я. Так что же?.. Вам стоило только слово сказать, протянуть руку, и я пошла бы за вами без оглядки хоть на край света.
М у л и н. Я это очень хорошо знал, и, если бы был богат, я бы не задумался ни на минуту. Но, Евлалия Андревна, каждый дельный человек думает о своей судьбе, вперед составляет себе планы; благородная бедность в мои планы не входила. Я мог предложить вам только нищету, и вы бы ее приняли. Нет, вы лучше поблагодарите меня, что я не погубил вас и не запутал себя на всю жизнь.
Е в л а л и я. Значит, вы жалели, берегли меня?.. Вы любили меня?.. Очень?
М у л и н. Да, вы мне нравились... Нет, зачем скрывать! Я любил вас.
Е в л а л и я (задумчиво). И только бедность помешала нашему счастью?
М у л и н. Да, конечно, только бедность, ничего больше.
Е в л а л и я. Я так и думала. Теперь выслушайте меня, выслушайте мое оправдание!
М у л и н. Зачем, Евлалия Андревна! Не надо.
Е в л а л и я. Надо, Артем Васильич. Вы можете думать очень дурно обо мне, вы можете подумать, что я польстилась на деньги Евдокима Егорыча, что я продала себя. Я дорожу вашим мнением.
М у л и н. Ничего дурного я о вас не думаю; я знаю, что вас выдали почти насильно.
Е в л а л и я. Насильно выдать замуж нельзя: я - совершеннолетняя. Меня можно осуждать за то, что я слабо сопротивлялась, скоро сдалась. Да, все вправе осуждать меня за это; но не вы, Артемий Васильич.
М у л и н. Почему же?
Е в л а л и я (опустя глаза). Я знала, что вы живете в одном доме с Евдокимом Егорычем, что вы будете близко, что я могу вас видеть каждый день...
М у л и н (пораженный). Что вы говорите?
Е в л а л и я. Я принесла жертву для вас... я хотела уничтожить препятствие, которое нас разделяло.
М у л и н. Вы уничтожили одно и создали другое: тогда вы были свободны, теперь у вас муж.
Е в л а л и я. Ах, не говорите! Я не люблю его и не полюблю никогда. Я не знала... я думала, что выйти замуж без любви не так страшно; а потом... ах, нет... ужасно... перестанешь уважать себя. Он мне противен.
М у л и н. Может быть, но я-то обязан Евдокиму Егорычу всем своим существованием и чувствую к нему глубокую благодарность. Не забудьте, я пользуюсь его доверием; он доверяет мне все, он доверил мне и вас. Злоупотреблять доверием у нас считается уж не проступком, а преступлением; это бесчестно, грязно...
Е в л а л и я (с сердцем). Подбирайте, подбирайте: гадко, скверно, мерзко. Ну, так что же вы тут... стоите передо мной? Я не понимаю! Что вам нужно от меня?
М у л и н. Ничего не нужно; вы сами меня остановили.
Е в л а л и я. Да что у вас глаз нет, что ли? Вы слепы? Разве вы не видите, как я страдаю? Меня увезли от вас, три года возили по всей Европе... я старалась забыть вас (со слезами), но не могла... Я все еще люблю вас... Разве вы не видите?
М у л и н. Вижу, и вижу также, что надо помочь этой беде, что я должен принять меры.
Е в л а л и я. Какие "меры"?
М у л и н. Мне надо переехать из вашего дома.
Е в л а л и я. Да, вот что.
М у л и н. Я уж говорил Евдокиму Егорычу, что и мне неудобно, и его я стесняю.
Е в л а л и я. Так убирайтесь, убирайтесь; кто вас держит!
М у л и н. Он не желает, чтоб я переезжал; но теперь это становится необходимым, и я настою.
Е в л а л и я. Убирайтесь, сделайте одолжение!
М у л и н. Я только дождусь его приезда.
Е в л а л и я. Чем скорей, тем лучше.
М у л и н. Честь имею кланяться! (Идет к двери.)
Е в л а л и я. Да постойте же, постойте! Куда вы? Это странно: придет человек, повернется... не успеешь слова сказать.
М у л и н. Что вам угодно?
Е в л а л и я. Вы забудьте то, что я говорила сейчас! Вы не верьте моим словам: я сама не знаю, что со мной... на меня иногда находит... Все это вздор, глупый порыв... Вам переезжать из нашего дома незачем, решительно незачем... Я не стану искать свидания с вами... будем видеться только при муже, при посторонних... Так зачем же вам переезжать? Зачем бежать? Ведь это смешно...
М у л и н. Нет, оно, знаете ли, все-таки покойнее.
Е в л а л и я. Для кого?
М у л и н. Для меня.
Е в л а л и я. Какое же вам беспокойство жить здесь?
М у л и н. Да не только беспокойство, даже опасность.
Е в л а л и я. Чего же или кого вы боитесь?
М у л и н. Вас, а более всего самого себя. Сохрани Бог! Ведь без ужаса нельзя себе представить, какие могут быть последствия. Я еще молод, вы тоже... На грех-то мастера нет.
Е в л а л и я. Довольно, довольно! Уж, пожалуйста, не придумывайте! Оставайтесь! Чего вам бояться? Ведь уж я вам сказала, что мы будем видаться только при посторонних. Чего же вам!
М у л и н. Да, если так... пожалуй, конечно.
Е в л а л и я. Так вы останетесь?
М у л и н. Извольте, останусь.
Е в л а л и я. Ну, по рукам. Вот так. Будем друзьями!
М у л и н. Друзьями, друзьями, и ничего более.
Е в л а л и я. Да, да, еще бы! Ах, пожалуйста, не думайте дурно обо мне, Артемий Васильич! Я хорошая женщина.
М у л и н. Помилуйте, смею ли я сомневаться. До свидания, Евлалия Андревна! Мне пора за дело приниматься.
Е в л а л и я. До свидания, милый Артемий Васильич!
М у л и н. Разве милый?
Е в л а л и я. Милый, милый! (Бросается к Мулину.)
М у л и н. Что вы, что вы?
Е в л а л и я (берет его за руку и смотрит в глаза). Поцелуйте мою руку!
М у л и н. Извольте, с удовольствием. (Целует руку Евлалии.)
Е в л а л и я (горячо целует Мулина; сквозь слезы). Ведь вы моя первая и единственная страсть! (Плача машет рукой.) Уходите!
М у л и н. Прощайте! (Уходит.)
Е в л а л и я. Пять лет я мечтала, пять лет дожидалась свидания с ним... Он боится себя... Он меня еще любит. Как я счастлива! (Почти рыдая.) Как я счастлива! Мечта моей жизни сбывается. О, я еще увижу радости. Единственная моя радость - это он; мне больше ничего не нужно.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЛИЦА:

Е в л а л и я А н д р е в н а.
М у л и н.
С о ф ь я С е р г е в н а.
М а р ф а.
М и р о н.

Декорация первого действия.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Марфа (одна).

М а р ф а. Никак нельзя из дому отлучиться, никак нельзя. Вот ушла только на минуту, весь дом и разошелся. Так ведь я не без спросу. Отпросилась у Евлалии Андревны на полчасика, пока они с Артемием Васильичем на бульваре гуляют; вот я и опять дома. А это на что похоже! Живой души в доме нет; ни горничных, ни повара, ни дворников, разбрелись кто куда; один швейцар дремлет на подъезде, старые, прошлогодние газеты читает. Вот и Мирон Липатыч, только что стал на место, а уж бегать начал из дому, диви бы молоденький. Вот что значит без хозяина: прислуга-то, как тараканы перед пожаром, и расползается вся. (Прислушиваясь.) Никак Евлалия Андревна подъехала? А в передней-то никого, некому и встретить. (Уходит.)

Входят Евлалия и Мулин.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Евлалия и Мулин.

Е в л а л и я. Благодарю вас! Мне, право, совестно, я столько отнимаю у вас времени.
М у л и н. Еще до ночи долго, успею поработать и в конторе, и дома.
Е в л а л и я. А ведь я одна, Артемий Васильич... Пожалейте меня! С ума можно сойти от тоски.
М у л и н. Евлалия Андревна, я не могу оставаться с вами; у нас уговор был.
Е в л а л и я. Ах, да, я знаю... Нет, я хотела только сказать вам несколько слов.
М у л и н. Говорите, я слушаю.
Е в л а л и я (задумывается). Что я хотела сказать-то вам? Да, об Софье Сергевне... Нет, нет, вот что...
М у л и н. Что же именно?
Е в л а л и я. Я так счастлива, так счастлива, когда иду с вами под руку на бульваре. Я воображаю, что вы мой, что мы связаны на всю жизнь.
М у л и н. Какое у вас сильное воображение!
Е в л а л и я. Чего желаешь, то само собой представляется; тут не надо сильного воображения. Ах, вот еще, вспомнила. Чему это засмеялась Софья Сергевна, когда встретилась с нами на бульваре? И потом все глядела на вас и улыбалась.
М у л и н. Не знаю, Евлалия Андревна. Может быть, она догадалась, что вы воображаете; ведь женщины проницательны.
Е в л а л и я. Ах, нет, почем она может догадаться? Это невозможно. Как чужие мысли знать!
М у л и н. У вас лицо очень подвижно: когда вы счастливы, так у вас глаза так и сияют, точно вы хотите всем рассказать, какое счастье у вас.
Е в л а л и я. Ах, да! Вот какая я несчастная! Вы говорили, что у меня лицо сияет, когда я счастлива; да часто ли это со мной бывает? Зато сколько я плачу... Да кажется, и все бы я плакала...
М у л и н. Вам ли горевать, Евлалия Андревна? Чего вам еще недостает? Богатым людям жить можно; богатство - великое дело.
Е в л а л и я. Да, богатство, конечно, хорошо; только, знаете ли, что мне не нравится?..
М у л и н. Нет, не знаю. Что такое?
Е в л а л и я. Зачем мужчины здороваются с дамами по-мужски, протягивают руку?
М у л и н. А то как же еще прикажете?
Е в л а л и я. Прежде целовали руку у дам.
М у л и н. И теперь тоже иногда, коли коротко знакомы. Я у вас иногда целую руку.
Е в л а л и я. Нет, уж вы всегда... Это дает мне право поцеловать вас.
М у л и н (кланяясь). Слушаю-с.
Е в л а л и я. Только вот что, Артемий Васильич; я замечала, что вы и у Софьи Сергевны целуете руку.
М у л и н. Да как же иначе? Ведь ее муж - мой хозяин, точно так же, как и ваш.
Е в л а л и я. Нет, нет, пожалуйста, не делайте этого никогда, никогда. Слышите вы, не целуйте руки ни у кого, кроме меня. Вон вы, на бульваре, со многими дамами и девицами кланяетесь... Нет, нет, я не хочу, чтоб вас целовал кто-нибудь, кроме меня.
М у л и н. Евлалия Андревна, да ведь это странно.
Е в л а л и я. Нет, нет, не хочу; и не говорите, и не расстраивайте меня! Да вам незачем и знакомым быть с женщинами! Зачем вам все эти женщины? Ну, я прошу вас, умоляю, оставьте все эти знакомства!
М у л и н. Да помилуйте, зачем же я вдруг брошу хороших знакомых? Какую причину я могу придумать для этого, что сказать, когда меня спросят.
Е в л а л и я. Значит, вы меня нисколько не любите и не жалеете. Ну, коли я не могу, коли я страдаю... Ну, что ж мне делать? Ведь я не могу же перенести, чтоб вы были близки с какой-нибудь другой женщиной. Я умру... это выше сил моих.
М у л и н. Евлалия Андревна, извините, мне пора.
Е в л а л и я. Какой малости не хотите вы сделать для меня!
М у л и н. Да разве это малость: не быть знакомым решительно ни с одной женщиной? Хороша малость!.. Однако я заговорился с вами, а у меня спешное дело. Его надо кончить до приезда Евдокима Егорыча; а он не нынче завтра будет здесь.
Е в л а л и я. Что вы говорите? Так скоро? Да ведь он недавно уехал.
М у л и н. Однако вот уже почти неделя.
Е в л а л и я. А я и не заметила, мне показалось, дня два-три, не больше... я была как в раю.
М у л и н. Честь имею кланяться. (Целует руку Евлалии.)
Е в л а л и я. Когда ж опять? Вечером придете? Приходите!
М у л и н. Не знаю; может быть, если успею.
Е в л а л и я. Нет, непременно, непременно, я жду вас чай пить. (В дверь залы.) Марфа, Марфа, проводи Артемия Васильнча, в передней нет никого.

