Э.Ионеско. Стулья

Э.Ионеско. Стулья
Перевод М.Кожевниковой
Москва, изд-во "Известия", 1990
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, ноябрь 2005

Действующие лица

С т а р и к 95 лет
С т а р у х а 94 года
О р а т о р 45 – 50 лет
И множество других персонажей

ОБСТАНОВКА

Комната полукругом с нишей в глубине. Справа от авансцены три двери, затем окно, перед ним скамейка, затем еще одна
дверь. В нише парадная дверь с двумя створками, от нее симметрично, справа и слева, еще две двери, со стороны зрительного
зала невидимые. Слева от авансцены тоже три двери, затем окно, перед ним скамейка, левое окно симметрично правому, подле
окна черная доска и небольшое возвышение, своего рода эстрада. На авансцене стоят рядышком два стула.

Занавес поднимается. На сцене полумрак. Старик, стоя на скамеечке, перевесился через подоконник.
Старушка зажигает газовую лампу, разливается зеленоватый свет. Старушка подходит и теребит за
рукав старика.

С т а р у ш к а. Закрывай-ка окно, душенька, гнилой водой пахнет и комары летят.
С т а р и к. Отстань!
С т а р у ш к а. Закрывай, закрывай, душенька. Иди посиди лучше. И не перевешивайся так, а то в воду упадешь. Ты же знаешь, что с Франциском Первым случилось. Надо быть осторожнее.
С т а р и к. Вечно эти примеры из истории! Я, крошка, устал от французской истории. Хочу смотреть в окно, лодки на воде, как пятна на солнце.
С т а р у ш к а. Какие там лодки, когда солнца нет, — темно, душенька.
С т а р и к. Зато тени остались. (Еще сильнее перевешивается через подоконник.)
С т а р у ш к а (тянет его обратно изо всех сил). Ох!.. Не пугай меня, детка... сядь посиди, все равно не увидишь, как они приедут. Не стоит и стараться. Темно...

Старик неохотно уступает ей.

С т а р и к. Я посмотреть хотел, мне так нравится смотреть на воду.
С т а р у ш к а. И как ты только можешь на нее смотреть, душенька? У меня сразу голова кружится. Ох! Этот дом, остров, никак не могу привыкнуть. Кругом вода... под окнами вода и до самого горизонта...

Старушка тянет старика к стульям на авансцене; старик, словно это само собой разумеется,
садится на колени к старушке.

С т а р и к. Шесть часов, а уже темно. Вот раньше, помнишь, всегда было светло, в девять — светло, в десять — светло, в полночь тоже светло.
С т а р у ш к а. Память у тебя как стекло. Так ведь оно и было.
С т а р и к. Было, да сплыло.
С т а р у ш к а. А почему, как ты думаешь?
С т а р и к. Откуда мне знать, Семирамидочка... Видно, чем глубже вдаль, тем дальше вглубь... А все земля виновата, крутится, вертится, вертится, крутится...
С т а р у ш к а. Крутится, детка, вертится... (Помолчав.) Ох! Ты — великий ученый. У тебя такие способности, душенька. Ты мог быть и главным президентом, и главным королем, и главным маршалом, и даже главврачом, будь у тебя хоть немного честолюбия...
С т а р и к. А зачем? Прожить жизнь лучше, чем мы с тобой прожили, все равно нельзя. А на общественной лестнице и мы с тобой не на последней ступеньке, как-никак я маршал лестничных маршей — привратник дома.
С т а р у ш к а (гладит старика по голове). Деточка моя, умница моя...
С т а р и к. Тоска.
С т а р у ш к а. А когда на воду смотрел, не тосковал... Знаешь, а давай поиграем, как в прошлый раз, вот и развеселимся.
С т а р и к. Давай, только, чур, теперь твоя очередь играть.
С т а р у ш к а. Нет, твоя.
С т а р и к. Твоя!
С т а р у ш к а. Твоя очередь, говорю.
С т а р и к. Твоя, твоя...
С т а р у ш к а. А я говорю— твоя!..
С т а р и к. Иди и пей свой чай, Семирамида!

Никакого чая, разумеется нет.

С т а р у ш к а. Сыграй февраль месяц.
С т а р и к. Не люблю я этих месяцев.
С т а р у ш к а. А других нет. Уж пожалуйста, доставь мне удовольствие, сделай милость.
С т а р и к. Ну так и быть — февраль месяц.

Чешет голову, как Стэн Лорел. [*знаменитый американский комик]

