Ю.О'Нил. За горизонтом / Eugene O'Neill. Beyond the Horizon
Пьеса в трех действиях, перевод Е.Корниловой
Москва, Изд-во "Искусство", 1971
OCR & spellcheck: Библиотека драматургии Ольги Амелиной, март 2005


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА


ДЖЕЙМС МЭЙО — фермер.
КЕЙТ МЭЙО — его жена.
ДИК СКОТТ — ее брат, капитан парусного судна «Санда».
ЭНДРУ МЭЙО   | сыновья
РОБЕРТ МЭЙО  | супругов Мэйо.
РУТ АТКИНС.
МИССИС АТКИНС — ее мать, вдова.
МЭРИ — двухлетняя дочка Рут и Роберта.
БЕН — работник на ферме.
ДОКТОР ФОСЕТ.



ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ


КАРТИНА ПЕРВАЯ

Сельская местность. Слева направо по диагонали идет дорога; пересекая холмы, она скрывается за горизонтом.
На пологих склонах холмов видны четко отделенные друг от друга изгородями или сложенными камнями участки
свежевспаханной земли. Треугольник земли до дороги покрыт яркой зеленью всходов озимой ржи. От дороги его
отделяет низенькая ограда из камней. Сразу за дорогой тянется кювет, дальний, более высокий склон которого
зарос густой травой. За кюветом, почти в центре сцены, старая яблоня с едва распустившимися листьями. Ее ветви
темнеют на фоне бледного неба. Вдоль всего кювета, за яблоней, тянется ограда. Майский день клонится к концу,
спускаются сумерки. Лишь виднеющиеся на горизонте холмы еще озарены пламенем заката; небо над ними горит
багряными красками. По мере развития действия эти краски блекнут.

На ограде сидит Роберт Мэйо. Это высокий, хрупкого сложения юноша, лет двадцати трех. Чем-то он похож на поэта.
У него тонкие черты лица, высокий лоб, темные глаза, мягкие линии рта и подбородка. Он в простых серых брюках,
заправленных в высокие сапоги со шнуровкой, в синей фланелевой рубашке с ярким галстуком. Какое-то время он
продолжает читать, затем закрывает книгу, заложив пальцем страницу, и поворачивает голову к горизонту. Вглядываясь
в даль, он что-то шепчет про себя.
Справа на дороге появляется брат Роберта Эндру, возвращающийся с работы. Ему двадцать семь лет. По своему типу
он полная противоположность Роберту: рослый, бронзовый от загара, с крупными чертами лица — настоящий, мужественно
красивый сын земли. У него хорошие умные глаза, но в нем нет и следа той одухотворенности, которой отмечен Роберт.
На Эндру рабочий комбинезон, кожаные сапоги, серая фланелевая блуза распахнута, мягкая войлочная забрызганная
грязью шляпа сдвинута на затылок. Эндру останавливается около брата и опирается на мотыгу, которую нес с собой с поля.

Э н д р у (видя, что Роберт не замечает его, кричит). Э-ей!

Роберт, увидя брата, улыбается.

Что, грезишь наяву? Ты что, награду надеешься за это получить? Не читай при таком свете — глаза испортишь.
Р о б е р т (взглянув на книгу, мягко). Я уже перестал, Энди.
Э н д р у Только сейчас, да? Эх, Роб, никогда-то ты не поумнеешь. (Перепрыгивает через канаву, садится рядом с братом.) А что за книга? Пари держу — стихи! (Протягивает руку.) Покажи!
Р о б е р т (неохотно отдает ему книгу). Да, стихи. Поосторожнее, не запачкай.
Э н д р у (взглянув на свои руки). Да не грязные они — в земле только, а она чистая. Не волнуйся, я осторожно. Гляну и все. (Листает страницы.)
Р о б е р т (лукаво). Побереги глаза, Энди!
Э н д р у. Не бойся, из-за книг не ослепну! (Пробежав глазами несколько строк и сделав гримасу, восклицает пренебрежительно.) Ну и ну! (Взглянув с усмешкой на брата, читает напыщенно, нараспев.) «Я полюбил и ветер, и солнце, и лучезарное море. Но полюбил иначе, чем люблю тебя, о святая, священная ночь!» (Отдает брату книгу.) На, возьми — сожги ее. По мне лучше какой-нибудь хороший журнал.
Р о б е р т (слегка обижен). Например, «Журнал фермера»?
Э н д р у. Конечно. Это в колледже тебя пристрастили к такой ерунде. Я, к счастью, колледжей не кончал, а то, вроде тебя, помешался бы. (Смеется, дружески похлопывая Роберта по спине.) Представь, шагал бы за плугом и читал стихи лошадям! Удрали б они от меня, как пить дать!
Р о б е р т (смеясь). А ты представь себе другое — я шагаю за плугом! Это, брат, еще смешней.
Э н д р у (серьезно). Отец не приучал тебя к земле — знал, что делал! Какой из тебя фермер? И вовсе не из-за твоих болезней. (Заботливо.) Как ты сейчас-то? Все не удается потолковать с тобой — такая прорва работы. Выглядишь ты вроде неплохо.
Р о б е р т. Я и чувствую себя как никогда.
Э н д р у. Ну и хорошо! Ты столько переболел за свою жизнь — хватит уж!
Р о б е р т. Такому здоровяку, как ты, не понять, через что я прошел, хотя и сам видел. Помнишь, как я в детстве — день здоров, день болен, вечная слабость... Уроки без конца пропускал — отставал от ровесников... ни в какие игры играть не мог. Не жизнь, а мука! Зато теперь чувствую себя ничего и блаженствую.
Э н д р у. Все я знал, Роб! (Помолчав.) Жаль только, ты осенью не вернулся в колледж — мечтал ведь об этом. Ты ведь создан для ученья, не то что я.
Р о б е р т. Ты же знаешь, почему я не вернулся, Энди. Отец даже мысли такой не допускал. Он не говорил ни слова, но я-то понимал — ему деньги нужны были для фермы. Ну, ничего. Все равно за тот год в колледже я узнал так много интересного. В ученые я не собираюсь, хоть все свободное время читаю. Мне, Эндру, хочется путешествовать, объездить разные страны, нигде не задерживаться подолгу, не пускать корней!
Э н д р у. Завтра и отправишься...

Упоминание о путешествии заставляет их приумолкнуть.

(Старается говорить безразлично, так, будто его ничто не задело.) Дядя говорит — три года вы будете в плавании.
Р о б е р т. Да, что-то около этого.
Э н д р у (сокрушаясь). Долго-то как!
Р о б е р т. Если подумать, не так уж долго. «Санда» сначала обогнет мыс Хорн, а через некоторое время бросит якорь у Иокогамы. Для парусного судна — путь немалый. Побываем мы и в других местах. Дядя Дик говорит — в Индии и Австралии, ну а потом в Южной Африке и в Южной Америке. На такое путешествие нужно время.
Э н д р у. Посмотри все это за меня. А мои путешествия в порт, да, может быть, разок-другой в Нью-Йорк — вот и все, что меня ожидает. (Смотрит направо, на дорогу.) Вот и отец идет.

Справа доносится стук копыт и голос Джеймса Мэйо, покрикивающего на лошадей. Он появляется,
ведя двух лошадей на поводу. Между ним и его старшим сыном очень большое сходство, — вероятно,
Эндру в шестьдесят пять лет будет точь-в-точь таким, как его отец. Мэйо и одет почти так же, как Эндру.

М э й о (увидев сыновей, сидящих на ограде, останавливает лошадей). Сто-о-ой! Вот вы где! Здорово, мальчики! Что вы тут уселись, как куры на насесте?
Р о б е р т (смеется). Да так, рассуждаем о том о сем.
Э н д р у (хитро подмигнув). Роб хочет приохотить меня к стихам. Ему кажется — я мало образован.
М э й о (рассмеявшись). Это здорово! Станешь ночами перед стадом стихи распевать да коров убаюкивать! Чем плохо? А у Роба никак новая книжка? Я-то думал — ты все на свете книжки прочел, а вот на тебе — еще одну где-то откопал!
Р о б е р т (улыбнувшись). И еще немало осталось, отец!
Э н д р у. Он заучивает новые стихи о «широком море». Так, чтобы во всеоружии завтра ступить на борт «Санды».
М э й о (с легким упреком). Ну, о море еще будет много времени поразмыслить, на этот счет нечего особенно волноваться.
Р о б е р т (мягко). Я не думаю. Энди просто дразнит меня.
М э й о (резко меняет тему разговора). Как там на полях за холмами?
Э н д р у (с восторгом). Здорово! Такой овес всходит!
М э й о. Старый луг я весь перепахал. Завтра с утра можешь боронить.
Э н д р у. Ладно, до вечера все кончу.
М э й о (лошадям). Эй вы! Оголодали там! (К Эндру.) Год для нас хороший выдался. Такая погода стоит! И если еще потрудимся как следует...
Э н д р у (с довольной улыбкой). Я какой хочешь труд на своих плечах вынесу — да еще в придачу столько же!
М э й о. Хорошо сказано! Мужчине никакая работа не повредит, — ежели она к тому же на чистом воздухе!

Роберт пытается показать заинтересованность в разговоре, но по всему видно, что он ему надоел.

Э н д р у (заметив это). Боронить и пахать — это тебе не стихи читать, Роберт?

Роберт в ответ молча улыбается.

М э й о (серьезно). Роб не сегодня, так завтра поймет: земля человеку радости дает побольше всякой книжки. (С лукавым блеском в глазах.) Подрастешь — поймешь!
Р о б е р т (капризно). Я и понимать-то не хочу!
М э й о. Время свое сделает, сынок. Ну ладно, пора домой. Не засиживайтесь тут. (Подмигивает Роберту.) Особенно ты, Энди. К ужину Рут с матерью придут, так что поторопись — умойся да приоденься. (Смеется.)

По лицу Роберта пробегает тень, словно что-то причинило ему боль, но он заставляет себя весело улыбнуться брату.

Э н д р у (смутившись, бросает взгляд па брата). Я скоро приду, папа.
М э й о. И ты, Роберт, нечего тебе глазеть в небо. На борту успеешь. Помни — сегодня твой последний вечер дома, а завтра вставать чуть свет. (Колеблется и затем добавляет серьезно.) И мать наглядеться на тебя хочет.
Р о б е р т. Я помню, папа. Сейчас приду.
М э й о. Ладно. Я так матери и скажу. Эй, трогай. (Уходит, уводя лошадей.)

Эндру и Роберт сидят молча, не глядя друг на друга.

Э н д р у. Мама о тебе ужасно будет скучать, Робби.
Р о б е р т. Знаю. Я тоже буду.
Э н д р у. И отец не больно радуется твоему отъезду — только виду не подает.
Р о б е р т. Все знаю.
Э н д р у. Да и мне, Роб, не весело. (Кладет руку на ограду рядом с рукой Роберта.)
Р о б е р т (понимающе покрывает ладонью руку Эндру). Знаю, Энди.
Э н д р у. И мне тебя будет очень недоставать. Я помню, как было одиноко и пусто у нас, когда ты жил в колледже. Но тогда ты хоть нет-нет да и приезжал домой. А на этот раз...

Пауза.

Р о б е р т. Не надо, не надо об этом. Не омрачай наш последний вечер.
Э н д р у. Ладно. (После небольшой паузы, снова возвращаясь к этой теме.) Видишь ли, мы с тобой не как другие братья — ссорятся, живут каждый по себе. Мы же всегда вместе, всегда вдвоем. Вот сейчас и тяжело.
Р о б е р т. Мне тоже ужасно тяжело, Энди, — поверь! Мне страшно не хочется покидать тебя и стариков, но... я должен, Энди! Что-то зовет меня (показывая на горизонт) — что-то вон оттуда зовет, и, что бы ни случилось — я... Нет, даже тебе не могу объяснить!
Э н д р у. И не надо, Роб. (Сердясь на самого себя.) Не старайся. Все идет как надо, черт возьми! Ты хочешь уехать, чувствуешь, что должен, — значит, должен. Вот и все! И я ни за что на свете не хочу, чтобы ты упустил этот случай.
Р о б е р т. Спасибо, Энди, что ты понимаешь.
Э н д р у. Хорош бы я был, если бы не понимал тебя. Тебе необходимо это путешествие, ты вернешься из него другим человеком — окрепнешь, поздоровеешь.
Р о б е р т (нетерпеливо). Все вы толкуете о моем здоровье. Оттого, что я когда-то подолгу не вылезал из постели, вы никак не можете отрешиться от мысли, что я хронический больной, что за мной надо присматривать целыми днями, как за дитем малым, или катать в кресле, как старую миссис Аткинс. Не можете понять, что я поправился. Сейчас я так же здоров, как ты, — здоров и душой и телом. Останься я дома — превосходно работал бы на ферме. И ты, и отец с мамой вбили себе в голову — у Роберта, видите ли, хрупкое здоровье. Только я хочу помочь вам в поле — отец смотрит на меня со страхом, как на самоубийцу.
Э н д р у (хочет его успокоить). Не волнуйся, панихиду по тебе никто не заказывал. Я только сказал — морское путешествие всем идет на пользу.
Р о б е р т. Ради своего здоровья я б ни за что не поехал с дядей Диком, а остался б на ферме и пахал землю.
Э н д р у. Не болтай попусту, Роб. Копаться в земле не для тебя. Это всем видно. Мы с тобой землю по-разному чувствуем. Я люблю ее, всякую работу на ней люблю. А ты, может, и переносишь кое-какую работу по дому, а землю — ухаживать за ней, выращивать... ты ненавидишь. Разве я не прав?
Р о б е р т. Прав, конечно. Я старался ее полюбить, но... Ты, Энди, в папину родню. Ты — в Мэйо, а я в маму и дядю Дика. Если подумать, это естественно. Все Мэйо всегда были фермерами, а Скотты почти все моряками, а их женщины — учительницами, как наша мама — пока не вышла за папу.
Э н д р у. Помню, я еще малышом был, вечно она сидела, уткнув нос в книгу. Только в последнее время забросила их.
Р о б е р т (с какой-то горечью). Ферма завладела ею, хоть она и противилась. Это как раз то, чего я боюсь и что может случиться со мной, поэтому я и хочу уехать. (Боясь, что обидел брата.) Пойми меня, Энди. С тобой совсем другое дело. Ты — Мэйо, с головы до ног Мэйо. Ты вроде как обвенчан с землей. Ты и она — одно... как трава, хлеб, деревья. И отец такой же. Ферме он жизнь отдал. Он счастлив, что ты, как все Мэйо, влюблен в землю и что есть кому продолжать его дело. Я понимаю тебя, и папу, и вашу удивительную любовь к земле понимаю. Но пойми и ты, Энди, я-то сделан иначе!
Э н д р у. Не так уж иначе, но я понимаю, что ты относишься ко всему этому по-другому.
Р о б е р т (с сомнением). Я очень рад, если это так!
Э н д р у. Конечно! Ты кое-что уже повидал, ферма для тебя теперь мала и тесна. Вот тебе и не терпится на мир поглядеть.
Р о б е р т. Больше, чем просто поглядеть, Энди!
Э н д р у. Я же знаю, что ты собираешься изучить навигацию, разузнать все о кораблях и стать капитаном. Это ты здорово задумал. Игра стоит свеч, особенно если у тебя есть и дом, и к родным можешь вернуться в любое время. А решишь путешествовать — катай себе всюду бесплатно.
Р о б е р т (с печальной улыбкой). Энди, — гораздо, гораздо больше, чем это!
Э н д р у. Разумеется, больше. Говорят, в этих новых странах молодому парню есть где себя показать. Может, и тебе подвернется удачный случай. С твоим образованием ты быстро языки разные выучишь... (Весело.) Ты уж, наверно, втихомолку все обдумал. (Со смехом хлопает брата, по спине.) Ну, а если вдруг разбогатеешь и станешь миллионером — свистни, сразу с мешком прибегу. Мы с тобой сейчас же деньги в хозяйство вложим!
Р о б е р т (хохочет). О такой практической стороне я никогда не задумывался!

Эндру смотрит на него недоверчиво.

Право же, Энди.
Э н д р у. А надо бы!
Р о б е р т. Нет, Энди. Ты стараешься навязать мне то, к чему душа не лежит. (Показывает на горизонт, мечтательно.) Должен сказать тебе, единственное, что влечет меня, — это красота. Красота далекая, неведомая, загадочность и таинственность Востока, о котором я столько начитался. Жажда свободы, широкие просторы, радость открытий... Так хочется узнать, что там, за горизонтом! Вот почему я уезжаю.
Э н д р у. Да ты тронулся!
Р о б е р т. Возможно. Но я сказал тебе правду.
Э н д р у. Не верю. Все это ты выдумал, стихов начитался. Ладно, тряхнет тебя хорошенько приступ морской болезни — живо излечишься.
Р о б е р т (нахмурясь). Нет, Энди. Я говорю серьезно.
Э н д р у. Оставайся-ка лучше дома. Здесь, на ферме, есть все, чего ты ищешь. Тут тебе и широкие просторы, и свобода, и море недалеко — пройди одну милю до берега и смотри на горизонт сколько хочешь. И красоты кругом полно — зимой вот только ее чуть меньше. (Усмехается.) А всякие там чудеса и тайны, о которых ты толковал, — я, правда, их тут не встречал, но, может, и они где-нибудь поблизости скрываются. Ферма у нас первоклассная, чего-чего на ней только нет! (Смеется.)
Р о б е р т (невольно присоединяется к смеху Эндру). Какой смысл объяснять тебе, такому чурбану!
Э н д р у. Пусть чурбан. Но я прав, ты еще до отъезда это увидишь. Не окончательно же ты помешался! А будешь в море — об этой чепухе помалкивай. Не то дядя Дик вышвырнет тебя за борт. (Спрыгивает с ограды.) Побегу домой, умоюсь хоть, а то миссис Аткинс вот-вот придет.
Р о б е р т (многозначительно). И Рут тоже.
Э н д р у (смутившись, избегая глядеть на Роберта и притворяясь равнодушным). Да, папа сказал, что и Рут. Ну, бегу. (Перепрыгивает через канаву.)
Р о б е р т (по-видимому, борясь с каким-то сильным внутренним чувством). Погоди минутку, Энди! (Спрыгивает с ограды.) Я тебе еще кое-что хочу сказать... (Обрывает себя, закусив губу и покраснев.)
Э н д р у (вопросительно взглянув на него). Да?
Р о б е р т (смущенно). Нет, — я ничего. Я так.
Э н д р у (пристально вглядывается в отвернувшегося от него Роберта). Может, я догадываюсь, что ты хочешь сказать... но, думаю, ты прав, что не говоришь... (Схватив руку Роберта, крепко ее сжимает.)

С минуту братья глядят друг другу в глаза.

Ничего мы тут не поделаем, Роб. (Поворачивается, внезапно выпуская руку Роберта.) Так скоро придешь?
Р о б е р т (вяло). Да.
Э н д р у. Значит, скоро увидимся. (Уходит влево по дороге.)

Роберт некоторое время следит за ним взглядом, затем снова взбирается на ограду и смотрит вдаль. Лицо его
очень печально. Слева вбегает Рут, девушка лет двадцати, пышущая здоровьем. Русоволосая, в простеньком
белом платье, на загорелом круглом личике красиво выделяются голубые глаза. Она очаровательна дерзостью
и свежестью юности; в ней угадывается упорство, умение идти к поставленной цели.

Р у т (увидев Роберта). Здорово, Робби.
Р о б е р т (вздрогнув от неожиданности). Здравствуй, Рут.
Р у т (перепрыгивает через кювет и присаживается около него на ограду). Я искала тебя.
Р о б е р т (многозначительно). Только что здесь был Энди.
Р у т. Знаю — я встретила его. Он сказал, что ты здесь. (Кокетливо.) Я искала не Энди, как ты считаешь. Я искала тебя.
Р о б е р т. Потому что я завтра уезжаю?
Р у т. Нет. Твоя мама послала меня. Тебя нет долго — и она беспокоится. А я только что привезла к вам свою маму.
Р о б е р т. Как она себя чувствует?
Р у т (лицо ее становится печальным). Как всегда, ни лучше, ни хуже. О господи, хоть бы она немножко поправилась... Или уж скорей бы конец — все равно его не миновать.
Р о б е р т. Она опять тебя пилила?
Р у т (качает головой; с гневом.) Конечно, она только этим и занимается. Что бы я ни делала — для нее все не так. С каждым днем она все больше раздражается. О Роб, ты понятия не имеешь, как с ней тяжело! Вдвоем в огромном пустом доме... всякий сошел бы с ума. Если бы папа был жив... (Останавливается, словно устыдившись своей несдержанности.) Наверно, не надо жаловаться. Но я только тебе — больше никому! (Вздыхает.) Бедная мама, одному богу известно, как она страдает. С самого моего рождения сидит неподвижно в кресле, сама шагу сделать не может. Но почему она сердится на меня все время? Как бы я хотела тоже куда-нибудь уехать, как ты.
Р о б е р т. Уехать не так-то легко... а иногда и оставаться не легче.
Р у т. Не дура ли я? Дала себе слово не заводить разговора о твоем путешествии, пока ты не уедешь, — и вот, пожалуйста, не выдержала.
Р о б е р т. А почему ты не хотела говорить о нем?
Р у т. Не хотела портить последний вечер. О Роб, как я буду... как мы все будем скучать о тебе. Твоя мама выглядит так, словно вот-вот разрыдается. Ты должен знать... что я чувствую... Энди, и ты, и я — ведь мы, пожалуй, всю нашу жизнь были вместе...
Р о б е р т (пытаясь улыбнуться). Ты и Энди и теперь будете вместе. Вот мне без вас будет тяжело.
Р у т. Но ты увидишь новые страны, встретишь новых людей... А мы останемся здесь, на старом месте, где все каждую минуту будет напоминать о тебе. Не стыдно ли тебе уезжать сейчас — весной, когда все кругом так чудесно? (Вздохнув.) Но зачем говорить об этом? Ведь для тебя самое лучшее — уехать... Ради твоего здоровья. Говорят, морское путешествие принесет тебе пользу.
Р о б е р т (с недовольной гримасой). Ты-то не говори со мной как с безнадежно больным. Надоело от других слушать. Право же, Рут, я никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Не ради своего здоровья я собираюсь путешествовать.
Р у т. Разумеется. Тебе хочется проявить себя, попытать счастья, как говорит твой отец.
Р о б е р т (рассердившись). Наплевать мне на все это! Я б и дорогу не пересек ради всего этого! Я скорее бы сбежал... (Смеется над собственным раздражением.) Прости, Рут, я рассердился, но и Энди тоже тут высказывал мне всяческие практические соображения.
Р у т (несколько озадачена). Ну, если не поэтому... (С внезапной силой.) То почему же ты все-таки едешь?
Р о б е р т (быстро повернувшись к ней, с удивлением, медленно). А почему ты об этом спрашиваешь, Рут?
Р у т (опуская глаза под его испытующим взглядом). Потому что... (Запинаясь.) Мне очень неловко...
Р о б е р т (настойчиво). Почему?
Р у т. Просто так...
Р о б е р т. Я не смог бы остаться дома, если бы и хотел. А забудут меня здесь очень скоро.
Р у т (пылко). Никогда! Я не забуду никогда! (Старается скрыть свое смущение.)
Р о б е р т (мягко). Обещаешь?
Р у т (уклончиво). Конечно. Как не стыдно думать, что кто-нибудь из нас сможет забыть тебя.
Р о б е р т (разочарованно). О!..
Р у т. Но ты мне еще не сказал, почему ты уезжаешь от нас. Скажешь сейчас? Да?
Р о б е р т (печально). Вряд ли ты поймешь. Трудно объяснить даже самому себе. Это какое-то внутреннее, инстинктивное тяготение — его не проанализируешь. Оно либо есть в тебе, либо нет. Оно в крови, в костях. Но не в мозгу, хотя воображение тут играет очень большую роль. Я ощутил это еще ребенком. Ты не забыла, каким я был в те дни?
Р у т. Они прошли, Робби, не стоит вспоминать.
Р о б е р т. Нет, нужно, иначе ты не поймешь. Так вот в те дни мама, бывало, хлопочет по дому... Чтобы я ей не надоедал, она пододвигала мой стул к окну и говорила: «Сиди тихо и смотри на улицу». И я сидел спокойно.
Р у т (с жалостью). Да, ты был спокойным ребенком и к тому ж очень хворал.
Р о б е р т. Сидел и смотрел поверх полей, за холмы, вон туда — видишь? (Показывает вдаль.) Забывал, где у меня что болит. Начинал мечтать. Я знал — там, за холмами, море, — мне об этом рассказывали. Я спрашивал себя — какое оно, старался представить себе... (Улыбаясь.) Мне казалось, — все чудеса на свете там, в далеком-далеком море. Море манило меня к себе, как манит сейчас. (Пауза.) А иногда я смотрел на дорогу, которая убегала далеко к холмам. Я решил — она бежит к морю. И я дал себе слово — когда вырасту, стану сильным, побегу по этой дороге, и мы вместе с ней найдем море. (Улыбаясь.) Так что, понимаешь, сейчас я просто выполняю слово, которое дал себе мальчишкой.
Р у т (очарована его тихим, мелодичным голосом). Понимаю...
Р о б е р т. Это были самые счастливые минуты у меня в детстве. Я любил бывать один. Мне нравилось следить, как прячется за горизонт солнце, как разливаются по небу чудесные краски. Каждый вечер небо бывало разным — то облачным, то совершенно чистым, и по-разному окрашивал его закат. Я поверил — там, за горизонтом, по ту сторону холмов, скрыта страна чудес, там живут добрые феи. (Улыбаясь.) Да, Рут, я верил в фей, хотя мальчишке это не пристало. Ты же знаешь, как отец презирает всякое фантазерство, одно упоминание о вере во что-то приводит его в ярость.
Р у т (печально). А у нас совсем наоборот.
Р о б е р т. Отец даже маму стыдил и запрещал ей рассказывать нам с братом о чем-либо подобном. В доме разговаривали всегда только о делах, о ферме да о земле. Я не выносил этих разговоров — вот поэтому, должно быть, и поверил в фей. (Улыбаясь.) Я, пожалуй, и сейчас готов в них верить. Феи были для меня реальными существами. Иногда — ученые-психологи, наверно, назвали бы это самовнушением, — иногда я действительно слышал, как они тихим, нежным шепотом звали меня потанцевать с ними, поиграть в прятки, пойти посмотреть, где прячется солнце. Они пели свои маленькие песни, в которых рассказывалось об удивительных чудесах в их сказочном царстве за холмами, и обещали показать мне их, если только я пойду с ними. Но пойти с ними я не мог — и заливался слезами, а мама думала, у меня что-то болит. (Смеется.) Вот поэтому я уезжаю. Я и сейчас слышу, как феи зовут меня, хотя я уже взрослый и уже знаю все, что там, за холмами. Но горизонт по-прежнему далеко и по-прежнему манит меня. (Поворачивается к ней, мягко.) Тебе теперь понятно, Рут?
Р у т (очарованная, шепчет). Да, Роб!
Р о б е р т. Ты чувствуешь...
Р у т. Да, Робби, да. (Невольно прижимается к нему.)