Мулин уходит. Марфа за сценой: "Там Мирон Липатыч". Евлалия уходит в свои комнаты.
Выходят Марфа и Мирон.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Марфа и Мирон.

М а р ф а. Вот, Мирон Липатыч, без года неделя вы живете в здешнем доме, а уж поминутно без спросу отлучаетесь; как ни хватись, вас дома нет.
М и р о н. А кому печаль обо мне, кто так уж очень соскучился?
М а р ф а. Кому нужно тосковать об вас, - в передней никого нет, вот про что я говорю. Приходил Артемий Васильич, пальто некому снять. В этаком-то доме!.. На что это похоже!
М и р о н. А зачем он приходил? Что он повадился? Он знай свою контору!
М а р ф а. Ну, уж это не вашего ума дело.
М и р о н. За какими он делами ходил? Еще это надо разобрать, до тонкости надо это постигнуть.
М а р ф а. Ну, где же вам такие дела постигать, коли это много выше вашего понятия! Да и не к чему.
М и р о н. А то "передняя"! Нешто я для передней нанят? Я здесь существую совсем на других правах.
М а р ф а (качая головой). Эх, Мирон Липатыч! А еще зарок дали!
М и р о н. Какой зарок?
М а р ф а. А насчет неаккуратности.
М и р о н. Зарок! Очень нужно! Да что я, дурак, что ли? Стану я сам себя такого удовольствия лишать? Какая мне крайность. А то зарок! Связывать-то себя! Да даже и грешно. Как вы говорите: зарок давать! Да может ли человек знать, что с ним даже через час будет?
М а р ф а. Да что мне! Не я говорила, вы говорили.
М и р о н. Я вот шаг шагнул, а за другой... Да позвольте! Вы про Езопа знаете?
М а р ф а. Про какого там Езопа? На что он мне?
М и р о н. Но, однако, позвольте! Спрашивает его барин: "Езоп, куда ты идешь?" - "Не знаю", - говорит. "Как же, говорит, ты не знаешь? Стало быть, ты, братец, мошенник и бродяга. Посадить, говорит, его в тюрьму". Вот и повели Езопа в тюрьму; а он барину и говорит: "Вот моя правда и выходит, - знал ли я, что в тюрьму иду". Вот что! Должны вы это понять? Как же вы хотите, чтоб я зарок давал? С чего это сообразно?
М а р ф а. Ах, оставьте, пожалуйста; не я хочу, вы сами говорили.
М и р о н. Когда? Не может этого быть, потому я еще, слава Богу, с ума не сошел.
М а р ф а. Да мне как хотите! Вы в таких летах, что сами об себе понимать можете. А только что вы сами говорили, что с Мироносицкой прикончили.
М и р о н. Позвольте! Это точно. Только это совсем другой разговор. Был я тогда без места, какие были деньжонки, на Святой все прожил... ухнул. Ну, значит, и не на что было; поневоле пить перестанешь, коли денег нет. Что ж мне, воровать, что ли, прикажете?
М а р ф а. Да мне что за дело; хотите - воруйте, хотите - нет.
М и р о н. Так еще согласен ли я воровать, вы меня спросите! Может, я не согласен. Я даже ужасно как этого боюсь. Попутает тебя грех в малом в чем, а на всю жизнь слава, что вор.
М а р ф а. Да что мне до вас! Как хотите. Только что нельзя свое место бросать.
М и р о н. Какое свое место?
М а р ф а. Переднюю.
М и р о н. Не мое это место; мое место много превозвышенное... я свыше поставлен.
М а р ф а. Толкуй еще!
М и р о н. А вы как думали? Велика моя служба для барина, ох, велика! Ну, не знаю, между прочим, как оценит! А очень велика.
М а р ф а. Ну, ваше счастье, коли вы на такую высокую службу поставлены.
М и р о н. Да, на высокую; а то как же ее назовете?
М а р ф а. Любопытно только знать, что эта за служба такая; потому что, может, вы и хвастаете.
М и р о н. Что мне хвастать? Была оказия! Наблюдать я поставлен.
М а р ф а. Наблюдать? Над чем?
М и р о н. За вами.
М а р ф а. За мной? Ну, уж это поздравляю вас соврамши!
М и р о н. Не за вами собственно; кому до вас нужда, хоть бы вы там...
М а р ф а. Оставьте ваши глупости, прошу вас! Я их слушать не в расположении.
М и р о н. Кому интересно за вами наблюдать? Смешно даже. А тут повыше... На это мне приказ есть строгий. Вот вы и знайте! И разговаривать теперь мне с вами больше уж не о чем. (Уходит в залу.)
М а р ф а. Скажите пожалуйста, какой наблюдатель нашелся!

Входит Евлалия.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Евлалия и Марфа.

Е в л а л и я. С кем ты тут разговаривала?
М а р ф а. С Мироном Липатычем.
Е в л а л и я. А я думала, кто приехал. Тоска ужасная. (Садится.)
М а р ф а. Липатыч-то немного не в своем разуме, вот и рассыпает свои разговоры.
Е в л а л и я. А разве он пьет?
М а р ф а. Да-таки частенько; он и прежде жил у Евдокима Егорыча, так за это же самое его сослали.
Е в л а л и я. Зачем же его опять взяли?
М а р ф а. Не знаю, не наше дело. Коли ему поверить, так он очень важный человек в доме.
Е в л а л и я. Какой важный? Что это значит?
М а р ф а. Да так, я думаю, городит он зря. Поверить-то мудрено, чтобы Евдоким Егорыч такое доверие сделал пьяному человеку.
Е в л а л и я. Евдоким Егорыч знает, кому какое доверие сделать. Это до тебя не касается; об его распоряжениях судить ты не должна.
М а р ф а. Кабы не касалось, я бы и не говорила. В том-то и дело, что касается и меня, и вас, да и обидно очень.
Е в л а л и я. Что за вздор такой! Не может быть!
М а р ф а. Бывать-то оно бывает, только что, конечно...
Е в л а л и я. Да что такое?
М а р ф а. Изволите ли видеть, Липатыч величается, что будто Евдоким Егорыч поручил ему наблюдение...
Е в л а л и я. Какое наблюдение?
М а р ф а. А над вами, Евлалия Андревна: кто в доме бывает? Как вы кого принимаете? Ну, и все такое.
Е в л а л и я. Нет, я не верю: это что-то уж глупо очень.
М а р ф а. Нет, оно не вовсе глупо. Бывают жены, которых точно что без присмотру оставить нельзя никак. Ну, а другой женщине, которая себя чувствует не в том направлении, даже и обидно.
Е в л а л и я (встает). Да не только что обидно, это оскорбительно, невыносимо, это жить нельзя. И если это правда...
М а р ф а. Да позвольте, надо дело разобрать толком. Может, Евдоким Егорыч так что-нибудь сказали, к слову; а Липатыч принял за серьезное, да и возмечтал.
Е в л а л и я. Да неужели Евдоким Егорыч способен на такую низость?
М а р ф а. Ведь и мужей, вот хоть бы Евдокима Егорыча взять, тоже надо судить по человечеству. Другой жену так любит, так любит, до страсти, ну и наставит сторожей на каждом шагу. Ведь они так думают, что это, мол, от любви от сильной, значит, жене обижаться нечего. Ну, пускай бы уж сторожей ставили, да только путных; а то пьяному человеку такое доверие делать, на что ж это похоже! У другой и в помышлении-то нет дурного, а пьяный лакей славит везде, что он надзирателем поставлен над барыней.
Е в л а л и я (хватаясь за голову). Ужасно, ужасно!
М а р ф а. Да вы не извольте беспокоиться; этому Мирону у нас не жить, уж я устрою. Вот только Евдоким Егорыч приедет, уж я подведу штуку. Что вам себя расстроивать, из чего? Диви бы кто путный говорил, а то Мирон; ему верить-то один раз в год можно. Какой он слуга! Вы изволили уехать, а он, не спросясь, ушел, оставил дом пустой. Я уходила, так я спросилась.
Е в л а л и я (садится). Да, ты спросилась. (Задумчиво.) Куда ты ходила?
М а р ф а. В разных местах, матушка, была. К племяннику заходила в аптеку, он там в мальчиках помаленьку обучается.
Е в л а л и я (задумчиво). Да... в аптеку... что ж там?
М а р ф а. Да что, еще к чему важному его не приставляют покуда; при пластырях да при девичьей коже находится. Заходила навестить его, кстати уж отравы попросить.
Е в л а л и я. Какой отравы?
М а р ф а. Для всякого гаду; в кладовой развелись. А я же боюсь их до страсти. Вчера на мыша наступила, так час без чувств в забвении лежала. Вот и дали мне такого яду.
Е в л а л и я. Яду?
М а р ф а. Да-с, чем волков травят. Шарики такие из хлеба скатаны. Они сказывали, да названье-то такое мудреное. Вот он у меня. (Показывает пузырек.)
Е в л а л и я. Ах, нет, дай сюда, дай! Я боюсь, ты как-нибудь, по неосторожности, нас отравишь. Я уберу подальше. Когда тебе нужно, спроси! При мне и сделаешь шарики.
М а р ф а (отдает пузырек). Хорошо-с. Потом у племянницы была; она в горничных живет в хорошем доме, у немцев у богатых; чайку у ней попила. Новость я там слышала. Вам, Евлалия Андревна, скоро лишний расход будет.
Е в л а л и я. Как расход?
М а р ф а. Придется платье богатое шить либо два.
Е в л а л и я. Зачем? У меня много.
М а р ф а. Сколько бы ни было, а все надо новые шить, уж никак не миновать; на свадьбе пировать придется.
Е в л а л и я. На какой свадьбе?
М а р ф а. Уж не знаю, говорить ли; может, это дело в секрете содержится. Да оно, конечно, какой уж секрет, коли в другом доме прислуга знает. Где племянница-то моя живет, так рядом с ними дом купца Барабошкина; у них барышня есть, не больно чтобы красива: рябовата немножко и косит малость - все как будто назад оглядывается, - ну, и конфузлива.
Е в л а л и я. Так что же?
М а р ф а. Коли вдруг покраснеет при посторонних, так уж никакими способами заставить ее разговаривать невозможно. Лучше отстать, а то хуже: вовсе заплачет. Но только денег за ней дают очень много, даже если считать, так, кажется, ни в жизнь не сочтешь. Так вот и говорят, что наш Артемий Васильич сватается. Ну, а коли сватается, так и женится - чего ж еще им? Жених во всей форме.
Е в л а л и я (в испуге). Кто, ты говоришь, сватается?
М а р ф а. Артемий Васильич.
Е в л а л и я. Не может быть, не может быть; я бы знала.
М а р ф а. Уж так точно, будьте спокойны. Вот жаль только, к Барабошкиным-то я не зашла, у меня там тоже кума есть, узнала бы все до ниточки.
Е в л а л и я (потерявшись). Ну, так что же ты?.. Как же это, ну, как же не зайти?
М а р ф а. Да не посмела, домой торопилась.
Е в л а л и я. Да нет... как не зайти!.. Да, Господи Боже мой! Что же это, право! Ведь надо, надо узнать.
М а р ф а. Так далеко ли тут; я ведь и сбегаю, коли прикажете.
Е в л а л и я (со слезами). Да ты пойми... как же это? Ведь он мне ничего не говорил... ведь надо же мне узнать-то?
М а р ф а. Да сейчас... Что ж такое!
Е в л а л и я. Ведь он мне ни слова, решительно-таки ни слова... Отчего ж он не говорил? (Плачет.) Все бы уж лучше сказать, а то как же так, потихоньку-то? Ну, зачем, зачем он это?
М а р ф а. Да что вы, матушка, что вы? Вот мы сейчас разберем.
Е в л а л и я. Ведь не шутки, в самом деле... Он обманывал меня, утешал, как ребенка; он за шутку, что ли, считал?.. Шутить над сердцем! (Плачет.)
М а р ф а. Да успокойтесь, матушка Евлалия Андревна!
Е в л а л и я. Ах, оставь меня!
М а р ф а. Так я побегу. (Смотрит на Евлалию.)
Е в л а л и я. Что ты смотришь? Это я так... Это со мной вдруг... (Улыбаясь.) Вот я какая! А ты все-таки сходи!
М а р ф а. Я мигом. Не за горами, тут близко.
Е в л а л и я. Да поскорей, пожалуйста, поскорей!