С т а р у ш к а (смеясь и хлопая в ладоши). Точь-в-точь! Спасибо тебе, моя душечка. (Целует его.) О-о, какой у тебя талант, захоти ты только, быть бы тебе самое меньшее главным маршалом...
С т а р и к. Я маршал лестничных маршей — привратник. (Молчание.)
С т а р у ш к а. А расскажи-ка мне ту историю... знаешь, ту самую историю, мы еще тогда так смеялись...
С т а р и к. Опять?.. Не могу... мало ли что тогда смеялись? И опять, что ли, то же самое?.. Сколько можно?.. «Тогда сме... я...» Какая тоска... Семьдесят пять лет женаты, и из вечера в вечер я должен рассказывать тебе все ту же историю, изображать тех же людей, те же месяцы... давай поговорим о другом...
С т а р у ш к а. А мне, душенька, совсем не скучно. Это же твоя жизнь, для меня в ней все интересно.
С т а р и к. Ты же ее наизусть знаешь.
С т а р у ш к а. А я словно бы забываю все... Каждый вечер слушаю, как в первый раз... Переварю все, приму слабительное, и опять готова слушать. Ну давай начинай, прошу тебя...
С т а р и к. Раз уж просишь.
С т а р у ш к а. Ну давай рассказывай свою историю... ведь это и моя история. Все твое, оно и мое. Значит, сме...
С т а р и к. Значит, лапочка, сме...
С т а р у ш к а. Значит, душенька, сме...
С т а р и к. С месяц шли и пришли к высокой ограде, промокшие, продрогшие, прозябшие насквозь, ведь стыли мы часами, днями, ночами, неделями...
С т а р у ш к а. Месяцами...
С т а р и к. Под дождем... Зубы стучат, животы бурчат, руки-ноги свело, восемьдесят лет с тех пор прошло... Но они нас так и не впустили... а могли бы хоть калиточку в сад приотворить. (Молчание.)
С т а р у ш к а. В саду трава мокрая.
С т а р и к. Вывела нас тропка к деревеньке, на маленькую площадь с церковкой... Где была эта деревня? Не помнишь?
С т а р у ш к а. Нет, душенька, не помню.
С т а р и к. Как мы туда попали? Какой дорогой? Кажется, называлось это место Париж...
С т а р у ш к а. Никакого Парижа никогда не было, детка.
С т а р и к. Был. Теперь нет, а раньше был. Очень светлый был город, но погас, потускнел четыре тысячи лет тому назад, одна песенка от него осталась.
С т а р у ш к а. Настоящая песенка? Ну и ну. А какая?
С т а р и к. Колыбельная, очень простая: «Париж всегда Париж».
С т а р у ш к а. Дорога идет туда садом? А далеко идти надо?
С т а р и к (мечтательно, рассеянно). Песня?.. Дождь?..
С т а р у ш к а. До чего же ты талантливый! Тебе бы еще честолюбие, и был бы ты главным императором, главным редактором, главным доктором, главным маршалом... А так все впустую... Взял и зарыл в землю... Слышишь, в землю зарыл... (Молчание.)
С т а р и к. Значит, с ме...
С т а р у ш к а. Да, да, продолжай... рассказывай...
С т а р и к (в то время как старушка начинает смеяться, сперва потихоньку, потом все громче; старик ей вторит). Значит, сме... с мешком змея-история, а территория... и смея... надрывали животики... змея на дрова... вползла... жив вот... в пол зла... на дрова...
С т а р у ш к а (смеясь). Смея... Надрыва... на дрова...
С т а р и ки (заливаясь, вместе). Сме... я... змея... на дворе дрова... в руке топор... над дровами пар... с топором паришь...
С т а р у ш к а. Вот он твой Париж!
С т а р и к. Ну кто рассказал бы лучше?
С т а р у ш к а. Ты у меня такой... ну такой, знаешь, замечательный, душенька, что мог бы стоять и на высшей ступеньке, а не у самых дверей.
С т а р и к. Будем скромны... Удовольствуемся малым.
С т а р у ш к а. А вдруг ты загубил свое призвание?
С т а р и к (неожиданно плачет). Загубил? Закопал? Мама, мамочка! Где моя мамочка? Сирота (всхлипывает), сирота, сиротка...
С т а р у ш к а. Я с тобой, чего тебе бояться?
С т а р и к. Ты, Семирамидочка, не мамочка... кто защитит сиротку?
С т а р у ш к а. А я, душенька?
С т а р и к. Ты не мамочка!.. А я хочу к мамочке...
С т а р у ш к а (гладит его по голове). У меня сердце разрывается, не плачь, деточка.
С т а р и к. Ы-ы-ы, не трогай меня, -ы-ы-ы, мне больно, у меня перелом призвания.
С т а р у ш к а. Тшшш...
С т а р и к (ревет, широко открыв рот, как младенец). Я сирота... сиротка...
С т а р у ш к а (стараясь успокоить его, баюкает). Сиротка моя, моя душенька, как душа болит за сироточку... (Баюкает старика, вновь усевшегося к ней на колени.)
С т а р и к (рыдая). Ы-ы-ы! Мамочка! Где моя мамочка? Нет у меня мамочки.
С т а р у ш к а. Я тебе и жена, и мамочка.
С т а р и к (немного успокаиваясь). Неправда, я сирота, у-у-у.
С т а р у ш к а (продолжая его баюкать). Сиротка моя, детка маленькая...
С т а р и к (еще капризно, но уже не плача). Нет... не хочу... не хочу-у-у...
С т а р у ш к а (напевает). Сирота-та-та-та, сиротин-тин-тин-тин, сиротун-тун-тун-тун...
С т а р и к. Не-е-ет.
С т а р у ш к а. Тра-ля-ля, ля-ля, тру-лю-лю, лю-лю, тирлим-пам-пам, тирлим-пам-пам.
С т а р и к. Ы-ы-ы. (Шмыгает носом, мало-помалу успокаиваясь). А где моя мама?
С т а р у ш к а. В райском саду... Слушает тебя, смотрит из райских кущ, не плачь, а то и она расплачется!
С т а р и к. Все ты выдумала, не слышит она меня, не видит. Я круглый сирота, ты не моя мама...
С т а р у ш к а (почти успокоившемуся старику). Тшшш, успокойся, не расстраивайся, не убивайся... вспомни, сколько у тебя талантов, вытри слезки, а то скоро придут гости, увидят тебя зареванным... Ничего не загублено, ничего не закопано, ты им все скажешь, все им объяснишь, у тебя же Весть... ты всегда говорил, что передашь ее... борись, живи ради своей Миссии...
С т а р и к. Я вестник, это правда, я борюсь, у меня Миссия, за душой у меня что-то есть, это моя Весть человечеству... человечеству...
С т а р у ш к а. Человечеству, душенька, от тебя весть.
С т а р и к. Это правда, вот это правда.
С т а р у ш к а (вытирает старику нос и слезы). То-то... ты же мужчина, воин, маршал лестничных маршей...
С т а р и к (он уже слез с колен старушки и расхаживает мелкими шажками, он взволнован). Я не такой, как другие, у меня есть идеал. Может, я, как ты говоришь, способный, даже талантливый, но возможностей мне не хватает. Что ж, я достойно выполнял свой долг маршала лестничных маршей, был всегда на высоте, и, быть может, этого довольно...
С т а р у ш к а. Только не тебе, ты не такой, как другие, ты — гений, но хорошо бы и тебе научиться ладить с людьми, а то рассорился со всеми друзьями, директорами, маршалами, с родным братом.
С т а р и к. Не по моей вине, Семирамида, ты прекрасно знаешь, что он мне сказал.
С т а р у ш к а. А что он тебе сказал?
С т а р и к. Он сказал: «Друзья мои, у меня завелась блоха, и к вам я хожу с единственной целью от нее избавиться».
С т а р у ш к а. Ну и сказал, душенька. А ты бы не обратил внимания. А с Карелем из-за чего поссорился? Тоже он виноват?
С т а р и к. Ох, как я сейчас рассержусь, Семирамида, ох, как я сейчас рассержусь! Вот. Конечно, он виноват. Пришел как-то вечером и говорит: «Желаю вам счастья, узнал средство от всякой напасти, вам не дам, воспользуюсь сам». И заржал как жеребенок.
С т а р у ш к а. Не со зла же. В жизни надо проще быть.
С т а р и к. Терпеть не могу таких шуточек.
С т а р у ш к а. А мог бы стать главным матросом, главным столяром, королем вальсов.

Долгая пауза. Старики, выпрямившись, сидят каждый на своем стуле.

С т а р и к (словно во сне). А за садом... там было, лапочка... было... Что там было, ты говоришь?
С т а р у ш к а. Город Париж.
С т а р и к. А дальше... за Парижем что было... было что?
С т а р у ш к а. Что же там было, детка, и кто?
С т а р и к. Чудное место, ходили без манто.
С т а р у ш к а. Такая жарища? Нет, что-то не так!
С т а р и к. Что же еще? В голове кавардак...
С т а р у ш к а. Не напрягайся, детка, а то...
С т а р и к. Все так далеко-далеко... я не могу... Где же было это?
С т а р у ш к а. Что?
С т а р и к. Да то, что... то, что... где же было это и кто?
С т а р у ш к а. Какая разница где, я с тобой всегда и везде.
С т а р и к. Мне так трудно найти слова... Но необходимо, чтобы я все высказал.
С т а р у ш к а. Это твой священный долг. Ты не вправе умолчать о Вести, ты должен сообщить о ней людям, они ждут... тебя ждет Вселенная.
С т а р и к. Я скажу, скажу.
С т а р у ш к а. Ты решился? Это необходимо.
С т а р и к. Чай остыл, Семирамида.
С т а р у ш к а. Ты мог бы стать лучшим оратором, будь у тебя больше настойчивости... я горда, я счастлива, что ты наконец решился заговорить со всеми народами, с Европой, с другими континентами!
С т а р и к. Но у меня нет слов... нет возможности себя выразить...
С т а р у ш к а. Начни, и все окажется возможным, начнешь жить и живешь, начнешь умирать — умрешь... Главное — решиться, и сразу мысль воплотится в слова, заработает голова, появятся устои, оплоты, и вот мы уже не сироты.
С т а р и к. У меня недостаток... нет красноречия... Оратор-профессионал скажет все, что я бы сказал.
С т а р у ш к а. Неужели и впрямь сегодня вечером? А ты всех пригласил? Именитых? Даровитых? Владельцев? Умельцев?
С т а р и к. Всех. Владельцев, умельцев. (Пауза.)
С т а р у ш к а. Охранников? Священников? Химиков? Жестянщиков? Президентов? Музыкантов? Делегатов? Спекулянтов? Хромоножек? Белоручек?
С т а р и к. Обещали быть все — службисты, кубисты, лингвисты, артисты, все, кто чем-то владеет или что-то умеет.
С т а р у ш к а. А капиталисты?
С т а р и к. Даже аквалангисты.
С т а р у ш к а. Пролетариат? Секретариат? Военщина? Деревенщина? Революционеры? Реакционеры? Интеллигенты? Монументы? Психиатры? Их клиенты?
С т а р и к. Все, все до единого, потому что каждый или что-то умеет, или чем-то владеет.
С т а р у ш к а. Ты, душенька, не сердись, я не просто тебе надоедаю, а боюсь, как бы ты не забыл кого, все гении рассеянны. А сегодняшнее собрание очень важное. На нем должны присутствовать все. Они придут? Они тебе обещали?
С т а р и к. Пила бы ты свой чай, Семирамида. (Пауза.)
С т а р у ш к а. А папа римский? А папки? А папиросы?
С т а р и к. Что за вопросы? Позвал всех. (Молчание.) Они узнают Весть. Всю жизнь я чувствовал, что задыхаюсь, наконец-то они узнают благодаря тебе, благодаря оратору — вы одни меня поняли.
С т а р у ш к а. Я так горжусь тобой...
С т а р и к. Скоро начнут собираться гости.
С т а р у ш к а. Неужели? Неужели все сегодня приедут к нам? И ты не будешь больше плакать? Гости станут тебе мамой и папой? (Помолчав.) Сборище может нас утомить, послушай, а нельзя его отменить?

Старик в волнении по-стариковски, а может быть, по-младенчески ковыляет вокруг жены. Он
может сделать один-два шага к одной из дверей, затем вернуться и опять ходить по кругу.

С т а р и к. Как устать? Чем утомить?
С т а р у ш к а. У тебя же насморк.
С т а р и к. А как же быть?
С т а р у ш к а. По телефону всем позвонить. Пригласим всех на другой день.
С т а р и к. Боже мой! Это невозможно. Слишком поздно, они уже выехали.
С т а р у ш к а. До чего же ты неосмотрителен.