Роберт, не отдавая отчета, что делает, обхватывает рукой ее талию.

Роб, как я могу не чувствовать? Ты так рассказываешь...

Роберт, внезапно поняв, что обнял Рут и что ее голова лежит у него на плече, опускает руку.
Рут, опомнившись, смущенно отодвигается от него.

Р о б е р т. Теперь ты все знаешь. Но есть и еще кое-что.
Р у т. Еще, Роб? Расскажи, ты должен.
Р о б е р т (испытующе смотрит на нее. Она опускает глаза). Не знаю, стоит ли. Ты очень хочешь, чтобы я сказал? И ты не рассердишься? Обещаешь?
Р у т (по-прежнему не глядя на него, мягко). Обещаю.
Р о б е р т (просто). Я люблю тебя, Рут. Вот другая причина моего отъезда.
Р у т (закрывает лицо руками). Роб!
Р о б е р т. Дай мне кончить, раз уж я начал. Я не собирался говорить. Но теперь чувствую, — должен. Пусть тебя это не беспокоит! Я уезжаю далеко, может быть, навсегда. Всю жизнь я любил тебя, и это стало ясно мне только тогда, когда я решил ехать с дядей Диком. Я вдруг понял, что расстаюсь с тобой навсегда! Мне стало невыносимо больно! Я понял — я люблю тебя, люблю с тех пор, как помню себя. (Нежно отнимает руки Рут от ее лица.) Не сердись! Это невероятно, невозможно, но это так. А когда я это открыл — я понял, как любит тебя Энди, как любишь его ты.
Р у т (бурно). Нет! Нет, я не люблю Энди. Не люблю.

Роберт с удивлением смотрит на нее.

(Горько плачет.) С чего, с чего ты вбил это в свою глупую голову? (Внезапно обнимает его и прячет лицо у него на груди.) О Роб! Не уезжай! Пожалуйста! Ты не должен! Ты не можешь, слышишь! Я не пущу тебя. Я не вынесу этого!
Р о б е р т (выражение растерянности сменяется выражением огромного счастья. Прижимает ее к себе и говорит медленно и нежно). Ты хочешь сказать... ты любишь меня?
Р у т (рыдая). Да-да, конечно, люблю! (Подымает голову и смотрит ему в глаза с улыбкой.) Глупый ты мой!

Он целует ее.

Давно люблю.
Р о б е р т (пораженный). Ты же всегда бывала с Энди!
Р у т. Потому что ты никогда не звал меня. Ты не обращал на меня никакого внимания — вечно сидел с книгой. А я горда, я не хотела показывать, что ты мне нравишься. Мне казалось, что после колледжа ты зазнался, вообразил себя ученым и не хочешь тратить время на меня.
Р о б е р т (целуя ее). А я-то думал! (Смеясь.) Какими же мы были дураками!
Р у т (испуганно). Теперь ты не уедешь, Роберт? Скажи им, что не поедешь, из-за меня не поедешь, слышишь? Теперь ты не можешь уехать! Не можешь!
Р о б е р т (смущенно). А может быть — ты поедешь со мной?
Р у т. О Роб, не глупи! Кто же останется с мамой? У нее никого нет, кроме меня. Если бы она была здорова, тогда другое дело. Я не могу бросить ее.
Р о б е р т (неуверенно). Тогда сначала я поеду один, а потом, как устроюсь где-нибудь, вызову вас обеих.
Р у т. Мама не поедет. Она никогда не бросит ферму. Да и под силу ли ей путешествия? И кроме того, Роб, я вовсе не хочу жить в тех заморских странах, куда тебя тянет. Я не смогу жить там, где никого не знаю, право же, не смогу. Страшно даже подумать об этом. Я никогда нигде не бывала, я настоящая домоседка. (Умоляюще.) Пожалуйста, не уезжай. Скажи им — ты передумал. Твои родители будут довольны. И все будут довольны. Они так не хотят расставаться с тобой. Пожалуйста, Роб? Мы будем счастливы здесь, где все нам так знакомо. Скажи мне, что не уедешь!
Р о б е р т (в нем идет борьба, он не может ни на что решиться). Но... Рут... Я... дядя Дик...
Р у т. Но это же для твоего счастья! Он поймет, если узнает!

Роберт молчит.

(Снова начинает плакать.) О Роб! А еще говоришь: любишь меня!
Р о б е р т (покоренный слезами Рут, с непреклонной решимостью). Я не поеду, Рут! Обещаю тебе. Не плачь. (Прижимает девушку к себе, нежно гладит ее волосы. Счастливый и полный надежд.) Однако Энди оказался прав, даже более, чем предполагал, когда говорил, что все, чего я ищу в жизни, можно найти здесь, дома, на ферме. То прекрасное и чудесное, о чем мечтал я, принесет нам наша любовь. Я не понимал, что любовь и есть чудо; чудо, которое влекло меня; чудо, которое хотел искать там, за горизонтом. И вот, когда я не пошел ему навстречу, оно пришло ко мне. (Крепко сжимает Рут в объятиях.) Рут, дорогая, ты права. Наша любовь сладостнее далекой мечты. В ней смысл всей жизни, весь мир. Волшебное царство — в нас самих. (Страстно целует Рут, подняв ее на руки, несет по дороге. Наконец отпускает ее.)
Р у т (со счастливым смехом). Господи, да ты такой сильный!
Р о б е р т. Пойдем — и сразу все им расскажем.
Р у т (с беспокойством). О нет, Роб, не рассказывай, пока я не уйду от вас. Тогда ты скажешь своим, а маме я скажу, когда привезу ее домой. А то они устроят нам такое!
Р о б е р т (целуя ее, весело). Как хочешь, умница ты моя!
Р у т. Пойдем же!

Рут берет Роберта за руку, и они направляются к дому, влево по дороге. Он вдруг
останавливается и оглядывается, словно желая проститься с холмами, с горизонтом,
где умирают последние отблески заката.

Р о б е р т (глядя вдаль и показывая Рут). Гляди! Первая звезда! (Наклоняется к Рут и нежно целует.) Наша звезда!
Р у т (тихонько шепчет). Да. Наша, твоя и моя. (С минуту они глядят на нее, обнявшись. Затем Рут снова берет Роберта за руку и тянет за собой.) Идем же, Роб.

Снова Роберт глядит на горизонт.

(Настойчиво.) Мы опоздаем к ужину, Роберт.
Р о б е р т (нетерпеливо качает головой, словно отбрасывая от себя какую-то тревожную мысль; со смехом). Хорошо! Бежим! Скорей!

Убегают.


КАРТИНА ВТОРАЯ

Действие происходит поздним вечером того же дня в доме Мэйо, в большой комнате, где обычно собирается вся семья.
Слева — два окна, из которых открывается вид на поле. В простенке старомодное бюро орехового дерева. В глубине, у стены
в левом углу — буфет с зеркалом. Правее буфета окно, выходящее на дорогу, затем дверь, диван и еще дверь, ведущая в
спальню. В дальнем правом углу стул с высокой прямой спинкой. От угла вдоль правой стены, печь, затем примерно в середине
стены открытая дверь в кухню. В центре комнаты, на новом ковре дубовый обеденный стол, покрытый красной скатертью. На столе большая керосиновая лампа. Вокруг него четыре стула, один с высокой прямой спинкой, мягкие спинки трех остальных покрыты
вышитой тканью. Стены оклеены красными узорными обоями. Несмотря на строгость, педантичный порядок и чистоту в комнате, впечатление чопорности не создается. В ней царит уют и дух скромного достатка, достигнутого и поддерживаемого трудом всех
членов семьи.

На сцене Джеймс Мэйо, его жена, ее брат, капитан Дик Скотт, и Эндру. Миссис Мэйо — хрупкая, круглолицая женщина лет
сорока пяти, некогда бывшая школьной учительницей. Заботы жены фермера согнули ее, но не сломили, она сохранила некоторую изысканность манеры выражения и поведения, чуждую остальным членам семьи. Кое-что, правда, передалось Роберту.
Ее брат капитан Скотт невысокого роста, коренаст, с обветренным живым лицом, на котором выделяются белые усы, — типичный
морской волк. Говорит низким голосом, подкрепляя слова жестикуляцией, ему лет сорок восемь. Джеймс Мэйо сидит перед столом.
Он в очках. На коленях у него «Журнал фермера», который, очевидно, он читал. Капитан Скотт сидит, облокотившись на стол. Поодаль налево, откинувшись на спинку стула, сидит Эндру. Он занят своими мыслями, хмурый взгляд устремлен в пол. Когда поднимается занавес. Скотт заканчивает рассказ из морской жизни. Остальные рассеянны, думают о чем-то своем и только делают вид, что очень заинтересованы рассказом капитана.

С к о т т (со смехом). И как только я сошел на берег, эта миссионерка подозвала меня к себе и спрашивает серьезно-пресерьезно: — «Капитан, не будете ли вы так добры сказать, где ночуют чайки?» Вот ей-богу, так и спросила, черт ее побери! (Хлопает ладонью по столу и громко смеется.) Вопрос-то какой дурацкий, и лицо у нее, тьфу, преглупое! Я посмотрел на нее серьезно так, как только мог, и говорю: «Мадам, не могу ответить на ваш вопрос. Никогда я не видал, где у чаек койки, В следующий раз, — говорю я ей, — в следующий раз, как услышу, что они храпят, — посмотрю, где это они устроились на ночь, и сейчас же отпишу вам в письме». Она обозвала меня дураком, плюнула и быстро на другой галс повернула. (Громко хохочет.) Вот так я от нее и избавился.

Все присутствующие натянуто улыбаются и снова погружаются в мрачное молчание.

М и с с и с  М э й о (рассеянно, только для того, чтобы что-то сказать). А правда, Дик, где же все-таки чайки спят ночью?
С к о т т (хлопая ладонью по стулу). Хо! Хо! Послушай ее, Джеймс! Еще одна! Ну, дьявол тебя возьми! Прости, что я бранюсь, Кейт!
М э й о (с лукавым огоньком в глазах). Они, Кейти, отстегивают на ночь крылышки и расстилают их на воде — заместо перины.
С к о т т. И просят рыб разбудить их на заре. Хо! Хо!
М и с с и с  М э й о (с натянутой улыбкой). Вечно вы, мужчины, смеетесь над нами. (Начинает вязать.)

Мэйо делает вид, что читает журнал. Эндру упорно смотрит в пол.

С к о т т (удивленно переводит взгляд с одного на другого, наконец, не в состоянии выдержать молчание, выпаливает). Вы что — на похороны собрались? (С подчеркнутой озабоченностью.) Боже всемогущий, может, правда кто умер?
М э й о (резко). Не валяй дурака, Дик. Сам знаешь — радоваться нам нечему.
С к о т т. Да и горевать не о чем.
М и с с и с  М э й о (с негодованием). Ну как ты можешь шутить, Дик? Ты увозишь от нас нашего Робби. Забираешь его на свою старую посудину прямо среди ночи. Я думала, вы хоть до утра пробудете, а теперь выходит, Робби и позавтракать не успеет.
С к о т т (тщетно взывая к здравому смыслу присутствующих). Что говорит эта женщина? Бог ты мой, Кейт! Пойми ты — я не властен командовать приливами и отливами. Не могу приказать — начнитесь, когда мне удобно. Думаешь, я б сам не поспал побольше? Я бы и не вздумал вставать на заре. И потом — «Санда» вовсе не старая посудина. Она ничуть не хуже, чем была раньше. Твой Роберт будет на ней в такой же безопасности — как в собственной постели.
М и с с и с  М э й о. Но как ты можешь говорить так, когда мы почти в каждой газете читаем о штормах и о кораблекрушениях.
С к о т т. Чему быть, того не миновать. Но на море несчастные случаи бывают не чаще, чем на суше, уверяю тебя не чаще.
М и с с и с  М э й о (у нее дрожат губы). По мне, лучше бы Робби остался дома с нами! И не уезжал так далеко и так надолго!
М э й о (глядя на жену поверх очков и стараясь ее успокоить). Ну-ну, не надо, Кейти.
М и с с и с  М э й о (упрямо). Не хочу я, чтоб он уезжал... Ладно если бы он раньше отлучался из дому надолго или был бы крепкого здоровья, тогда куда ни шло. А я боюсь, что он сразу сляжет, как только вы отчалите, — и позаботиться-то о нем будет некому.
М э й о. Ты ж сама хотела, чтобы он поехал с Диком. Говорила — на море он поправится.
М и с с и с  М э й о (вопреки всякой логике). Да, хотела. Но он сейчас совсем здоров, к чему же Дику тащить его с собой?
С к о т т (возмущенно). Послушать тебя, так окажется, я насильно увожу твоего Робби. Признаться — я очень хочу, чтобы он поехал. Капитанам парусников временами чертовски одиноко в открытом море. Вот я и думаю — Роберт компанию мне составит. Но не я позвал его. Я и знать не знал, что парня тянет в море. Ты сама, Кейт, и ты, Джеймс, первые заговорили об этом. А теперь ты злишься на меня.
М э й о. Дик прав, Кейти.
С к о т т. Не надо расстраиваться. Море из него человека сделает. Судовождению научится, права получит, хорошую профессию приобретет. Захочет — будет себе путешествовать до конца жизни.
М и с с и с  М э й о. Не хочу, чтоб он до конца жизни плавал по морю. Сразу после этого плавания ты должен отправить его домой. Будет все по-хорошему, захочет жениться...

Эндру делает невольное движение.

Устроится около нас своим домом.
С к о т т. Ладно, Но вреда ему не будет — море кой-чему его научит. Поглядит на разные страны. Все на пользу пойдет, как бы он потом ни устроился.
М и с с и с  М э й о (глядя на вязанье, говорит так, словно не слушает брата). Никогда не думала, что так тяжело будет расставаться с Робби. Даже представить на минуту не могу, как без него будем? (Готова расплакаться.) Если бы он остался дома!
С к о т т. Зачем ты так, Кейт! Все решено...
М и с с и с  М э й о (в слезах). Тебе легко говорить! У тебя никогда не было детей. Ты не понимаешь, как это разлучиться с ними. Роб к тому же у меня младший.

Эндру хмурится.

М э й о (тоном приказа). Перестань, Кейти. Для мальчика так лучше. (Твердо.) Надо о нем думать. Нам тяжело, что говорить. (Так же.) Но Дик прав — все решено. Хватит разговаривать!
Э н д р у (внезапно поворачиваясь к ним). Об одном вы забываете — Роб сам хочет ехать. Он стал мечтать об этом путешествии, как только вы заговорили о нем. И нельзя его удерживать. (У него внезапно зарождается какая-то новая мысль, и он продолжает с некоторым сомнением.) Если, конечно, он и сейчас думает так, как сегодня мне говорил.
М э й о (с решительным видом). Энди прав, мать. Роберт сам хочет ехать. Значит, говорить больше не о чем.
М и с с и с  М э й о (как-то сразу сникнув). Хорошо. Пусть будет так.
М э й о (взглянув на свои большие серебряные часы). Половина десятого. Где же Роберт запропастился? Он, верно, давно довез старуху до дому. Не глазеет же он напоследок на звезды!
М и с с и с  М э й о (с легким укором). Почему ты, Энди, не повез сегодня миссис Аткинс? Ты всегда это делал.
Э н д р у (избегая ее взгляда). Мне показалось, Роберт хочет прогуляться, да он и сам предложил ее проводить.
М и с с и с  М э й о. Только из вежливости.
Э н д р у (поднимаясь). Он сейчас вернется. (Отцу.) Пойду погляжу на черную корову, па, как-то она там.
М э й о. Хорошо, сходи, сынок.

Эндру уходит направо, через кухню.

С к о т т (глядя вслед Эндру, тихо). Э-эх, вот из этого парня вышел бы моряк! Если бы он только захотел!
М э й о (резко). Ты такие глупые мысли в голову ему не вбивай, Дик, — не то со мной будешь иметь дело! (Улыбается.) Но его тебе не соблазнить, нет. Энди в нашу породу. Он до мозга костей Мэйо — прирожденный фермер, и хороший к тому же! Он до конца жизни останется на ферме, умрет на ней, как и я. (С гордостью.) Вот посмотришь — в его руках ферма большие доходы будет приносить. Лучше ее тогда и не найдешь во всем штате.
С к о т т. А по-моему, и сейчас она не плоха.
М э й о (качая головой). Земли маловато у нас! Прикупить бы надо, да денег нет.

Из кухни выходит Эндру. Он в шляпе, в руке у него зажженный фонарь. Идет к выходу.

Э н д р у (открыв дверь). Что еще нужно сделать, па?
М э й о. Ничего, по-моему.

Эндру выходит, закрыв за собой дверь.

М и с с и с  М э й о (после паузы). А что сегодня с Энди? Странный он какой-то.
М э й о. Да, мрачный, на себя не похож. Верно, потому, что Роберт уезжает. (Скотту.) Ты, Дик, не поверишь, какие парни у меня дружные, водой не разлить. Не такие, как у других. Не помню, чтобы они когда дрались или ссорились.
С к о т т. Можешь мне не говорить. Своими глазами вижу.
М и с с и с  М э й о (пытаясь разобраться в тревожащей ее мысли). Ты заметил, Джеймс, какие-то они странные были за ужином. Роберт волновался, Рут суетилась, смеялась без конца, а Энди молчал, словно лучшего друга потерял. До еды никто из них так и не дотронулся.
М э й о. Думали о завтрашнем утре — как мы с тобой, Кейти.
М и с с и с  М э й о (покачав головой). Нет! Боюсь, что-то у них случилось, Джеймс.
М э й о. Ты думаешь — насчет Рут что-нибудь?
М и с с и с  М э й о. Да.

Пауза.

М э й о (нахмурившись). Ну, навряд ли Энди с Рут повздорили. Я давно к ним приглядываюсь. Надеюсь, рано или поздно, а они поженятся. Ты как думаешь, Дик, — хороша парочка?
С к о т т (с одобрением). Лучше и не сыщешь.
М э й о. Для Энди это со всех сторон хорошо. Я в таких делах расчета не признаю. Молодые сами должны выбирать, по сердцу. Но что скрывать? Женятся — для обоих хозяйств будет выгодно. Ферма миссис Аткинс рядом с нашей. Соединим их вместе — такое хозяйство получится! Миссис Аткинс вдова, одной ей со своей фермой трудно. Наймет рабочих, а они ее обманывают. Ей в хозяйстве мужчина нужен, чтоб порядок был. А Энди наш — хозяин первый сорт!
М и с с и с  М э й о. Мне кажется — не любит Рут его.
М э й о. Не любит Энди? Гм. Не спорю. Женщины в таких вещах лучше нас разбираются, но тут ты не права — Рут и Энди всегда норовят быть вместе. А не любит она его теперь — не страшно: полюбит после.

Миссис Мэйо качает головой.

Ты что-то сомневаешься. Почему ты так думаешь?
М и с с и с  М э й о. Чувствую — и все.
М э й о (вдруг что-то поняв). Уж не хочешь ли ты сказать...

Миссис Мэйо кивает головой.

(Презрительно фыркает.) Вздор! Все ты выдумала, Кейти. Роберт никогда и не смотрел на Рут, он просто с ней дружил.
М и с с и с  М э й о (предупреждающе). Тише.

Открывается дверь, ведущая во двор, и входит Роберт. Лицо его озарено счастливой улыбкой,
он тихо напевает. Войдя в комнату, начинает ощущать какую-то неловкость, и это
сказывается на его поведении.

М э й о. Наконец!

Роберт садится на тот стул, на котором сидел Эндру.

(Хитро улыбается жене.) Ты что делал, Роберт? Считал, все ли звезды на месте?
Р о б е р т. Я смотрел только на одну-единственную. И буду смотреть на нее всю жизнь.
М э й о (с упреком). В последнюю ночь мог бы и не смотреть.
М и с с и с  М э й о (обращаясь к нему, словно он ребенок). В такую холодную ночь нельзя выходить без пальто, Робби.
Р о б е р т. Мне не было холодно, мама..,
С к о т т (презрительно). Господи боже, да что ты обращаешься с ним как с ребенком, Кейт!
Р о б е р т (улыбаясь). Ничего, дядя, я привык.
С к о т т (с притворной строгостью). Вот обогнем мыс Хорн, позабудешь все эти детские штучки. Как начнет трясти наш парусник, да окатывать нас с головы до ног зелеными волнами, а старая «Санда» ходуном ходить под ногами! Что, Кейт, душа в пятки уходит?
М и с с и с  М э й о (сердито). Ты что, Дик, хочешь напугать меня до смерти? Помолчи, если не можешь сказать ничего веселого!
С к о т т. Не сердись, Кейт. Я просто шутил с вами.
М и с с и с  М э й о. Хороши шутки! (Замечает, что Роберту не по себе.) Ты о чем призадумался, Робби? Что-нибудь случилось?
Р о б е р т (тяжело дыша, переводит глаза с одного на другого и наконец решается). Да, есть кое-что... Я должен вам сказать...

Входит Эндру, тихо закрывает за собой дверь, ставит на пол зажженный фонарь и остается у порога. Сложив руки на груди,
он слушает Роберта с выражением подавляемой боли.