Марфа уходит.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Евлалия, потом Мирон.

Е в л а л и я. Что же он думает обо мне, за кого меня принимает? При его уме, при его благородстве такой поступок необъясним... Он не легкомыслен, его деньги привлекать не могут; такие люди на богатство не прельщаются. Я его знаю, понимаю... он должен презирать богатство... Значит, он меня не любит? Тогда зачем жить? Мечта моя исчезает, и что ж остается? Муж... человек мелочной, без души... родные, знакомые, все это эгоисты, холодные... Что за жизнь, что за жизнь!.. Нет, без него весь мир пустеет для меня. Был один человек в этом скучном мире, человек с возвышенным умом... с нежными, благородными чувствами... честный, бескорыстный... моя душа поняла его, оценила... и его нет. Если спросить меня, зачем я живу... я не найду ответа... Цели в жизни нет... жила для него... его нет... Да, у меня ничего нет, ничего нет, все оборвалось... (Плачет.) Вот придет, что-то скажет?.. Что скажет?.. Еще какой-то луч надежды блестит. (Сидит задумавшись.)

Входит Мирон.

М и р о н. Софья Сергевна-с!
Е в л а л и я. А?
М и р о н. Софья Сергевна приехали-с. (Уходит.)

Входит Софья Сергевна.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Евлалия и Софья.

С о ф ь я. Что вы это? Что с вами? Вас узнать нельзя.
Е в л а л и я. Нездоровится что-то.
С о ф ь я. Не верю. Вы расстроены, огорчены чем-то. Знаете ли, когда человек очень огорчен, не надо сдерживать себя, надо или плакать, или браниться, или поскорей поделиться с кем-нибудь своим горем. А то начнешь думать, думать, и представится тебе, что больше твоего горя и на свете нет, что и жить-то тебе незачем. Здраво-то обсудить своего положения мы не можем, душа-то угнетена, и нанизываешь разные ужасы да несчастия, как на нитку. Нет, это вредно, это даже опасно. У вас я большого горя не подозреваю...
Е в л а л и я. Нет, у меня очень большое горе.
С о ф ь я. Не верю; это вам только так кажется; но все-таки помочь вам надо. Я не любопытна и сама не откровенна, вообще откровенностей не люблю; но вас попрошу рассказать мне ваше горе, хоть намеком. Вы еще так неопытны.
Е в л а л и я. Благодарю вас за участие. Вот мое горе: я люблю одного человека, очень давно люблю, да я больше никого и не любила в жизни... Мне казалось, что и он меня любит - и я его теряю.
С о ф ь я. Он уезжает далеко? Вам грозит разлука?
Е в л а л и я. Нет.
С о ф ь я (с участием). Он болен, умирает?
Е в л а л и я. Нет. (Со слезами.) Он женится.
С о ф ь я. Он сам вам это сказал?
Е в л а л и я. Ах, нет, потихоньку, обманом.
С о ф ь я. И вы, конечно, додумались, что уж вам теперь жить нельзя?
Е в л а л и я. Цели в жизни нет, так зачем же?
С о ф ь я. Со мной очень недавно был точно такой же случай: я любила человека и верила ему; а он вздумал потихоньку от меня посвататься. Да вот видите, я жива и даже весела.
Е в л а л и я. Я жила только этой любовью, для меня другого интереса в жизни нет.
С о ф ь я. Да, я понимаю, у вас горе большое; а все-таки помочь ему можно.
Е в л а л и я. Нет, оставьте меня с моим горем, помочь ему средств нет.
С о ф ь я. Напрасно, я знаю два. Каким из них я сама воспользовалась, я вам не скажу; а вышло хорошо. Вот первое: написать под разные женские руки несколько слезных писем с жалобами на обольстителя, а иные с угрозами, да и послать родителям невесты.
Е в л а л и я. Что вы, что вы! Можно ли решиться? Это так дурно, нечестно.
С о ф ь я. Нет, ничего, средство хорошее, особенно если человек женится по расчету, без любви, то есть меняет вас и вашу любовь на деньги. Такого жалеть нечего. Если ж действительно он полюбил девушку и она его, ну, тогда нужно другое средство.
Е в л а л и я. Какое?
С о ф ь я. Постараться забыть его и поскорей найти другого.
Е в л а л и я. Найти другого? Да разве их много таких, кого любить можно? Может быть, только один и был, который стоит моей любви, который имеет все достоинства.
С о ф ь я. То-то и беда, что все эти достоинства только в вашем воображении. Полюбите вы самого обыкновенного, дюжинного человека, вообразите себе его героем, да и ждете от него разных подвигов: бескорыстной преданности, самоотвержения...
Е в л а л и я. О нет, я люблю недюжинного человека.
С о ф ь я. Трудно верить.
Е в л а л и я. Таких людей немного, это исключение... в нем всё... мне кажется даже, что он поэт.
С о ф ь я. Мне жаль вас. Как бы мне хотелось поскорей разочаровать вас насчет этого поэта. Кто он такой, я не знаю; но я уверена, что все его достоинства сочинены вами.
Е в л а л и я. Почему же вы так думаете?
С о ф ь я. Вас до двадцати пяти лет держали взаперти, в полном неведении, вас изуродовали глупым воспитанием. Знания людей и жизни у вас нет никакого, душа впечатлительная, жажда любви сильная; ну, понятное дело, как только вас выпустили на волю, первый встречный мужчина и должен вам показаться идеальным существом.
Е в л а л и я. Что же, я не должна, по-вашему, ни чувствовать, ни любить?
С о ф ь я. Кто вам говорит! Чувствуйте, любите, только умейте разбирать людей и пользоваться жизнию. Вы очень богаты, муж ваш очень добрый, ни в чем вам не отказывает; чего вам еще? Вам бы только жить да радоваться. Не налагайте на себя новых цепей, мы и так скованы. Выбирайте в жизни только легкое и веселое, а неприятностей-то нам и от мужей довольно. Старайтесь больше знать, тогда будете меньше воображать.
Е в л а л и я. Да что же я воображаю?
С о ф ь я. Все; и все, разумеется, навыворот.
Е в л а л и я. Например?
С о ф ь я. Извольте. Вам случалось когда-нибудь долго ждать вашего поэта? То есть он обещал прийти, да нейдет.
Е в л а л и я (с тоской). Ах, да, случалось.
С о ф ь я. Что же вы думали в это время?
Е в л а л и я. Что он очень занят, что он спешит, торопится...
С о ф ь я. Лететь на крыльях любви? Вот это воображение; а в действительности ничего этого нет.
Е в л а л и я. А что же есть?
С о ф ь я. Сидит он с приятелями, играет в карты, в винт, по двадцатой доле копейки, и думает: "Вот наказанье-то Божеское; надо идти нежничать".
Е в л а л и я (смеется). Ах, нет. Что вы... в карты! Нет, не может быть!
С о ф ь я. Ну, вот, я вас хоть успокоить не успокоила, а все-таки развлекла, развеселила немного. Прощайте!
Е в л а л и я. Благодарю вас.
С о ф ь я. Пожалуйста, не задумывайтесь, не отдавайтесь горю, делитесь им со мной! Мы обе несчастные женщины, обе изуродованные рабством; вы - в детстве, а я - в замужестве; мы обе невольницы; так будем друзьями! Я к вам завтра заеду, мы еще потолкуем. (Уходит в залу. Евлалия за ней.)

Евлалия возвращается с Марфой.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Евлалия и Марфа.

Е в л а л и я (хватаясь за грудь). Ну, что? Говори скорей!
М а р ф а. Да ничего: не извольте беспокоиться.
Е в л а л и я (весело). Значит, вздор; сватовства никакого не было.
М а р ф а. Нет, сватовство-то было...
Е в л а л и я. А!.. было... (Садится в задумчивости.)
М а р ф а. Да ничего не вышло.
Е в л а л и я. Отказали?
М а р ф а. Отказали. Законфузилась невеста, что очень полирован, или что там другое, уж не знаю... Другой жених есть, побогаче и попроще.

Молчание.

Е в л а л и я (задумчиво, с расстановкой). Артемий Васильич хотел прийти к нам чай пить.
М а р ф а. Ну, что ж, пущай.
Е в л а л и я. Ты не знаешь, он дома?
М а р ф а. Дома, дома. Сейчас видела в окно, сидит...
Е в л а л и я. Занимается?
М а р ф а. Нет, в карты играют с приятелями.
Е в л а л и я. В карты?.. (Встает и ходит по комнате.) А как ты полагаешь, Софья Сергевна умная женщина?
М а р ф а. Чего еще? Тонкая дама... насквозь все видит: только взглянет на тебя, так, кажется, всю твою душу и знает.
Е в л а л и я. Послушай, сходи, пожалуйста, к Артемию Васильичу, скажи ему, что я жду его чай пить, чтоб он шел сейчас.
М а р ф а. Слушаю-с. (Уходит.)
Е в л а л и я. Если он ответит, что ему некогда, что он занят делом, я сама пойду к нему и застану его за картами. Как ему будет стыдно!.. О, если б он поскорей пришел! Я боюсь, что у меня пройдет все негодование, весь гнев. (Молчание.) Нет, я прощу ему, прощу все, только бы он не покидал меня. Разумеется, я ему выскажу, как он огорчил меня своим сватовством; но выскажу не с упреком, а с кроткой жалобой, со слезами. Он устыдится своего поведения, он будет раскаиваться. У него душа прекрасная... он еще легкомыслен немного, увлекается... но он оценит мою любовь и уж более изменять мне не будет.

Входит Марфа.

М а р ф а. Сейчас идут.
Е в л а л и я. Хорошо, ступай! Скажи Мирону, чтоб никого не принимал.
М а р ф а. Слушаю-с. (Уходит.)

Входит Мулин.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Евлалия и Мулин.