Слышен плеск воды, приближается лодка.

С т а р и к. Кажется, уже подъезжают.

Плеск воды слышнее.

...Так и есть, приехали!...

Старушка встает и, прихрамывая, суетливо ходит по сцене.

С т а р у ш к а. Может, это оратор?
С т а р и к. Нет, он приедет попозже, это кто-то еще.

Звонок.

Ох!
С т а р у ш к а. Ах!

Взволнованные старики ковыляют к правой двери в нише. По дороге они разговаривают.

С т а р и к. Идем же...
С т а р у ш к а. Погоди, я не причесалась... (Ковыляя, она приглаживает волосы, одергивает юбку, подтягивает толстые красные чулки.)
С т а р и к. Приготовилась бы заранее, знала ведь про наше собрание.
С т а р у ш к а. Надо же, не приоделась... Платье-то как помялось...
С т а р и к. Да-а, погладить бы малость... нет, времени не осталось. Не заставляй людей ждать.

Старик впереди, ворчащая старушка сзади скрываются в нише, некоторое время их не видно,
слышно, как открывается дверь, кто-то входит, и дверь опять закрывается.

Г о л о с с т а р и к а. Добро пожаловать, сударыня. Милости просим. Рады вас видеть. Знакомьтесь, моя жена.
Г о л о с с т а р у ш к и. Здравствуйте, сударыня, очень рада познакомиться, осторожнее, не помните шляпку, вытащите булавку, будет куда удобнее. Нет, нет, никто не посмеет на нее сесть.
Г о л о с с т а р и к а. Позвольте ваше манто, я его повешу. Нет, нет, здесь оно не запачкается.
Г о л о с с т а р у ш к и. Прелестный костюм!.. И блузка в полоску!.. К чаю у нас торт и печенье... Худеете? А у вас фигура на загляденье! Ставьте, пожалуйста, свой зонтик!
Г о л о с с т а р и к а. Пожалуйста, проходите.
С т а р и к (спиной к публике). Я всего-навсего скромный служащий...

Старик и старушка одновременно поворачиваются и немного отстраняются, пропуская гостью-невидимку.
Они идут к авансцене, беседуя с невидимой дамой, идущей между ними.

С т а р и к (невидимой даме). Надеюсь, добрались благополучно?
С т а р у ш к а (даме). Вы не очень устали? Ну, конечно, немножко...
С т а р и к (даме). На воде...
С т а р у ш к а (даме). Вы так любезны...
С т а р и к (даме). Сейчас принесу вам стул. (Идет влево и исчезает за дверью № 6.)
С т а р у ш к а (даме). Присядьте пока сюда. (Она указывает на один из двух стульев, сама садится на другой справа от невидимой дамы.) Жарко, не правда ли? (Улыбается даме.) Какой прелестный веер. Мой муж...

Старик возвращается, волоча стул, из двери № 7.

подарил мне такой же... семьдесят три года назад... Он до сих пор цел.

Старик ставит стул слева от невидимой дамы.

Это был его подарок ко дню рождения!..

Старик усаживается на принесенный стул, дама сидит теперь между стариками. Старик,
повернувшись к ней лицом, улыбается, потирает руки, покачивает головой,
внимательно ее слушая. Так же заинтересованно слушает даму старушка.

С т а р и к. Жизнь никогда не дешевела, сударыня.
С т а р у ш к а (даме). Да, да, так оно и есть, сударыня. (Выслушивает даму.) Да, да, вы правы. Но со временем это изменится... (Другим тоном.) Мой муж, возможно, сам этим займется... Он вам расскажет...
С т а р и к (старушке). Тссс, Семирамида, еще не время. (Даме.) Простите, сударыня, что разожгли ваше любопытство. (Выслушивая настояния дамы.) Нет, нет, и не просите, сударыня...

Старики улыбаются, даже смеются, видно, что им очень понравилась рассказанная дамой история.
В разговоре пауза, лица стариков становятся бесстрастными.

С т а р и к (даме). Вы совершенно правы...
С т а р у ш к а. Да, да, да... О, нет...
С т а р и к (даме). Да, да... вовсе нет...
С т а р у ш к а. Да?
С т а р и к. Нет?!
С т а р у ш к а. Подумать только.
С т а р и к (смеясь). Не может быть...
С т а р у ш к а (смеясь). Ну, знаете... (Старику.) Она прелесть!
С т а р и к (старушке). Тебя покорила наша гостья? (Даме.) Браво, сударыня!
С т а р у ш к а (даме). Вы совсем не похожи на современную молодежь.
С т а р и к (он, кряхтя, наклоняется, чтобы поднять уроненную невидимой гостьей невидимую вещицу). Нет, нет, не утруждайтесь... я сейчас подниму... вы, однако, проворнее меня. (С трудом распрямляется.)
С т а р у ш к а (старику). Годы есть годы.
С т а р и к (даме). Да, старость не радость, оставайтесь всегда молоденькой.
С т а р у ш к а (даме). Он и вправду вам этого желает, у него такое доброе сердце. (Старику.) Душенька!

Длительная пауза. Старики вполоборота к залу, вежливо улыбаясь, смотрят на даму, потом
поворачиваются к публике, потом опять смотрят на даму, отвечают улыбками на ее улыбку,
затем отвечают на ее вопросы.

С т а р у ш к а. Как мило, что вы нами интересуетесь.
С т а р и к. Мы живем так уединенно.
С т а р у ш к а. Мой муж любит одиночество, но он вовсе не мизантроп.
С т а р и к. Есть радио, сижу ужу рыбку, у нас такая прекрасная пристань.
С т а р у ш к а. По воскресеньям причаливают две лодки утром и одна вечером, не говоря уж о частных лодках.
С т а р и к (даме). В хорошую погоду видна луна.
С т а р у ш к а (даме). Он ведь по-прежнему несет свою маршальскую службу на лестницах... трудится... в его-то годы мог бы уже и отдохнуть.
С т а р и к (даме). В могиле наотдыхаюсь.
С т а р у ш к а (старику). Не говори таких слов, душенька... (Даме.) Еще лет десять тому назад нас навещали родственники, хоть и немного их уцелело, друзья мужа...
С т а р и к (даме). Зимой хорошая книга, теплая батарея, воспоминания о прожитой жизни...
С т а р у ш к а (даме). Скромной, но достойной... Два часа в день мой муж посвящает своей Миссии.

Звонок в дверь. За несколько секунд до этого был слышен плеск причаливающей лодки.

С т а р у ш к а (старику). Еще гость. Открывай быстрее.
С т а р и к (даме). Простите, сударыня. На одну секундочку. (Старушке.) Неси поскорее стулья.
С т а р у ш к а (даме). Я ненадолго вас покину, дорогая.

В дверь звонят очень настойчиво.

С т а р и к (он очень дряхл, едва ковыляет, торопясь к правой двери в нише, старушка, прихрамывая, спешит к левой двери в нише). Гость, должно быть, очень важный. (Старик торопится, открывает дверь № 2, появление невидимого полковника, в отдалении может заиграть труба, раздаться марш «Полковник, здравия желаем». Старик, открыв дверь и увидев полковника, застывает по стойке «смирно».) Ох, господин полковник! (Рука старика невольно тянется отдать честь, но так и застывает на полпути.) Добрый вечер, господин полковник! Какая честь для меня... я не ожидал... хотя... все же... словом, бесконечно горжусь, что в моей скромной обители вижу беспримерного героя... (Пожимает невидимую руку, которую протягивает ему невидимый полковник, склоняется в церемонном поклоне, потом выпрямляется.) Однако замечу без ложной скромности, что недостойным этой чести себя не чувствую. Горжусь — да, недостоин — нет!..

Из правой двери появляется старушка, волоча стул.

С т а р у ш к а. О! Какой мундир! Ордена какие красивые! Кто это, душенька?
С т а р и к (старушке). Не видишь разве? Это же полковник.
С т а р у ш к а (старику). Да неужели?
С т а р и к (старушке). Пересчитай нашивки. (Полковнику.) Семирамида, моя супруга. (Старушке.) Подойди поближе, я хочу представить тебя господину полковнику.

Старушка подходит, волоча одной рукой стул, делает реверанс, не отпуская стула.