(Взволнованный своими переживаниями, не замечает присутствия брата.) Сегодня вечером я открыл нечто прекрасное и удивительное, о чем никогда и не мечтал. Я не смел надеяться, что такое счастье может прийти ко мне. (Умоляюще.) Запомните, что я сказал.
М э й о (нахмурясь). Давай к делу!
Р о б е р т. Вы обижены, думаете, я глазел на звезды и не спешил провести последний вечер дома, с вами. (С каким-то вызовом.) Но дело вот в чем, па. Это не последний мой вечер дома. Я никуда не еду. Я не могу ехать с дядей Диком — ни завтра, ни в другое время.
М и с с и с  М э й о (со вздохом огромного облегчения). О, Робби, как я счастлива!
М э й о (пораженный). Ты серьезно говоришь, Роберт?
Р о б е р т. Совершенно серьезно.
М э й о (строго). А не поздно ли вдруг взять да ни с того ни с сего изменить свой план? Как ты думаешь?
Р о б е р т. Я просил вас запомнить, что до сегодняшнего вечера я сам ничего не знал... не ждал, что произойдет чудо... По сравнению с этим чудом все мелко, все ничтожно.
М э й о (с раздражением). Ближе к делу! Что за чушь ты несешь?
Р о б е р т (покраснев). Сегодня вечером Рут сказала, что любит меня. А перед этим я признался ей в любви. Я понял, как она мне дорога совсем недавно, когда решил уехать.. Это правда. Я действительно сам не знал, что люблю ее. (Оправдываясь.) Я не собирался говорить ей об этом. Но сегодня вдруг почувствовал, что должен. Я не думал, что будет после. Я только помнил: завтра я уезжаю, расстаюсь с ней, думал — до моего возвращения она все забудет! К тому же я так был уверен, что она любит другого. (Медленно, с сияющими глазами.) А она вдруг заплакала и призналась, что меня она любит. Уже давно. Только я ничего-ничего не замечал. (Просто.) И мы женимся, очень-очень скоро... я так счастлив... Вот и все, что я хотел вам сказать... (Умоляюще.) Вы поймите, я не могу теперь уехать. Не могу, даже если бы хотел.
М и с с и с  М э й о (подымаясь со стула). Конечно, не можешь. (Обнимая его.) Робби, я давно догадывалась! Я как раз перед твоим приходом говорила об этом отцу Какое счастье, что ты не едешь!
Р о б е р т (целуя ее). Я знал, что ты обрадуешься.
М э й о (еще не знает, как отнестись к словам сына). Ах, черт тебя возьми! Ты совсем сбил нас с толку, Роберт. И Рут тоже хороша! Как это она так вдруг. А я-то думал...
М и с с и с  М э й о (прерывая его, торопливо). Не важно, что ты думал, Джеймс. Нечего сейчас об этом говорить. (Значительно.) А на что ты рассчитывал? Что и сейчас все по-твоему будет?
М э й о (задумчиво, начиная оценивать случившееся с практической точки зрения). Пожалуй, ты права, Кейти. (Почесывая в недоумении голову.) Но как это все произошло? В жизни ничего подобного не видал. (Наконец поднимается и с растерянной улыбкой подходит к Роберту.) Мы с мамой очень рады, что ты остаешься. Мы ужасно скучали бы без тебя. Ты нашел свое счастье — мы с мамой счастливы за тебя. Рут славная девушка и будет хорошей женой.
Р о б е р т (очень растроган). Спасибо, па. (Пожимает отцу руку.)
Э н д р у (подходит к брату и протягивает ему руку, заставляя себя улыбнуться). А теперь моя очередь поздравить тебя, Роб.
Р о б е р т (вскрикнув оттого, что Эндру, не замеченный им ранее, так неожиданно появляется перед ним). Энди? (Он смущен.) Боже, я... не видел тебя. Ты был здесь, когда...
Э н д р у. Я слышал все до единого слова. И я желаю счастья тебе и Рут. Вы достойны друг друга.
Р о б е р т (пожимая ему руку). Спасибо, Энди, с твой стороны... (Ему изменяет голос — он замечает промелькнувшее в глазах Энди выражение боли.)
Э н д р у (еще раз пожимая брату руку). Желаю счастья вам обоим! (Возвращается на прежнее место и, наклонившись к фонарю, возится с ним, чтобы скрыть от всех свои чувства.)
М и с с и с  М э й о (капитану, который так поражен решением Роберта, что не может слова вымолвить). Что с тобой, Дик? Ты не хочешь поздравить Робби?
С к о т т (в замешательстве). Разумеется, Роб, поздравляю. (Подходит к Роберту, трясет ему руку и бормочет.) Желаю счастья, мальчик. (Задерживается около Роберта, словно желая добавить что-то, но не знает, как начать.)
Р о б е р т. Спасибо, дядя Дик.
С к о т т. Значит, на «Санде» со мной не едешь? (В голосе его слышится растерянность.)
Р о б е р т. Не могу, дядя, по крайней мере теперь. Я очень благодарен за то, что ты хотел взять меня с собой. Я непременно поехал бы, если бы... (Невольно вздыхает.) Но, видишь ли... сбылась другая моя мечта...
С к о т т (ворчливо). А ты возьми девушку с собой. Место на «Санде» я для нее найду.
М и с с и с  М э й о. Что за глупости, Дик! Как это можно взять на море молодую девушку? На «Санде» же нет никакой другой женщины. Ты что, рехнулся?
Р о б е р т (с огорчением). Было бы изумительно, если б мы поехали, дядя Дик. Но это невозможно! Рут не оставит мать. И она, кажется, не любит моря.
С к о т т (выражая свое неодобрение). Хм... (Отходит от Роберта и садится у стола.)
Р о б е р т (радостно возбужденный). Я еще хочу сказать кое-что. Поймите одно — я не намерен больше сидеть у вас на шее. Я начинаю совершенно новую жизнь. Мне просто стыдно и противно думать о былом безделье, когда все другие работали... а мне для вида поручали вести какие-то счета. Я собираюсь немедленно заняться фермой, работать вместе с вами. Я докажу тебе, па, — я такой же Мэйо, как ты... или Энди.
М э й о (с некоторым недоверием). Это все хорошо, Роберт, но вовсе не нужно для тебя...
М и с с и с  М э й о (прерывая его.) Никто никогда тебя не упрекал, Роб, что ты не работал на ферме. Тебе надо было беречь...
Р о б е р т. Знаю, что ты собираешься сказать, — и это как раз неверно. Оставьте ваши домыслы. Смешно — вы до сих пор смотрите на меня как на больного. Я здоров, как любой из вас. Дайте мне хоть малую возможность, и я докажу это. Вот увидите.
М э й о. Никто не сомневается в твоем желании, да только ты ничего не умеешь.
Р о б е р т. Я научусь, и ты мне поможешь.
М э й о (успокаивая сына). Конечно, научу, и рад буду. Только надо постепенно.
Р о б е р т. Теперь придется хозяйничать на обеих фермах, и я тебе очень пригожусь. А когда мы поженимся с Рут, на мои плечи ляжет забота о ней и ее матери.
М э й о. Конечно, сынок.
С к о т т (слушает весь этот разговор со смешанным чувством гнева и удивления). Ты что, Джеймс, никак собираешься позволить ему остаться?
М э й о. Что поделаешь. Роберт свободен сам выбирать.
М и с с и с  М э й о. Позволить?! Да кто может запретить?
С к о т т (все более и более горячась). Так вот, Джеймс Мэйо, ты просто тряпка, раз позволяешь мальчишке и бабам определять курс, которым тебе следовать.
М э й о. А со мной сейчас, как с тобой, Дик. Ты не властен командовать приливами и отливами, а я не властен командовать любовью молодых, вот так.
С к о т т (презрительно). Любовь! Да они в любви еще ни черта не смыслят! Любовь! Мне стыдно за тебя, Роберт! Потискал да поцеловал девчонку в темном углу — и готов! А о том, чтобы стать настоящим человеком, забыл. Ни капли разума в тебе нет, черт побери! (С раздражением ударяет кулаком по столу.)
Р о б е р т (улыбаясь). К сожалению, ничего не могу с собой поделать, дядя.
С к о т т. Эх ты! Слюнтяй ты, Роберт! А ты, Джеймс... Мальчишки и бабы вертят тобой как хотят... ты куда глупей своего сына!
М э й о (усмехаясь). Уж коли сам Роберт ничего сделать не может, то я и подавно.
М и с с и с  М э й о (посмеиваясь над братом). Кто б рассуждал о любви, только не ты, Дик! Что ты в ней понимаешь, холостяк?
С к о т т (раздраженный шутками родственников). Если тебе угодно, я никогда не был дураком, как некоторые другие.
М и с с и с  М э й о (дразня его). Зелен виноград, братец, а? (Смеется.)

Роберт и Мэйо хохочут. Скотт пыхтит от досады.

Господи боже, Дик, глупо же злиться по пустякам. Ну, право же...
С к о т т (негодуя). Хороши пустяки! Что ты называешь пустяками? Ты говоришь, словно я постороннее лицо в этом деле. Кажется, я вправе иметь свое суждение. Сколько я хлопотал! Каюту твоему Роберту делал, красил, строгал, клеил, чтоб мальчишке удобно было. И с хозяевами насчет него договаривался, и продукты специально для него запасал.
Р о б е р т. Я очень тебе благодарен, дядя Дик. Право, очень благодарен.
М э й о. И мы тоже, Дик.
М и с с и с  М э й о. Не порть ты нашей радости и не злись на нас.
С к о т т. Вам хорошо говорить — не делай того, не делай этого. А вы встаньте на мое место. Я рассчитывал — Роберт будет со мной в этом плавании. Думал — научу его всему, что знаю сам, открою ему глаза на все, радовался — будет с кем мне поговорить. А теперь... Мне вдвойне одиноко будет. (Облокачивается на стол, пытаясь как-то замаскировать это признание в своей слабости.) Будь он проклят, весь этот любовный вздор!
М и с с и с  М э й о (растроганно). Очень грустно, что ты так одинок, Дик. Почему бы тебе не расстаться с твоим старым парусником? Ты уже бог знает сколько лет провел в море. Почему тебе не бросить его, не обосноваться здесь с нами?
С к о т т (с презрением). И начать ковыряться в земле и сажать всякие там корешки? Да ни за какие блага в мире! Занимайтесь сами этим проклятым делом. Я не осуждаю вас — вы рождены для такой работы, а я нет. Суша не для меня! (С раздражением.) Это пустые разговоры, а вот скажите, что с каютой делать, которую я для него приготовил? Поправил, купил новый матрас на койку, новые простыни, одеяла и все прочее. В стену встроил книжные полки. Думал — Роберт возьмет с собой свои книги... Прикрепил ему полки — ни в какую качку не свалятся. (С возрастающим волнением.) А теперь каюта останется пустой. Что обо мне моя команда подумает? А люди, которые ее приводили в порядок, что они подумают? (С негодованием трясет рукой.) Они вообразят — я ее готовил для женщины, а она в последнюю минуту дала мне отставку и не поехала. (Вытирает со лба пот, выступивший при этой мысли.) Боже всемогущий! Рады будут позубоскалить на мой счет. Поверят чему угодно, чтоб их черт побрал.
М э й о (подмигивая). Тебе ничего не остается делать, Дик, как срочно подыскать жену и поселить в той каюте. И смотри красивую выбирай, чтобы к каюте подошла. (Смотрит на часы с наигранной озабоченностью.) Вот только времени у тебя маловато!
С к о т т (хмурится, видя, что все улыбаются). Провались ты ко всем чертям, Джеймс Мэйо!
Э н д р у (выходит на середину комнаты. На лице выражение мрачной решимости). Не расстраивайся из-за этой каюты, дядя Дик. А почему бы тебе не взять меня вместо Роберта?
Р о б е р т (мгновенно поворачивается к нему). Энди... (Встречается взглядом с братом и понимает, что тот задумал. Со страхом.) Энди, не смей!
Э н д р у. Роб, ты принял решение. Теперь дай мне. Тебя это уже не касается, запомни.
Р о б е р т (тон брата причинил ему боль). Но, Энди...
Э н д р у. Прошу тебя об одном — не вмешивайся. (Скотту.) Так что ты скажешь, дядя Дик?
С к о т т (откашливаясь и неуверенно глядя на Мэйо, который смотрит на своего старшего сына как на помешанного). Разумеется, я буду только рад, Энди!
Э н д р у. Тогда решено. Вещей у меня немного, я быстро их соберу.
М и с с и с  М э й о. Не будь дураком, Дик. Энди просто шутит. Никуда он не поедет.
С к о т т (сердито). Не пойму, кто в этом доме шутит, а кто нет.
Э н д р у (твердо). Я не шучу, дядя Дик. И раз ты не возражаешь, я еду с тобой!

Скотт смотрит на него с недоверием.

Не бойся, я не передумаю. Если я сказал еду, — значит, еду.
Р о б е р т (уловив намек в тоне брата). Энди! Это нечестно!
М и с с и с  М э й о (начинает понимать серьезность происходящего). Но ты просто разыгрываешь нас, Энди?
Э н д р у. Нет, мама.
М э й о (нахмурясь). Сдается мне, тут не шутками пахнет.
Э н д р у (встретившись взглядом с отцом). Да, отец! Не до шуток. В последний раз говорю, я решил ехать!
М э й о (почувствовав решимость в голосе Энди). Но почему, Энди, почему?
Э н д р у (уклончиво). Я не говорил об этом, но мне всегда хотелось побродить по свету.
Р о б е р т. Энди!
Э н д р у (сердито). А ты помолчи, Роб. Я просил бы тебя не вмешиваться. (Отцу.) Я знал: бесполезно говорить об этом, раз Роб собирался ехать. Но теперь Роб передумал, а дядя Дик хочет, чтобы кто-нибудь был вместе с ним. Поэтому у меня нет никаких причин оставаться на ферме.
М э й о (тяжело дыша). Причин нет? И это ты говоришь мне, Эндру?
М и с с и с  М э й о (встревожена приближающейся семейной сценой). Он не то хотел сказать, Джеймс.
М э й о (отмахнувшись от жены). Не мешай мне, Кейти. (Более дружелюбным тоном.) Что с тобой приключилось, Энди? Ты не хуже меня знаешь, как нечестно с твоей стороны бежать сейчас, когда работы на ферме невпроворот.
Э н д р у (избегая его взгляда). Роб подучится и прекрасно со всем справится.
М э й о. Не справится, ты сам знаешь. Роберт не может быть фермером, а ты можешь.
Э н д р у. Найми вместо меня кого-нибудь.
М э й о (сдерживая гнев). Странно слышать это от тебя, Энди. Я считал тебя человеком разумным, а ты болтаешь бог знает что. Сам не веришь в то, что говоришь. Не помешался же ты вдруг! (Презрительно.) Нанять вместо тебя рабочего! Скажи-ка, где его достать, — кругом такая нехватка рабочих рук? А если я его и достану, то ты же знаешь, что им нужно: побольше денег, поменьше работы. Ты не батрак здесь, Энди. Ферма не только моя, — ты тоже хозяин на ней. Ты всегда это знал. А сейчас ты бежишь от работы, бросаешь все хозяйство.
Э н д р у (опустив глаза в пол, искренне). Прости меня, па. (Пауза.) Не будем больше говорить об этом.
М и с с и с  М э й о (с облегчением). Ну вот. Я знала, Энди образумится.
Э н д р у. Ошибаешься, мама. Я не передумал.
М э й о. То есть ты все-таки уедешь, несмотря ни на что?
Э н д р у. Да. Уеду. Я хочу... и я... (С вызовом глядит на отца.) Я не хочу упускать случая повидать свет.
М э й о (горько). Так-так, значит — повидать свет хочешь. (Голос дрожит от гнева.) Никогда не думал дожить до того дня, когда мой сын будет мне лгать в лицо. Ты лжец, Энди Мэйо, и к тому же... трус!
М и с с и с  М э й о. Джеймс!
Р о б е р т. Папа!
С к о т т. Эй, потише, Джим.
М э й о (упрямо). Он лжец — и сам знает, что лжец.
Э н д р у (покраснев). Не буду спорить, отец. Думай обо мне что хочешь. Прекратим этот разговор. Я решил и, что бы ты ни сказал, поступлю по-своему.
М э й о (холодно и гневно). Я прав, ты это знаешь, оттого и боишься со мной спорить. Говоришь, хочешь уехать, повидать свет. Лжешь! Тебе никогда этого не хотелось. Твое место здесь, на этой ферме, — здесь, где ты родился, и ничего другого ты не выдумывай. Ты рос у меня на глазах. Я знаю твои стремления, они те же, что и мои. Ты идешь против себя самого, хочешь представиться кем-то другим. Смотри, ты горько раскаешься! Меня не обманешь. Словно я не понимаю, почему ты бежишь отсюда. Да, бежишь, другого слова не найти. Тебя отставили, Рут выбрала не тебя, а Роберта, вот ты и...
Э н д р у (сильно покраснев). Хватит, отец! Я не желаю это слышать даже от тебя.
М и с с и с  М э й о (бросаясь к Эндру и обнимая его). Энди, дорогой, не обращай на отца внимания! Он сам не знает, что говорит.

Роберт стоит неподвижно, его лицо искажено болью, руки дрожат. Скотт, потрясенный,
слушает все молча. Эндру успокаивает готовую разрыдаться мать.

М э й о (торжествующе). Я сказал правду, Энди Мэйо. На твоем месте я со стыда бы сгорел...
Р о б е р т (протестуя). Отец! Постыдись...
М и с с и с  М э й о (отходит от Эндру к мужу, кладет ему на плечи руки, пытается усадить на стул, с которого тот поднялся). Помолчи, Джеймс! Пожалуйста, успокойся.
М э й о (глядя поверх плеча жены на Эндру, упрямо). Да, я сказал правду, истинную правду!
М и с с и с  М э й о. Успокойся! (Безуспешно пытается закрыть ему рот рукой.)
Э н д р у (овладев собой). Ты ошибаешься, отец. (Твердо.) Я не люблю Рут. Я никогда не любил ее. Мне никогда не приходило в голову жениться на ней.
М э й о (сердито фыркнув). Тьфу! Одна ложь на другой!
Э н д р у (выходя из себя, горько). Да, тебе трудно понять, ты даже вообразить не в состоянии, что кто-то может взять и покинуть ферму. Воображаешь, что эти несколько акров земли и есть рай и люди не мечтают ни о чем другом, как вкалывать здесь с утра до ночи. Но я сыт по горло этой работой, хочешь ты этому верить или нет, и рад, что представился случай уехать отсюда. Ферма мне давно опостылела, и если я не заикался об этом, то только из боязни обидеть тебя. Ты любишь свою ферму и вообразил, что я тоже люблю ее. Тебе надо, чтобы я вечно жил здесь, работал бы на этой проклятой ферме и после тебя. А теперь вместо меня останется Роб. Он ведь тоже Мэйо. Ему ты все и передашь.
Р о б е р т. Энди! Замолчи! Ты бог знает что говоришь. Ты только хуже делаешь.
Э н д р у. Мне все равно. Я вгрохал сюда столько труда, что заработал право уйти, когда хочется. (С внезапным взрывом гнева и горя.) Я устал, и мне осточертело все это! Я ненавижу ферму, ненавижу каждый клочок земли. Мне надоело ковыряться в грязи, потеть на солнце, словно я раб, и никогда не слышать слова благодарности. (На глазах у него выступили слезы гнева, он хрипло продолжает.) Я сыт, сыт по горло, на всю жизнь, и, если дядя Дик не возьмет меня, я уеду на каком-нибудь другом судне. Куда-нибудь, все равно.
М и с с и с  М э й о (испуганно). Не отвечай ему, Джеймс. Он сам не знает, что говорит. Не отвечай ему, пусть он придет в себя. Прошу, Джеймс, не...
М э й о (отталкивает ее, он очень бледен и смотрит на сына с ненавистью). Ты посмел... посмел сказать это мне... о ферме... о ферме Мэйо... где ты родился... ты... ты... (Угрожающе подымая кулак, подходит к Эндру.)
М и с с и с  М э й о (кричит). Джеймс! (Закрывает лицо руками и бессильно опускается на стул, где сидел Мэйо.)

Эндру неподвижен и бледен.

С к о т т (поднявшись со стула и протягивая через стол руки к Мэйо). Остановись, Джим!
Р о б е р т (бросаясь между отцом и братом). Вы с ума сошли!
М э й о (хватает Роберта за руку и отталкивает его. Затем несколько секунд стоит перед Эндру, жадно глотая воздух. Показывает трясущимся пальцем на дверь). Вон! Убирайся! Ты мне больше не сын — не сын! Можешь проваливаться ко всем чертям, если хочешь! Чтобы я тебя здесь больше не видел... Чтоб к утру духу твоего здесь не было — или я вышвырну тебя!
Р о б е р т. Папа! Ради бога!

Миссис Мэйо громко рыдает.

С к о т т (пытаясь умиротворить Мэйо). Ты слишком далеко зашел, Джим!
М э й о (повернувшись к нему, с бешенством). Молчать! Молчать! Это ты виноват во всем... ты и твой проклятый парусник! Не смей брать его с собой! А возьмешь — двери моего дома перед тобой закрыты. Пусть отправляется один — и поймет, как издыхать с голоду! (Судорожно вздохнув, снова с бешенством, поворачивается к Эндру.) А тебя — чтобы завтра утром здесь не было! И не смей возвращаться... пока я жив. Не то... (Бормоча какие-то угрозы, направляется к двери.)
М и с с и с  М э й о (обхватывая его руками, истерически). Джеймс, Джеймс! Куда ты?
М э й о (бессвязно). Иду... спать, Кейти. Уже поздно, Кейти, очень поздно. (Уходит.)
М и с с и с  М э й о (следует за ним со слезами). Джеймс, откажись от всего, что ты сказал ему, Джеймс! (Уходит вместе с мужем.)

Роберт и Скотт провожают их взглядами, полными ужаса.
Эндру стоит неподвижно, руки сжаты, в кулаки.

С к о т т (первым приходя в себя, с громким вздохом). Ну, он сущий дьявол, когда обозлится. Не надо было тебе так разговаривать с ним, Энди, об этой проклятой ферме. Ты знаешь, что она для него. (Снова вздохнув.) Ладно, не обращай внимания на то, что он тут наговорил. Остынет немного — самому станет стыдно.
Э н д р у (упавшим голосом). Нет, ты его не знаешь. (Твердо.) Что сказано — то сказано, слов назад не возьмешь. И я свой выбор уже сделал.
С к о т т (неуверенно). Не хочешь ли ты сказать, что все еще собираешься ехать со мной?
Э н д р у (упрямо). А вам что, показалось, что я передумал? Теперь-то мне и надо уехать. Если не боитесь взять меня с собой после того, что он наговорил, я еду.
Р о б е р т (умоляюще). Энди! Не дури! Все так глупо и так ужасно!
Э н д р у (холодно). С тобой, Роб, я поговорю потом, когда мы останемся вдвоем. А сейчас я говорю с дядей.

Подавленный холодным тоном брата, Роберт садится ни стул и опускает голову.

(Скотту.) Если вы не хотите брать меня — ваше дело, я не обижусь. Я понимаю, вам тяжело ссориться с папой.
С к о т т (с негодованием). Боже всемогущий, Энди, я не боюсь ни твоего отца, ни кого другого. Я очень хочу, чтобы ты поехал со мной. Я только не хотел бы огорчать Кейт. Не хочу, чтобы она страдала... Давай подумаем, как лучше. (Задумчиво хмурит лоб.) Может, вот что? Я скажу, ты со мной не едешь, а ты скажешь, что отправишься на каком-нибудь другом судне. Но поедем мы вместе. Это будет выглядеть естественно. Она ничего не заподозрит. А потом ты напишешь им, если захочешь, и все объяснишь. (Хитро подмигивает.) Согласен?
Э н д р у (хмуро). Хорошо, если вы считаете, что так лучше.
С к о т т. Ради твоей мамы...
Э н д р у (пожав плечами). Тогда все в порядке.
С к о т т (со вздохом облегчения подходит к Эндру и удовлетворенно хлопает его по спине). Я чертовски рад, Энди. Ты нравишься мне — и, по правде говоря, ты здорово с ним говорил. (Шепотом.) Ты прав, что не хочешь тратить жизнь на ковыряние в земле. Море — это самое настоящее место для такого парня, как ты... (Снова с одобрением похлопывает его по плечу.) И заживем мы с тобой душа в душу. Я просто счастлив, что ты едешь, мальчик.
Э н д р у (утомленно). Ладно, дядя. Я устал от разговоров.
С к о т т. Ухожу — и оставляю вас вдвоем. Не забудь собрать вещи. И если можешь, поспи немного. Мы двинемся очень рано, пока они еще не встанут. Хватит с меня всяких споров. Роберт довезет нас до города и потом вернется. (Идет к двери.) Спокойной ночи!
Э н д р у. Спокойной ночи.