М у л и н (с недовольным видом). Вы за мной посылали?
Е в л а л и я. Да, посылала. Вы, вероятно, забыли?
М у л и н. Нет, я ничего не забываю. Что вам угодно?
Е в л а л и я. Вы обещали со мной чай пить.
М у л и н. Я это очень хорошо помню. Теперь еще рано; через час, через полтора я буду к вашим услугам.
Е в л а л и я. А теперь разве вам некогда, у вас есть дело? Что вы делаете?
М у л и н. Что бы я ни делал, это все равно; я не свободен. Через полтора часа я буду иметь честь явиться к вам.
Е в л а л и я. Но мне нужно говорить с вами, у меня очень важное дело; я не могу ждать.
М у л и н. Важное ли, Евлалия Андревна?
Е в л а л и я. Очень важное и серьезное.
М у л и н. Сомневаться не смею. Извольте, я слушаю.
Е в л а л и я. Ах, я просто не знаю, как начать...
М у л и н. Начинайте с начала.
Е в л а л и я. Это невыносимо! (Подносит платок к глазам.)
М у л и н. Слезы! Ну, по такому началу ничего хорошего ожидать нельзя.
Е в л а л и я. Вы... вы виноваты передо мной, непростительно виноваты, и вы имеете еще дерзость так разговаривать со мной! Что мне думать о вас?
М у л и н. Я виноват перед вами? Не ожидал.
Е в л а л и я. Вы хотели жениться...
М у л и н. Да, вот что! Но ведь я не давал обета безбрачия, сколько мне помнится.
Е в л а л и я. И не сказали мне ни слова.
М у л и н. Я не знаю, Евлалия Андревна, обязан ли я отдавать вам отчет в своих поступках.
Е в л а л и я. Как вы дурно понимаете ваши обязанности! Вы знаете, что я вас люблю, что я только и живу этой любовью, и вы осуждаете меня на разлуку и не потрудились даже приготовить меня к ней, предупредить меня.
М у л и н. Да ведь я не женился.
Е в л а л и я. Не женились, потому что вам отказали. Довольно и того, что вы сватались.
М у л и н. Послушайте, ведь я не мальчик, не под влиянием минутного увлечения, не очертя голову я хотел жениться; я должен думать о своей будущности, мне нужно составить себе положение.
Е в л а л и я (не слушая). Свататься потихоньку, украдкой от женщины, нежно любящей! Ведь вы знаете меня: я - женщина несчастная, я очень ревнива. Для меня больно, когда вы даже разговариваете с какой-нибудь женщиной; я просила вас бросить все женские знакомства; я приказывала вам не целовать руки ни у кого, кроме меня.
М у л и н. Приказывали! Но, Евлалия Андревна, ведь надо, чтобы я согласился исполнять ваши приказания.
Е в л а л и я. Это выше сил моих! Нет! Вы будете исполнять мои приказания! Я буду следить за вами, не спущу с глаз. Если вы вздумаете свататься или ухаживать за какой-нибудь женщиной, я тогда не пожалею ни вас, ни себя; я не побоюсь никакого скандала: я открыто объявлю и мужу, и всем, что вы меня завлекали.
М у л и н. Что вы, что вы!
Е в л а л и я (не слушая). Что я вышла замуж для вас, что между нами было условлено.
М у л и н (с испугом). Евлалия Андревна, успокойтесь!
Е в л а л и я. Вам этого мало? Я лишу себя жизни. Вот видите! (Вынимает из кармана пузырек.)
М у л и н (прочитав надпись). Nux vomica, это целибуха, стрихнин, этим не шутят.
Е в л а л и я. Да я и не шучу. Если бы ваше сватовство удалось, меня бы не было на свете. Все мечты, все надежды разбиты; разве можно жить после этого, разве можно?
М у л и н. Евлалия Андревна, я ведь не знал... я думал...
Е в л а л и я. Что же вы думали? Ах, не говорите, не огорчайте меня еще! Я и так глубоко, глубоко несчастная женщина. (Плачет.)
М у л и н. Евлалия Андревна, успокойтесь, успокойтесь! Я виноват действительно, я сознаюсь.
Е в л а л и я. Очень, очень виноваты.
М у л и н. Я сознаюсь, сознаюсь. Ну, простите меня! Этого вперед не будет, поверьте. Простите меня.
Е в л а л и я. Я прощу вас, конечно... Что же мне делать? Только не покидайте меня так безбожно.
М у л и н. Нет, нет, уверяю вас. Успокойтесь, вы так взволнованы!
Е в л а л и я. Погодите... погодите! Дайте мне собраться с мыслями!
М у л и н. Я теперь вижу, какое беспокойство и огорчение я вам доставил, и прошу вас извинить меня. Моя прямая обязанность была беречь вас и покоить, удалять от вас всякие неприятности и огорчения...
Е в л а л и я (не слушая). Я не дурная женщина, Артемий Васильич. Вы не судите меня по моим вспышкам. Я иногда сама себя не узнаю, иногда сама пугаюсь своих слов.
М у л и н. Ну, простите меня, и кончено дело.
Е в л а л и я. Я вас прощаю.
М у л и н. Заключим вечный мир!
Е в л а л и я. Да, вечный, вечный.
М у л и н. И чтоб уж больше не вспоминать никогда об этом.
Е в л а л и я. Никогда.
М у л и н. Ну вот, по рукам. (Целует руку Евлалии.) Прекрасно. Через час или через полтора я приду к вам чай пить и останусь у вас, сколько вам угодно.
Е в л а л и я. Так смотрите же, я буду ждать вас! Через час?
М у л и н. Через полтора.
Е в л а л и я. Постойте! (Кладет руку на плечо Мулина и долго смотрит на него.) Вы поэт?
М у л и н. Не замечал этого за собой.
Е в л а л и я. Вы скрываете. Принесите мне как-нибудь ваши стихи, мы будем читать вместе. Так через час?
М у л и н. Через полтора. До свидания, до скорого и приятного свидания! (Целует руку Евлалии и идет в залу.)
Е в л а л и я (у дверей). Так через час?
М у л и н. (из залы). Вернее, что через полтора.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЛИЦА:

С т ы р о в.
Е в л а л и я А н д р е в н а.
М у л и н.
М а р ф а.
М и р о н.

Кабинет Стырова; в глубине дверь в гостиную, направо во внутренние комнаты; богатая кабинетная
мебель в беспорядке; камин, на нем часы и проч., большой письменный стол, на нем ящик с сигарами,
золотой портсигар, разные вещи и бумаги; всё в беспорядке.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Мирон (один, стоит посредине комнаты).

М и р о н. Трещит моя головушка, врозь разваливается! (Смотрит в каминное зеркало.) Ого, физиономия-то! Эна, а! Ах, шут-те! Точно из аду на время выпущен. Отделал я себя за неделю-то! Что говорил, что творил, ничего не помню. Барин-то приехал, посмотрел на меня, только головой покачал. Как ее теперь поправишь? (Смотрит в зеркало.) Вона, глаза-то! Как у разбойника; точно в семи душах повинился. Разве вот что?.. Постой! (Достает платок из кармана.) Я щеку завяжу, будто зубы болят. (Завязывает щеку.) Вот так. (Смотрит в зеркало.) Ну, вот, теперь не в пример лучше. Больной человек, больше ничего сказать нельзя. Теперь кто ни взгляни, особенно если он человек с душой, так пожалеть должен, а не то чтобы... (Смотрит по сторонам.) За что взяться-то, не знаю, руки-то точно не свои. В кабинете-то с самого баринова отъезду не убирал ни разу. Пыли-то, пыли-то! Уж не трогать (махнув рукой), а то хуже. После уберу.

Входит Марфа.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мирон и Марфа.

М а р ф а. Мирон Липатыч, где Евдоким Егорыч? Евлалия Андревна прислали узнать.
М и р о н. В контору пошел.
М а р ф а. Что это вы, как подвязались?
М и р о н. Зубами маюсь.
М а р ф а. Ну, да ведь оно даром-то не проходит; надо ж чему-нибудь быть. Жаловаться не на кого. Ведь оно, вино-то, разно уродует человека: у кого зубы, у кого что; а кого и вовсе перекосит. Как Евдоким Егорыч рано приехали!
М и р о н. В семь часов, я только успел глаза продрать.
М а р ф а. Уж вы больно долго нежитесь. Нет, уж я чай пила, как Евдоким Егорыч приехал. Сейчас свежего чаю заварила хорошего, в одну минуту и подала ему. Оно и хорошо; с дороги-то приятно, и спрашивать да дожидаться не заставила; значит, аккуратность, как будто его ждали!
М и р о н. Что ж аккуратность! И у меня, кажется, все в порядке.
М а р ф а. Уж какой порядок! Черт ногу переломит. Вы посмотрите, что в кабинете-то! У хорошего кучера в конюшне чище.
М и р о н. Вы сами не знаете, что говорите. Нешто вы можете понимать, что такое кабинет?
М а р ф а. Жаль, не знала я, что здесь такой беспорядок, я бы убрала на досуге за вас.
М и р о н. Ну да, как же! Так бы я вас и пустил в кабинет! Сюда без Евдокима Егорыча, окромя меня, никому ходу нет; потому за каждую малость я отвечаю. Он не любит, чтобы в кабинете какую вещь трогали; у него что где лежало, чтобы там и было. Как же я тут стану убирать? А ну, сдвинешь, переложишь али пошевелишь что! Ан за это неприятность бывает нашему брату. Нет (грозит пальцем), тут чтобы ни синя пороха!.. А вот Евдоким Егорыч посмотрит, увидит, что все на своем месте, ну, тогда я и уберу. А то беспорядок! Да в кабинете так и должно! Вы этого понимать не можете.
М а р ф а. Ну, а в передней? Щетки сапожные у вас по полу раскиданы, сапоги на окне, вакса на столике перед зеркалом, вместе с гребенками и головными щетками. Это тоже так нужно?
М и р о н. Ну, а в передней я уберу, это минутное дело. Есть об чем разговаривать! Вот нашли материю! (Уходит.)
М а р ф а. "Никого не пущу в кабинет". Ишь ты, строгий какой! Всю неделю ничего не делал, палец об палец не ударил, одним только безобразием занимался, да еще важничает. "Я не за тем в доме, чтобы комнаты убирать, я над вами надзирателем поставлен". Лежа на боку, ябедничеством выслужиться хочет. "Чтобы все на своем месте было". Погоди ж ты! (Переставляет разные вещи с места на место. Берет со стола золотой портсигар.) Куда б его спрятать подальше, чтоб не скоро нашли? Погоди! Я его положу в шахматный столик в гостиной, благо он не заперт; а ключик суну куда-нибудь на стол в бумаги. Вот и пусть Евдоким Егорыч посмотрит, все ли на своем месте у исправного слуги. (Прислушивается.) Да никак Евдоким Егорыч там с Евлалией Андревной разговаривает? Словно его голос-то! Побегу поскорей! (Уходит в гостиную.)

Справа входит Стыров и садится к столу. Марфа возвращается, не замечая Стырова.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.

Стыров и Марфа.

С т ы р о в. Что ты, Марфа?
М а р ф а. Ах, Евдоким Егорыч, я вас и не видала... Да вот ключик какой-то на полу подняла.
С т ы р о в. Покажи!
М а р ф а. Извольте! (Подает ключ.)
С т ы р о в. Это от шахматного столика. (Кладет ключ в карман.) Что за беспорядок у меня! Этого никогда не было. Что же Мирон-то делал?
М а р ф а. Убрали бы и без него, да он не пущал никого; без вас чтобы никто в кабинет не ходил. Один тут распоряжался.
С т ы р о в. Не начал ли он опять?
М а р ф а. Греха таить нечего; без вас он осторожности над собою не наблюдал!
С т ы р о в. Ну, как же вы тут жили без меня?
М а р ф а. Да как жили? День да ночь - сутки прочь. Скучали без вас, Евдоким Егорыч!
С т ы р о в. Отчего Евлалия Андревна как будто расстроена немножко?
М а р ф а. Да все от того же, от скуки.
С т ы р о в. Чай, навещали Евлалию Андревну? Без меня кто бывал у вас?
М а р ф а. Софья Сергевна раза два-три заезжала да Артемий Васильич забегал кой-когда, больше никого не было.
С т ы р о в. А сама-то она выезжала?
М а р ф а. Разве погулять когда, а то все дома. Вот вчера самовар до одиннадцати часов ночи на столе стоял: все поджидали, не подойдет ли кто; так никого и не было, весь вечер одне сидели.
С т ы р о в. Да, скучно ей; я понимаю, что скучно. Ну, вот теперь я приехал, так будет жить повеселее. Что я своего портсигара не вижу? Он всегда на одном месте лежит, вот здесь!
М а р ф а. Не знаю, Евдоким Егорыч, ничего я здесь не знаю; надо у Мирона Липатыча спросить.
С т ы р о в. Пошли его сюда.
М а р ф а (в дверях в гостиную). Мирон Липатыч! Вас Евдоким Егорыч требуют. (Уходит.)

Входит Мирон.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Стыров и Мирон.

С т ы р о в. Что ты щеку-то завязал, зубы, что ль, болят?
М и р о н. У-у-у! (Мычит.) Страсть!
С т ы р о в. Что-то пыли много в кабинете, я замечаю.
М и р о н. Как же ей не быть, коли я тут ни до чего не касался. Ни-ни! Неравно, что стронешь; а этого господа не любят. Где что есть, чтобы там и было. Я даже никого близко к кабинету не подпущал. Вот теперь вы изволите видеть: все на своем месте, вот я и приберу.
С т ы р о в (открыв сигарный ящик}. Ты и сам ничего не трогал, и других не пускал?
М и р о н. И... ни синя пороха!
С т ы р о в. Благодарю. А где же сигары? Их было больше пол-ящика; а теперь что? (Показывает ящик.) Посмотри!
М и р о н. Сигары. Это я виноват-с; уж очень зубы одолели, хоть на стену лезь, - так парочку взял. А что касается другого прочего, так уж я за всем блюл. Никого не подпускал, потому я один должен отвечать, с меня спросят.
С т ы р о в. Да, с тебя. Ну, сигары ты выкурил?
М и р о н. Это - виноват-с.
С т ы р о в. А портсигар где?
М и р о н. Какой же это портсигар-с?
С т ы р о в. Мой портсигар, золотой.
М и р о н. Золотой. Знаю-с, как же мне не знать!
С т ы р о в. Где же он?
М и р о н. Портсигар... надо быть, здесь-с.
С т ы р о в. Я знаю, что ему надо быть здесь; только нет его.
М и р о н. Нет? Где ж ему быть? Оказия!
С т ы р о в. Он лежит всегда на одном и том же месте.
М и р о н. Да знаю, как не знать-с! Вот здесь ему лежать следствует.
С т ы р о в. Да, здесь следствует. А здесь ли он?
М и р о н. Никак нет-с.
С т ы р о в. Ну, так вот ищи!
М и р о н. В столе изволили смотреть?
С т ы р о в. Изволил.
М и р о н. Как же это так? Я, кажется, не брал.
С т ы р о в. Плохо дело, коли тебе только кажется.
М и р о н. Вором я еще не бывал. Есть за мной слабость, это точно, а этого качества нет.
С т ы р о в. Да я тебя вором и не называю; только портсигара нет.
М и р о н. Это я разыщу, я так не могу оставить. Я, коли что, так и к ворожее пойду. Она скажет.
С т ы р о в. Ведь ты говорил, что никто сюда не ходил, что ты один тут был; так об чем же тут ворожить?
М и р о н. Все-таки лучше. Нет, к бабушке надо сходить, уж по крайности дело верное. На кого укажет, тот и виноват: может, и на меня укажет, ну, тогда, значит, я - вор. Коли я не воровал, так мне ворожбы бояться нечего!
С т ы р о в. Нет, уж лучше без ворожбы! Ступай ты от меня сегодня же. Не за воровство я тебя сгоняю - может быть, ты и не виноват, - а за то, что у тебя зубы болят. Мне здоровых слуг нужно. Жалованье за неделю в конторе получишь. Прощай! (Уходит в дверь направо.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Мирон (один).