С т а р и к (полковнику). Моя супруга. (Старушке.) Господин полковник.
С т а р у ш к а. Очень приятно, господин полковник. Милости просим. Вы ведь с мужем коллеги, он у меня маршал...
С т а р и к (недовольно). На лестнице, только на лестнице...
С т а р у ш к а (невидимый полковник целует руку старушке, это видно по тому, как поднимается ее рука, от волнения старушка роняет стул). Какой обходительный. Сразу видно, птица высокого полета!.. (Поднимает стул; полковнику.) Этот стул для вас.
С т а р и к (невидимому полковнику). Соблаговолите пройти...

Все направляются к авансцене, старушка волочит стул.

С т а р и к (полковнику). Да, у нас уже сидит гостья. Сегодня у нас будет множество гостей.

Старушка ставит стул справа.

С т а р у ш к а (полковнику). Садитесь, прошу вас.

Старик знакомит невидимых гостей.

С т а р и к. Юная дама, друг нашего дома.
С т а р у ш к а. Очень близкий друг.
С т а р и к (с теми же жестами). Господин полковник, прославленный воин.
С т а р у ш к а (показывая на стул, который она только что принесла). Садитесь, пожалуйста, на этот стул.
С т а р и к (старушке). Да нет, ты же видишь, что господин полковник хочет сесть рядом с дамой!..

Невидимый полковник садится на третий стул слева; невидимая дама предположительно сидит на втором; неслышный разговор завязывается между невидимыми гостями, сидящими рядом; старики остаются стоять позади своих стульев по обеим сторонам
от невидимых гостей: старик слева от дамы, старушка справа от полковника.

С т а р у ш к а (слыша разговор двух гостей). О-о-о, ну, это уж слишком!
С т а р и к. Пожалуй.

Старик и старушка обмениваются знаками над головами гостей на протяжении всего их разговора, принимающего оборот,
который старикам очень не нравится.

С т а р и к (резко). Да, полковник, их еще нет, но они вот-вот придут. Оратор будет говорить вместо меня, он объяснит смысл моей Миссии... Да послушайте же, полковник, эта дама нам друг и у нее есть супруг...
С т а р у ш к а (старику). Кто этот господин?
С т а р и к (старушке). Я тебе уже говорил — полковник.

Невидимо происходит что-то неподобающее.

С т а р у ш к а (старику). Так я и знала!
С т а р и к. А зачем же спрашивала?
С т а р у ш к а. Для верности. Полковник, не бросайте окурки на пол!
С т а р и к (полковнику). Господин полковник, а господин полковник, что-то я запамятовал — последнюю войну вы выиграли или проиграли?
С т а р у ш к а (невидимой даме). Милочка моя, да не позволяйте ему этого!
С т а р и к. Поглядите-ка на меня, господин полковник, разве я не бравый солдат? Как-то раз в бою...
С т а р у ш к а. Он перешел все границы приличия. (Тянет полковника за невидимый рукав.) Слыханное ли дело! Не позволяйте ему так себя вести, милочка.
С т а р и к (торопливо рассказывает). Я один уложил их ровно двести девять, мы их звали мухами, потому что была их тьма-тьмущая и больно высоко подпрыгивали, когда улепетывали. Полковник, а полковник, я-то их... с моим-то пылом... Да умерьте ваш пыл, полковник, прошу вас, не надо...
С т а р у ш к а. Мой муж никогда не врет. Конечно, мы пожилые, но это не значит, что нас можно не уважать.
С т а р и к (полковнику, с яростью). Герой бывает и вежливым, если он полноценный герой!
С т а р у ш к а (полковнику). Я знаю вас столько лет. Кто бы мог подумать, что вы...

Громкий плеск воды, подплывают лодки.

С т а р у ш к а (даме). Кто бы мог подумать, что он... В почтенном семействе, у людей с достоинством...
С т а р и к (дребезжащим голосом). Я хоть сейчас готов в сражение.

Звонок.

Простите, открою дверь. (Споткнувшись, опрокидывает стул вместе с невидимой дамой.) Ради бога, простите!..
С т а р у ш к а (бросаясь на помощь). Не ушиблись?

Старик и старушка помогают невидимой даме подняться.

Немножко испачкались, у нас пыльно.

Помогают даме отряхнуться. Звонок.

С т а р и к. Извините меня, старика. (Старушке.) Принеси еще один стул.
С т а р у ш к а (невидимкам). Извините, мы сию минуту вернемся.

Старик направляется к двери № 3. Старушка скрывается за дверью № 5 и появляется
со стулом из двери № 8.

С т а р и к. Ему хотелось меня рассердить, и я почти рассердился. (Открывает дверь.) Сударыня! Вы?! Глазам не верю! И все же... все же... в самом деле, не ждал, нет, не ждал, но мечтал, всю жизнь мечтал о той, кого все звали «прелестница»! А это ваш муж? Наслышан уж... Вы все та же! Нет, изменились — нос удлинился, расплылся, сразу-то не видно, а приглядишься — обидно: длинный-предлинный... Ну что поделать, вы же не нарочно. А как оно вышло? Понемножку... Бедная крошка! А вы, дружок? Вы ведь позволите мне называть вас другом? Мы знакомы с детства с вашей супругой, она была точь-в-точь такой же, только нос был другой... Поздравляю вас от души, сразу видно — вы очень любимы самим собою.

Из двери № 8 появляется старушка со стулом.

Семирамида, гостей у нас двое, нужен еще один стул.

Старушка ставит стул позади четырех первых, уходит в дверь № 8 и вернется со стулом
из двери № 5 как раз тогда, когда старик с гостями подойдет к авансцене. Стул она
поставит с принесенными ранее.

Идемте, идемте, я представлю вас нашим гостям. Мадам... нет слов, прелестна, прелестна, так вас и звали — юная прелестница... Сгорбилась? Да, конечно, и все же, сударь, еще хороша. Очки? Зато какие выразительные зрачки! Подумаешь, седина, я уверен, под ней чернота есть и синева... Проходите, садитесь... Что это, сударь, подарок моей жене? (Старушке, которая подходит, таща стул.) Семирамида, ты видишь, она прелестна, прелестна... (Полковнику и первой даме-невидимке.) Юная прелестница, простите, мадам прелестница, ничего смешного я не вижу, познакомьтесь с ее мужем... (Старушке.) Я тебе рассказывал о подруге своего детства, вот ее супруг, познакомься. (Снова полковнику и первой даме.) Ее супруг...
С т а р у ш к а (приседает). Как представителен. Высокого роста, статный. Очень приятно, сударыня. Сударь, очень приятно. (Указывает вновь прибывшим на двух прежних гостей.) Наши друзья...
С т а р и к (старушке). Наш друг преподносит тебе подарок.

Старушка берет подарок.

С т а р у ш к а. Что это, сударь? Цветок? Корзина? Ворона? Перина?
С т а р и к (старушке). Да нет же, это картина.
С т а р у ш к а. И до чего красива! Спасибо, сударь... (Первой даме-невидимке.) Взгляните, дорогая.
С т а р и к (полковнику). Взгляните, дорогой.
С т а р у ш к а (мужу прелестницы). Ах, доктор, я больна, днем немеет спина, живот пучит, колики мучат, пальцы сводит, печень подводит, помогите мне, доктор.
С т а р и к (старушке). Он не доктор, он диктор.
С т а р у ш к а (первой гостье). Если насмотрелись, можете ее повесить. (Старику.) Пусть не доктор, а диктор, все равно он — прелесть. (Диктору.) Не сочтите за комплимент.

Старики стоят позади стульев, почти касаясь друг друга спинами, старик говорит с прелестницей,
старушка с ее мужем, иногда они поворачивают голову и говорят с первой дамой и полковником.

С т а р и к (прелестнице). Я так взволнован. И очарован! Вы нисколько не изменились, так сохранились, что вас не узнать... вы иная, вы мне родная... Я вас любил, я вас люблю...
С т а р у ш к а (диктору). О-о, сударь! Ах, сударь!
С т а р и к (полковнику). Тут я с вами совершенно согласен.
С т а р у ш к а (диктору). Право же, сударь, будет вам... право же... (Первой гостье.) Спасибо, что картину пристроили, простите, что побеспокоили.

Свет становится ярче по мере прибытия гостей-невидимок.