Скотт уходит. Братья некоторое время молчат.

(Подходит к Роберту и кладет на плечо руку; говорит очень тихо и дружелюбно.) Подбодрись, Роб, Не расстраивайся. Снявши голову, по волосам не плачут. Будем надеяться, все к лучшему. Исправить то, что случилось, нельзя.
Р о б е р т (взволнованно). Но ты же лгал, Энди, лгал!
Э н д р у. Конечно. И ты, и я — мы оба это знаем. А другим не надо...
Р о б е р т. Папа никогда тебя не простит! Зачем ты его рассердил? Ты знаешь, как он любит ферму. Боже, все это бессмысленно — и так трагично! Зачем тебе надо уезжать?
Э н д р у. Ты же знаешь, зачем спрашивать? (Горячо.) Я желаю тебе и Рут всяческого счастья, искренне желаю. Но требовать, чтобы я остался и видел вас каждый день вместе... Ты не можешь этого требовать от меня. После всех моих планов... Когда я воображал... (голос прерывается) воображал, что она любит меня... я не могу.
Р о б е р т. Я так виноват, Энди, что заставил тебя страдать! Если б я предвидел — клянусь, я бы слова не сказал Рут. Клянусь, Энди!
Э н д р у. Знаю. И это было бы еще хуже. Тогда страдала бы Рут. Так должно было случиться — и хорошо, что случилось сейчас. Мне остается только перенести это. А отец со временем поймет, что было у меня на душе.

Роберт отрицательно качает головой.

А если нет — что же? Ничем тут не помочь.
Р о б е р т. Подумай о маме, Энди, — и не уезжай!
Э н д р у (свирепо). Я должен — должен, говорю тебе. Я здесь умру, покончу с собой. Неужели не понимаешь, как мне тяжко! Все мои надежды, планы о нашем будущем, о жизни с Рут... Ты бы сделал то же. Здесь я сойду с ума. Ведь все ежеминутно будет напоминать, как жизнь идет прахом и... какого я свалял дурака... У меня не было б никакой цели в жизни, Роберт. Уеду и попытаюсь все забыть. Остаться и видеть ее — нет, это сверх моих сил. Я возненавидел бы ферму, свою работу. Представляешь, какой бы это был ад. Ты любишь ее, Роб. Поставь себя на мое место и не забывай, что я ее и сейчас люблю и продолжал бы любить, если б остался здесь. Было бы это честно по отношению к тебе, да и к ней? (Трясет брата за плечи). Что бы ты сделал на моем месте? Скажи правду. Ты любишь ее. Что бы ты сделал? Отвечай, черт возьми!
Р о б е р т (неуверенно). Я... уехал бы, Эндру. (Закрывает лицо руками, рыдает.) Боже!..
Э н д р у (по-видимому, ему стало легче, тихим и твердым голосом). Теперь тебе ясно, почему я уезжаю. И говорить больше не о чем.
Р о б е р т (страстно). Ну почему это должно было свалиться на нас... на нас? (Оглядывается вокруг, словно желая возложить на судьбу ответственность за все, что произошло с ними.)
Э н д р у (успокаивая его, кладет ему руку на плечо). Нечего убиваться, Роб. Все уже кончено. (С чувством.) Забудь все, что я наговорил по злобе! Забудь, Роб!
Р о б е р т. Нет, Энди, это я должен просить у тебя прощения.
Э н д р у (принуждает себя улыбнуться). Думаю, у Рут есть право выбрать того, кого она любит. Так что мне прощать нечего. Она выбрала, и я хочу, чтобы она была счастлива.
Р о б е р т. Энди, как ты добр!
Э н д р у (прерывая его). Тише! Пора спать. Мы заболтались, а встать надо мне до рассвета. Да и тебе, если собираешься отвезти нас в порт.
Р о б е р т. Конечно, конечно!
Э н д р у (убавляя свет в лампе). Мне еще вещи надо уложить. (Зевает; он страшно утомлен.) Я так устал, словно целые сутки пахал без перерыва. Чувствую себя так, словно я уже мертв.

Роберт закрывает лицо руками.

(Встряхивает головой, отгоняя какие-то мысли, делает слабую попытку изобразить хорошее настроение.) Я гашу свет. Иди ложись.

Роберт недвижим.

(Наклоняется к лампе и гасит ее. Из темноты доносится его голос.) Нечего тебе сидеть, как на панихиде. Все пройдет. Ложись, поспи немного. Все в конце концов образуется...

Занавес



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ


КАРТИНА ПЕРВАЯ

Декорация та же, что во второй картине первого действия. Прошло три года. Середина лета. Стоит знойный день.
Окна открыты, настежь, но чувствуется, что воздух в комнате накален: нет ни малейшего дуновения ветра — белые
занавески висят совершенно неподвижно. Дверь в глубине открыта и виден двор; в центре его небольшая лужайка,
разделенная пыльной тропинкой, ведущей от калитки к дому.

Обстановка в комнате та же, что и три года назад. Однако комната уже не производит впечатления уюта и достатка.
Там и сям чувствуется какая-то неряшливость, небрежность. Стулья облезли; скатерть на обеденном столе лежит криво,
под столом валяется кукла с оторванной рукой. В углу стоит мотыга. На диване брошен пиджак; на бюро беспорядок; на
буфете забыта стопка книг.

Жара так немилосердна, что, кажется, даже неодушевленные предметы страдают от нее и поникли, расслабленные
духотой. На столе слева — обеденный прибор. Из кухни доносится звон посуды, время от времени сопровождаемый
раздраженным голосом женщины и хныканьем ребенка. За столом миссис Мэйо и миссис Аткинс. Лицо миссис Мэйо
утратило прежнюю живость, оно стало похоже на маску, на которой застыло выражение горя. Кажется, она в любую
минуту может залиться безутешными слезами. Голос ее звучит слабо и неуверенно, как голос человека, утратившего
волю к жизни. Миссис Аткинс, худая, бледная женщина лет сорока восьми, сидит в своем кресле для инвалидов. Она
безнадежный хроник: много лет назад у нее отнялись ноги. Осужденная на неподвижность, она стала раздражительной
эгоисткой.
Обе женщины в черном. Миссис Аткинс и разговаривая не перестает вязать, нервно шевеля спицами. Миссис Мэйо
в течение всей сцены ни разу не дотрагивается до лежащего перед ней на столе клубка шерсти, в который воткнуты
вязальные спицы.

М и с с и с  А т к и н с (неодобрительно взглянув на обеденный стол, на котором приготовлен прибор для Роберта). Вечно Роберт опаздывает к обеду. Рут должна покончить с этим. Я ей тысячу раз говорила: скажи ты ему — у тебя не ресторан, служанок нет подавать да убирать. Она ничего не желает слушать, такая же, как он. Все, видите ли, сама отлично знает, все понимает лучше меня, старухи.
М и с с и с  М э й о (стараясь ее смягчить). Роб всюду опаздывает. И ничего он с этим поделать не может.
М и с с и с  А т к и н с (фыркнув). Нечего его оправдывать, Кейт. Если бы захотел, так смог бы.
М и с с и с  М э й о. Робби не может.
М и с с и с  А т к и н с. Не может! Я просто из себя выхожу! Бог дал им здоровье, а они попусту тратят время и делают все шиворот-навыворот. А я больна, двинуться не могу и во всем завишу от них. И сколько раз я им твердила — не так они должны жить. Ты же знаешь, Кейт, ему я без конца внушаю, учу: так-то и так-то нужно делать. Думаешь, он слушает меня? А Рут, собственная моя дочь? Куда там — я для них несносная, выжившая из ума старуха. Они только и ждут — поскорей бы мать на тот cвет отправилась.
М и с с и с  М э й о. Да что ты, Сара, не такие уж они плохие. И ты проживешь еще много лет.
М и с с и с  А т к и н с. Ты тоже ничего не понимаешь. Жить мне недолго осталось, но я предстану перед всевышним с чистой совестью. Я все сделала, стараясь отвратить гибель от этого дома.
М и с с и с  М э й о (равнодушно). Могло быть хуже. Роберт — хозяин неопытный. Не мог же он так вдруг взять и всему научиться.
М и с с и с  А т к и н с. Три года учится, учится и никак не научится. Вот что я скажу тебе, Кейт Мэйо, хоть он и твой сын: он и не хочет ничему научиться. Я ему одно, а он назло другое делает. Ты говоришь — могло быть хуже. А я тебе скажу — хуже и быть не может. И твоя ферма и моя в придачу — обе пойдут прахом. Я ничего не могу поделать: Рут за него горой стоит, всем его глупостям потакает.
М и с с и с  М э й о (пытаясь разубедить ее). Но он трудится, ты сама видишь, Сара.
М и с с и с  А т к и н с. А какой в этом прок? Все равно у него ничего не выходит.
М и с с и с  М э й о. Ему не везет.
М и с с и с  А т к и н с. Говори что хочешь, Кейт, а я сужу по тому, что получается. Сама видишь — дела после смерти твоего мужа идут из рук вон плохо.
М и с с и с  М э й о (утирая носовым платком слезы). На то была воля господня.
М и с с и с  А т к и н с (торжествующе). Джеймс Мэйо богохульствовал всю свою грешную жизнь — бог его и наказал.

Миссис Мэйо тихо плачет.

Не плачь, Кейт, зря я о нем вспомнила.
М и с с и с  М э й о (вытирая глаза.) Джеймс был очень хороший человек.
М и с с и с  А т к и н с (не обратив внимания на ее слова). Вот я и говорю, все разваливается, как Роберт стал хозяином. Ты даже не знаешь, насколько дела плохи. Он тебя не посвящает, да и ты сама никогда не видишь, что под носом творится. Но слава тебе господи, Рут нет-нет да и придет ко мне за советом, когда невмоготу от его хозяйничания. Ты знаешь, что она сказала мне вчера? Она хоть просила тебе не рассказывать, да все равно, такие вещи надо знать.
М и с с и с  М э й о (устало). Если надо, так говори.
М и с с и с  А т к и н с (наклонясь к ней, тихо). Рут просто с ума сходит от беспокойства. Роберт говорит, вынужден заложить ферму, — не знает, как протянуть до урожая, и другого пути достать денег у него нет. (Выпрямляется и с негодованием спрашивает.) Ну, каков у тебя сынок?
М и с с и с  М э й о (миролюбиво). Если нужно...
М и с с и с  А т к и н с. Ты что, позволишь ему заложить ферму? И бумагу сама подпишешь? Ну, милая моя, поступай как знаешь, я тебя предупредила.
М и с с и с  М э й о. Как лучше для Роберта, так я и сделаю.
М и с с и с  А т к и н с. Глупее не придумаешь! Ну, как знаешь, ферма не моя, а твоя. Больше мне и сказать нечего.
М и с с и с  М э й о. Скоро Энди приедет. Может, Роберт подождет до него, не так уж долго осталось.
М и с с и с  А т к и н с (с огромным интересом). Рут сказала — Энди со дня на день будет дома. Когда сам-то Роберт ждет его?
М и с с и с  М э й о. Точно трудно сказать. Последнее письмо он получил из Англии, они как раз собирались домой. Это было месяц тому назад. Роберт думает — вот-вот объявятся.
М и с с и с  А т к и н с. Бог даст, Энди поспеет вовремя. Он хороший хозяин, я в него верю и всегда верила. Море-то ему, наверно, надоело, он и останется дома да примется за хозяйство.
М и с с и с  М э й о. Энди и на море работает. Он у Дика на «Санде» теперь старший помощник капитана.
М и с с и с  А т к и н с. Поплавать немного хорошо, но ему, должно быть, уже осточертело. Энди твой уже в возраст вошел, самый раз остепениться да за ферму браться.
М и с с и с  М э й о (задумчиво). Изменился ли он? Был такой сильный и красивый! (Вздохнув.) Три года! Словно триста лет! (Глаза ее наполняются слезами.) Если б Джеймс дожил до его возвращения — простил бы его!
М и с с и с  А т к и н с. Никогда бы он не простил, не таков был Джеймс Мэйо! Как ты и Роберт старались смягчить его сердце! Ничего не вышло.
М и с с и с  М э й о (выходя из себя). Не смейте говорить так. (Горячо.) Я-то его хорошо знала. В глубине души Джеймс простил его, только из упрямства не сознавался. Глупая гордость разбила ему сердце, он и умер. (Плачет, вытирая глаза платком.)
М и с с и с  А т к и н с (благочестиво). На то была воля божия.

Из кухни доносится плач ребенка.

(Сердито хмурится.) Ну и противная девчонка! Прямо нарочно нервы треплет!
М и с с и с  М э й о (вытирая глаза). Это она от жары, Сара. Бедняжка плохо ее переносит.
М и с с и с  А т к и н с. Вся в отца — хворая. Роберт-то твой ребенком тоже все время хворал. (Тяжело вздыхает.) Такую они глупость сделали, что поженились. Я была против, да он вскружил Рут голову своими стихами. Она никаких советов не слушала. Вот Энди был бы для нее подходящим мужем. Я всегда думала — поженятся они. И твой Джеймс тоже так думал. Я знаю, Энди ей нравился. А вот пожалуйста, явился Роберт со своими учеными книгами да разговорами — она хлоп и выскочила за него замуж!
М и с с и с  М э й о. Я сама частенько думаю, что по-другому было бы лучше. Но, по-моему, Робби и Рут живут счастливо.
М и с с и с  А т к и н с. Случилось так, как богу было угодно.

Пауза. Из кухни выходит Рут — на ней клетчатое платье и фартук в грязных пятнах. На руках ее двухлетняя дочка
Мэри — хорошенькая, но бледная и хрупкая девочка. Лицо у нее заплаканное. Три года не прошли для Рут бесследно — она
утратила свежесть и очарование юности, в лице появилось что-то жесткое и недоброе. Рут садится в качалку, держа
девочку на коленях.

Р у т. Ну и жара! На кухне, как в печке. (Откидывает волосы со вспотевшего лба.)
М и с с и с  М э й о. Что же ты не позвала меня? Вместе вымыли бы посуду.
Р у т (отрывисто). Вы там задохлись бы.
М э р и (заметила под столом свою куклу и пытается сползти с колен матери). Я хочу куклу. Мама, я хочу...
Р у т (удерживая ее у себя на коленях). Сейчас не время играть с куклой, надо спать.
М э р и (хнычет). Я хочу куклу!
М и с с и с  А т к и н с (с раздражением). Неужели ты не можешь успокоить ребенка? Оглохнуть можно от ее крика. Дай ты ей куклу — может, угомонится.
Р у т (спускает Мэри на пол). На, бери свою куклу и успокойся. Поиграй с ней — через минуту я тебя уложу.

Мэри сидит на полу перед столом и молча забавляется с куклой.

(Бросает взгляд на пустые тарелки.) Хоть бы когда-нибудь Роб пришел вовремя и поел как следует. Будто у меня других дел нет, как торчать целыми днями на кухне в такую жару и мыть тарелки!
М и с с и с  М э й о. Верно, опять его в поле задержали какие-нибудь неполадки.
Р у т (устало). Да, наверно. Неполадки там без конца.
М и с с и с  А т к и н с (грубо). Ничего не случилось бы, будь у тебя хоть капля разума! Сама распустила! Является домой, когда заблагорассудится, — ну и жди его, торчи целый день на кухне. Заставь ты его считаться с тобой! Послушайся наконец моего совета, — отправь-ка его разочек на кухню и пусть он сам себе готовит. Посмотрим, что он запоет! Слишком ты добра — в этом вся беда.
Р у т. Да перестань ворчать, ма. Надоело! Я делаю так, как хочу. Не вмешивайся, я тебе только спасибо скажу за это. (Вытирает вспотевший лоб, устало.) У-фф! В такую жару невозможно спорить. Поговорим о чем-нибудь приятном. (С любопытством.) Вы тут Энди вспоминали, я слышала?
М и с с и с  М э й о. Мы прикидывали, когда он может приехать.
Р у т (просияв). Роб думает — со дня на день. Появится неожиданно на пороге вместе с капитаном. Какой-то он сейчас? Думаю, изменился ужасно. Я так и вижу его здесь на ферме...
М и с с и с  А т к и н с. Хоть за ферму возьмется, может, в порядок приведет.
Р у т (с раздражением). Перестань долбить одно и то же. Без тебя знаем, дела у нас плохи. Чего ты все ноешь?
М и с с и с  А т к и н с. Вот послушай-ка ее, Кейт! Я что тебе говорила? Не смей ничего посоветовать собственной дочери. (К Рут.) Упряма и своевольна ты, дорогая моя!
Р у т (закрывая руками уши). Ради бога, помолчи, ма.
М и с с и с  М э й о (уныло). Ну хватит вам! Вот приедет Энди, и все наладится.
Р у т (с надеждой). Да, все пойдет по-другому. Энди как-то всегда знает, что надо делать. (Устало, с досадой.) Но ему сразу придется столкнуться с нашей неразберихой. Господи, как стыдно!
М и с с и с  М э й о. Он со всем справится, не волнуйся.
Р у т (вздыхая). Но Роб, право, ни в чем не виноват.
М и с с и с  А т к и н с (с презрением). Тьфу! (Нервно обмахивается платком.) Здесь испечься можно. Надо на свежий воздух, под деревья. Вставай, Кейт.

Миссис Мэйо покорно встает и катит кресло миссис Аткинс к двери.

Пойдем с нами, Рут. Посидеть на воздухе тебе тоже полезно. А Роберта проучи как следует, пусть сам подает себе обед. Хватит тебе быть дурой.
Р у т (встает и открывает перед ними дверь. Равнодушно). На него не подействует. Он мне давно сказал — никогда не жди меня с обедом. А сам он ничего не найдет.
М и с с и с  А т к и н с. Ну пусть поголодает...
Р у т. И это ему все равно. Он мало ест. А пойти с вами я не могу — девочку надо уложить.
М и с с и с  А т к и н с. Вези же меня, Кейт. Я умираю от жары.

Миссис Мэйо увозит ее.

Р у т (снова усаживается в качалку, привычно, заученно). Поди ко мне. Давай снимем чулочки и башмачки. Мэри ведь хорошая девочка? Сейчас ты ляжешь и поспишь немного.

Девочка погружена в игру и не обращает внимания на слова матери. Постепенно с лица Рут исчезает усталость.
Она быстро оглядывается на дверь, затем встает, идет к бюро; осторожно, вероятно, боясь, что кто-то может ее
увидеть, вынимает из ящика какое-то письмо и на цыпочках возвращается к своему месту. Достав письмо из конверта,
она с интересом читает его. От волнения у нее розовеют щеки. За окном на дорожке появляется Роберт. Он тихо
открывает дверь и входит в комнату. Роберт выглядит значительно старше, чем три года назад. Плечи у него сутулятся,
словно он несет слишком тяжелую ношу. Глаза потухли, потускнели, лицо потемнело от загара. Он, видимо, несколько
дней не брился. На потном лице следы грязи. Опущенные уголки губ придают лицу выражение горечи и безнадежности.
Мягкие линии рта и подбородка подчеркивают его слабоволие и бесхарактерность. Он в рабочем комбинезоне,
в расстегнутой у ворота фланелевой рубашке.

Р о б е р т (швырнув шляпу на диван, в полном изнеможении). У-фф... Солнце просто нестерпимо.

Рут вздрогнула. Инстинктивно поднимает руку к груди, чтобы спрятать письмо за лиф, но потом меняет
решение и остается сидеть с письмом в руках. Роберт наклоняется и целует ее.

Р у т (с раздражением). Опять не побрился? На кого ты похож?
Р о б е р т (равнодушно). Забыл — да и не хочется в такую жару.
М э р и (увидев отца, бросает куклу и бежит к нему со счастливым смехом). Папа!
Р о б е р т (подбрасывая ее вверх, ласково). Ну а как переносит жару моя маленькая дочка?
М э р и (визжит от радости). Папа!..
Р у т. Перестань! Ей надо спать, а ты ее разгуливаешь. Мне придется сидеть около нее, пока она не заснет.
Р о б е р т (садясь на стул и качая Мэри на коленях). Не беспокойся, я сам ее уложу.
Р у т (резко). А я думала — тебе снова на работу!
Р о б е р т (вздохнув). Я и забыл. (Увидев письмо.) Перечитываешь письмо Энди? В который раз? Наверно, уже наизусть выучила?
Р у т (покраснев, словно ее в чем-то уличили). Можно подумать, я не имею права читать его? Мне казалось, оно написано для всех.
Р о б е р т (слегка раздраженно). При чем тут право? Я только сказал, что ты его, наверно, выучила наизусть.
Р у т. А вот и не выучила. (Кладет письмо на стол и нехотя встает.) Есть хочешь?
Р о б е р т (вяло). Не знаю, я не голоден. В такое пекло не до еды.
Р у т. А я-то без конца тебе подогреваю!
Р о б е р т. Ну хорошо, принеси. Я, может, поем.
Р у т. Сначала я уложу ее. (Хочет взять у него Мэри.) Пойдем, детка. Глазки у тебя совсем закрываются.
М э р и (плача). Не хочу спать! (Прижимается к отцу.) Папа, я не хочу!
Р у т (с упреком). Ну что я говорила! Разгулял ребенка!
Р о б е р т (резко). Оставь ее в покое! Она сейчас заснет у меня на коленях, не приставай к ней!
Р у т (вспылив). Ну, знаешь ли?! Она должна слушаться меня. (Грозя девочке пальцем.) Противная девчонка! Сейчас же иди к маме!
М э р и (цепляясь за отца). Нет!
Р у т (теряя терпение). Отшлепать тебя как следует, будешь тогда знать!

Мэри начинает испуганно кричать.

Р о б е р т (вспылив). Оставь ее в покое! Сколько раз надо говорить — не сметь ее шлепать! Варварство какое-то! Я запрещаю! Понятно тебе? (Успокаивая плачущую Мэри.) Не плачь, не плачь! Папе не нравится, когда ты плачешь. Закрой глазки, будь хорошей девочкой! Папа просит тебя, слышишь?
М э р и (затихает). Да, папа.
Р у т (смотрит на них, побледнев и сжав губы). Ты мне не приказывай — она и моя дочь тоже! Хорош, нечего сказать! (Закусывает губу.)

Муж и жена с неприязнью смотрят друг на друга.

(Отворачивается, с напускным равнодушием пожав плечами.) Ладно, возись с ней сам, если воображаешь, что это так легко. У тебя терпения и на неделю не хватит, сам ее шлепать будешь! (Уходит на кухню.)
Р о б е р т (приглаживает дочери волосы, нежно). Давай покажем маме, что ты хорошая девочка!
М э р и (сонно). Папа...
Р о б е р т. Ну-ка, дочка. Мама ведь снимает с тебя чулочки и башмачки, а потом кладет в постельку?
М э р и (полусонно кивает головой). Да, папа.
Р о б е р т (развевая девочку). Мама увидит — мы с тобой прекрасно справляемся. Вот один старый башмачок, вот другой! А вот и чулочки! Теперь все хорошо, ножкам стало прохладно. (Целует ее.) Обещаешь заснуть сразу, как только папа уложит тебя? (Подымает ее и уносит в спальню.)

Слышно, как он баюкает девочку. Из кухни входит Рут и берет со стола тарелки. Услышав голос Роберта, на цыпочках
подходит к двери спальни и прислушивается. Затем поворачивается, чтобы идти на кухню, но снова задерживается.
Стоит задумавшись; ее мучает ревность. Услышав шум в комнате, она мгновенно исчезает в кухне. Появляется Роберт,
подбирает чулки, башмаки и кладет их под стол. Видя, что в комнате никого нет, подходит к шкафу, достает книгу,
садится и погружается в чтение. Возвращается Руте тарелкой еды и с чашкой чая, ставит все перед Робертом и садится
на прежнее место. Роберт читает, ничего не замечая.