М и р о н. Ох! Догулялся! Вот так раз! Все и похмелье соскочило. Однако я влетел! Как мне теперь самого себя понимать, уж не знаю. Кажется, не брал. Эка память! Ежели мне так на себя думать, что я его украл да продал, - так где же деньги? Тогда, значит, я бы богат был; а я нынче все утро по всем своим карманам шарю - нигде пятачок не найду, самого-то нужного пятачка. Не взял ли я его похвастать, что вот, мол, какие у нас вещи, да, может, вытащили из кармана? Хошь зарежь, ничего не помню. А только я знаю, что не может этого быть, никогда я господских вещей не брал. Разве по ненависти кто подшутил? Вот это похоже на дело. Пуще всего теперь к ворожее надо. Не скажет ничего - ну, конец, повешусь, - больше мне себя определить некуда. А укажет человека, так я его, кажется... ух! что сделаю. Зубами съем. (Хватаясь за голову.) Тут что еще мотается? Ах, да, платок. Нет, уж теперь этот маскарад надо отменить. (Развязывает платок.) Надо приняться за розыск, вором остаться не желательно. (Уходит в залу.)

Справа выходят Стыров и Евлалия, которая останавливается в дверях. Из залы входит Мулин.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Стыров, Евлалия и Мулин.

С т ы р о в (Евлалии). Я сделаю несколько визитов, заеду к Кобловым. Не нужно ли сказать чего от тебя Софье Сергевне?
Е в л а л и я. Пригласи ее к нам сегодня.
С т ы р о в. Да, да! Я и еще кого-нибудь позову. (Мулину.) И вы приходите! Поиграем в карты, поужинаем. Вот и прекрасно.

Евлалия уходит.

М у л и н. Благодарю вас. Я приду, я нынче вечером свободен. Вот я принес записку, которую вы мне давали.
С т ы р о в. Положите на стол. Вот еще есть дело. (Вынимает бумагу из кармана и подает Мулину.) Посмотрите повнимательнее эту бумагу и сделайте на полях свои заметки.
М у л и н. Я ее возьму с собой, а вечером вам доставлю.
С т ы р о в. Нет, я прошу вас, займитесь здесь.
М у л и н. Евдоким Егорыч, неужели вы мне не доверяете?
С т ы р о в. Я вам вполне доверяю, но такого рода бумаги не должны выходить из моего кабинета. Да и дела-то тут всего на четверть часа; не стоит ходить взад и вперед. До свиданья! (Подает руку Мулину и уходит.)

Мулин садится к столу и боязливо взглядывает на дверь, в которую ушла Евлалия. Входит Евлалия.

М у л и н. Вот положение! (Как бы не замечая Евлалии, углубляется в чтение.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Мулин, Евлалия, потом Марфа.

Е в л а л и я (садится у стола сбоку). Вы меня обманули.
М у л и н. Евлалия Андревна, у меня очень серьезное дело; позвольте мне его кончить прежде. (Пишет что-то карандашом,)
Е в л а л и я. Я вас ждала до одиннадцати часов.
М у л и н (читая про себя). Что вы изволите говорить?
Е в л а л и я. Я измучилась; два раза посылала к вам. Сказали, что вас дома нет.
М у л и н. Да, помилуйте, телеграмма... (Читает.) Надо было на телеграф ехать. (Пишет.)
Е в л а л и я. Занимайтесь, я вам не мешаю... Я только хотела у вас спросить...
М у л и н. Что вам угодно?
Е в л а л и я. Вы, вероятно, любите какую-нибудь девушку или женщину...
М у л и н (со вздохом). Ах, Евлалия Андревна... (Читает про себя.)
Е в л а л и я. Нет, ведь я серьезно.
М у л и н (не поднимая головы). Никого я не люблю.
Е в л а л и я. И меня?
М у л и н. Вам хочется слышать признание от меня?
Е в л а л и я. Да. Потому что, если вы меня не любите, значит, вы любите другую женщину... Без любви жить
нельзя.
М у л и н. Можно.
Е в л а л и я. Не шутите со мной! (Слезы.)
М у л и н. Я не понимаю, Евлалия Андревна, из чего вы себя расстраиваете! Между нами такие отношения, лучше которых желать нельзя: нежная дружба, у меня к вам самая теплая привязанность.
Е в л а л и я. Дружба, привязанность... Отчего ж не любовь?
М у л и н. Ну, любовь... если вам так угодно.
Е в л а л и я. Не верю.

Молчание. Мулин пишет.

Скажите, что мне делать, чтоб вы меня любили?
М у л и н. Ничего не нужно, Евлалия Андревна.
Е в л а л и я. Нет, вы мало меня любите. (Молчание.) Я знаю, я сама виновата: я вам надоедаю... ревную... связываю вас... (Молчание.) Я обещаю вам, что этого не будет. Довольны вы?
М у л и н. Прекрасно, Евлалия Андревна, прекрасно. Позвольте, не мешайте мне!
Е в л а л и я. Мы будем видеться не часто: приходите ко мне, когда вы совершенно свободны, когда у вас нет никакого дела, никакого занятия - одним словом, когда вам самим будет угодно! (Молчание.) Делайте, что хотите... бывайте, где хотите... разговаривайте с женщинами... любезничайте... (Молчание.) Только...
М у л и н. Что "только" ?
Е в л а л и я. Только не изменяйте мне... не разрушайте моих надежд.
М у л и н (читая про себя). Смею ли я... разрушать...
Е в л а л и я. И вы всегда будете меня любить?
М у л и н. Конечно, всегда... Чего ж мне еще!
Е в л а л и я. Ну, вот и хорошо; я очень рада. (Задумывается. Мулин взглядывает на нее. Молчание.) Знаете, об чем я мечтала?
М у л и н. Нет, не знаю.
Е в л а л и я. О будущем. Я могу быть счастлива.
М у л и н. Да я не знаю, чего вам недостает и в настоящем.
Е в л а л и я. Чего? Счастья. Я могу быть счастлива только с вами.
М у л и н. Но ведь это невозможно.

Марфа отворяет дверь.

Е в л а л и я. Помеха нашему счастью - мой муж.
М а р ф а. Евлалия Андревна!
Е в л а л и я. Что тебе?
М а р ф а. Ко мне племянница пришла, так дело есть до вас маленькое.
Е в л а л и я. Подожди! Марфа, уж я тебя не один раз просила не входить, пока тебя не позовут.
М а р ф а. Виновата, Евлалия Андревна. Дело-то у нас не терпит, племяннице долго ждать нельзя.
Е в л а л и я. Нельзя входить. У нас могут быть свои разговоры, которых прислуге слушать не надо.
М а р ф а. Понимаю, Евлалия Андревна, все понимаю. Мне ведь только бы на два слова! Уж я вам больше не помешаю.
Е в л а л и я. Хорошо, сейчас; подожди немного.

Марфа уходит и остается за дверью.

Евдоким Егорыч уж стар... Мы будем дожидаться.
М у л и н. Чего?
Е в л а л и я. Ему жить недолго.
М у л и н. Как вы об этом легко говорите!
Е в л а л и я. Я не желаю смерти Евдокиму Егорычу; но вы подумайте, могу ли я не только любить его, но даже иметь к нему хоть какую-нибудь привязанность?

Марфа приотворяет дверь.

Он купил меня, как невольницу, он оскорбляет меня недоверием, поручает пьяному лакею надзор за мной! Жалеть его было бы притворством с моей стороны.
М у л и н. Да, конечно.
Е в л а л и я. Значит, я имею полное право мечтать о счастии с вами. Вы мой... если не теперь, так в будущем.
М у л и н. Да, разве в будущем. Ну, вот я кончил. (Встает.) До свидания, Евлалия Андревна! (Целует руку Евлалии.)
Е в л а л и я (целует Мулина), Так мы будем ждать, и вы, и я?
М у л и н. Будем, будем! (Уходит.)

Евлалия звонит в колокольчик. Входит Марфа.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Евлалия и Марфа.

М а р ф а. Здесь, Евлалия Андревна, здесь.
Е в л а л и я. Что тебе нужно?
М а р ф а. Племянницу мы просватали. Ну, разумеется, так как я ей тетка, так и должна помочь насчет приданого.
Е в л а л и я. Ну, конечно.
М а р ф а. Так вот она за этим за самым и пришла.
Е в л а л и я. Так что же, я-то зачем вам?
М а р ф а. Да помилуйте, Евлалия Андревна, какие же мои достатки! Из чего мне?
Е в л а л и я. Дай, что можешь; ведь всякий помогает, глядя по состоянию.
М а р ф а. Мало-то дать стыдно. Хоть бы родню нашу взять, ведь они тоже понимают, в каком я доме служу.
Е в л а л и я. Ну, и я тебе помогу; я дам десять рублей. Евдокиму Егорычу скажу; он никогда не отказывает бедным невестам.
М а р ф а. Покорнейше вас благодарю, Евлалия Андревна. Евдоким Егорыч точно никогда бедным невестам
не отказывают; только ведь у них положение известное: пятнадцать рублей... Конечно, так как я давно служу, может, и двадцать пять пожалуют.
Е в л а л и я. И очень хорошо; чего ж еще?
М а р ф а. Да помилуйте, Евлалия Аидревна, того ли я за мою вам службу ожидать должна?
Е в л а л и я. Да ведь ты за свою службу жалованье получаешь.
М а р ф а. Жалованье жалованьем, это уж положонoе; я за свое жалованье все вам исполняю, что должно и к чему я приставлена; но, окромя всего этого, моя к вам приверженность...
Е в л а л и я. Какая приверженность?
М а р ф а. Да бегать-то по городу, про разных кавалеров разыскивать; нешто б я для кого другого, кроме вас, это сделала!
Е в л а л и я. По какому городу бегать, про каких кавалеров разыскивать?
М а р ф а. Да как же их... ну, хоть Артемия Васильича назвать! Обыкновенно для учтивости кавалерами называешь.
Е в л а л и я. Зачем ты об Артемии Васильиче говоришь, скажи мне?
М а р ф а. Значит, всё даром, все мои потрафления для вас?
Е в л а л и я. Боже мой, что ты говоришь!
М а р ф а. Да как же, Евлалия Андревна, я не служу? Значит, не ублажила вас? Покорнейше вас благодарю. А вы еще того не знаете, когда он тут у вас, что я как лист дрожу. Да, Боже сохрани, кто доведет барину... А уж вы тут за мной, все равно как за каменной стеной, можете равнодушно, как душе угодно... потому я вас берегу. Я на себе это самое потрясение переношу; ведь от страху-то все равно как озноб...
Е в л а л и я. Какой озноб?
М а р ф а. А вы думаете, легко! Только что, конечно, бедность наша непокрытая заставляет; а то бы, кажется, никаких миллионов не взял...
Е в л а л и я. Да за что? Разве я что дурное заставляю тебя делать?
М а р ф а. Да ведь и хорошим назвать нельзя. Обыкновенное дело, корысть нас заставляет: я так и ожидала, что вы мне рубликов полтораста пожалуете. Оттого и племянницу просватали, а то где б нам взять! Теперь, первым долгом, жениху на сговоре надо сотельную дать.
Е в л а л и я. Да скажи ты мне, что ты обо мне думаешь, в чем ты меня подозреваешь?
М а р ф а. Как мы смеем подозревать! Наша обязанность - исполнять, что прикажут.
Е в л а л и я. Что же я тебе приказывала?
М а р ф а. Да ведь это как вам угодно, Евлалия Андревна; хотите мою службу ни во что поставить, так поставьте. Разве я смею требовать; у нас ряды не было. Через меня вы, при своем богатстве, всякое удовольствие и утешение себе видели, так вам меня, бедного человека, забывать тоже нехорошо. Бегать-то по городу сыщиком, где у него невеста, да какая невеста, да что где говорили, да как приняли!.. Это, я вам скажу, в какой дом налетишь! Из другого так-то по затылку, по всему двору до самой калитки, проводят, что своих не узнаешь. Опять же к нему с утра до поздней ночи бегаешь-бегаешь: скоро ль придет, да когда придет, да чтоб беспременно пришел! Все это хорошо, у кого ноги молодые да шея крепка; а у меня уж ноги-то второй срок выслужили, да и стыд в глазах есть. Не по моим бы летам таким художеством заниматься!
Е в л а л и я. Ну, довольно! Ты делала лишнее, я тебе и прибавлю к жалованью десять рублей. Больше я говорить с тобой не хочу.
М а р ф а. Это опять-таки ваша воля. Только я нанималась к Евдокиму Егорычу служить верой и правдой; а, заместо того, должна ваши прихоти прикрывать.
Е в л а л и я. Замолчи, говорю я тебе!
М а р ф а. Замолчать можно... Только и бедных людей пожалеть следует.
Е в л а л и я. Я тебя прогоню.
М а р ф а. Ну, прогнать за что же! Это еще погодить надо! Кабы я к вам нанималась, вы бы меня и прогнать вольны были; а я нанималась к Евдокиму Егорычу, еще как он нас с вами рассудит!
Е в л а л и я (сквозь слезы). Так иди ты к своему Евдокиму Егорычу и не смей меня больше беспокоить! (Уходит.)
М а р ф а. Уж что-то вы некстати очень высоко летаете, Евлалия Андревна! Можно вам крылья-то и ошибить.