С т а р и к (прелестнице, жалобно). Но где же прошлогодний снег?
С т а р у ш к а (диктору). Ох, сударь, сударь, ах, сударь, сударь...
С т а р и к (прелестнице, показывая на первую гостью). Молоденькая наша приятельница... юная, юная...
С т а р у ш к а (диктору, указывая на полковника). Да, полковник-кавалерист, коллега мужа, но чином младше, мой муж, он — маршал.
С т а р и к (прелестнице). Нет, ваши ушки не были так остры!.. Вы ведь помните, моя прелесть?
С т а р у ш к а (диктору, преувеличенно жеманно; вся последующая сцена — гротеск: старушка задирает юбку, показывает дырявую нижнюю, показывает ноги в грубых красных чулках, приоткрывает иссохшую грудь, подбоченивается, откидывает голову, страстно со стонами вздыхает, выпячивает живот, расставляет ноги, хохочет, как старая шлюха; игра ее резко отличается от предыдущей и последующей, открывая в ней то, что обычно глубоко-глубоко запрятано, прекращается этот гротеск резко и неожиданно). Я уже вышла из этого возраста... Неужели вы думаете?..
С т а р и к (прелестнице, приподнято романтически). Дальнее наше детство, свет лунный живой струится, нам бы тогда решиться, были б детьми навечно... Вам хочется вернуть прошлое? Можно ли это? Можно ли? Нет, наверное... Время прогрохотало поездом, морщин пролегли борозды... Неужели вы думали, что пластическая операция способна совершить чудо? (Полковнику.) Я — военный, вы тоже, а военные не стареют, маршалы бессмертны, как боги... (Прелестнице.) Так должно было быть, но — увы! — все потеряно, все утрачено, а могли бы и мы быть счастливы, да, счастливы, очень счастливы; а что, если и под снегом растут цветы?
С т а р у ш к а. Льстец! Противный плутишка! Ха-ха! Я кажусь вам моложе? Вы нахал, но ужасный душка!
С т а р и к (прелестнице). Будьте моей Изольдой, а я стану вашим Тристаном. Красоту сохраняет сердце. Правда? Мы могли быть счастливы с вами, прекрасны, бессмертны... бессмертны... Чего же нам недостало? Желания или дерзости? И остались ни с чем, ни с чем...
С т а р у ш к а. Ой, нет! От вас у меня мурашки! Что? И у вас мурашки? Так вы щекотливы или щекотун? Да нет, мне, право, стыдно. (Хихикает.) Нижнюю юбку видно. А вам она нравится? Или эта лучше?
С т а р и к. Жалкий марш лестничного маршала.
С т а р у ш к а (поворачивается к первой гостье). О-о, крошка! Готовить ее проще простого, возьмите молочка от бычка, камни в желудке у утки и ложечку фруктового перца. (Диктору.) Какие проворные пальцы... однако-о... Хо-хо-хо!..
С т а р и к (прелестнице). Вернейшая из супруг, Семирамида, заменила мне мать. (Полковнику.) Я уже не раз вам говорил, полковник, истину берут там, где она плохо лежит. (Вновь поворачивается к прелестнице.)
С т а р у ш к а (диктору). И вы серьезно думаете, что детей можно завести в любом возрасте? А какого возраста детишки?
С т а р и к (прелестнице). Я спасал себя сам — самоанализ, самодисциплина, самообразование, самоусовершенствование...
С т а р у ш к а (диктору). Никогда еще я своему маршалу не изменяла... осторожней, я чуть не упала... Я всегда была ему мамочкой! (Плачет.) Прапра (отталкивает диктора) прамамочкой. Ой-ой-ой! Это кричит во мне совесть! Яблочко давно сорвано. Ищите себе другой сад. Не хочу я больше срывать розы бытия...
С т а р и к (прелестнице). Возвышенные занятия, моя Миссия...

Старик и старушка подводят диктора и прелестницу к двум другим гостям и усаживают с ними рядом.

С т а р и к и с т а р у ш к а. Садитесь, садитесь.

Старики садятся, он слева, она справа, между ними четыре пустых стула. Следует долгая немая сцена с редкими
«да, да» и «нет, нет», которые произносятся очень ритмично, сначала как речитатив, потом все быстрее и быстрее,
с покачиванием в такт головой, так старики слушают своих гостей.

С т а р у ш к а (диктору). Был у нас сынок... нет, он жив и здоров... он ушел из дома... банальная история... печальная история... бросил своих родителей... сердце-то у него золото... давно это было, давно... я его так любила... взял и хлопнул дверью... удерживала его силой... взрослый человек, семь лет... кричала вслед: «Сыночек, сынок!»... Ушел, и нет...
С т а р и к. Жаль, но нет... детей у нас не было... Мне очень хотелось сына... И жена тоже. Чего мы только не делали. Бедная Семирамида, она была бы такой замечательной матерью... Но может, оно и к лучшему. Сам я был дурным сыном. Теперь, конечно, раскаиваюсь, чувство вины, угрызения совести, только это нам и остается...
С т а р у ш к а. Что ни день плачет и хнычет: «Вы убиваете птичек! Зачем убиваете птичек?» А мы их видеть не видели, мы мухи живой не обидели. А он, весь в слезах, таял у нас на глазах, только к нему подойдешь, твердит нам: «Всё ложь! Всё ложь! Вы убиваете птичек, курочек и синичек!» И грозит кулачком — маленьким-премаленьким: «Лгали вы мне, — говорит, — обманывали, — говорит, — на улицах мертвые птенчики, младенчики в полотенчике. Слышен повсюду плач. Солнце казнил палач». — «Что ты, сынок, взгляни, прекрасные стоят дни». — «Врете вы все, — кричит, — я вас обожал, — кричит, — я думал, что вы очень добрые... На улицах мертвые птицы, пустые у них глазницы. Вы источаете зло! Мне с вами не повезло!» Я встала перед ним на колени. Отец обливался слезами. Но он убежал. До сих пор его крик в ушах: «В ответе за все вы!» А что это значит — в ответе?
С т а р и к. Свою мать я бросил, умерла она под забором, окликала меня с укором: «Сын, сыночек мой, не оставь меня в одиночестве, посиди со мною, сынок, я скоро... настал мой срок»... Но я не мог... Не мог и не подождал, потому что спешил на бал. Пообещал, что вернусь... и скоро... бросил ее у забора... А вернулся, она в могиле, люди добрые похоронили. Я землю царапал ногтями, выл, плакал, просился к маме. Дети всегда жестоки, родители одиноки, их, бедных, дети не любят и нелюбовью губят... За что их так карают? Страшно они умирают...
С т а р у ш к а. Он кричал: «Вас знать не хочу!»
С т а р и к. Неприютно жить палачу.
С т а р у ш к а. При муже о сыне ни слова, муж мой нрава другого, он был для родителей счастьем, скончались они в одночасье, когда он с ними прощался, отец за него молился: «Ты был примерный сынок, сынок, помоги тебе Бог!»
С т а р и к. Так и вижу, лежит под забором, в руках ландыши и кричит: «Не забудь меня, не забудь!» Плачет и зовет, как звала в детстве: «Зайчик! Не бросай меня здесь одну!»
С т а р у ш к а (диктору). Он нам совсем не пишет, только иногда кое-что стороной услышим, кто видел его там, кто здесь... он жив-здоров... у него уже свои дети есть.
С т а р и к (прелестнице). Когда я вернулся, ее уже давным-давно похоронили. (Первой гостье.) Да, да, сударыня, в нашем доме есть кинотеатр, ресторан, ванные...
С т а р у ш к а (полковнику). Конечно, полковник, все из-за того, что...
С т а р и к. По сути, так оно и есть.

Бессвязный вязкий разговор, все невпопад.

С т а р у ш к а. А то...
С т а р и к. Так что не я... ему... И вот...
С т а р у ш к а. Словом...
С т а р и к. Его и нашим...
С т а р у ш к а. Тому...
С т а р и к. Им...
С т а р у ш к а. Или ей?
С т а р и к. Им...
С т а р у ш к а. Папильоткам... Ну и...
С т а р и к. Их нет...
С т а р у ш к а. Почему?
С т а р и к. Да.
С т а р у ш к а. Я...
С т а р и к. В общем...
С т а р у ш к а. Короче...
С т а р и к (первой гостье). Что вы сказали, сударыня?

Несколько минут старики неподвижно сидят. Звонок.

С т а р и к (взволнованно, и волнение его будет возрастать). Гости! К нам опять гости!
С т а р у ш к а. То-то мне послышался плеск весел.
С т а р и к. Пойду открою. А ты принеси стулья. Извините, дамы и господа...

Старик направляется к двери № 7.

С т а р у ш к а (гостям, сидящим на стульях). Поднимитесь, пожалуйста, на минутку. Скоро придет оратор. Нужно приготовить зал, будет лекция. (Старушка расставляет стулья спинками к залу.) Помогите мне. Да, да, благодарю.
С т а р и к (открывает дверь № 7). Добрый вечер, милые дамы, добрый вечер, господа, милости просим.

Несколько гостей очень высокого роста, старик, здороваясь, привстает на цыпочки.
Старушка, расставив стулья, направляется к старику.