Р у т (зло наблюдавшая за ним). Да оставь ты книгу! Обед-то ведь стынет!
Р о б е р т (закрывая книгу). Прости, Рут, я не заметил. (Начинает есть без всякого аппетита.)
Р у т. Мне кажется, ты мог бы подумать обо мне, Роб, и не опаздывать к обеду. Если ты воображаешь, что такое уж удовольствие париться около плиты да разогревать для тебя, то ты ошибаешься.
Р о б е р т. Не сердись, Рут, ну правда, прости!
Р у т. Ты всегда обещаешь и вечно опаздываешь.
Р о б е р т. Согласен, но ничего не могу поделать. Только соберусь идти домой, а тут вечно что-нибудь да помешает.
Р у т. Мне от этого не легче.
Р о б е р т (улыбается, стараясь успокоить жену). Так накажи меня, не разогревай. И не жди!
Р у т. Все равно ждать придется, чтобы твою посуду мыть.
Р о б е р т. Я сам вымою.
Р у т. А какой порядок на кухне после тебя будет!
Р о б е р т (пытаясь шутить). По такой жаре холодный обед — самый раз!

Рут угрюмо молчит, и Роберт снова погружается в чтение, время от времени отправляя в рот еду.

Р у т (с досадой смотрит на него). И, кроме того, у тебя своей работы по горло.
Р о б е р т (рассеянно, не отрываясь от книги). Да, конечно.
Р у т (злобно). А будешь сидеть с книгами, она с места не сдвинется.
Р о б е р т (захлопнув книгу). Книги — единственная моя радость, и нечего пилить меня за это с утра до ночи. Ты... (Замолкает.)
Р у т (покраснев). Я глупа, я ничего не понимаю — так, что ли?
Р о б е р т (извиняющимся тоном). Нет, что ты... (Но он уже не может сдержаться). Рут, почему ты вечно начинаешь ссоры? Зачем доводишь меня до белого каления? Мало у меня забот с этой проклятой фермой и без тебя? Ты же хорошо знаешь, я работаю как вол, несмотря на все невезение.
Р у т (пренебрежительно). Невезение!..
Р о б е р т. Да, невезение. И, конечно, моя неспособность к такой работе. Я ведь не пытаюсь это скрыть. Тебе известно, я всегда ненавидел ферму, но я стараюсь изо всех сил... Почему ты не замечаешь это? Почему мы не можем жить дружно? Ведь раньше мы хорошо жили! Знаю — и тебе тяжело приходится. Но почему бы нам не помочь друг другу, вместо того чтобы ссориться. Это единственное средство сделать жизнь сносной!
Р у т. Я делаю все, что могу.
Р о б е р т (подходя к жене и кладя ей руку на плечо). Я знаю, но пусть каждый из нас постарается делать лучше. Мы же можем! Подбодри меня, Рут. Если мне что-то не удается, пусть даже по моей вине, ты взгляни на меня ласково, улыбнись мне. Мне невероятно трудно после папиной смерти. Я не фермер, Рут! Я всегда это говорил. Но я должен возиться с фермой, обязан выкручиваться. Поможешь мне — выкручусь. А нет... (Пожимает плечами. Пауза. Наклонясь к Рут, целует ее волосы, стараясь быть веселым.) Так помоги мне, а я обещаю приходить к обеду вовремя — и еще обещаю тебе все, чего ты захочешь. Договорились?
Р у т (сухо). Хорошо.
Р о б е р т. А почему я опоздал сегодня... Приготовься, Рут, — новость плохая.
Р у т (с таким видом, словно она это предвидела). О!..

Громкий стук в дверь кухни. Она спешит отпереть и через минуту возвращается.

Это Бен. Он хочет поговорить с тобой.
Р о б е р т (нахмурясь). Что еще там стряслось? (Громко.) Входи, Бен.

Из кухни выходит Бен — неуклюжий парень с глупым лицом и хитрыми бегающими глазами,
в рабочем комбинезоне и сапогах, в широкой соломенной шляпе.

Ну, Бен, чего тебе?
Б е н. Косилка дурит.
Р о б е р т. Не может быть. Ее только на прошлой неделе починили.
Б е н. А она дурит.
Р о б е р т. А ты ее починить не можешь?
Б е н. Не-е. Проклятая машина не идет, и все.
Р о б е р т (встает и берет шляпу). Ну погоди, я сам пойду взгляну.
Б е н (нагло). А мне наплевать! Я от вас ухожу.
Р о б е р т (с беспокойством). Уходишь? Бросаешь работу сейчас?
Б е н. Бросаю. Месяц нынче кончился, и вы отдайте мне что причитается.
Р о б е р т. Но как ты можешь уйти, Бен, когда у нас работы по горло? Мне же никого не найти вместо тебя сейчас?!
Б е н. Это ваша забота. Я все равно уйду.
Р о б е р т. Но почему? Ты что, чем-нибудь обижен?
Б е н. Нет. Надоело мне. И так надо мной смеются. Я к другому хозяину, к Тимму нанялся.
Р о б е р т. Смеются над тобой? Почему? Кто смеется?
Б е н. Да все. Еду с молоком утром, а парни издеваются.
Р о б е р т. Из-за этого ты и уходишь? А когда у Тимма будешь работать, перестанут смеяться?
Б е н. Не посмеют. Тимм — самый богатый фермер в округе. А смеются потому, что работаю у вас, вот почему! «Эй ты, как там у Мэйо дела идут? — каждый день парни кричат мне вслед. — Что там твой Роберт делает — скот во ржи пасет? А может, сено сушит под дождем, как в прошлом году? Или доилку электрическую изобретает, чтобы коровы сидром доились, коли молока не дают...» (Заносчиво.) Вот что они говорят. Хватит с меня! Все знают, работник я что надо. А из-за вас одни насмешки. Ухожу, и все. Давайте, что мне причитается!
Р о б е р т (холодно). Если так, убирайся ко всем чертям! Деньги получишь завтра, когда я вернусь из города.
Б е н (поворачиваясь, чтобы уйти через кухню). Ладно, до завтра подожду. Только чтоб не позже — не то... (Исчезает, сильно хлопнув дверью.)

Рут идет от двери, где она стояла, и удрученно садится на свое прежнее место.

Р о б е р т. Идиот! Но как же теперь с сенокосом? Вот тебе пример! Как мне не везет! Кто меня за это обвинит?
Р у т. Все! Ни с кем он не посмел бы выкинуть такую штуку! Не умеешь ты себя поставить с ними, вот они и делают что хотят.
Р о б е р т (возмущенно). Но я же не надсмотрщик за рабами! Я не могу, как другие фермеры, торчать около рабочих весь день, следить за каждым их шагом, выжимать из них последние силы! Не могу — и не хочу!
Р у т. А лучше заставлять свою мать подписывать закладную на ферму?
Р о б е р т (с отчаянием). Проклятье! (Отходит к окну и смотрит в него.)

Пауза.

Р у т (взглянув на письмо Энди, лежащее на столе). Какое счастье, что Энди приезжает!
Р о б е р т (отходит от окна и снова садится у стола). Да, Энди найдет выход, он всегда как-то знает, что делать. Они должны бы уже приехать. По-моему, «Санда» запаздывает. Наверно, ее задержали встречные ветры.
Р у т (с тревогой). А с ней ничего не могло случиться?
Р о б е р т. С дядей Диком ей ничего не грозит. Он моряк первоклассный. Но пока Энди не постучится в дверь, мы не узнаем, пришла ли она. Он хочет удивить нас. (Улыбается.) Как-то он сейчас выглядит? Судя по письмам, все такой же. Такой же рассудительный, как раньше. (С сомнением покачивает головой.) Что-то не верится, чтобы ему захотелось вернуться к нашей скучной жизни, после того как он везде побывал.
Р у т (перебивая его). Энди не такой, как ты. Он любит ферму.
Р о б е р т (весь в своих мыслях, с восхищением). Чего он только не насмотрелся! Где только не был! Гонконг, Иокогама, Батавия, Сингапур, Бангкок, Рангун, Бомбей... Великолепный Восток! А Гонолулу, Сидней, Буэнос-Айрес! Чудесные далекие страны — я когда-то мечтал о них! Как я завидую ему! (Вскакивает и, подойдя к окну, смотрит вдаль, на горизонт.)
Р у т (с горечью). Жалеешь, что тогда не поехал?
Р о б е р т (слишком занят своими мыслями, чтобы услышать ее; с досадой). Ох, эти проклятые холмы! Я-то думал — они сулят мне столько чудесного. А теперь я ненавижу их. Они похожи на тюремные стены. Закрыли от меня мир, лишили свободы! (Поворачивается и с отвращением оглядывает комнату.) Если бы не ты, Рут (голос его звучит мягко), и не Мэри, я бы все бросил, только чтобы не видеть этих холмов и хоть подышать свободно. (Тяжело опускается на стул и горько улыбается.) Вот опять мною завладевают мои старые глупые мечты...
Р у т (тихо, сдерживая волнение). Не только тобой!
Р о б е р т (отдаваясь своим мыслям, с горечью). А Энди все смог увидеть. И что он извлек из этого? Его письма похожи на дневник фермера: «Мы в Сингапуре. Здесь очень грязно и жарко, как в аду. Двое матросов схватили лихорадку. Приходится за них работать. Буду чертовски счастлив, когда снимемся с якоря, хотя сновать взад и вперед по этим морям — занятие не из приятных». (С презрением.) Вот каковы его впечатления о Востоке. В каждом порту он ухитрялся увидеть одни отрицательные стороны. Один Буэнос-Айрес пришелся ему по душе, да и то только какими-то деловыми возможностями.
Р у т (дрожащим голосом, едва сдерживаясь). Нечего насмехаться над Энди.
Р о б е р т. Может быть, я несправедлив к нему... Но когда задумываюсь — какая ему польза? (Обрывает себя.) Нет, не над ним я смеюсь. Никто не любит Энди больше меня. Но он, по-моему, на все смотрит слишком прозаично.
Р у т (со сверкающими глазами, давая волю своей злобе). Ты просто издеваешься над ним! Я не потерплю этого. Постыдился бы самого себя.

Роберт смотрит на нее с удивлением.

(Не может остановиться.) Очень порядочно болтать о ком-то, когда сам все хозяйство развалил своим бездельем и глупостью!
Р о б е р т. О, не надо, Рут!
Р у т. Выискиваешь какие-то недостатки в родном брате! Да он настоящий мужчина, в десять раз лучше тебя. Завидуешь ему — вот что! Он стал человеком, а ты? Был и есть ничтожество! Ты... (Уже не может найти слов.)
Р о б е р т. Рут! Рут, как ты можешь!.. Ты пожалеешь о своих словах.
Р у т. Никогда! Я сказала то, что думаю и давно думала!
Р о б е р т. Рут! Не может быть...
Р у т. Воображаешь — большое счастье жить с таким мужем, как ты, бедствовать из-за того, что ты не можешь делать, как все люди? Ты воображаешь, что лучше всех: видите ли, учился в колледже! А чему ты научился там? Читать дурацкие книжки, больше ничего! Может, ты считаешь, я глупая, я необразованная, должна гордиться тобой, — я, мол, жена такого замечательного мужа! (В бешенстве.) Так нет же — я ненавижу тебя. Смотреть мне на тебя противно! Если бы я только знала! Если б я не была такой дурой, разве стала б слушать твои стихи! Если б я раскусила, что ты за птица, руки б на себя наложила, чем идти за тебя! Угораздило же меня тебя выбрать! Раскаялась, да уже поздно. Месяца не прошло, как я раскаялась! Слишком поздно я узнала, что ты из себя представляешь!
Р о б е р т (голос его звенит). Теперь и я наконец узнал, с кем мне пришлось жить! (С горьким смехом.) Не то, чтобы я не догадывался, что ты подлая, да только все убеждал себя: ошибаюсь! Дурак!
Р у т. Ты сказал — не будь меня, ты отправился бы бродяжничать. Так вот — можешь убираться куда хочешь, и чем скорей, тем лучше. Горевать не стану. Только рада буду! Да и хозяйству лучше! Ферму будто проклял кто, как только ты за нее взялся. Убирайся! Бродяжничай, тебе это подходит. Не беспокойся, я не пропаду. (Торжествующе.) Энди возвращается — помни об этом! Он покажет, что в доме значит настоящий мужчина! Ты мне не нужен — приезжает Энди!

Они стоят друг перед другом. Роберт хватает ее за плечи и смотрит ей в глаза.

Р о б е р т. Ты о чем думаешь? (С силой трясет ее за плечи.) О чем ты думаешь? Что в твоем проклятом мозгу?
Р у т. Да, да, да, — ты догадался. Можешь убить меня — я люблю Энди! Люблю! Люблю! И всегда любила! (Торжествующе.) И он любит меня! Никогда не переставал любить! И ты это знаешь. Поэтому — уходи! Уходи, если хочешь!
Р о б е р т (отталкивая ее от себя). Какая же ты... тварь! (Не сводит с нее глаз, тяжело дыша.)

Она опирается на стол. В спальне раздается испуганный детский плач. Супруги смотрят друг на друга, внезапно
осознав непоправимость случившегося. Пауза. За окном шум подъехавшей к дому машины. У обоих рождается
одно и то же чувство. Они прислушиваются к тому, что происходит за стенами дома. Оглядываются вокруг, им
кажется, что они видели какой-то сон. И вдруг раздается веселый и громкий голос Энди: «Э-ей! Где вы все?»

Р у т (не может сдержать радости). Энди! Энди! (Бросается к двери, собираясь открыть ее.)
Р о б е р т (тоном, не терпящим возражений). Ни с места! (Идет к двери и мягко отстраняет жену.)

В спальне громко плачет ребенок.

Я сам встречу Энди. А ты иди к дочери.

Рут зло смотрит на него, но, почувствовав его непреклонность, смиряется и медленно уходит в спальню.

Громкий голос Энди: «Эй, Робби, где же ты, наконец!»

(Заставляет себя весело ответить брату.) Здравствуй, Энди! (Открывает дверь и выходит ему навстречу.)


КАРТИНА ВТОРАЯ

День спустя, одиннадцать часов утра. Жаркий, безоблачный день. Действие происходит на холме, левая сторона
его отлогая. В середине холма огромный валун, а несколько правее — высокий дуб. Слева к холму ведет едва
заметная тропинка, протоптанная в сухой, выгоревшей на солнце траве. Вдали виднеется море.
На валуне примостился Роберт. Он сидит, подперев ладонью подбородок и устремив взгляд к горизонту. На бледном,
измученном лице выражение крайнего отчаяния. Около него на траве в тени играет с куклой Мэри, что-то счастливо
напевая себе под нос. Посадив куклу под дерево, Мэри подходит к отцу, пытается влезть к нему на колени.

М э р и (тянет Роберта за руку). Папа, ты болен?
Р о б е р т (слабо улыбнувшись). Нет, родная.
М э р и. Почему ты не играешь со мной?
Р о б е р т (ласково). Сегодня не могу. Мне что-то не хочется.
М э р и. Поиграй, пожалуйста!
Р о б е р т. Не могу, Мэри. Папа чуточку нездоров. У него голова болит.
М э р и. Дай мне потрогать.

Он наклоняет к ней голову.

(Гладит его волосы.)
Р о б е р т (целуя ее, с улыбкой). Вот теперь лучше, дорогая, спасибо.

Она жмется к нему. Пауза. Они смотрят вдаль — на море.

М э р и (показывая пальчиком). Там вода, папа?
Р о б е р т. Да.
М э р и (поражена этим открытием). О-о! (Показывает на горизонт.) И больше там ничего нет?
Р о б е р т. Нет, земля там не кончается. Это горизонт. Там встречаются море и небо. А за горизонтом живут добрые феи! (Обрывая себя, горько смеется.) Но ты не должна верить в фей. Никаких добрых фей на свете нет.
М э р и (смотрит на него с интересом). Если нет, то кто же там живет?
Р о б е р т. Бог его знает. Насмешники-дьяволы, наверно.

Мэри в недоумении морщит лобик. Пауза.

(Ласково.) А ты будешь скучать, если папа уедет?
М э р и. Далеко?
Р о б е р т. Да. Очень, очень далеко.
М э р и. И Мэри больше не увидит папу?
Р о б е р т. Никогда не увидит — и скоро его забудет.
М э р и (готова заплакать). Нет. Ты не должен уезжать!
Р о б е р т. А тебе понравился дядя Энди? Тот, который вчера приехал? Не старый дядя с большими усами, а другой?
М э р и. Папа не уедет? Мэри любит папу.
Р о б е р т (очень твердо). Не уедет, дочка. Папа пошутил. (Крепко прижимает к себе ребенка.)
М э р и. О! Больно!
Р о б е р т. Прости, малышка. (Опускает ее на траву.) Поиграй с куклой, будь умницей. И не сиди на солнце!
М э р и (неохотно отходит от него и берет куклу. Минуту спустя показывает пальчиком налево, на подножие холма). Папа, там дядя.
Р о б е р т (взглянув вниз). Это твой дядя Энди.
М э р и. Он со мной поиграет?
Р о б е р т. Потом, Мэри. Ты не надоедай ему. А потом он поиграет с тобой.

Насвистывая, на холм поднимается Энди. Внешне он мало изменился — только лицо стало бронзовым, сильно
загорев в тропиках. Зато заметно изменилась манера держаться. В нем нет уже прежнего молодого веселого
добродушия. Он очень оживлен, деловит, в голосе звучат уверенные ноты — видно, что он научился командовать,
привык к повиновению других. На нем простая синяя форма капитана торгового флота.

Э н д р у. Вот ты где!
Р о б е р т. Доброе утро, Энди.
Э н д р у (подходя к Мэри). А кто эта хорошенькая молодая особа? (Подымает ее и высоко подбрасывает. Мэри хохочет.) Вот так! (Опускает ее на траву.) Вот куда ты забрался, Роберт! (Подходит к брату и садится на валун рядом с ним.) Рут послала меня сюда, но я и сам догадался, где тебя искать. (Дружелюбно толкает Роберта в бок.) По-прежнему хитришь, старина! Я не забыл, как ты скрывался здесь, чтобы помечтать и поразмыслить о жизни.
Р о б е р т (улыбаясь). Здесь прохладней, Энди, — потому меня и тянет сюда. И больше я уже не мечтаю.
Э н д р у (смеясь). Не верю! Вряд ли ты так изменился.
Р о б е р т. Устаешь мечтать, когда мечты не сбываются.
Э н д р у (внимательно вглядываясь в лицо Роберта). У тебя совершенно измученный вид. Такой, будто после страшно тяжелой работы. Тебе надо отдохнуть.
Р о б е р т. Да нет, я в полном порядке.
Э н д р у. Выслушай совет —и поступи наоборот, так, что ли? Ты помнишь, как болел? Все может вернуться, поэтому беречься не мешает.
Р о б е р т. О господи, Энди! Забудь ты о моих старых болезнях. Это все в прошлом.
Э н д р у. Добрый совет не помеха! Не обижайся, старина, я тебе лучшего желаю. (Хлопает его по спине.) Хотя, может, я и бестактен?
Р о б е р т. Я не обижаюсь. Просто не хочу вспоминать старые хворости. У меня болит голова, вот я и выгляжу плохо.
Э н д р у. Хорошо. Не скажу больше ни слова. (Пауза. С мальчишеским восторгом.) Как здорово — снова дома! Словно и не было этих лет — все, как в прежние годы. И ты все такой же, и мы снова вместе.
Р о б е р т. Для всех нас хорошо, что ты вернулся домой.
Э н д р у (многозначительно). Я все осмотрел с Рут. И мне сдается...
Р о б е р т (покраснев, резко прерывает брата). К черту проклятую ферму! Мы оба отлично знаем, что на ней делается. Поговорим сейчас о более интересном. К черту ферму, я о ней только и слышу. Мы с тобой еще словом не перекинулись наедине. Расскажи-ка лучше о своих путешествиях.
Э н д р у (взглянув на Роберта с беспокойством). Вижу — дома тебя обкормили трескотней об этой ферме. До сегодняшнего дня я и не подозревал, что мать Рут такая ведьма. (С усмешкой.) Мне жаль тебя, Роб.
Р о б е р т. Да, с ней трудновато... иногда. Что делать, надо быть снисходительным. (Пытаясь перевести разговор на другую тему.) Но расскажи-ка лучше о своих путешествиях.
Э н д р у. Да я обо всем писал тебе.
Р о б е р т (улыбнувшись). Из твоих писем — как бы это сказать — многого не узнаешь.
Э н д р у. Я не писатель. Сочинять письма мне трудней, чем справляться с тайфуном.
Р о б е р т (заинтересованно). Так ты попадал в тайфуны?
Э н д р у. Да. В Китайском море. Двое суток трепало нас. Веришь ли, думал, все ко дну пойдем. Я и не воображал, что волны такие огромные, а ветер такой свирепый. Дядя Дик превосходный капитан — не то мы все угодили бы в пасть к акулам. Еле выбрались, но главной стеньги как не бывало. Пришлось возвращаться в Гонконг на ремонт. Да я тебе обо всем писал.
Р о б е р т. Ты даже не упомянул об этом случае.
Э н д р у. А, может, забыл. Не мудрено — было столько всякой работы, когда приводили «Санду» в порядок.
Р о б е р т (с удивлением). Забыл о тайфуне? (Чуть-чуть свысока.) Ты чудак, Энди. И тебе больше нечего о нем рассказать?
Э н д р у. Почему ж, есть. Если бы я хотел потрясти тебя, то мог бы рассказать такие подробности, но они полностью опрокинули бы твои поэтические представления об океане, уверяю тебя.
Р о б е р т. А все же расскажи, прошу тебя.
Э н д р у. К чему? Услышишь — так, пожалуй, сбежать захочешь куда-нибудь, где даже маленькой речушки в округе на сто миль нет. Забыть обо всем, что было. А работа? Я так уставал, что мечтал только об одном — чтобы «Санда» пошла ко дну. Целых две недели есть было нечего — все продукты намокли. Казалось, вся вода из Китайского моря обрушилась на нас. Ни укрыться, ни поспать. Мокрые до костей. Море бушует. Волны такие — того и гляди смоет. Уверяю — сущий ад! В такие моменты, когда сил уже бороться не хватало, я вспоминал тебя. Думал — вот тебя бы сюда — живо излечился бы от своих мечтаний о прекрасном море! Уверен — излечился бы!
Р о б е р т. Но в этом столько романтики!
Э н д р у. Ад, говорю тебе, а не романтика. Я вот забыл сказать, а одного из матросов — норвежца, кажется, Олли мы его звали — так смыло за борт. Это что, тоже романтика? Для рыб, может быть, но не для меня, старина!
Р о б е р т (сухо). По-видимому, море произвело на тебя неважное впечатление.
Э н д р у. Какое там! Собачья жизнь. Работаешь как дьявол, а за что? На суше за такие деньги связываться бы не стал!
Р о б е р т, Значит, больше не поедешь?
Э н д р у. Хватит с меня. Сыт! Ноги моей на море не будет— разве только придется отправиться туда, куда поездом не доедешь. Мое место — на суше.
Р о б е р т. Но ты же учился, получил права капитана.
Э н д р у. Надо же было что-то делать, чтоб не сойти с ума. Дни тянулись бесконечно, кругом только море да небо! Пойти некуда — настоящая тюрьма! (Рассмеявшись.) Ты, помню, страшно мечтал о Востоке. Понюхал бы, как он пахнет! Разочек пройдешься под тропическим солнцем по грязным узким улочкам — и всю жизнь будет тошнить от «тайн и чудес Востока», о которых ты грезил. А какая вонь у них на базарах!
Р о б е р т. Значит, ты на Востоке только одно и заметил — вонь!
Э н д р у. Да, и в придачу малярию. Вот тебе твои тропики! Не хотел бы я снова попасть туда. Правда, белому там легко заработать большие деньги. Туземцы очень ленивы и не хотят работать.
Р о б е р т. Судя по твоим письмам, тебе все же кое-где понравилось — в Сиднее, в Буэнос-Айресе...
Э н д р у. Сидней хороший город, ничего не скажешь! (С восторгом.) Но Буэнос-Айрес! Вот это город! Да, в Аргентине человек с головой на плечах может многого добиться. Ты прав — эта страна мне понравилась. Туда я и отправлюсь — вот только побуду немного с вами да дождусь парохода на Буэнос-Айрес. Постараюсь устроиться помощником капитана, чтобы не платить за проезд. Там мне каждая копейка нужна будет.
Р о б е р т. Значит, дома ты не останешься?
Э н д р у. Разумеется, нет. Какой смысл? И одного из нас тут достаточно.
Р о б е р т. Теперь ферма тебе кажется слишком тесной?
Э н д р у (не заметив насмешливого тона Роберта). Ты и понятия не имеешь, что за великолепная страна Аргентина. Я без конца бродил по Буэнос-Айресу, познакомился с множеством интересных людей, — конечно, говорящих по-английски. Их в городе уйма. У меня было рекомендательное письмо от одного приятеля. Мы познакомились с ним в Гонконге. Его брат торговец зерном в Буэнос-Айресе. Я ему страшно понравился, и он предложил мне работу. Я согласился бы сразу, но не мог оставить дядю Дика. Да и с вами очень хотелось повидаться. Ну ничего, скоро я вернусь туда. Посмотришь, как я там развернусь! Как ты относишься к такому плану?
Р о б е р т. Для тебя, Энди, это прекрасно.
Э н д р у. Мы вот считаем — наша ферма очень хороша. Но, Роб, если бы ты знал, какие фермы в Аргентине! Это молодая страна, перед ней великое будущее. Мне хотелось бы преуспеть в каком-нибудь большом деле. Для чего же жить иначе? Работа, которую мне предложили, сулит многое. Я знаю толк в земле, в зерне. За последнее время прочел массу специальных книг. (Заметив, что Роберт не слушает.) Да проснись же ты, книжный червь, любитель стихов! Я же знаю, тебе пристукнуть меня хочется за мои «деловые» мечты, скажешь, нет?
Р о б е р т (смущенно). Что ты, Энди! Просто я думал о другом. (Нахмурясь.) Как я завидую твоей деловитости!
Э н д р у. Вот что, Роб. Давай поговорим с тобой о ферме.
Р о б е р т. Не хочу.
Э н д р у. Утром я всюду прошелся с Рут — и она мне рассказала... (мягко) о всем положении и о твоем проекте — заложить ферму.
Р о б е р т (с горечью). Что правда, то правда, но дела, наверно, даже хуже, чем она сказала.
Э н д р у. Да, не блестящи. Но ты не упрекай себя. Уж когда не везет...
Р о б е р т. Не надо, Эндру! Вина моя... Моя полная непригодность, и ты это знаешь так же, как я. Я едва свел концы с концами, но в этом году мне и этого не удастся, если не заложить ферму.