Входит Мирон.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Марфа и Мирон.

М а р ф а. Что вы, Мирон Липатыч?
М и р о н. В расстройстве.
М а р ф а. У ворожеи были?
М и р о н. Был.
М а р ф а. Что же она вам сказала?
М и р о н. "Скажу, говорит, я тебе верно; только трудно будет мои слова понимать".
М а р ф а. Ну, и что же?
М и р о н. "Думай, говорит, на рябоватого, а помогал весноватый".
М а р ф а. Как же вы об этом рассуждаете?
М и р о н. Да что, Марфа Савостьяновна, если рассуждать правильно, так мне уж только одно средство осталось.
М а р ф а. Какое же, Мирон Липатыч?
М и р о н. Повеситься.
М а р ф а. Ну, что это вы! Какое это средство! Самое плохое.
М и р о н. Я думаю отсюда прямо на чердак. Как вы посоветуете?
М а р ф а. В этаком деле советовать довольно мудрено, Мирон Липатыч; каждый сам должен о себе знать, как ему лучше.
М и р о н. Удавлюсь, шабаш!
М а р ф а. Ваше дело. Только если бы вам вместо гадалки мне поклониться, так я бы вам вашу пропажу скорей нашла.
М и р о н. А вы думаете, не поклонюсь? И поклонюсь, и сто раз поклонюсь. Как до петли дойдет, всякому поклонишься, Марфа Савостьяновна.
М а р ф а. Ваша пропажа из дому не выходила.
М и р о н. Как? Здесь? Батюшки мои! Где же?
М а р ф а. И даже очень недалеко, и даже в соседней комнате.
М и р о н. В гостиной? Да ведь я там все мышьи норки обшарил.
М а р ф а. В шахматном столике.
М и р о н. Да ведь он заперт?
М а р ф а. Заперт, и ключ у Евдокима Егорыча, а сигарочница там.
М и р о н. Кто ж ее туда положил?
М а р ф а. Я.
М и р о н. Ну не змея ли вы подколодная после этого, Марфа Савостьяновна?
М а р ф а. Мы люди подневольные, Мирон Липатыч; что прикажут, то и делай. Мы за то жалованье получаем; нанялся - продался.
М и р о н. Кто ж это приказал вам?
М а р ф а. Стало быть, кто-нибудь вас с места сживает, кому-нибудь вы мешаете.
М и р о н. Так ведь, окромя Евлалии Андревны, некому.
М а р ф а. Само собой; разве б я чьего другого приказа послушалась?
М и р о н. В чем же я ей помеха? Разве антрыги завелись?
М а р ф а. Ну, уж сами понимайте, как знаете.
М и р о н. Как же это я! Проглядел ведь! Эка слабость моя! Одолела она меня, проклятая! Вот бы когда глаза-то нужны; а я их залил, что света не вижу, что день, что ночь не разберу. И таки всурьез дело али, может, так, только время продолжают?
М а р ф а. Оно, конечно, что пустяки. Ну, ведь наше дело такое, знаете, что иногда ненароком и за дверью случишься, когда они промеж себя разговаривают.
М и р о н. Д-да, да, да.
М а р ф а. Так если по разговорам судить, ничего важного не состоит. А ведь кому как покажется.
М и р о н. Вы мне только разговоры-то эти скажите, а уж я пойму, я сейчас все до тонкости...
М а р ф а. Разговоры вот какие, Мирон Липатыч: "Друг ты мой милый, друг ты мой любезный, одна у нас с тобой помеха - муж мой постылый".
М и р о н. Ая-я-я-яй! (Хватаясь за голову.) Ая-я-я-яй!
М а р ф а. "Нет, говорит, на него пропасти".
М и р о н. Однако... закуска!
М а р ф а. Ну, и много такого прочего. И, при всем этом, яду у меня просила.
М и р о н. Уф! Сразили вы меня. Погодите! Дух захватывает. Какого же, например, яду?
М а р ф а. Отравы, чем волков травят. Как ходила я в аптеку к племяннику отравы для мышей попросить, вот и прознала она это. "Дай, говорит, ты, пожалуй, отравишь; а у меня сохранен будет". Ну, я сейчас же и поняла.
М и р о н. Ого-го-го-го! Фу ты, оглашенный Мирошка! Ох, как бить меня нужно! Что я прозевал-то было! Вот когда Евдокиму Егорычу верный человек нужен. А вы говорите: "пустяки да важности в этом не состоит".
М а р ф а. Каким глазом кто посмотрит. На мой взгляд, пустяки; а другой кто, может, и за важное примет. Я что слышала, то и передаю вам. А я так думаю, что мы тут ни при чем, наше дело постороннее.
М и р о н. Нет, уж какое постороннее! Я насилу на ногах устоял, как вы сказали; так и сразило. И теперь еще в настоящие чувства не приду. Не одолжите ли гривенничек взаймы?
М а р ф а. На что вам, Мирон Липатыч?
М и р о н (вынув табакерку). Провианту не хватает; всего заряда на два осталось.
М а р ф а. Нет у меня, Мирон Липатыч; разве б я отказала?
М и р о н. Скупитесь. Ах, постойте!.. И забыл совсем. А кто ж он-то, друг-то любезный?
М а р ф а. Ну, уж этого вы от меня не дождетесь; и так я вам много сказала, чего не надо. Вы над нами наблюдателем поставлены, вы должны сами знать.
М и р о н. Не скажете?
М а р ф а. Не скажу, Мирон Липатыч; своим умом доходите. (Уходит в залу.)
М и р о н. Сколь ехидна эта женщина! Все рассказала, а как дошло до сути, так и молчит. Как теперь объяснить Евдокиму Егорычу! А докладывать надо беспременно. Уголовщина! Суд да дело, пойдет следствие, в остроге насидишься. Беда! Нет, уж как сумею, а доложу. Куражу бы прикупить хоть на гривенничек! Вот когда человеку гривенничек-то дороже каменного моста.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЛИЦА:

С т ы р о в.
Е в л а л и я А н д р е в н а.
К о б л о в.
С о ф ь я С е р г е в н а.
М у л и н.
М а р ф а.
М и р о н.

Декорация первого действия.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Мирон (один).

М и р о н. Ну, вот я теперь могу разглагольствовать. Я теперь во всем развязен. Уж я думал, думал... Нет, надо поберечь Евдокима Егорыча... Хороший барин, хороший... Чтоб я допустил! Нет, погодите! Не допущу. Ишь что выдумали, а! Отравить!.. Скажите на милость. Это шутки плохие... Сообразное ли дело отравить человека хорошего, барина моего, Евдокима Егорыча, отравить, как крысу какую! Нет, шалишь! Разорвусь, а барина своего не выдам... Выведу, все на свежую воду выведу. Да вот он никак подъехал... Ну, там отопрут без меня, я теперь не при должности, - отставной козы барабанщик, - не мое дело. А мы еще посмотрим... Вот пусть он и поймет, какого он слугу было обидел!.. Нет, верные-то слуги нынче редкость, их ценить надо... Ну, так точно, это он, его походка. (Делает печальную мину и становится у двери.)

Входит Стыров.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Стыров и Мирон.

С т ы р о в. Ты еще здесь?
М и р о н. Здесь, Евдоким Егорыч, здесь я, на страже стою, как есть я верный раб вашего здоровья.
С т ы р о в. Не нужно мне твоего рабства, ступай! Я повторять приказаний не люблю.
М и р о н. Но позвольте!.. Но пожалуйте сюда! (Подходит к шахматному столику и указывает на него пальцем.)
С т ы р о в. Что такое? Ты пьян? Поди вон!
М и р о н. Но извольте отпереть. Пьян... ну, пущай пьян... все перенесу, все... Я, может, и не пьян... Извольте отпереть!
С т ы р о в (отпирает стол и вынимает портсигар). Как он сюда попал?

Мирон вынимает платок и молча утирает слезы.

Да говори же, что это значит?
М и р о н (плача). Сживают, с места меня сживают.
С т ы р о в. Кто, кому нужно?
М и р о н. Евлалия Андревна.
С т ы р о в. Что за вздор такой?
М и р о н. Вот... хоть сейчас... с колокольным звоном.
С т ы р о в. Да что с тобой говорить, ты пьян! Пошел вон!
М и р о н. Пущай пьяный; но верный раб ваш... по гроб дней моих... сейчас ведите казнить... на мелкие части...
С т ы р о в (хватаясь за голову). Что такое?.. Я понять не могу.
М и р о н (падая на колено). Батюшко, отец наш... не жить вам! Извести вас хотят, Евдоким Егорыч... Изведут вас, отец наш... на кого мы, бедные, останемся?
С т ы р о в (строго). Молчи! Встань и говори тихо и толком или убирайся!
М и р о н (встает). Тихо, очень тихо... это извольте... (Оглядываясь.) Что тут было, что тут было... Ах!
С т ы р о в. Да что же, что? Дождусь ли я от тебя?
М и р о н. Изведем, говорит, его; он нам помеха... Это про вас-то.
С т ы р о в. Да кто говорит-то?
М и р о н. Евлалия Андревна. Припасена, говорит, у меня отрава; вот мы его и отравим.
С т ы р о в. Какая отрава?
М и р о н. Обыкновенная, чем волков травят. А он говорит: "И расчудесное дело".
С т ы р о в. Да кто он-то?
М и р о н (вздыхает). Ох! (Таинственно.) Неизвестный человек.
С т ы р о в. Господи! Что он говорит! Невозможно! Да понимаешь ли ты, что с тобой невозможно разговаривать? Бывал он здесь?
М и р о н. И утром, и вечером, и в ночь, и за полночь.
С т ы р о в. Какой он из себя?
М и р о н (подумав). Рябоватый.
С т ы р о в. Только? Да еще-то какой?
М и р о н. Рябоватый - это верно; так и сказано, что рябоватый.
С т ы р о в. Так ты сам не видал? Тебе сказано. Кто ж тебе сказал?
М и р о н. Бабка-гадалка. Это уж верно; так и сказала: думай, говорит, на рябоватого! Ну... я и думаю.
С т ы р о в. Невозможно! Убирайся! Я себе простить не могу, что связался разговаривать с тобой. Только ты меня расстроил. Убирайся, и чтоб я тебя не видал.
М и р о н. Вот так, вот хорошо, вот уж покорно благодарю! За мою-то службу? Не того я, признаться, ожидал от вас, Евдоким Егорыч. Все верно, все очень верно; а что насчет яду, так извольте сейчас у Марфы Савостьяновны спросить.
С т ы р о в. Позови Марфу!
М и р о н. Да-с; коли вы мне не верите, что я тут, может быть, всю свою утробу полагал, так я позову вам Марфу. Сейчас всю верность мою, как на ладони, увидите! (Уходит.)
С т ы р о в. Как бы я желал, чтоб вся история оказалась самым глупым вздором! Это был бы отличный урок для меня. Связываться с прислугой мне и сначала казалось не очень приглядным, а теперь уж выходит что-то и вовсе гадкое. Вон Мирон считает мою жизнь в опасности и утробу свою за меня полагает, так уж когда ему чистотой заниматься, до того ли! Нет, гадко очень.