С т а р и к (знакомит). Моя жена... сударь... моя жена... сударыня... сударыня... моя жена...
С т а р у ш к а. Что за люди, душенька?
С т а р и к (старушке). Пойди принеси еще стульев, милочка.
С т а р у ш к а. Не могу же я все разом делать.

Ворча, выходит в дверь № б, появится из двери № 7, старик с гостями направится к авансцене.

С т а р и к. Осторожнее, не уроните, ваша кинокамера... (Знакомит.) Полковник... Дама... Мадам прелестница... Диктор... Журналисты, они тоже хотят послушать оратора, он появится с минуты на минуту. Потерпите еще чуть-чуть... Побеседуйте пока...

Старушка появляется из двери № 7, таща два стула.

Поторопись со стульями, одного еще не хватает.

Старушка, ворча, отправляется за стулом, исчезает за дверью № 3 и появится из двери № 8.

С т а р у ш к а. Ну и ладно... что могу, то делаю, не машина же я. Интересно, что за люди такие? (Выходит.)
С т а р и к. Садитесь, садитесь, дамы с дамами, господа с господами или как хотите — рядами... Мягче стульев у нас нет... Простите, но это бред... Впрочем, возьмите вот этот. Какие еще пакеты? Позвоните Монике, она у Майо... У Клода изумительное белье... Радио нету. Выписал газету... зависит от внутренних качеств; помню в одной передаче... главный — я, без помощников; экономия — главное в обществе, интервью не надо, прошу вас, не сейчас... потом посмотрим, настанет час... стул вам принесут... куда же она запропастилась?

Старушка появляется из двери № 8 со стулом.

Быстрее, Семирамида...
С т а р у ш к а. Делаю, что могу. А кто еще к нам пришел?
С т а р и к. Я все потом тебе объясню.
С т а р у ш к а. А эта вот кто? Вот эта, душенька?
С т а р и к. Не волнуйся... (Полковнику.) Господин полковник, журналистика сродни военному делу... (Старушке.) Окажи внимание нашим дамам, дорогая... (Звонок. Старик торопится к двери № 8.) Подождите секундочку. (Старушке.) Стулья!..
С т а р у ш к а. Дамы, господа, прошу меня извинить.

Старушка выходит в дверь № 3, старик идет открывать невидимую дверь № 9 в нише,
он исчезает в тот миг, когда старушка вновь появляется из двери № 3.

С т а р и к (его не видно). Прошу, прошу, прошу... (Появляется, ведя за собой толпу невидимых гостей и держа за руку маленького ребенка-невидимку.) Серьезная лекция, и вдруг детишки, как бы не соскучиться малышке. Не дай бог, малютка написает дамам на юбки, раскричится — куда это годится? (Приводит всех на середину сцены, куда направляется старушка со стульями.) Познакомьтесь, моя жена. А это их дети, Семирамида.
С т а р у ш к а. Какие славные! Очень приятно, очень приятно.
С т а р и к. Это младший.
С т а р у ш к а. До чего же мил, мил, мил...
С т а р и к. Стульев не хватает.
С т а р у ш к а. Ох-ох-ох. (Уходит за стульями в дверь № 2 и появится из двери № 3.)
С т а р и к. Малыша посадите на колени... Близнецы на одном стуле уместятся. Осторожнее, стул качается, стулья — собственность домовладельца. Если сломаете, заставит платить штраф, такой злющий — просто страх!..

Старушка ковыляет из последних сил со стулом.

Вы всех не знаете, в первый раз видитесь, но наслышаны. (Старушке.) Семирамида, помоги мне их представить друг другу.
С т а р у ш к а. Кто же они такие? Позвольте вам представить, познакомьтесь... а кто они?
С т а р и к. Позвольте мне вам представить, познакомьтесь, позвольте представить, сударь... сударыня... сударь... сударыня... сударь...
С т а р у ш к а (старику). А ты надел подштанники? (Невидимкам.) Сударь... сударыня... сударь...

Звонок.

С т а р и к. Гости!

Звонок.

С т а р у ш к а. Гости!

Звенит еще звонок и еще. Старушка со стариком волнуются. Стулья повернуты спинками к залу, расположены рядами;
старик, вытирая лоб и задыхаясь, бегает от двери к двери, размещая невидимок, старушка, ковыляя, торопливо снует
между дверями, принося стулья. На сцене множество невидимок, старики стараются никого не толкнуть, осторожно
пробираясь между стульями. Движение может строиться следующим образом: старик в дверь № 4, старушка из двери
№ 3, затем в дверь № 2, старик открывает дверь № 7, она входит в дверь № 8, выходит из № 6 со стульями, так они
обходят всю сцену.

Простите, простите, ох, простите, простите...
С т а р и к. Господа, проходите... милые дамы, прошу... Позвольте...
С т а р у ш к а (со стульями). Ох, их слишком много... много... много-премного... ох-ох-ох...

Все громче плеск воды, все звуки слышатся из-за кулис, старики бегают бегом,
он встречает гостей, она носит стулья. Звонки звонят не умолкая.

С т а р и к. Этот стол мешает. (Двигает воображаемый стол, старушка ему помогает.) Тесновато, вы уж простите...
С т а р у ш к а (отпуская воображаемый стол). Ты подштанники надел?

Звонок.

С т а р и к. Народу-то! Народу! Стулья! Гости! Проходите, дамы, господа! Семирамида! Быстрее! Тебе помогут!..
С т а р у ш к а. Простите! Извините... Добрый вечер, сударыня... сударыня... сударь... сударь... стулья... да... стулья...

Звонки все громче и громче, слышно, как пристают лодки. Старик все чаще
спотыкается о стулья, не поспевая к дверям.

С т а р и к. Да, да, минуточку... А ты свои подштанники надела? Да, да, да... сию минуточку... терпение... да, да, терпение...
С т а р у ш к а. Чьи-чьи? Твои или мои? Простите, простите...
С т а р и к. Сюда, прошу, дамы-господа, прошу, я про... извине... щения... проходите... проходите... про... вожу... места... дорогая... не здесь, пожалуйста... осторожнее... вы, моя дорогая?

Довольно долгое время проходит в молчаливой суете, слышны только звонки, плеск воды. Пик напряженности, когда одновременно открываются и закрываются все двери, громко хлопая. Закрытой остается только главная дверь в глубине. Старики мечутся от одной двери к другой, словно на роликовых коньках. Старик встречает гостей: сопровождая их, делает с ними два-три шага, указывает место и бежит к дверям. Старушка носит стулья, старик со старушкой сталкиваются, но не останавливаются. Потом в глубине сцены старик будет лишь поворачиваться в разные стороны и указывать руками, кому куда идти. Руки двигаются очень быстро. Старуха со стулом в руке, она ставит его, берет, ставит, берет, словно собираясь тоже бегать от двери к двери, но только быстро-быстро вертит головой. Оба старика должны все время держать темп, производя впечатление быстрого движения, и при этом почти не двигаться с места; двигаются руки, корпус, голова, глаза, описывая, возможно, даже небольшие круги. Мало-помалу темп замедляется: звонки становятся тише, двери открываются медленнее, старики двигаются спокойнее. В тот миг, когда двери перестанут хлопать, звонки смолкнут, должно казаться,
что сцена полна народу*.

[*Стульев на сцене должно быть не менее сорока, а то и больше. Подносят их со все нарастающей быстротой, обилие стульев олицетворяет обилие гостей. Темп и быстрота действия требуют, чтобы старушку играла молодая актриса. Так было в Париже (Сцилла Челтон), в Лондоне и Нью-Йорке (Джоан Плаурайт). Вся эта сценка — сложный, почти цирковой номер. В конце его вся сцена загромождена стульями. Благодаря освещению маленькая комнатка стариков должна производить впечатление огромной, похожей на храм. Так было в постановке Жака Моклера (1956) благодаря декорациям Жака Ноэля.
Реплики старушки, когда она вторит старику, должны быть то очень громкими, то тихими и жалобными.
С прибытием гостей стулья отдельных персонажей не представляют — дама, полковник, прелестница растворяются в толпе. Стулья сами по себе становятся действующими лицами.
Особенно настаиваю на следующей рекомендации постановщикам — старушка, молча, задыхаясь, сбиваясь с ног, должна в течение минуты непрерывно подносить стулья. Непрерывно должны звонить звонки. Старик на авансцене должен молча кланяться, как паяц, вертеть головой и делать реверансы, здороваясь с гостями.
Мы даже думали ввести вторую Семирамиду, которая появлялась бы только спиной к публике и создавала впечатление ошеломляющей быстроты и вездесущности старушки. Вторая старушка может появиться несколько раз. Ощущение одновременности должно создаваться следующим образом: старушка появляется сразу и справа и слева, где должна появиться и где ее не ждут.]