Пауза.

Э н д р у. Не делай этого. У меня есть что-то около тысячи — и я тебе все отдам.
Р о б е р т (твердо). Я не возьму. Деньги тебе пригодятся в Буэнос-Айресе.
Э н д р у. Но я могу...
Р о б е р т (решительно). Я сказал — не возьму!
Э н д р у. Не упрямься! (Пауза.) Ладно, попробую что-нибудь сделать, пока я здесь. Постараюсь найти подходящего человека. Он будет всем заниматься вместо тебя. Если дела у него пойдут хорошо, заплатишь ему кроме жалования проценты.
Р о б е р т. Ничего не надо. Не беспокойся. Все поправится после уборки хлебов...
Э н д р у (с сомнением). Возможно. Виды на урожай у тебя не плохи.
Р о б е р т. И тогда я выкуплю ферму. Так что сейчас это временная мера.

Пауза.

Э н д р у. А лучше — позволь мне помочь вам.
Р о б е р т. Нет — и больше об этом не заговаривай!
Э н д р у (хлопает брата по спине, стараясь казаться веселым). Во всяком случае, обещай, что ты примешь меня в долю, когда я наживу состояние и захочу совсем вернуться домой.
Р о б е р т. Не сомневаюсь, своего ты добьешься.
Э н д р у. В конце концов, заложить ферму не так уж плохо: будет легче развязаться с ней, если вдруг ты вздумаешь перебраться ко мне в Буэнос-Айрес.
Р о б е р т. Если б я был один!
Э н д р у. Да, боюсь, твои не захотят переехать. (Пауза.) Как жаль, что па не дожил до этого времени. (Подавляя волнение.) Я очень тяжело пережил его смерть. Расскажи, как он умер. Ты написал об этом уж слишком коротко.
Р о б е р т (уклоняясь от прямого ответа). Теперь он успокоился, Энди. Я не хочу расстраивать тебя.
Э н д р у. Он так и не смягчился ко мне?
Р о б е р т. Как тебе сказать? Он так ничего и не понял.

Пауза.

Э н д р у. Надеюсь, вы давно забыли, из-за чего я уехал? Роб?

Роберт утвердительно кивает головой, отвернув, однако, лицо от брата.

В те дни я был еще глупее, чем ты. Но это счастье, что я уехал. У меня очень скоро открылись глаза на все. Я понял, что обманывался. Не пробыл в море и полугода, как начисто забыл все.
Р о б е р т (повернувшись, испытующе смотрит на Эндру). Ты имеешь в виду Рут?
Э н д р у (смущенно). Да. Я бы ни за что не заговорил сейчас, да не хочу, чтобы ты заблуждался. (Смотря Роберту в глаза.) Я правду говорю — я все забыл. Может, дурно, что я оказался таким легкомысленным. Но, скорее, все это было просто какой-то ребяческой фантазией. Теперь-то я понимаю: я совсем не был влюблен, а просто искренно разыгрывал роль героя и влюбленного. (Вздыхает с облегчением.) Вот и все. Я рад, что сказал тебе и свалил с души эту тяжесть. А то чувствовал себя как-то неловко. Думал, вы оба до сих пор считаете, что я... (В голосе у него слышится что-то вроде мольбы.) Между нами ничто не стоит — правда, Роб?
Р о б е р т (тихо). Да, правда, Энди.
Э н д р у. И Рут я тоже скажу — если, конечно, соберусь с духом. А то ей, может, не очень ловко со мной. Ведь она не знает, как я отношусь сейчас к тому, что было...
Р о б е р т (медленно). Однако... Ради нее, не нужно ей говорить.
Э н д р у. Ради нее? Ты думаешь, ей неприятно вспоминать, как я был глуп? Но, право, будет хуже, если...
Р о б е р т (обрывая его, нервно). Поступай как знаешь. Ради бога, оставим этот разговор.

Пауза. Эндру с недоумением смотрит на брата.

(Тщетно стараясь быть спокойным.) Прости, Энди. У меня очень болит голова.
Э н д р у (бормочет). Только не сердись на меня, Роб.
Р о б е р т. А куда девался дядя Дик?
Э н д р у. Какие-то дела на «Санде». Сказал — не знает, когда вернется. Мне тоже придется пойти в порт. Поэтому я и надел форму.
М э р и (показывая на холм влево). Посмотри, папа, там — мама! Мама! (Прыгая, бежит по дорожке.)
Э н д р у (встает и смотрит вниз). Да, это Рут. Должно быть, ищет тебя. (Хватает Мэри.) Нельзя так бегать — упадешь.
Р о б е р т. Стой и жди маму.
М э р и (пытаясь вырваться из рук Эндру). Нет — к маме!
Э н д р у. Вот и она!

Слева появляется Рут. Она в белом платье, принарядилась. Рут сейчас очень хороша, она раскраснелась и полна жизни.

М э р и (бежит к ней). Мама!
Р у т (целуя ее). Здравствуй, детка! (Подходит к братьям; холодно, Роберту.) Там на дороге тебя ждет Джек.
Р о б е р т (устало поднимаясь). Сейчас иду. (Смотрит на Рут, видит, что она словно расцвела, и лицо его темнеет.)
Р у т. Возьми с собой Мэри. Иди с папой, будь хорошей девочкой! Бабушка ждет тебя обедать.
Р о б е р т (коротко). Идем, Мэри.
М э р и (берет его за руку, весело танцует). Папа! Папа!

Они спускаются по холму налево.

Р у т (нахмурясь, с минуту смотрит на них и затем с улыбкой поворачивается к Эндру). Посидим здесь, Энди. Совсем как в былые дни. (Легко вскакивает на валун и садится.) Здесь хорошо, прохладно после душных комнат.
Э н д р у (присаживается рядом с ней). Да, здесь чудесно.
Р у т. Я устроила себе праздник, освободилась от кухни — в честь твоего приезда. (Радостно смеясь.) Чувствую — у меня за спиной крылья и я вот-вот унесусь к морю. Ты мужчина — тебе не понять, как ужасно без конца стряпать, стирать, мыть...
Э н д р у (сделав гримасу). Могу себе представить.
Р у т. Твоя мать захотела устроить тебе обед. Она так рада, что ты вернулся домой. Я предложила ей помочь, но она, видно, испугалась, что я тебе яд подсыплю, — вот и выставила меня из кухни.
Э н д р у. Это на нее похоже!
Р у т. Она очень о тебе скучала. И все мы тоже. И ферма без тебя пришла в запустенье, как ты сам убедился утром.
Э н д р у (нахмурившись). Да, к сожалению, это так. Бедняге Робу очень тяжело.
Р у т (презрительно). Сам во всем виноват. Ничем-то он не интересуется.
Э н д р у (с упреком). Не брани его. Хозяйничать на ферме не по нем, Рут. Но он старался изо всех сил, ради тебя, стариков и малютки.
Р у т (равнодушно). Возможно. (Смеется.) Но, к счастью, все позади. Робу не придется жаловаться на невезение, раз ты примешься хозяйничать. Ферме нужен хозяин расторопный, который умеет смотреть вперед.
Э н д р у. Роб не умеет, он сам это сознает. Попробую нанять для него какого-нибудь опытного фермера, он будет получать жалованье и проценты. Роба это разгрузит, и он не будет так изводить себя. Он, Рут, очень плохо выглядит. Ему нужно беречься.
Р у т (равнодушно). Да, конечно. (Пытается понять, почему Эндру хочет кого-то нанять.)
Э н д р у. Было б хорошо, если бы Роб смог перебраться в город. Там он занялся бы работой в газете или чем-нибудь в этом роде. Вот такой у меня план, Рут.
Р у т (небрежно). Робу всегда хотелось уехать отсюда. (Подозрительно.) А зачем нужно кого-то нанимать, раз ты вернулся?
Э н д р у. Пока я здесь, я, конечно, сам за всем присмотрю. Но когда я уеду...
Р у т (не верит своим ушам). Уедешь?!
Э н д р у. Да, в Аргентину.
Р у т. Снова собираешься в море?
Э н д р у. Нет, с морем кончено. Я поеду в Буэнос-Айрес. Займусь там торговлей зерном.
Р у т. Это очень далеко?
Э н д р у (шутливо). Примерно шесть тысяч миль — целое путешествие. (С восторгом.) Там такие возможности! Роб тебе расскажет, он уже все знает. Мне не хочется сейчас повторять.
Р у т (покраснев от гнева). И он не попытался тебя удержать?
Э н д р у (удивленно). Разумеется, нет.
Р у т (медленно и резко). Так и следовало ожидать.
Э н д р у (удивлен). Роб очень хороший парень. Он не станет отговаривать меня от выгодного дела. А он сразу понял, что это выгодно, — спроси его.
Р у т (изумленно). И ты обязательно уедешь?
Э н д р у. Не сейчас — придется дожидаться парохода. А покуда поживу у вас.
Р у т (сокрушенно). Так! (Порывисто.) О Энди, не уезжай — мы надеялись и молились, чтобы ты вернулся, обосновался здесь и поправил дела на ферме! Подумай, что будет с мамой, если ты уедешь, да и с фермой. Роб окончательно разорит ее.
Э н д р у (нахмурясь). Роб не так плох. К тому ж, если я найду ему помощника, все будет в порядке.
Р у т (настойчиво). Но мама, подумай о ней!
Э н д р у. Она привыкла к тому, что меня нет. Да и возражать не будет, когда узнает, что так лучше для нее и для всех нас. Ну спроси у Роба! Года через два у меня будет состояние, увидишь. Вот тогда я вернусь и сделаю из фермы образцовое хозяйство, А пока буду вам помогать. Видишь ли, Рут, я действительно могу сделать большое дело, у меня будут деньги, много денег, и тогда вы ни в чем не будете нуждаться. Я чувствую себя способным на большее, чем торчать тут. Путешествие многому меня научило. Передо мной открылись новые горизонты. Я не могу удовлетвориться жизнью на ферме. Мне нечего здесь делать, все мне кажется таким мелким. Пойми меня. О, я знаю, ты все очень хорошо поймешь, Роб передаст тебе наш разговор.
Р у т (в ней зародилосъ смутное подозрение). А что он говорил тебе обо мне?
Э н д р у. О тебе? Ничего.
Р у т (настойчиво). Это правда, Энди Мэйо? Разве он не сказал, что я... (Смешавшись, не договаривает.)
Э н д р у (удивленно). Да нет, о тебе и речи не было. Почему ты думаешь, что он говорил о тебе?
Р у т (ломая руки). Господи, как мне узнать, лжешь ты или нет?
Э н д р у (сердясь). Что ты говоришь? Я никогда тебе не лгал. И зачем бы я стал лгать?
Р у т (все еще сомневаясь). Поклянись! Поклянись... Не по той ли причине... (отворачиваясь от него и опуская глаза) не по той ли причине, из-за которой ты уехал тогда, ты опять хочешь уезжать... (Конец фразы она произносит дрожащим и нежным шепотом.) Так вот послушай, из-за этого тебе не нужно уезжать.
Э н д р у (смущенно, с натянутым смехом). Ах, вот ты о чем! Об этом, Рут, тревожиться не надо. (Твердо.) Я понимаю, тебе со мной не очень просто... из-за того, что я был таким дураком, когда решил уехать. Но я был молод и глуп и не очень отвечал за свои поступки. Пойми — и забудь.
Р у т (с болью закрывая руками лицо). О, Энди!..
Э н д р у (ничего не поняв). Знаю — я не должен напоминать тебе о моей глупости. Но право, так лучше. Теперь все ясно, и нам по-прежнему будет легко втроем. И никто не станет мучиться и гадать, что у кого на сердце. И даже думать не смей, что я опять уезжаю по той же причине. Я уже не мальчик. По-честному, Рут, я все забыл — еще раньше, чем мы добрались до Гонконга. Я помнил только эту ужасную ссору с папой и очень страдал.
Р у т. Энди! Умоляю — замолчи!
Э н д р у. Нет уж, кончу, раз начал. Я хочу, чтоб ты поверила, — я давно выкинул из головы всю эту дурь. Я отношусь к тебе как к сестре.
Р у т (с истерическим смехом). Боже мой! Энди, да замолчишь ли ты? (Снова закрывает лицо руками.)
Э н д р у (огорченно). Что такое, стоит открыть мне рот, как вы тотчас взрываетесь. Роберт сказал мне почти так же, как ты сейчас, когда я помянул прошлое.
Р у т (крича). Ты сказал ему то же самое, что сказал сейчас мне?
Э н д р у. Конечно, а почему нет?
Р у т. О боже!
Э н д р у (встревоженно). Почему, почему мне не следовало говорить?
Р у т (истерически). О, мне все равно, все равно! Уйди, оставь меня!

Эндру, обиженный и сбитый с толку, встает и молча спускается с холма влево. Пауза.

Э н д р у (показывая вниз на долину). А вон Роб возвращается с дочкой, и капитан с ними. Дядя быстро обернулся. Я не ожидал от него такой прыти. Значит, мне надо торопиться в порт, а потом на «Санду»! (Возвращается к валуну.)

Рут стоит, по-прежнему отвернувшись от него.

Я не видел, чтобы отец был так привязан к ребенку, как Роб. Глаз с нее не спускает. Не мудрено, девчурка просто прелесть. Можешь ею гордиться! (Косится на Рут, проверяя, не вернулось ли к ней веселое настроение.) Очень на отца похожа, правда, Рут? Но и тебя напоминает — глаза у нее твои.
Р у т (жалобно). О, Энди, у меня разболелась голова! Мне не хочется разговаривать. Оставь меня, пожалуйста.
Э н д р у (смотрит на нее с удивлением, затем уходит, говоря несколько обиженно). У всех сегодня нервы на пределе. Видно, я здесь лишний. (Стоит около тропинки, носком башмака приминая траву.)

Минуту спустя появляется капитан Скотт, а за ним Роберт с дочкой на руках. Скотт почти совсем не изменился
за три года, он по-прежнему шумен и весел. Как и Эндру, он в форме капитана торгового флота. Взобравшись на
холм, старается отдышаться, вытирает с лица пот. Роберт бросает быстрый взгляд на брата, замечает, что он расстроен.
Затем смотрит на Рут, та, увидя Роберта и капитана, отворачивается и смотрит на море.

М э р и. Мама! Мама!

Роберт опускает Мэри на землю, и она бежит к матери. Рут хватает ее в объятия и бурно прижимает к себе,
не глядя на остальных. В течение следующей сцены она не спускает Мэри с рук.

С к о т т (отдуваясь). Фф-у! У меня хорошая новость для тебя, Энди! Ох! Дай отдышусь. Ну и проклятый холм, взбираться хуже, чем на реи. Посижу немного. (Садится на траву.)
Э н д р у. Вот не думал, что ты так скоро вернешься.
С к о т т. Да и я не думал. Но в пароходстве я кое-что услышал, сразу же распустил паруса, и к тебе.
Э н д р у (нетерпеливо). В чем дело?
С к о т т. Проходил я мимо пароходства. Решил узнать — не найду ли там кого, кто б пошел на «Санду» помощником капитана — вместо тебя. А в пароходстве тобой заинтересовались, спросили, не нанялся бы ты на судно «Эль Пасо» — им тоже нужен помощник капитана. «Эль Пасо» держит курс на Буэнос-Айрес, а ты ведь хочешь вернуться туда. Как, подходящее дело?
Э н д р у (у него загорелись глаза). Какая удача! Когда этот пароход отправляется?
С к о т т. Завтра утром. Я им сказал — не знаю, захочешь ли ты ехать так быстро, а мне ответили, что подождут тебя до вечера. Я и помчался сюда в первой же машине. Так что теперь решай.
Э н д р у. Это как раз то, что надо. Другого парохода в Буэнос-Айрес, да еще с вакансией помощника капитана, можно и не дождаться. (Смотрит то на брата, то на Рут.) Ах, черт побери, завтра — это слишком скоро. Хоть бы через неделю!.. Уехать сразу из дому, когда я только вернулся, — это трудно. И все же — ведь это один шанс из тысячи! Роберт, что ты скажешь? Что мне делать?
Р о б е р т (заставляет себя улыбнуться). Ты знаешь, тот, кто колеблется... (Нахмурясь.) Тебе везет, Энди. Судя по твоему рассказу, тебе, пожалуй, надо ухватиться за это предложение. Но решать за тебя я не могу.
Р у т (повернувшись к Эндру и глядя на него в упор. Глубоко обиженно). Да, Энди, ты должен ехать. (Снова отворачивается от него.)

Неловкая пауза.

Э н д р у (задумчиво). Да, думаю, я поеду. В конце концов для всех нас это самое лучшее. Как ты думаешь, Роб? Прав я...

Роберт молча кивает головой.

С к о т т (вставая). Значит, решено.
Э н д р у (теперь, после того как он принял решение, в голосе его снова звучат энергия и надежда). Да, я соглашусь на это место. Чем скорее уеду, тем скорее вернусь, это несомненно! И вернусь я в следующий раз не с пустыми руками. Вот увидите!
С к о т т. Торопись, Энди. Я не слишком-то полагаюсь на парней из пароходства. Я возвращаюсь в порт, поедем-ка со мной.
Э н д р у. Только зайду домой и уложу вещи.
Р о б е р т (спокойно). К обеду вернетесь?
Э н д р у (озабоченно). Не знаю, будет ли у меня время. Который час?
Р о б е р т (с упреком). Мама специально для тебя готовила обед, Энди.
Э н д р у (покраснев). Я и забыл! Вот дурак! Нет, конечно, я останусь и пообедаю дома, даже если придется пропустить все чертовы корабли на свете. (Повернувшись к капитану, быстро.) Пошли, дядя. Пройдемся до дома. По дороге вы мне поподробнее расскажете об этом судне. (Вместе с капитаном направляется налево. Через плечо брату.) А ты скоро, Роб?
Р о б е р т. Следом за вами.

Эндру и капитан уходят. Рут ставит девочку на землю и закрывает лицо руками, плечи у нее сотрясаются
от рыданий. Роберт мрачно смотрит на нее.

М э р и (подходит к отцу, испуганно берет его за руку). Папа, мама плачет! Папа!
Р о б е р т (наклонясь к дочери, гладит ей волосы, старается говорить как можно мягче). Да нет, девочка! Просто она зажмурилась от солнца. (Ласково.) Ты не проголодалась, Мэри?
М э р и (решительно). Проголодалась.
Р о б е р т (твердо). Тебе уже пора обедать.
Р у т (глухо). Идем, Мэри. (Быстро вытирает глаза, не глядя на Роберта, подходит к девочке и берет ее за руку. Горестно.) Пойдем, я тебя покормлю. (Идет налево, опустив глаза вниз.)

Мэри вприпрыжку бежит рядом с матерью, держась за ее руку.
Роберт немного погодя следует за ними.

Занавес



ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ


КАРТИНА ПЕРВАЯ

Декорация та же, что в первой картине второго действия. Пять лет спустя. Раннее октябрьское утро. Еще темно,
но постепенно за окном начинает светлеть.
При свете стоящей на столе керосиновой лампы видно, что обстановка в комнате обветшала. На окнах грязные
и разорванные занавески, одно из них совсем не занавешено. На крышке бюро скопилась пыль — видно, оно давно
не открывалось. На обоях грязные пятна сырости. Ковер выцвел, на нем ногами вытоптаны дорожки к кухне и другим
дверям. Стол без скатерти, на нем пятна от горячей посуды, от пролитой еды. На спинке качалки следы грубого
ремонта. Печь покрыта ржавчиной. У стены недалеко от печки в беспорядке лежит вязанка дров. Вся атмосфера резко
контрастирует с той, которая царила здесь пять лет назад. Бедность стала привычной, ее больше не стыдятся и не
стараются скрыть.

У печки сидит Рут, стараясь согреть руки, — в комнате сыро и холодно. На плечи наброшена шаль, скрывающая
черное траурное платье. Рут страшно постарела. Бледное, с обострившимися чертами лицо поражает своей почти
каменной неподвижностью. Это лицо человека, утратившего способность чувствовать или ждать чего-либо от жизни.
Голос женщины стал сухим, монотонным. Небрежно надетое платье, кое-как причесанные волосы с мелькающими в
них седыми прядями, давно не чищенные стоптанные башмаки — все это говорит об охватившей ее полной апатии.

В кресле у печки, завернувшись в одеяло, спит миссис Аткинс.
Из спальни через открытую дверь доносится шум — кто-то встал с постели.

Рут с раздражением смотрит в сторону спальни. В дверях, держась за косяк, показывается Роберт. Он очень похудел.
Давно не стриженные волосы в беспорядке. На щеках темно-красные пятна, глаза лихорадочно блестят. На нем
фланелевая рубашка и бумажные брюки. На босых ногах шлепанцы.

Р у т. Тишше! Мама спит.
Р о б е р т (с усилием произнося слова). Не беспокойся, не разбужу. (С трудом доходит до стола и в полном изнеможении опускается в качалку.)
Р у т (уставившись неподвижным взглядом на печь). Сядь поближе к огню — там теплей.
Р о б е р т. Нет. Я и так весь горю.
Р у т. Тебя лихорадит. Ты же знаешь. Доктор не велел тебе вставать с постели.
Р о б е р т (раздраженно). Старый дурак! Что он смыслит? Ложись и не вставай — единственное его предписание.
Р у т (равнодушно). А сегодня как ты себя чувствуешь?
Р о б е р т (приподнято). Отлично — лучше, чем когда-либо. Я совершенно здоров, только ослаб сильно. Наверно, был кризис. Увидишь, теперь быстро пойдет на лад, и старый дурак доктор тут ни при чем.
Р у т. Он очень внимателен к нам.
Р о б е р т. Конечно, он исправно помогает нам отправляться на тот свет. Он был «внимателен» к папе, к маме и... (у него дрогнул голос) и к Мэри.
Р у т (безразлично). Он сделал все, что мог. (Пауза.) Энди обещал привезти с собой специалиста. Он-то, наверно, придется тебе по вкусу.
Р о б е р т (горько). Это его ты и ждешь всю ночь?
Р у т. Да.
Р о б е р т. И Энди тоже?
Р у т (не проявляя никакого чувства). Кому-нибудь надо ждать. Кто знает, в котором часу они приедут. Энди не был дома пять лет, как же его не встретить?
Р о б е р т (с горькой и грустной усмешкой). Пять лет! Целая вечность!
Р у т. Да.
Р о б е р т (значительно). Все пять лет — ждать?
Р у т (равнодушно). Все давно в прошлом, Роберт.
Р о б е р т. Да, в прошлом. (Пауза.) Эти телеграммы тут? При тебе?