Входят Мирон и Марфа.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Стыров, Мирон и Марфа.

С т ы р о в. Какой тут у вас яд? Мне Мирон говорил какие-то глупости, которых понять никак нельзя.
М а р ф а. Что ж! ежели уж вам известно, так я молчать не должна. Сама-то я давеча сказать вам не посмела.
С т ы р о в. Чего не посмела? Отчего не посмела?
М а р ф а. Оттого и не посмела, что ума у нас нет: сболтнешь сдуру-то, а потом окажется, что не так; ты же останешься виновата.
С т ы р о в. Да какой яд, зачем он попал в дом?
М а р ф а. Уж вы меня извините, Евдоким Егорыч; яд этот самый я в дом принесла... Только ведь я не знала и даже вздумать не могла... Я принесла его для домашней надобности; а Евлалия Андревна у меня его отобрали. Стало быть, он им нужнее.
С т ы р о в. Да на что же ей яд?
М а р ф а. Они мне этого не говорили. Промеж себя они, конечно, разговаривают и даже нисколько не стесняются... Только это не наше дело.
С т ы р о в. Об чем же они промеж себя разговаривают?
М а р ф а. Да разве у меня язык поднимется; да, кажется, ни в жизнь!
С т ы р о в. Промеж себя. С кем она разговаривала?
М а р ф а. Вся воля ваша, Евдоким Егорыч; а как я в свою жизнь доносчицей не была, так и теперь вы от меня доносов никаких не дождетесь. Уж это пущай кто другой, но не я.
М и р о н (Марфе). Да что вы ломаетесь! Ведь он весноватый.
М а р ф а. Кто весноватый? Вовсе нет, неправда ваша.
М и р о н. Да и то, что я? Язык-то один, приболтается... Рябоватый, я говорю.
М а р ф а. Всё вы зря говорите, Мирон Липатыч; совсем у них чистое лицо. Только я вам докладываю, Евдоким Егорыч: служила я вам и всегда готова служить верой и правдой; а доносить на барыню я никогда не согласна. Я так считаю, что это низко. Да вот - Евлалия Андревна сами идут, извольте у них спросить; а нам чем дальше от греха, тем гораздо покойнее.
С т ы р о в. Хорошо, ступайте!

Мирон и Марфа уходят. Входит Евлалия.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Стыров и Евлалия.

Е в л а л и я. Кобловы что-то не едут.
С т ы р о в. Они обещали рано приехать, часу в восьмом.
Е в л а л и я. Значит, скоро?
С т ы р о в. Сейчас, я думаю. А я, после обеда, успел еще два визита сделать. (Молчание.) Я еще и не поговорил с тобой по душе после приезда.
Е в л а л и я (садясь). Об чем?
С т ы р о в. Как ты тут поживала, не скучала ли без меня?
Е в л а л и я. Нет, не скучала.
С т ы р о в. Навещали тебя, были у тебя гости?
Е в л а л и я. Нет, кроме Артемия Васильича и Софьи Сергевны, никого не было.
С т ы р о в. Никого?
Е в л а л и я. Никого.
С т ы р о в. Может быть, был кто-нибудь из старых знакомых?
Е в л а л и я. Из каких старых?
С т ы р о в. Из тех, которые были с тобой прежде знакомы, до замужества.
Е в л а л и я. Кто был со мной знаком? Никто; точно так же, как и теперь. Жила в неволе и опять в неволе живу. Что за странные вопросы? Если вам нужно знать, кто бывал у меня, спросите прислугу, которой вы платите за то, чтоб она за мной подсматривала.
С т ы р о в. Как тебе не стыдно! Что ты говоришь!
Е в л а л и я. Да, стыдно, действительно стыдно; да что ж мне делать-то! Мне еще стыднее было, когда ваша прислуга просила с меня полтораста рублей за то, чтоб доложить вам, что без вас я вела себя скромно и прилично.
С т ы р о в (хватаясь за голову). Ах! Что такое! Что за мерзости!
Е в л а л и я. Я не хотела подкупать их; пусть они говорят правду. Подите разговаривайте с ними! (Встает.)
С т ы р о в. Евлалия, ты сердишься?
Е в л а л и я. Нет, не сержусь. То, что я чувствую, я не могу объяснить вам; вы не поймете. Чтоб понять мое горе, нужно иметь хоть несколько деликатности в чувствах. У вас ее нет. Зачем я буду с вами говорить? Разве я могу найти сострадание к моему горю в душе человека, который шепчется потихоньку в передней с пьяным лакеем!
С т ы р о в. Евлалия, пощади, не казни меня! Какое твое горе? Ведь виноват в твоем горе могу быть только я.
Е в л а л и я. Да разве это не горе: быть совершенно одинокой? Отца я едва помню; мать - директриса женского учебного заведения; она всю жизнь была моей гувернанткой, а не матерью. Остаетесь вы, муж... Ну, я не знаю ничего, не понимаю, ну, я глупенькая совсем институтка!.. Так ведь не мучить меня за это, а пожалеть надо. А вы, вместо того, чтоб руководить меня в жизни, быть мне вместо отца, нанимаете шпионов подсматривать за мной. Ах, подите прочь, пожалуйста!
С т ы р о в. Евлалия, ты не так поняла мои распоряжения, или тебе их не так передали. Я приказал беречь тебя, заботиться о тебе; за тобой нужно ухаживать, как за маленьким ребенком. Ты не имеешь никакого понятия об жизни, и, если не доглядеть за тобой, твои ребячества могут иметь дурные и даже опасные последствия. Вот, например, какой у тебя яд, и зачем он тебе?
Е в л а л и я. Как мне жалко вас! Лгать, прибегать к уверткам... Как это должно быть тяжело и стыдно в ваши лета! Яд! И об яде вам доложили. Так не меня берегли ваши надзиратели, а я берегла себя и их. Я взяла яд у Марфы из рук и убрала его, чтоб она, по своей небрежности, не отравила нас или кого-нибудь. Только потом я догадалась, что этот яд быть может мне нужен.
С т ы р о в. Значит, я прав, Евлалия. Ну, разве не ребячество то, что ты говоришь? Зачем тебе яд?
Е в л а л и я. А вот вы сейчас узнаете, ребячество это или нет? Ведь могу же я когда-нибудь в жизни встретить и полюбить человека, который стоит любви? Ведь это может случиться? Пусть моя любовь будет преступна в ваших глазах; но ведь я буду лелеять ее в своей груди, буду беречь ее. Она мне будет дорога... поймите меня! Я полюбила и почувствовала себя женщиной, а до тех пор я считала себя куклой! Я буду таить эту любовь, как сокровище, буду беречь ее не только от осуждения, но даже от самого теплого дружеского участия, уж и оно мне покажется оскорблением моей святыни. И вдруг эта лелеянная, береженная девственным чувством тайна волочится, треплется от передней и кухни до кабинета мужа! Вот тогда мне нужен яд, для того чтоб не загрязненной очной ставкой с прислугой умереть с улыбкой счастья на лице.
С т ы р о в (целуя руки Евлалии). Евлалия, виноват, виноват, но не терзай же, не казни меня так!
Е в л а л и я. Успокойтесь, до этого дело не дойдет, оно кончится проще. Я не могу жить с вами. Я пойду в гувернантки, в сельские учительницы, но здесь жить не останусь. Ищите себе за ваши деньги другую женщину. Я и так виновата перед собой, что без любви вышла за вас, я должна поправить этот поступок. И уж теперь я не возьму никаких миллионов, чтоб возвратиться к вам.
С т ы р о в. Я тебе и не предложу миллионов, Евлалия; я предложу другое, что, может быть, тебе покажется дороже.
Е в л а л и я. Что же?
С т ы р о в. Полную свободу.
Е в л а л и я (удивленная). Свободу? Ах! Это что-то хорошее... Я ее не знала с детства... Ах, погодите! Я и рада, и путаюсь в мыслях... Что это такое? Это новое... Я еще цены ему не знаю... Погодите, я подумаю.
С т ы р о в. Что я люблю тебя очень, в этом ты сомневаться не должна; только выражал-то я свою любовь пошло: подарками. Я с самого начала должен был дать тебе свободу и оказать полное доверие. Вот в чем моя ошибка или вина, как тебе угодно.
Е в л а л и я. И вы это говорите серьезно?
С т ы р о в. Я всегда говорю серьезно.
Е в л а л и я. Я от вас никак ожидать не могла.
С т ы р о в. Я ведь не дурной человек, а только слабый и бесхарактерный: я подчинился чужому влиянию, послушался чужих советов. Я очень люблю тебя и желаю, чтобы ты была счастлива, - я только не сообразил, что без свободы нет счастья для женщины.
Е в л а л и я. И я совершенно свободна?
С т ы р о в. Совершенно. Я велю великолепно отделать твои комнаты; живи полной хозяйкой на своей половине, имей свою прислугу, принимай, кого хочешь, выезжай, когда и куда угодно.
Е в л а л и я. И вы не шутите?
С т ы р о в. Нисколько не шучу. Я ни в твои распоряжения, ни в твои дела мешаться не буду; я только тогда подам свой голос, когда ты сама попросишь моего совета.
Е в л а л и я. Я не знаю, смеяться мне или плакать от радости. Вы - благородный человек.
С т ы р о в. Напрасно ты сомневалась в этом.
Е в л а л и я (жмет руку Стырова). Благодарю, благодарю! Я еще не могу опомниться.
С т ы р о в (обнимая Евлалию). Ах ты, бедная моя женка! Сиротлива ты, я вижу. Спасибо, что высказалась. Может быть, и много еще у тебя на душе, да прячешь ты, со мной не поделишься. Не пара я тебе. Живи, пользуйся жизнью; а коли горе какое случится или обидит кто, так приходи ко мне, приласкаю, как умею.
Е в л а л и я. Ах, как я счастлива! У меня теперь будет и хороший отец, и...
С т ы р о в. И кто?
Е в л а л и я (сконфузившись). Я хотела сказать... Ах, вон, кажется, подъехал кто-то! Не Софья ли Сергевна!
С т ы р о в. И кто же еще, Евлалия?
Е в л а л и я. Ну, муж, разумеется... а то кто ж? (Убегает в залу.)
С т ы р о в. Что ж это значит: "У меня добрый отец и..."? Не договорила и сконфузилась... Добрый отец и еще-то кто же? Неужели хороший любовник? А вот посмотрим, посмотрим... Коли в самом деле хорош, так нечего делать...

Входит Коблов.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Стыров и Коблов.

С т ы р о в (задумчиво). Здравствуй, Никита Абрамыч! (Подает руку.)
К о б л о в. Что вы задумались? О чем философствуете?
С т ы р о в. Думаю, гадаю...
К о б л о в. О чем?
С т ы р о в. Нет ли такой верной приметы, по которой бы можно было догадаться, влюблена женщина или нет?
К о б л о в. Позвольте! (Подумав.) Одна примета есть верная.
С т ы р о в. Какая?
К о б л о в. Если женщина имеет влечение к картам, так не влюблена.
С т ы р о в. К картам?
К о б л о в. Да. Ну, азартные игры: рамсы, стуколки, я еще не считаю верной приметой, а как начала довольно старательно играть в винт, так баста - конец всем амурам.
С т ы р о в. Да почему же?
К о б л о в. Да нельзя влюбленной в эту игру играть: она, того гляди, ренонс сделает либо своего туза козырем покроет. С такой никто играть не станет.
С т ы р о в. Да, правда ваша.
К о б л о в. Недавно один мой знакомый начал сомневаться насчет жены: "Стала, говорит, задумываться, что-то шептать про себя, стала бредить по ночам... Ну, думаю, говорит, беда: влюбилась в кого-нибудь либо идеи какие вредные забрала в голову - конец моему спокойствию. Стал, говорит, я прислушиваться, слышу, бормочет: туз сам-друг, король сам-третей, дама, валет сам-пят. Тут я обеими руками перекрестился: ну, думаю, матушка, на настоящую ты линию попала, теперь мужу можно спать спокойно".
С т ы р о в. Да, кабы Бог дал!.. Покойно, очень покойно.
К о б л о в. Винт игра хорошая для женщин: во-первых, серьезная, ни о чем другом думать не позволяет; во-вторых, занимательная, не видишь, как время идет. Часов до трех, до четырех утра она, милая, проиграет; потом спит целый день; а к вечеру опять забота, как бы партию составить.
С т ы р о в. Уж чего бы лучше! Пойдемте-ка, пока партнеры-то не съехались, просмотрим биржевую хронику. (Уходят в кабинет.)