Сейчас я найду вам место... потерпите... Семирамида, успокойся...
С т а р у ш к а (разводя руками). Стулья кончились, детка. (Тут же она начинает продавать невидимые программки в полном зале с закрытыми дверями.) Программки, программки, кому программки? Покупайте программки!
С т а р и к. Спокойствие, дамы-господа! Сейчас до вас дойдет очередь... Всему свое время, всех усадят.
С т а р у ш к а. Программки! Кому программки?! Минуточку, сударыня, не могу же я обслуживать всех разом, у меня не тридцать рук, я не корова. Сударь, будьте любезны, передайте программку вашей соседке... благодарю вас, получите сдачу...
С т а р и к. Я же сказал вам — всех разместят. Не волнуйтесь. Идите сюда, осторожнее... о, дорогой друг... дорогие друзья...
С т а р у ш к а. Программки... рамки... рамки...
С т а р и к. Да, мой дорогой, конечно, здесь — продает программки, дурной работы на свете нет... вон она, видите? Ваше место во втором ряду справа... нет, левее... вон там!
С т а р у ш к а. Рамки... рамки... программки!..
С т а р и к. Что я могу еще для вас сделать? Я и так делаю все что могу! (Другим невидимкам.) Потеснитесь, пожалуйста... вот и местечко, сударыня, оно ваше... подойдите. (Старик поднимается на эстраду, невольно задевая окружающих, проталкивается через толпу.) Дамы-господа, примите почтительнейшие извинения, но сидячих мест больше нет.
С т а р у ш к а (из противоположного конца зала от двери № 3, что у окна). Покупайте программки! Кому программки? Шоколад, карамель, леденцы! (Теснимая толпой, старушка разбрасывает программки и конфеты над головами невидимок.) Берите, ловите...
С т а р и к (стоит на эстраде, он очень взволнован, его толкают, он спускается вниз, поднимается, спускается, толкая кого-то и от кого-то получая толчки). Простите, тысяча извинений... пожалуйста, будьте осторожнее... (Старика усиленно толкают, и он с трудом удерживает равновесие, цепляясь за чьи-то плечи.)
С т а р у ш к а. Кто это? Программки, пожалуйста, программки, шоколад, шоколад...
С т а р и к. Дамы и господа, минутку тишины, умоляю вас... одну минуточку... это важно... Кому не хватило стульев, не гудите, как в улье, отойдите в сторонку, не стойте у стенки... вот так... Освободите проходы!..
С т а р у ш к а (старику, почти крича). Скажи, что за люди, о душенька! Зачем они сюда пришли?
С т а р и к. Дамы и господа, оставшиеся без стульев, для своего удобства и удобства окружающих встаньте, пожалуйста, по стенкам, справа и слева. Вы всё услышите, всё увидите, все места очень удобные!

Толкотня. Старик, увлекаемый толпой, огибает почти всю сцену, задерживается возле скамейки у
правого окна, тот же путь, только в обратную сторону, проделывает и старушка и останавливается
у скамейки возле левого окна.

С т а р и к (в толпе). Не толкайтесь, не толкайтесь.
С т а р у ш к а (в толпе). Не толкайтесь, не толкайтесь.
С т а р и к (в толпе). Не толкайтесь, не толкайтесь.
С т а р у ш к а (в толпе). Не толкайтесь, господа, не толкайтесь.
С т а р и к (все еще в толпе). Поспокойнее... потише... спокойствие... ну что же это такое?..
С т а р у ш к а (все еще в толпе). Вы же не дикари.

Наконец старики застывают каждый у своего окна, старик слева, возле эстрады, старушка справа.
До конца пьесы они останутся на этих местах.

С т а р у ш к а (окликает старика). Душенька!.. Что это за господа? Зачем они явились сюда? Где ты? Я тебя не вижу...
С т а р и к. Семирамида! Ау!
С т а р у ш к а. Я тебя не вижу-у!
С т а р и к. Я здесь, возле окна! Слышишь?
С т а р у ш к а. Слышу! Слышу! Вокруг столько разговоров... Но я прекрасно различаю твой голос...
С т а р и к. А ты где? Где ты, крошка?
С т а р у ш к а. Я тоже возле окошка. Душенька, мне страшно, тут столько людей, а это опасно... как бы не потеряться... мы так далеко друг от друга... в наши-то годы... мало ли что, душенька...
С т а р и к. Вижу! Вижу! Наконец-то я тебя разглядел. Не беспокойся, скоро мы будем вместе, вокруг меня друзья. (Друзьям.) Очень рад пожать вам по-дружески руку. Да-да, я верю в прогресс, не беспрерывный, но беспредельный...
С т а р у ш к а. Понедельник... Погода ужасная. Солнце прекрасное. (В сторону.) И все же мне жутковато. Я-то здесь зачем? (Кричит.) Душенька!

Старики каждый со своего места переговариваются с гостями.

С т а р и к. Чтобы избавить человека от эксплуатации, нужны ассигнации, ассигнации и еще раз ассигнации.
С т а р у ш к а. Душенька! (Ее осаждают друзья.) Мой муж? Да. Он все и устроил... в-о-о-о-н он... Боюсь, что вам это не удастся... как тут проберешься?.. вон он стоит с друзьями...
С т а р и к. Нет, нет... я всегда это говорил... чистой логики нет... чистая логика — это фикция.
С т а р у ш к а. Знаете, есть и счастливчики. Завтракают в самолете; обедают в поезде, ужинают на пароходе, а ночью спят в грузовике и едут, едут, едут...
С т а р и к. Вы говорите о достоинстве человека? Постараемся, чтобы у него было хотя бы лицо, а достоинство — это позвоночник.
С т а р у ш к а. Не поскользнитесь в темноте. (Смеется, разговаривая.)
С т а р и к. Ваши соотечественники ждут этого от меня.
С т а р у ш к а. Конечно... расскажите мне все.
С т а р и к. Я пригласил вас... вам объяснят... индивидуальность, личность — это все та же персона.
С т а р у ш к а. Он так надут, он нас надул.
С т а р и к. Я не есть я. Я — нечто иное. Некто в ином — вот я.
С т а р у ш к а. Дети мои, остерегайтесь друг друга.
С т а р и к. Просыпаюсь порой, кругом стоит тишина, полная, словно круг или луна в полнолуние. Совершенная. Но нужна осторожность. Миг — и совершенство полноты потревожено. Вокруг дыры, куда оно утекает.
С т а р у ш к а. Призраки, привидения, разные пустяки... Обязанности моего мужа необыкновенно важны и возвышенны...
С т а р и к. Простите... я другого мнения... в свой час вы узнаете, что я думаю на этот счет... но не сейчас... Оратор, которого мы все ждем, сообщит вам о нем вместо меня... и о многом другом, что нас так волнует, о чем мы спорим... настанет минута, и... настанет она очень скоро.
С т а р у ш к а (своим друзьям). Чем раньше, тем лучше... Ну конечно. (В сторону.) Никак не оставят нас в покое. Поскорее ушли бы, что ли... Где-то там моя душенька?.. Я что-то не разгляжу...
С т а р и к. Да не волнуйтесь вы так. Вы услышите мою Весть. Уже скоро.
С т а р у ш к а (в сторону). Наконец-то я слышу его голос. (Друзьям.) Моего мужа никогда не понимали, но теперь настал его час.
С т а р и к. У меня богатейший опыт. В практических сферах жизни, в философии. Я не эгоист, пусть послужит на благо человечеству.
С т а р у ш к а. Ой, вы наступили мне на ногу, а ноги у меня отмороженные.
С т а р и к. У меня целая система. (В сторону.) Однако где же оратор? Пора бы ему прийти. (Громко.) Я так настрадался.
С т а р у ш к а. Очень мы настрадались. (В сторону.) Где же оратор? Пора бы ему быть на месте.
С т а р и к. Много страданий, много познаний.
С т а р у ш к а. Много страданий, много познаний.
С т а р и к. Вы увидите сами, система моя совершенна.
С т а р у ш к а (эхом). Увидите сами, система его совершенна.
С т а р и к. Если следовать моим советам...
С т а р у ш к а (эхом). Если следовать его советам...
С т а р и к. Мир будет спасен!
С т а р у ш к а (эхом). Спасем мир, и душа его спасется!..
С т а р и к. Истина одна для всех!
С т а р у ш к а (эхом). Истина одна для всех.
С т а р и к. Повинуйтесь мне!
С т а р у ш к а (эхом). Повинуйтесь ему.
С т а р и к. Я уверен...
С т а р у ш к а (эхом). Он уверен...
С т а р и к. Никогда...
С т а р у ш к а (эхом). Никогда...