Рут утвердительно кивает.

Покажи их. Меня лихорадило, когда их принесли. Я ничего в них не разобрал. (Торопливо.) Сейчас мне хорошо. Дай, я прочту опять.
Р у т. На! Первая сверху. (Вынимает телеграммы из кармана и отдает их мужу.)
Р о б е р т. Так, эта из Нью-Йорка. «Только сошел с парохода. Задерживаюсь важному делу. Окончании еду домой». (Печально улыбается.) Дело прежде всего — таков девиз Энди. (Читает.) «Надеюсь, вы здоровы. Энди.» (Иронически повторяет.) «Надеюсь, вы здоровы»!
Р у т (все так же безразлично.) Тогда он не знал, что ты заболел. Я только потом ему сообщила.
Р о б е р т (с раскаянием). Конечно, он не знал, — ты права. Я просто дурак. А что ты ответила? Напомни.
Р у т (не отвечая прямо на вопрос). Ответила кратко.

Роберт хмурится.

Написала — надо скорее приехать, потому что ты очень болен.
Р о б е р т (с раздражением). Что за идиотизм! Он бог знает что вообразит — что я умираю, например. Ты написала, чем я болен?
Р у т. Да. Я написала — у тебя больные легкие, только два слова.
Р о б е р т (с раздражением). И глупа же ты! Сколько раз я тебе толковал — у меня обыкновенный плеврит. До сих пор ничего не можешь запомнить. Легкие и плевра — это не одно и то же.
Р у т (грубо). Я написала то, что сказал доктор Смит.
Р о б е р т (сердито). Чертов невежда твой доктор!
Р у т (равнодушно). Не все ли равно, что я написала Энди?

Пауза.

Р о б е р т (открывая вторую телеграмму). А эту он послал вчера вечером. Прочтем. (Читает.) «Еду домой ночным. Телеграмму получил. Везу специалиста. Порту беру машину». (Высчитывает.) Ночной приходит в порт в четыре тридцать — или, кажется, в пять. Доехать сюда от порта на машине около часа. Который час?
Р у т. Кажется, начало шестого.
Р о б е р т. Значит, он скоро будет здесь. Очень хорошо, что с ним настоящий специалист. Мне надоел этот знахарь.. Специалист сразу увидит, что легкие у меня в полном порядке.
Р у т (бесстрастно). Ты ужасно кашляешь.
Р о б е р т (с раздражением). Вздор! Ты что, сама никогда не кашляла?

Рут молча смотрит на печку.

(Беспокойно ворочается в качалке. Пауза. Наконец взгляд его останавливается на спящей миссис Аткинс.) Какая она счастливая — все время спит без просыпу!
Р у т. Мама устала! Она просидела со мной почти всю ночь.
Р о б е р т (насмешливо). Ах, она тоже ждет Энди? (Пауза. Вздыхает.) А я никак не мог заснуть. Начал считать, сосчитал чуть не до тысячи — ничего не помогло. В голове без конца вертелись обрывки каких-то мыслей. Я отчаялся заснуть, стал просто лежать в темноте — и думать. (Пауза. Очень мягко.) Я думал о тебе, Рут, о том, как тяжело пришлось тебе в эти годы. (Умоляюще.) Прости меня, Рут.
Р у т (все так же бесстрастно). Нам всем было тяжело. И все прошло.
Р о б е р т. Да. Тяжело было всей нашей семье, за исключением Энди. (В порыве больной зависти.) Энди добился своей цели. У него куча денег, он крупный делец. (Насмешливо.) А чего же еще может желать человек, а, Рут? Вот он возвращается домой, мы восхищаемся им. (Нахмурясь, с раздражением.) Бог ты мой, что это со мной? Что я говорю? (Пауза.) Да, эти годы были ужасными для нас с тобой. (Тихим, дрожащим голосом.) Особенно последние восемь месяцев, когда не стало Мэри. (Подавляет рыдание, с отчаянием.) Последняя надежда на счастье. Если бы был бог, я бы проклял его!
Р у т (не глядя на него). Мэри больше не страдает... ей теперь лучше.
Р о б е р т (мрачно). Нам всем когда-нибудь будет лучше. (С внезапным гневом.) Пусть твоя мать прекратит болтать, что Мэри в наследство от меня получила слабое здоровье. (Слезы вот-вот хлынут у него из глаз.) Скажи, пусть прекратит!
Р у т (упрямо). Так сказал доктор Смит. Она только повторяет его слова.
Р о б е р т (в бешенстве). Он старый осел, и я выгоню, если...
Р у т (резко). Тише ты! Разбудишь ее! Она на меня обрушится, не на тебя.
Р о б е р т (закашлялся, вытягивается в качалке, ослабев. Пауза). Твоя мать злится на меня потому, что я не попросил Энди помочь мне, когда дела пошли совсем плохо.
Р у т (обиженно). А ты мог бы попросить. Денег у него уйма, если он не врет.
Р о б е р т. Тебе-то во всяком случае не следует брать у него денег.
Р у т. Интересно, почему? Он ведь твой брат.
Р о б е р т (пожав плечами). Какой смысл объяснять тебе? Я сумел обойтись без его помощи, этого ты не можешь отрицать. (Засмеялся горьким смехом.) Господи, да что это я хвастаюсь? Кругом в долгах, налоги не уплачены, проценты тоже. Какой я дурак! (Откидывается назад, закрывает глаза. Очень тихо.) Да, я признаю, я — неудачник. Из-за меня ты несчастна. Ты ненавидишь меня, и я не упрекаю тебя за это.
Р у т. Я не ненавижу тебя. Я сама во многом виновата.
Р о б е р т. Нет, Рут. Я понимаю тебя. Разве ты могла не любить Энди?
Р у т (бесстрастно). Никого я не люблю.
Р о б е р т (не обращая внимания на ее ответ). Не надо отрицать, меня это больше не трогает. (Пауза. Нежно улыбается ей.) Знаешь, Рут, о чем я мечтал в темноте? (Смеется.) Может, это глупо... но я думал о нашем будущем... о том, как мы будем жить, когда я поправлюсь. (Смотрит на нее умоляюще, боясь, что она поднимет его на смех.)

Рут по-прежнему смотрит в печь, лицо ее ничего не выражает.

(Голос его становится более страстным.) В конце концов, почему бы нам не помечтать о будущем? Мы еще молоды. Только бы сбросить с себя это проклятие — ферму. Она губит нашу жизнь. Вот приедет Энди... Я решил отбросить свою глупую гордость... займу у него денег, и мы переберемся в город. Там люди живут настоящей большой жизнью — не прозябают, как мы здесь. Мы начнем жизнь сначала, Рут. (Уверенно.) И я больше не буду неудачником — тебе не придется краснеть за меня. Я докажу, что не напрасно читал книги. В городе я сумею приложить свои знания. (Неопределенно.) Я смогу писать статьи... или что-нибудь в этом роде. Мне всегда хотелось стать журналистом. (Умоляюще.) Ты согласна, Рут?
Р у т. У меня же мама.
Р о б е р т. Она поедет с нами.
Р у т. Никогда.
Р о б е р т (сердито). Это твой ответ?! (Он дрожит, в голосе звучат такие необычные ноты, что Рут пугается.) Ты лжешь, Рут. Мать — только предлог! Здесь будет жить Энди! Поэтому ты хочешь остаться! (Задыхается от кашля.)
Р у т (поднимается, испуганным голосом). Что с тобой? (Подходит к нему.) Хорошо, я поеду с тобой, Роб. Я вовсе не думаю об Энди. О, перестань кашлять, ради бога! Тебе станет хуже! (Успокаивает его.) Я поеду с тобой в город... как только ты поправишься. Право же, Роберт, обещаю.

Роберт закрывает глаза.

(С беспокойством глядит на него.) Лучше тебе сейчас?
Р о б е р т. Лучше.

Рут возвращается на свое место. Пауза.

(Выпрямляется, смотрит на жену счастливыми глазами.) Значит, ты поедешь, Рут?
Р у т. Да.
Р о б е р т (взволнованно). Да, Рут, мы начнем все сначала — вдвоем, ты и я. После всего, что было, нам должно улыбнуться счастье! Не так уж бессмысленна жизнь. Мы будем еще счастливы. Не напрасно же мы столько страдали!
Р у т (обеспокоена его возбуждением). Конечно, конечно, Роб, только успокойся, пожалуйста.
Р о б е р т. О, не бойся! Мне хорошо, право, хорошо — ведь я снова могу надеяться. Если б ты знала, как хорошо, когда есть уверенность — это уже не пустые мечтания, а нечто реальное, осязаемое.
Р у т. Да-да, но лежи тихо.
Р о б е р т. Глупости, не хочу лежать тихо. Силы возвращаются ко мне! (Легко встает с кресла.) Гляди, как я легко двигаюсь. (Подходит к ее стулу, с улыбкой склоняется к ней, собираясь поцеловать ее.) Я целую тебя... в первый раз за эти годы. Да будет новая жизнь!
Р у т (дает ему поцеловать себя, с беспокойством). Садись, Роб, бога ради!
Р о б е р т (гладя ее волосы, невнятно и упрямо). Не сяду! Что ты беспокоишься! (Кладет руку на спинку ее стула.) Послушай, Рут. Все наши страдания были для нас испытанием, понимаешь? Мы выдержали его, доказали, что достойны награды. (Восторженно.) Жизнь не сломила нас! И теперь все наши мечты сбудутся. Веришь?
Р у т (очень испугана — ей кажется, он сошел с ума). Да-да, только, может, тебе лечь отдохнуть?
Р о б е р т. Нет. Я встречу восход солнца. Оно предвещает счастье. (Подходит к окну в глубине комнаты и, отодвинув занавеску, смотрит в него.)

Рут, вскочив, подходит к столу и наблюдает за мужем, не сводя с него глаз.

(Слабеет, весь как-то сразу обмяк; печальным голосом.) Солнца еще нет, слишком рано. Видны только проклятые темные холмы. (Опускает занавеску, отходит от окна, держась рукой за стены, чтобы не упасть. Искусственно взвинченные силы иссякают, оживление сходит с лица, глаза тускнеют. Пробует улыбнуться.) И никакого предзнаменования счастья... Но солнце появится скоро. (Покачнулся.)
Р у т (спешит поддержать его). Пойдем, Роб, надо лечь. А то совсем ослабнешь к приезду нового доктора.
Р о б е р т. Ты права. Он не должен думать, что я слабее, чем на самом деле. Теперь я засну (весело), очень крепко засну, я чувствую.
Р у т (помогает ему дойти до спальни). Это тебе лучше всего.

Входят в спальню.

(Тут же возвращается. Стоя у порога.) Я закрою дверь, спи спокойно! (Закрыв дверь, подходит к матери и будит ее, тряся за плечи.) Ма! Проснись!
М и с с и с  А т к и н с (вздрогнув, просыпается). Что случилось?
Р у т. Здесь был Роберт, говорил со мной. Я опять его уложила. (Увидев, что мать окончательно проснулась, она успокаивается и садится на стул у печки. Страх прошел, она снова впадает в апатию.) Он был очень странный... И глаза какие-то дикие.
М и с с и с  А т к и н с (резко). Из-за этого надо было меня будить и пугать насмерть?
Р у т. Мне стало страшно. Смотрел в окно, что-то говорил о солнце, о холмах. Я никак не могла его успокоить. Он и раньше так говорил, но сейчас просто как сумасшедший. Я боюсь оставаться с ним одна. Бог знает, что он может сделать.
М и с с и с  А т к и н с (презрительно). А я тебе чем помогу? Надо бежать за Джеком и позвать его.
Р у т. Джека нет. Разве я не сказала тебе? Мы три месяца не платили ему, он и ушел. Не осуждай его.
М и с с и с  А т к и н с. А я и не осуждаю! Разве приличный работник у вас удержится? (Взрываясь.) И надо же было тебе выйти замуж за этого человека!
Р у т. Не говори так сейчас о нем. Ведь он очень болен.
М и с с и с  А т к и н с (в ярости). Счастье для меня, да и для тебя тоже, что в прошлом году мне удалось вырвать из его рук кое-что. Если бы не я, вы остались бы нищими. Из-за его тупоумной гордыни. Энди не знает, в каком все положении. Очень мне приятно тратить на него последние гроши, которые я припасла на черный день! А обо мне кто позаботится, хотела б я знать!
Р у т. Энди все тебе вернет, ма. Я поговорю с ним, чтобы Роб ничего не знал.
М и с с и с  А т к и н с (фыркнув). А хотела б я знать, понимает твой Роб — на какие деньги вы живете?
Р у т. Наверно, даже не задумывается об этом. (Пауза.) Он сказал, что обязательно попросит Энди помочь ему.

В кухне бьют часы.

Шесть часов. Энди с минуты на минуту должен быть здесь.
М и с с и с  А т к и н с. И что же, по-твоему, этот специалист вылечит Роба?
Р у т. Не знаю.

Пауза.

М и с с и с  А т к и н с. Да подбрось ты дров в печку, я окоченела.
Р у т (показывая на дверь спальни). Тише, дай ему поспать. (Встает и подбрасывает дрова в печку. На цыпочках подходит к спальне и прислушивается.)
М и с с и с  А т к и н с (приглушив голос). Спит?
Р у т (возвращаясь). Лежит очень тихо, может, заснул. (Бросает полено в печку.) Ну вот, последнее. Не знаю, кто теперь без Джека наколет дров. (Вздыхает, подходит к окну, отодвигает занавеску, смотрит в него.) Светает. Скоро можно погасить лампу. (Возвращается к печке.) Похоже, будет хороший денек. (Греет у печки руки.) А ночью, должно быть, был сильный мороз.

Издалека слышится шум приближающейся машины.

М и с с и с  А т к и н с (резко). Послушай — машина?..
Р у т (не проявляя никакого интереса). Да. Должно быть, Энди.
М и с с и с  А т к и н с. Не сиди ты здесь как дура. Посмотри, какой везде беспорядок. Что о нас подумает этот доктор? Взгляни — стекло-то на лампе как закоптело...
Р у т (равнооушно). Я недавно его чистила.
М и с с и с  А т к и н с (тоном приказа). Увези меня отсюда сию минуту! Не хочу показываться ему в таком виде. Я прилягу в той комнате. Вам я сейчас не нужна, а поздороваться с Энди я двадцать раз успею.

Рут увозит мать направо. Все слышнее шум мотора, и вот наконец стихает: машина, видимо, остановилась у дома.
Рут возвращается из кухни, неся в руке другую зажженную лампу, которую она ставит на стол. Звук шагов на дорожке,
ведущей к дому, затем стук в дверь.
Рут открывает — входит Эндру, за ним доктор Фосет с небольшим чемоданчиком в руке. Эндру очень изменился, лицо
стало жестче, взгляд решительный и острый. Что-то безжалостное и хитрое появляется порой в этом взгляде. Однако
сейчас лицо его выражает неподдельную тревогу. Доктор невысокий, темноволосый пожилой человек с ван-дейковской
бородкой. Он в очках.

Р у т. Здравствуй, Энди... Я ждала тебя.
Э н д р у (торопливо на ходу поцеловав ее). Знаю. Я выехал сейчас же, как только вырвался. (Бросает на стол пальто и шляпу. Он в простом, но очень дорогом костюме, выглядит пополневшим. Знакомит Рут с доктором Фосетом.) Моя невестка, миссис Мэйо, — доктор Фосет.

Они молча кланяются друг другу.

(Быстро оглядывает комнату.) Где Роб?
Р у т (показывает на дверь спальни). Там.
Э н д р у. Разрешите ваше пальто и шляпу, доктор. (Помогает ему раздеться.) Как Роб, Рут? Плох?
Р у т (мрачно). Очень слабеет.
Э н д р у. Ах, черт! Сюда, пожалуйста, доктор. Посвети, Рут. (Входит в спальню с доктором и Рут, она несет лампу.)

Рут вскоре возвращается, закрывает за собой дверь, подходит к другой, ведущей на улицу, открывает ее и смотрит
наружу. Из спальни слышатся голоса братьев. Минуту спустя Эндру возвращается и тщательно закрывает за собой
дверь спальни. В глубоком огорчении он опускается в качалку, облокачивается на стол, подперев рукой голову. Рут
молча наблюдает за Эндру, затем закрывает дверь, подходит к креслу около печки и садится лицом к Эндру.

Э н д р у (подняв на нее глаза, сурово). Сколько времени это продолжается?
Р у т. Сколько времени он болен?
Э н д р у (резко). Разумеется. Что же еще?
Р у т. Он заболел в первый раз прошлым летом... А когда умерла Мэри, восемь месяцев назад, ему стало хуже.
Э н д р у. Почему же ты сразу не дала мне знать? Почему не телеграфировала? Вы тут хотите, чтобы он умер? Будь я проклят, если это не так! (У него дрогнул голос.) Бедняга! Болеть в этой заброшенной дыре, где нет никого, кроме деревенского лекаря. Какой стыд!
Р у т. Я хотела тебе написать, но Роберт взбесился, когда я ему об этом сказала. Он заявил, что слишком горд, чтобы просить о чем-нибудь.
Э н д р у. Горд? Не хотел просить у меня? (Вскакивает со своего места и начинает нервно ходить по комнате.) Просто не понимаю твоего поведения. Разве ты не видишь, как серьезно он болен? Мне достаточно было взгляда, чтобы убедиться в этом. Он выглядит чудовищно. (Свирепо.) Ты, наверно, так привыкла к его постоянному недомоганию, что тебе и это показалось пустяком? Господи, если б я только знал!
Р у т (совершенно равнодушно). Письма идут очень долго туда, где ты живешь. А большая телеграмма — для нас это слишком дорого. Мы кругом в долгах, у мамы я больше просить не могу. Она и так последние два года тратит на нас из своих сбережений. Не говори ничего Робу — он рассердится, если узнает. Но мне пришлось — иначе совсем не на что было жить.
Э н д р у. Так у вас.... (Только сейчас замечает следы нищеты.) Поэтому твоя телеграмма...

Рут утвердительно кивает головой.

(Ударяет по столу кулаком.) Боже праведный! А у меня в это время было все-все! (Садится, придвинул стул к Рут; взволнованно.) В голове не укладывается. Но почему? Почему? Как это все случилось? Расскажи!
Р у т. Рассказывать нечего. День от дня дела шли хуже и хуже, а Робу было все равно.
Э н д р у. Но Роб ведь очень старался.
Р у т. После смерти вашей матери он совершенно охладел к ферме. Нанимал разных людей — они только надували его и уходили. Бывало, что нанять-то было некого. Никто не хотел работать у нас, все искали выгодных мест. Потом умерла Мэри — и тут он все забросил. Засел дома с книгами. Мне осталось только одно: просить денег у мамы.
Э н д р у (потрясенный рассказом Рут). Какой ужас! Роб безумец, как же он не дал мне знать? Слишком горд, чтобы просить у меня! Какая дикость! И Роб, именно Роб говорит это! Да что с ним сделалось! Когда я минуту назад увиделся с ним, он был прежним Робом, только очень больным. (С внезапным подозрением.) Рут! Скажи правду, голова у него в порядке?
Р у т (мрачно). Не знаю. Он очень тяжело пережил смерть Мэри, но, по-моему, он ее уже забыл.
Э н д р у (посмотрев на нее испытующе). Скорее, ты забыла ее!
Р у т. Проходит время, и все притупляется.
Э н д р у (с минуту пристально смотрит на нее, с огромной жалостью). Прости, что я так говорил с тобой, Рут, словно виню тебя в чем-то. Я не владел собой. Увидел Роба в постели, исхудавшего, больного — просто в бешенство пришел. Прости меня, Рут.
Р у т. Прощать нечего.
Э н д р у (снова вскочив, принимается ходить из угла в угол). Счастье, что я приехал, пока не поздно. Доктор сделает все, чтобы он поправился. Как только Роб поднимется, мы снова примемся за ферму. Я все налажу, и вы не будете нуждаться. Да, добьюсь этого еще до своего отъезда.
Р у т. Ты опять собираешься уехать?
Э н д р у. Да, я должен вернуться в Аргентину.
Р у т. А писал Робу, что возвращаешься совсем.
Э н д р у. Я надеялся, но попал в Нью-Йорк, узнал там кое-что, и оказалось, что придется ехать обратно. (Коротко засмеявшись.) Сказать правду, Рут, я сейчас не так богат, как вы могли судить по моим письмам. Но я был богат, когда писал их. Я занимался честной торговлей, и деньги просто сами плыли ко мне. Но мне все было мало. Захотелось легкой наживы. Как многие идиоты, я тоже кинулся в спекуляцию. А это было глупо. Меня всегда воротило от таких дел, во мне, наверно, еще был жив фермер. И все-таки, все-таки я не удержался — ввязался в игру на хлебной бирже и уже не мог остановиться. Я богател, был чуть ли не миллионером, разорялся, поднимался и падал... Наконец мне все опротивело, я решил вернуться домой и зажить настоящей жизнью. Я выкарабкался — у меня в кармане было ровно на четверть миллиона больше, чем пять лет назад, когда я приезжал сюда. (Горько рассмеялся.) А теперь самое невероятное. В тот день, когда должен был отойти мой пароход, подвернулся случай снова стать миллионером. (Щелкает пальцами.) И я опять не удержался. Я был уверен, что на этот раз не сорвусь. Я дал точные указания друзьям. (Горько.) Друзьям? А может, и не их вина! Что заслужил, то и получил! Когда я приехал в Нью-Йорк... я телеграфировал вам, что у меня там есть дело? Так вот это дело меня доконало. (Угрюмо усмехается; заложив руки в карманы, снова ходит по комнате.)
Р у т. Значит, ты разорился?
Э н д р у (садясь). Да. (Закуривает сигару.) Но это не значит, что у меня ничего нет. Десять, может быть, двадцать тысяч у меня осталось. Только это слишком ничтожный результат пятилетних стараний. И поэтому я снова должен уехать. (Доверительно.) Я за год верну все. Для начала мне нужна очень небольшая сумма. (Тяжело вздыхает, и лицо у него внезапно становится усталым.) Но если бы можно было ничего не затевать. Так все опротивело! А ведь у меня было столько планов — как эту ферму сделать для нас настоящим домом... Придется теперь подождать!
Р у т. Как жаль! Как все против нас!
Э н д р у (стряхивая с себя минутную подавленность, живо). Могло быть хуже. У меня еще осталось кое-что, и мы поправим дела на ферме. Я не уеду, пока Роб не выздоровеет. Я здесь все так заверну! (Удовлетворенно.) Мне нужен отдых, а лучший отдых для меня — это работа на воздухе... как в былые годы. Надо наладить работу и найти человека, который будет в мое отсутствие работать по моему плану. (Обрывает себя; понизив голос.) Ни слова Робу о том, что я разорился, слышишь? Он так щепетилен, что и цента у меня не возьмет — будет думать, что я совсем обнищал. Ни слова, хорошо?
Р у т. Хорошо, Энди!

Пауза. Эндру курит, погруженный в планы на будущее. Открывается дверь спальни. Входит доктор Фосет со своим
чемоданчиком и тщательно закрывает за собой дверь. Он очень озабочен и серьезен.