Входят Евлалия и Софья.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Евлалия и Софья.

С о ф ь я. Что с вами? С чем вас поздравить? Вы так и сияете.
Е в л а л и я. Кабы вы знали, сколько я перенесла сегодня! Сначала неприятности от прислуги, они наплели на меня разные глупости мужу...
С о ф ь я. Сами виноваты. Прислуге надо платить. Это составляет довольно значительный расход для женщины, у которой есть что скрывать от мужа. Я плачу всем, даже кучеру, и плачу очень дорого. Хорошо, что у меня мамаша очень богатая женщина и ни в чем мне не отказывает; а то хлопот было бы довольно. Чем же у вас эта история кончилась?
Е в л а л и я. Кончилась совершенно неожиданно для меня. Я разгорячилась, расстроилась... Ну, конечно, ведь это обидно... Я высказала мужу все, что у меня накипело на душе.
С о ф ь я. Что же он?
Е в л а л и я. Он и сам растрогался... Он, должно быть, любит меня. Он сказал: "С этих пор живи на своей половине, полной хозяйкой, как тебе угодно; я в твои дела мешаться не буду".
С о ф ь я. Какой милый! просто прелесть!
Е в л а л и я. Я теперь жду не дождусь одного человека, чтоб поделиться с ним моей радостью: мы теперь можем видеться без всякого стеснения.
С о ф ь я. Да зачем вам этого одного человека? У вас муж такой милый, такой благородный!
Е в л а л и я. Да, действительно благородный и добрый человек.
С о ф ь я. При таком муже, да еще "один человек" - это излишняя роскошь. Мне простительно, мне никак нельзя мужа любить, решительно не за что, придраться не к чему, ни одной хорошей стороны не найдешь, а любить нужно, любить хочется. А вам я завидую; вам, право, очень можно мужа любить.
Е в л а л и я. Я и не спорю: он хороший человек; но это не мой идеал. Мне с ним скучно.
С о ф ь я. А коли он хороший, так и следует его любить за это; а от скуки, для развлечения, начните играть в карты, учитесь в винт.
Е в л а л и я. Ах, нет, что вы! Это такая проза, можно совсем опошлиться.
С о ф ь я. От добра добра не ищут. Да я и не знаю, право; здесь лучше вашего мужа и людей не найдешь...
Е в л а л и я. Нет, не говорите! Есть один... идеальный молодой человек... в нем всё...
С о ф ь я. Не знаю, не слыхать что-то...
Е в л а л и я. Он молод, хорош собою, умен, благороден, поэт.
С о ф ь я. Если так, то действительно идеальный.
Е в л а л и я. Как он меня любит! Только...
С о ф ь я. А! Значит, и в солнце есть пятна?
Е в л а л и я. Обещает иногда прийти, ждешь, ждешь его, а он не придет; а если придет, так ненадолго.
С о ф ь я. Да он богат?
Е в л а л и я. Не богат.
С о ф ь я. Так надо денег давать ему побольше да почаще; он ни обманывать, ни опаздывать не будет, уж совсем идеальный сделается.
Е в л а л и я. Денег! Что вы! Вы его не знаете... Денег дать! Да это обидеть, жестоко оскорбить его! Нет, как это возможно! Как я могу уважать его после этого!
С о ф ь я. Да зачем вам уважать, довольно с вас любить его! Кто же молодых людей уважает! Да и где их у нас взять таких, которых уважать можно!
Е в л а л и я. Да нет, как это... как осмелиться предложить деньги?
С о ф ь я. Очень просто. Купите хороший, дорогой бумажник, а в бумажник-то положите рублей двести или триста. Вот и конфузиться нечего: вы дарите бумажник, а деньги в него нечаянно попали. Да мало ли как можно; хотите, я вас научу?
Е в л а л и я. Нет, нет, не надо. Да я вам не верю, вы шутите.
С о ф ь я. Что за шутки! Я сама дарю. Да и как не дарить! Молодому человеку одеться хочется поприличней, да и мало ли у них расходов; а жалованье небольшое...
Е в л а л и я. Нет, пожалуйста, не продолжайте! Это что-то будничное, прозаическое. Мы с вами не понимаем друг друга; мы говорим о разных предметах. Я понимаю только любовь чистую, возвышенную.
С о ф ь я. Возвышенная-то, пожалуй, еще дороже обойдется.
Е в л а л и я. Что вы, что вы! Вы меня удивляете, вы меня поражаете!
С о ф ь я. Да, конечно. Возвышенная любовь гораздо скучнее, она очень надоедает молодым людям; на нее надо много времени даром тратить. Он бы почитал что-нибудь, пошел к приятелям, поиграл в карты, а тут надо возвышаться до возвышенной любви. Это очень тяжелое занятие.
Е в л а л и я. Что такое... что за слова я слышу от вас! Да если все мужчины таковы, разве можно любить кого-нибудь из них?
С о ф ь я. Можно.
Е в л а л и я. Скажите же мне, какого человека вы любите, какие у него качества, достоинства?
С о ф ь я. Он очень милый человек; у него есть ум, ловкость, некоторое остроумие.
Е в л а л и я. И вы дарите ему вещи, деньги?
С о ф ь я. Дарю.
Е в л а л и я. Да разве это любовь?
С о ф ь я (обидясь). А то что же? Жалеть человека, входить в его положение до мельчайших подробностей, помогать ему, доставлять удовольствие, делать приятные сюрпризы - разве это не значит любить? Это настоящая человеческая любовь; другая любовь, по-моему, хуже.
Е в л а л и я. Извините меня; все это мне кажется как-то пошло; тут нет ничего такого... высокого... неземного.
С о ф ь я. Ну, а нет, так что ж делать, где же взять-то! Я люблю, как умею.
Е в л а л и я. Нет, моя любовь другая. Впрочем, это так и должно быть; я люблю поэта, вы любите простого, дюжинного человека.
С о ф ь я. Ну, нет, нельзя сказать, чтоб вовсе дюжинный.
Е в л а л и я. Простите моему женскому любопытству!.. Если вы меня считаете достойной вашего доверия, скажите: кто он?
С о ф ь я. Он, после вашего мужа, пожалуй, лучший человек здесь.
Е в л а л и я (с любопытством). Но кто же он, кто?
С о ф ь я. Артемий Васильич Мулин.
Е в л а л и я. Ах! (Чуть не плачет.) Поддержите меня!
С о ф ь я. Что с вами?
Е в л а л и я. Мне дурно.

Софья сажает ее в кресло.

Ох! Благодарю вас!
С о ф ь я. Успокойтесь! Не принести ли вам воды?
Е в л а л и я. Ах, нет, не надо... благодарю... Это пройдет... сейчас пройдет... Позвольте еще один вопрос... Вчера вечером Артемий Васильич был у вас?
С о ф ь я. Да, был, просидел весь вечер.
Е в л а л и я (слабым голосом). Он обещал быть у меня, я его ждала долго, очень долго.
С о ф ь я. Позвольте мне за него заступиться! Вот видите ли, ему нельзя было не прийти ко мне; вчера поутру я послала ему в подарок великолепные часы, так он приходил благодарить.
Е в л а л и я (со вздохом). Ах, довольно об этом.
С о ф ь я. Евлалия Андревна, я вижу, что мы соперницы. Послушайте, уступите мне его бесспорно. Вам нужно людей идеальных, с возвышенными чувствами; а по мне он таковский, мне и этот годится. По Сеньке и шапка.
Е в л а л и я. Ах! Мечта всей жизни...
С о ф ь я. Да уж будет вам мечтать-то, пора на землю опуститься. Так отдайте же!
Е в л а л и я. Возьмите!.. Вот он идет... Позвольте мне сказать с ним два слова!
С о ф ь я. Сделайте одолжение! Я пойду в кабинет. (Уходит в кабинет.)

Входит Мулин.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Евлалия и Мулин.

Е в л а л и я. Подите сюда!

Мулин подходит.

Я вас... презираю!
М у л и н. И слава Богу! Очень рад, Евлалия Андревна; благодарю вас!
Е в л а л и я. Как мало в вас самолюбия! Вас презирают, и вы этому радуетесь.
М у л и н. Да ведь какой камень-то с меня свалился! Ведь, бывало, когда вы меня еще не презирали-то, идешь к вам, так душа не на месте.
Е в л а л и я. Чего же вы боялись?
М у л и н. Любви вашей.
Е в л а л и я. Это вздор. Мне Софья Сергевна сейчас призналась... Значит, вы любви не очень боитесь.
М у л и н. Да ведь любовь-то бывает разная.
Е в л а л и я. Какая разная?
М у л и н. Есть любовь, которую сама природа подсказывает женщине; на эту любовь нельзя не ответить; та любовь знает тайну. А то есть другая любовь, напускная, пансионского и институтского происхождения, так называемое обожание; эта любовь напоказ: ее ужасно боятся мужчины; особенно жутко бывает подчиненному человеку.
Е в л а л и я. Подите от меня! Повторяю вам: я вас презираю!
М у л и н. Презирать-то - презирайте; а и поблагодарить меня вам тоже не мешает.
Е в л а л и я. За что это?
М у л и н. Вы сами признаетесь в любви и кидаетесь на шею человеку, которого вы совсем не знаете. Будь во мне поменьше совести и уважения к Евдокиму Егорычу или только просто не служи я у него, ведь из этого мог бы выйти скандал веселый. И сам-то бы я насмеялся над вами вдоволь, да и всему бы городу удовольствие большое доставил. Так вы сначала поблагодарите меня, что я этого не сделал, а потом уж презирайте, пожалуй.
Е в л а л и я (тихо). Благодарю вас!

Входят Стыров, Коблов, Софья.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Евлалия, Мулин, Стыров, Коблов и Софья.

К о б л о в. Дурной пример вы подаете мужьям, Евдоким Егорыч. Я вам серьезно говорю. У нас ведь переймут сейчас; за вами, глядишь, другой и третий потянется. А там уж и все жены взбунтуются.
С т ы р о в. Что мне за дело до других! Я у себя в доме хозяин: что хочу, то и делаю.
К о б л о в. Ну нет, это дело не личное ваше, это дело общественное. К свободе надо приучать исподволь; дай-ка вдруг волю-то, вы увидите, что от наших жен будет. Да всякая благоразумная женщина вам сама скажет, что сейчас после теремов к свободе привыкать нелегко.
С о ф ь я. А я слышала, напротив; говорят, к палке привыкать трудно, к свободе гораздо легче.
Е в л а л и я. Если речь идет обо мне, так я и не желаю никакой свободы, на что мне она!
С о ф ь я. Что вы! Опять экзальтация! От чего хотите отказывайтесь, только не от свободы. Не теперь, так вперед пригодится.
Е в л а л и я. Ах, да, конечно. Я сказала не подумавши. (Задумчиво.) Свобода - хороша... только я не знаю, что с ней делать...
К о б л о в. Ну, да что о пустяках-то толковать, пора бы и за серьезное дело, пора в винт садиться. Вон, кажется, партнеры подъехали.
Е в л а л и я (мужу). Я с вами.
С т ы р о в. Как с нами?
Е в л а л и я. Я с вами в винт буду играть, я хочу учиться.
С т ы р о в. Евлалия, что ты говоришь? Верить ли мне ушам своим?
Е в л а л и я. Я теперь постоянно, каждый день буду играть; мне эта игра очень нравится.
С т ы р о в. Евлалия, милая Евлалия! (Обнимает ее.) Вот, господа, когда я счастлив вполне. Играй, Евлалия, играй по большой! проигрывай тысячи; я ничего для тебя не пожалею! Вот это, господа, праздник! Человек, шампанского, больше давай, больше! (Целует Евлалию.)

1881