Э н д р у (вскакивает с места). Доктор! (Подвигает ему стул.) Пожалуйста, садитесь.
Ф о с е т (смотрит на часы). Только на минуту, мне необходимо поспеть на девятичасовой. Во что бы то ни стало! (Садится и, откашлявшись, говорит в равнодушно-профессиональной манере.) Болезнь вашего брата, мистер Мэйо.... (Замолкает, взглянув на Рут. К Эндру.) Может быть, нам лучше поговорить наедине?
Р у т. Я знаю все, что вы скажете, доктор, я не уйду. Я его жена — и у меня есть право выслушать то, что вы собираетесь сказать. Не бойтесь, я вынесу все. Я привыкла к горю. Я догадываюсь, что вы скажете. Думаете, по его глазам я не поняла... (колеблется с минуту, затем подавленно) что он умирает?
Э н д р у (возмущенно). Рут!
Ф о с е т (подняв руку и призывая обоих к молчанию). Принимая во внимание сказанное вами, я не вижу причин скрывать от вас положение дел. (Поворачивается к Эндру.) Боюсь, мой диагноз не противоречит выводу миссис Мэйо.
Э н д р у (со стоном). Но, доктор, есть же...
Ф о с е т (спокойно). Я имею дело только с реальными фактами, и это один из них, очень печальный, разумеется. Вашему брату жить осталось не так много, несколько дней, возможно, даже часов. Я не рискую предсказывать. Чудо, что он до сих пор жив — у него очень сильно поражены оба легких. Если в результате какого-либо волнения произойдет кровоизлияние — это окажется роковым.
Э н д р у (застонав). Боже правый!

Рут словно окаменела: она неподвижно смотрит вниз.

Ф о с е т. Поверьте, я крайне огорчен, что мой визит оказался бесполезным. Если что и возможно было бы сделать...
Э н д р у. Хоть что-нибудь!
Ф о с е т (покачав головой). Боюсь, нет. Слишком поздно. Полгода назад...
Э н д р у (с отчаянием). Но если мы увезем его в горы... в Аризону... или...
Ф о с е т. Полгода назад это продлило бы ему жизнь.

Эндру застонал.

А сейчас (пожав плечами) — я не хотел бы пробуждать в вас надежды на невозможное. Он не перенесет дороги.
Э н д р у (с болью). Но ему вы ничего не сказали, доктор?
Ф о с е т. Как можно? Наоборот, я сказал ему, что горный воздух будет для него целителен. (Растерянно.) Он, правда, засмеялся в ответ — это почему-то показалось ему забавным. Он безусловно понял, что я ему солгал. Люди, обреченные на смерть, очень проницательны. (Вздыхает.) Всегда чувствуешь себя дураком, когда лжешь больным. И тем не менее мы обязаны лгать. (Посмотрев на часы, нервно.) Я должен вас покинуть.
Э н д р у (поднявшись, настойчиво). Но все-таки, есть ли хоть какой-нибудь шанс, доктор?
Ф о с е т (словно убеждает ребенка). Всегда есть шанс — чудо! Мы, врачи, знаем, что оно иногда случается, и не можем не верить в него. (Надевает пальто, шляпу и кланяется Рут.) До свидания, миссис Мэйо.
Р у т (не поднимая глаз). До свидания.
Э н д р у (автоматически). Я провожу вас до машины, доктор.

Выходят. Рут сидит неподвижно.
Слышится шум мотора, который постепенно затихает в отдалении.

(Возвращается, садится, в отчаянии закрыв лицо руками.) Рут!..

Она поднимает глаза.

Пойдем к нему. Я боюсь! Он все узнает по моему лицу.

Бесшумно открывается дверь спальни, и, незамеченный ими, показывается Роберт. На щеках у него лихорадочный
румянец, в больших глазах необычайный блеск.

(Со стоном.) Это невозможно, Рут. Неужели дело так безнадежно, как он сказал? Надо бороться. Мы увезем его в Аризону, он должен поправиться, чудо должно случиться.
Р о б е р т (очень мягко). А почему оно должно случиться?

Рут и Энди оборачиваются к нему и смотрят на него с ужасом.

Э н д р у. Роб! (С упреком.) Зачем ты встал? (Подходит к нему.) Иди ложись и изволь слушаться доктора.
Р о б е р т (не обращая внимания на его слова). Пожалуйста, Энди, помоги добраться до стула.
Э н д р у. Черта с два! Немедленно отправляйся в постель. Слышишь? (Берет Роберта под руку.) И лежи...
Р о б е р т (с насмешкой). И лежи там, пока не умрешь, так, Энди? (Холодно.) Ну что ты как маленький; пойми, мне осточертело лежать. Я лучше посижу здесь. (И так как Энди колеблется, добавляет очень сердито.) Даю тебе слово — я сейчас же встану, как только вы меня уложите. Вам придется удерживать меня силой, а это вряд ли поможет моему здоровью. Перестань, Энди, не валяй дурака. Я хочу поговорить с тобой. (С мрачной усмешкой.) Надо выполнять желания умирающего!
Э н д р у (содрогаясь). О, ради бога, перестань! И помни — я не дам тебе сидеть здесь, если ты будешь так говорить. (Подводит Роберта к стулу и усаживает его между собой и Рут.) Вот подожди, сейчас принесу тебе подушку. (Уходит в спальню.)

Роберт пристально смотрит на жену, которая в ужасе отшатывается от него.

(Приносит из спальни подушку и подкладывает ее под спину Роберту.) Так удобно?
Р о б е р т (ласково улыбнувшись ему). Чудесно! Спасибо!

Эндру усаживается рядом с ним.

А теперь слушай. Ты просил меня помолчать... После того, как мне стало все ясно, я не хочу. (Медленно.) Во-первых, я умираю, я знаю это.

Рут закрывает лицо ладонями и так сидит все время в течение последующего разговора братьев.

Э н д р у. Роб! Нет!
Р о б е р т (устало). Да. Не лги, Энди, это бесполезно, и меня раздражает. Перед твоим приездом Рут уложила меня в постель — и я в первый раз понял... (С горечью.) Я ведь начал было мечтать, как мы с Рут заживем по-новому. А когда доктор осматривал меня, я по лицу его обо всем догадался, хоть он и пытался мне лгать. Чтобы окончательно убедиться, я подслушал у двери, что он сказал вам. Поэтому ради меня не лги мне и не тешь сказками об Аризоне или еще там о чем-нибудь. Я умираю, но это не причина, чтобы считать меня идиотом или трусом. Поверьте, страшнее всего неизвестность, а теперь, когда я знаю, что меня ждет, я совершенно спокоен. Против судьбы не пойдешь...

Пауза. Эндру смотрит по сторонам, бессильный помочь, не зная, что сказать.
Роберт с улыбкой смотрит на него.

Э н д р у. Нет, Роб, все не так безнадежно. У тебя есть шансы поправиться. Ты не слышал всего, что сказал доктор.
Р о б е р т. Ах да, он говорил о чуде. (Сухо.) Мы с ним на этот счет расходимся. В моем случае чудес быть не может. И кроме того, я знаю больше, чем любой доктор, потому что я чувствую — конец близок. (Обрывая себя.) Но мы уже решили не говорить об этом. Расскажи о себе, Энди. Что ты делал все эти годы? Ты так редко и так кратко писал!
Э н д р у. Я хотел писать почаще, но...
Р о б е р т (немного иронически). Насколько можно судить, ты добился всего, о чем мечтал пять лет назад?
Э н д р у. Хвастаться мне, по правде говоря, нечем.
Р о б е р т (с удивлением). Ты всерьез так считаешь?
Э н д р у. Да. Ничего другого не остается.
Р о б е р т. Но ты все-таки разбогател?
Э н д р у (бросив взгляд на Рут). Можно считать, да.
Р о б е р т. Рад за тебя. Теперь ты из фермы сделаешь то, чего я не смог! (Улыбаясь.) А знаешь, просить денег у тебя — гордость не позволяла, хотя дела были плохи. Тебе придется простить меня за все!
Э н д р у. Странно это, Роб, и так не похоже на тебя!
Р о б е р т. Но расскажи о себе. Ты действительно занялся торговлей зерном вместе с тем твоим приятелем?
Э н д р у. Да. Через два года я стал его компаньоном. А потом мы расстались. (Отвечает Роберту с видимой неохотой.)
Р о б е р т. А дальше?
Э н д р у. Начал свое.
Р о б е р т. Свое дело?
Э н д р у. Можно и так назвать.
Р о б е р т. По-прежнему с зерном?
Э н д р у. Да.
Р о б е р т. Что с тобой? Ты словно чего-то стыдишься? Я ведь тебя не допрашиваю и ни в чем не обвиняю.
Э н д р у. Тем, что я делал в первые четыре года, я очень горжусь. А потом — похвалиться нечем. Мне захотелось делать деньги полегче, я стал спекулировать.
Р о б е р т. Пшеницей?
Э н д р у. Да.
Р о б е р т. И ты наживал деньги, играя на бирже?
Э н д р у. Да.
Р о б е р т. Как это не подходит к тебе, Энди!
Э н д р у. Ты прав. Меня тошнило от этого!
Р о б е р т. Я все хотел понять, какая же в тебе перемена. Теперь понимаю. У тебя совсем другие глаза — в них такое выражение, точно ты все время ждешь: вот-вот раздастся выстрел из пушки. Ты весь в напряжении.
Э н д р у. Именно в таком состоянии я и жил весь последний год.
Р о б е р т (молча смотрит на Эндру). Почему ты не женат?
Э н д р у. Мне никогда не хотелось. Да и времени не было подумать о женитьбе.

Пауза.

Р о б е р т (прерывая молчание). Энди, ты — прирожденный фермер — спекулировал на хлебной бирже... клочками бумаги! Это символично, Энди! (Горько улыбается.) Я неудачник. Рут тоже. Отчасти виновата и судьба. А ты, Энди, ты... настоящий банкрот. Ты целые восемь лет изменял себе. Понимаешь? Ты любил землю — и ты был здесь творцом. Ты жил в гармонии с самой жизнью. А теперь... (Ему уже трудно подыскивать слова.) У меня что-то путается в голове... Но вот что я хочу сказать, — ты спекулировал хлебом — тем самым, который любил создавать... Как же ты отклонился от своего пути! Тебе это не простится. Вернуться к самому себе не просто, Энди. Это надо выстрадать... (Слабеющим голосом, утомленно.) Нет... Больше не могу. (Откидывается назад, тяжело дыша и закрыв глаза.)
Э н д р у (медленно). Я понял, Роб, все. И ты прав.
Р о б е р т (благодарно улыбается и протягивает брату руку, которую тот сжимает). Ты должен мне обещать сделать одну вещь после того, как...
Э н д р у. Клянусь, я сделаю все!
Р о б е р т. Помни, Энди. Рут очень страдала — больше, чем я. А ты — тебе все досталось легко... (Запинающимся от слабости голосом.) Только через страдание ты обретешь себя! Обещай мне... жениться на ней... после...
Р у т (срывающимся голосом). Роб?!

Он не отвечает.

Э н д р у (делает Рут знак, чтобы, она не возражала Роберту). Ты устал, Роб... Нельзя столько говорить. Тебе лучше прилечь и отдохнуть. Поговорим потом.
Р о б е р т (с улыбкой). Потом! Ты всегда был оптимистом, Энди. (Устало вздыхает.) Да, пойду и отдохну немного...

Эндру помогает ему подняться.

Скоро солнце взойдет, наверно? Уже начало светать.
Э н д р у. Да, скоро. Уже около семи. (Помогает ему дойти до спальни.)
Р о б е р т. Пододвинь, пожалуйста, кровать так, чтобы я мог смотреть в окно, хорошо, Энди? Уснуть я не усну, но хоть отдохну и забудусь, глядя на холмы и мечтая о том, что за ними. (Входит в спальню.) И дверь закрой, Энди, мне хочется побыть одному.

Энди возвращается из спальни, тихо закрывает дверь, садится на стул и так же, как раньше, обхватывает
голову руками. Лицо его полно муки.

Р у т (со страхом взглянув на него). Он теряет сознание?
Э н д р у. Немного бредит. Его снова лихорадит. (В бессильной ярости.) Какой ужас! И ничего нельзя сделать — только сидеть и... ждать! (Вскакивает со стула и подходит к печке.)
Р у т (глухо). Он всегда говорил... слишком горячо и не очень понятно... но на этот раз уж очень странно, как тебе кажется?
Э н д р у. Не знаю. Если он и бредил немного, в том, что он мне сказал, много правды... Но все-таки... (Пристально смотрит на Рут.) Почему он хотел, чтобы я ему пообещал... (Смешавшись.) Ты же знаешь, что он сказал.
Р у т. Наверно, он все-таки бредил.
Э н д р у. Нет. Он думал о чем-то, что его беспокоило.
Р у т. Просто хотел убедиться, что ты поможешь мне после того, как его не будет.
Э н д р у. Нет. Он и без того уверен, что я о тебе позабочусь.
Р у т. А может, он вспомнил, что произошло пять лет назад, в день твоего приезда.
Э н д р у. Что произошло? Что ты имеешь в виду?
Р у т. Накануне твоего приезда мы крепко поссорились.
Э н д р у. Поссорились? Это касалось меня?
Р у т. Отчасти из-за тебя.
Э н д р у (поражен). Из-за меня?
Р у т. Да. Видишь ли... Вскоре после нашей свадьбы я поняла, что ошиблась... насчет Роба... но было уже поздно...
Э н д р у. Ошиблась? (Медленно.) То есть поняла, что не любишь Роба?
Р у т. Да.
Э н д р у. Господи!
Р у т. Потом родилась Мэри. С ее появлением, я думала, все будет иначе и я полюблю его. Но этого не случилось. Я просто не могла вынести его беспомощности и страсти к чтению. Я почти возненавидела его.
Э н д р у. Рут!
Р у т. Я ничего не могла с собой поделать. И ни одна женщина не смогла бы. И тут я поняла: это потому, что я люблю другого. (Устало вздыхает.) Теперь тебе можно об этом сказать, все уже давно прошло, все умерло. Ты был единственным, кого я по-настоящему любила, но поняла я это слишком поздно.
Э н д р у (потрясенный). Рут! Да понимаешь ли ты, что говоришь?
Р у т. Тогда было так. (С внезапным порывом.) Не могла я с собой совладать, и ни одна женщина не совладала бы.
Э н д р у. Значит... тогда, в тот мой приезд... ты все еще любила меня?
Р у т. Да.
Э н д р у. Но ты-то поняла, что я уже не любил тебя?
Р у т. Да, я почувствовала это. Но и я, и все знали, почему ты уехал из дому первый раз. И целых три года я воображала...
Э н д р у. Что я по-прежнему люблю тебя?
Р у т. Да. А там, на холме, ты высмеял то, что когда-то любил меня. И я поняла: все кончено.
Э н д р у. Боже ты мой, мне и в голову не приходило... (Осознает, какую боль, сам того не зная, причинил тогда Рут.) А Роб догадывался?
Р у т. Вот про это я и хотела тебе сказать. Мы поссорились тогда, перед самым твоим приездом. Я вышла из себя и все ему выпалила.
Э н д р у (безмолвно смотрит на нее). Значит, ты объявила Робу, что ты меня любишь?
Р у т. Да.
Э н д р у (с ужасом глядя на нее). Да ты, ты сумасшедшая! Как ты могла!
Р у т. Ничего не могла поделать с собой, дошла до предела. Больше не в силах была молчать.
Э н д р у. А ваш ребенок, твой и его, — мысль об этом ребенке не остановила тебя?
Р у т. Я тогда совсем обезумела.
Э н д р у. И Роб, конечно, думал об этом все время, что я был дома. Как же он, наверно, страдал! И мне ни слова — и виду не показал! Ты знала, как глубоко он любит тебя?
Р у т (бесстрастно). Да. Я ему нравилась, я знала это.
Э н д р у. Нравилась?! Как ты можешь так спокойно говорить об этом? Ведь он умирает! Что ты за женщина? Я не представлял себе, что ты на это способна. Неужели нельзя было молчать, что бы ты ни думала, что бы ни чувствовала? Не удивительно, что он умирает, ты довела его. Не понимаю, как он выдерживал. Я бы не выдержал — убил бы себя или тебя.
Р у т (бесстрастно). А я и хотела, чтобы он убил меня.
Э н д р у. И после твоего признания вы продолжали жить вместе?
Р у т. Мы жили в одном доме. Но не как муж и жена.
Э н д р у. Но как он сейчас к этому относится? Думает, что ты по-прежнему...
Р у т. Не знаю. Больше об этом никто из нас никогда не заговаривал. Возможно, он и сейчас думает, что ты мне не безразличен. Может быть, поэтому и хотел, чтобы ты пообещал ему...
Э н д р у. Но ты больше не... было бы глупо! Ты же не любишь меня?
Р у т (медленно). Даже если б я хотела кого-нибудь любить, я не смогла бы.
Э н д р у (грубо). И я не люблю тебя, прошу поверить! (Опускается на стул, обхватив голову руками.) Проклятие! И надо же, чтобы между мною и Робом встало такое! Ведь мы были так дружны с самого детства. Я любил его сильнее всех на свете. Я сделал бы все, чтобы избавить его от горя. А я — я стал причиной его страданий! Как я смогу смотреть ему в глаза? Что сказать ему? (С болью.) Он хотел, чтобы я обещал... Что мне ответить ему?
Р у т. Если ему от этого станет легче, — пообещай. Тебя это ни к чему не обяжет.
Э н д р у. Солгать ему, когда он умирает? Я не такой подлец. И какой смысл лгать? Ему известно, что я не люблю тебя. (Решительно.) Нет! Солгать должна ты. Ты изуродовала ему жизнь. Попытайся хоть сейчас немного исправить зло, которое причинила ему. Ступай к Робу. Скажи ему, что ошиблась, что никогда меня не любила. Скажи, — мол, тогда была вне себя и не помнила, что говорила. Скажи что хочешь. Сними тяжесть с его души, заставь поверить в свою любовь.
Р у т. Бесполезно. Он все равно не поверит.
Э н д р у (в бешенстве). Ты должна заставить его поверить, слышишь? Торопись, не то опоздаешь.

Она не может решиться.

(Умоляюще.) Рут, ради всего святого! Это твой долг. Ты никогда не простишь себе.
Р у т (покорно). Хорошо. (С усилием поднимается и направляется к спальне.) Ничего из этого не выйдет.

Эндру смотрит на нее с тревогой.

(Отворяет дверь и входит в спальню. Через минуту испуганно зовет.) Роб! Где же ты? (Входит обратно, дрожа от страха, оборачивается к Эндру). Энди, Энди, он ушел!
Э н д р у (не поняв ее, побледнел). Он уже...
Р у т (прервав его, истерически). Его нет. Он ушел. Постель пуста, а окно открыто. Он, наверно, вылез через него во двор.
Э н д р у (вскочив, бросается в спальню и сразу же возвращается оттуда в страшной тревоге). Скорей! Он не мог уйти далеко. Пойдем за ним. (Хватает Рут за руку и бежит с ней к выходу.) Скорее! (Открывает дверь.) Будем надеяться...

Выбегают, дверь за ними с шумом захлопывается.


КАРТИНА ВТОРАЯ

Декорация первого действия. На востоке небо уже горит яркими красками. Вершины темных холмов сливаются с
горизонтом. На них медленно появляются пламенеющие полосы света, но дорога окутана тенью, еще не рассеялась
дымка предутреннего тумана. Поле, расстилающееся на переднем плане, кажется заброшенным. По-видимому, его
не обрабатывали с прошлого лета. Изгородь местами разрушена. Яблоня засохла, голые ветви безжизненны. Слева,
шатаясь, входит Роберт. Споткнувшись, он падает недалеко от кювета и некоторое время лежит недвижимый. Затем,
собравшись с силами, взбирается по откосу повыше, чтобы видеть, как восходит солнце, и ложится на землю. Слева
на дороге появляются Эндру и Рут.

Э н д р у (оглядываясь вокруг). Вот он! Я знал, знал, что мы найдем его здесь.
Р о б е р т (пытаясь сесть, устало улыбается им). А я-то думал, что удрал от вас!
Э н д р у (ворчит дружелюбно). А вот и не удрал, негодник, и мы сейчас отправим тебя снова домой, в постель. (Делает движение, чтобы поднять Роберта.) Зачем тебе понадобилось скрываться, а?
Р о б е р т. Перестань, Энди. Перестань. Это невыносимо.
Э н д р у. Тебе плохо?
Р о б е р т. Я умираю. (Падает навзничь.)

Рут, рыдая, опускается около мужа и кладет его голову к себе на колени.

Не пробуй поднимать меня, Энди. У меня пошла кровь горлом, когда я добирался сюда. Мне осталось-то несколько минут.

Энди беспомощно смотрит на него.

(Беспокойно ворочает головой.) Вот теперь так. Теперь я вижу солнце. Я больше не мог оставаться в комнате. Мне казалось, я всю жизнь прожил взаперти. Я подумал — попробую встретить конец, как встретил бы его, если б у меня хватило мужества... осуществить мечту... Один, на широкой дороге, лицом к восходящему солнцу.
Э н д р у. Тебе нельзя говорить, Роб. Отдохни, и мы отнесем тебя домой.
Р о б е р т. Все еще надеешься, Энди? Не надо. Я — знаю... (Пауза. Дышит с трудом, глаза его обращены на восток.) Как медлено поднимается солнце! А я не могу ждать долго... (Насмешливо.) Доктор сказал — уезжайте в далекие страны... там ваше спасение. Он прав. Я всегда знал — там мое спасение. Только уже поздно... в этом мире. Ну... а в том... я уж не упущу... чуда... (Приступ кашля сотрясает его тело.)
Э н д р у (подавляя рыдания). Роб! (В бессильном гневе против судьбы сжимает кулаки.) Боже мой!

Рут рыдает и своим платком вытирает Роберту губы.

Р о б е р т (голосом, странно звенящим от счастья). Не плачьте — это смешно. Поймите же — я счастлив, счастлив, отправляясь в дальний путь, свободен, свободен от фермы, свободен бродяжить... вечно! Даже холмы не запрут меня здесь. (Поднимается, опершись на локоть, с просветлевшим, устремленным к горизонту лицом.) Смотрите! Как чудесно за холмами! Меня снова зовут голоса. (Восторженно.) И на этот раз я уйду. Я свободен! Это не конец. Это начало моей дороги... за горизонт. Вы должны радоваться, радоваться за меня. (В изнеможении опускается.) Энди!

Энди наклоняется к нему.

Не оставь Рут!
Э н д р у. Клянусь тебе — я буду заботиться о ней!
Р о б е р т. Рут много страдала. Помни, Энди... ради себя, ради нее... Помни: только через жертву обретешь... (Внезапно приподнимается, собрав последние силы, и показывает на горизонт, где над вершинами холмов появляется диск солнца.) Солнце! (С секунду неподвижно смотрит вдаль. Затем, задыхаясь от нового приступа кашля, с усилием произносит.) Не забудь, Энди!.. (Падает навзничь и затихает.)

Рут кричит от охватившего ее ужаса. Закрывает лицо ладонями и поднимается на ноги.

Э н д р у (опускается на одно колено над телом брата, кладет руку ему на грудь, целует его в лоб и встает. Смотря прямо в лицо Рут, упавшим голосом). Кончено! (С порывом гнева.) А ты так и не сказала ему!
Р у т (жалобно). Он был счастлив и без моей лжи.
Э н д р у (показывая на тело брата, которое разделяет их. Дрожит от гнева). Это твоих рук дело. Ты убила его!
Р у т (рыдая). Не надо, Энди! Перестань! Я ничего не могла поделать. Он понимал, что и я страдаю. Он просил тебя — не оставить...
Э н д р у (с минуту смотрит на нее. Его гнев утихает, на лице появляется выражение глубокого сострадания. Смотрит на брата и голосом, полным горя, обращается к ней). Прости меня, Рут. Ради него, прости. Он был прав. Я никогда не забуду, что он сказал.

Рут отнимает от лица руки и смотрит на него, еще не понимая.

(Запинаясь.) Я... ты... мы оба с тобой натворили. Мы должны помочь друг другу. Со временем мы поймем, что делать... (С отчаянием.) И, может быть, тогда...

Нельзя понять, слышит ли его Рут. Она молчит, пристально глядя на него, подавленная, погрузившаяся в тупое
отчаяние, не в силах почувствовать хоть какую-либо надежду.


Занавес


1918

Hosted by uCoz