Из-за кулис слышатся гул и фанфары.

Что это?

Гул нарастает, парадная дверь широко с шумом распахивается, в проеме — пустота, и вдруг ослепительно
яркий свет из проема заливает сцену, и столь же ослепительно вспыхивают окна.

С т а р и к. Не смею... не верю... возможно ли? Да! Невероятно... и все же... Да!! Его величество! Император! Сам император!

Ослепительной яркости свет из открытой двери и окон, свет холодный, мертвенный.
Гул внезапно смолкает.

С т а р у ш к а. Душенька!
С т а р и к. Всем встать! Его величество государь император! Меня удостоил сам император! Меня! Семирамида! Ты слышишь?
С т а р у ш к а (недоуменно.) Император? Какой император, душенька? (Вдруг понимает.) Ах, государь император! Его императорское величество! (Волнуясь, она без конца приседает.) У нас в гостях... у нас в гостях.
С т а р и к (плача). Ваше величество, любимое наше ваше величество, миленькое величественное величество! Какая величественная милость... волшебный сон...
С т а р у ш к а (эхом). Волшебный сон... сон...
С т а р и к (невидимой толпе). Дамы, господа, встаньте! С нами наш возлюбленный государь, наш император! Ура! Ура! Ура!

Старик становится на скамейку, приподнимается на цыпочки, чтобы лучше разглядеть императора,
старушка делает то же самое.

С т а р у ш к а. Ура! Ура!

Топот.

С т а р и к. Ваше величество! Вот он я! Вы слышите? Да скажите же его величеству, что я здесь! Ваше величество! Ваше величество! Ваш самый преданный и покорный слуга здесь!
С т а р у ш к а (эхом). Самый преданный и покорный слуга, ваше величество!
С т а р и к. Ваш слуга, ваш раб, пес — гав! гав! гав! — вашего величества!
С т а р у ш к а (очень громко). Ав! Ав! Ав!
С т а р и к (заламывая руки). Вы видите меня, сир? Взгляните! Я вас вижу, сир! Ваш августейший лик... божественный лоб... Опять не вижу, встали стеной придворные ко мне спиной..
С т а р у ш к а. Ной... ной... Ау, ваше величество, мы тут!
С т а р и к. Ваше величество! Дамы-господа, да усадите же его вон туда! Видите, ваше величество, я один пекусь о вашем здоровье, я ваш преданнейший слуга!..
С т а р у ш к а (эхом). Преданнейший слуга...
С т а р и к. Пропустите меня, господа и дамы. Не будьте упрямы, позвольте пройти... вас такое количество... вы заслонили его величество, я хочу ему поклониться, извольте посторониться...
С т а р у ш к а. Ницца... Ницца... Ницца...
С т а р и к. Потеснитесь, позвольте пройти... (Безнадежно.) Неужели никак не подойти?..
С т а р у ш к а (эхом). Уйти... уйти...
С т а р и к. Сердцем, всем своим существом я у его августейших ног, придворные окружили его, они хотят помешать мне... Они боятся... о!.. я понимаю, я все понимаю... Придворные интриги... мне ли не знать их... Меня хотят оттеснить от нашего императорскою величества.
С т а р у ш к а. Успокойся, душенька... Его величество видит тебя, оно на тебя смотрит... Его императорское величество подмигнуло мне, оно за нас, его величество.
С т а р и к. Посадите императора на лучшее место... возле эстрады... Он должен услышать из уст оратора Весть!..
С т а р у ш к а (привстает на скамейке на цыпочки и тянет шею, стараясь все разглядеть). Ну наконец-то позаботились об императоре.
С т а р и к. Слава богу! (Императору.) Сир, доверьтесь. Возле вас — друг, он — мой представитель. (Стоя на цыпочках на скамейке.) Дамы, господа, барышни, милые детки, умоляю...
С т а р у ш к а (эхом). Ляю, яю...
С т а р и к. Я хотел бы видеть... да раздвиньтесь же... видеть небесный взор, благородный лик, корону, ореол его величества... Сир, снизойдите повернуть ваше сияющее лицо в мою сторону, к вашему нижайшему слуге, нижайшему... Увидел! Увидел...
С т а р у ш к а (эхом). Дел.. ел...
С т а р и к. Я на верху блаженства... Нет слов, чтобы выразить безмерность моей благодарности. Ваше императорское величество! Солнце!.. В доме, где я маршал... но на служебной лестнице, то есть я хотел сказать, на лестничной службе, то есть на лестничных маршах... я маршал...
С т а р у ш к а (эхом). Да, маршал...
С т а р и к. Я горд... горд и смиренен... всю жизнь провел на коленях... маршал вправе быть на марше, а придворный при дворе, свой двор я мел исправно... ваше величество... сир, я бы вас попросил... и у меня могло бы... но в жизни так много злобы... если б я знал, умел, посмел, не осиротел... если бы вы мне... Сир, вы меня простите...
С т а р у ш к а. К государю — в третьем лице!
С т а р и к (плаксиво). Ваше императорское величество должно меня извинить. Вы пришли... нас дома могло не быть... надеяться мы не могли... Господи! Сколько же я выстрадал!..
С т а р у ш к а (эхом, со слезами). Рыдал... рыдал... рыдал...
С т а р и к. Я много перестрадал... я мог добиться многого, надейся на вашу подмогу я... но я был один как перст... и если б не вы, мне смерть. Сир, вы — последний оплот...
С т а р у ш к а (эхом). Плот... пилот... пирог...
С т а р и к. Друзья мне помогали и... погибали. Небо карало всех, кто верил в мой успех!
С т а р у ш к а (эхом). Смех... смех... смех...
С т а р и к. Ненавидеть меня было просто, полюбить — невозможно.
С т а р у ш к а. А вот это неправда, душенька. Я всегда любила тебя и люблю, я была всегда тебе мамочкой!
С т а р и к. Враги мои пировали, друзья меня предавали.
С т а р у ш к а (эхом). Давали... давили... язвили...
С т а р и к. Мне чинили зло, изгоняли, преследовали. Я взывал к справедливости, но оправдывали всегда моих врагов. Я пытался мстить, но не мог... мне становилось жаль всех... я не умел топтать людей ногами... я был слишком добр...
С т а р у ш к а (эхом). Добр... бобр... добр... бобр...
С т а р и к. Я сострадал...
С т а р у ш к а (эхом). Страдал... страдал...
С т а р и к. Но они не знали жалости, я колол иголкой, меня били дубинкой, всаживали нож, пулю, ломали кости...
С т а р у ш к а (эхом). Гости... гости... гости...
С т а р и к. Меня выселяли, гнали, обирали, убивали... о-о, жалкий коллекционер несчастий, громоотвод катастроф...
С т а р у ш к а (эхом). Дроф... дроф... дроф...
С т а р и к. Я хотел отвлечься, ваше величество, увлекся спортом... горным... мне подставили ножку, я сломал руку... хотел взобраться повыше, дали по шее... решил совершать круизы — не дали визы... хотел перейти на другой берег, разобрали мост...
С т а р у ш к а (эхом). Разобрали мост...
С т а р и к. Хотел перевалить через Пиренеи, а их развалили!
С т а р у ш к а (эхом). Где теперь Пиренеи? А разве не мог он быть, как все люди,— главным редактором, главным доктором, главным кондуктором, репродуктором, рупором, ритором?..
С т а р и к. Меня никто не замечал. Ни разу в жизни мне не прислали пригласительного билета... я не видел балета... А я, вы послушайте меня, ваше величество... я могу спасти человечество, которое так искалечено. Поверьте, ваше величество, я покончил бы со всеми увечьями, что так мучают нас в последнюю четверть века, мне бы только осуществить мою Миссию, я еще не отчаялся всех спасти, пробил час, моя система... вся беда, что я говорю так нескладно...
С т а р у ш к а (над невидимыми головами). Вот придет оратор, он все скажет, не волнуйся, моя радость. Его императорское величество здесь, оно услышит твою Весть, фортуна на твоей стороне, все к лучшему, все пошло на лад...
С т а р и к. Ваше величество простит меня... у вас в приемной всегда толкотня. А я всех ниже в вашем Париже... Дамы и господа, раздвиньтесь капельку, хочу припасть к императорской туфельке, увидеть бриллианты, банты, корону... Государь осчастливил вас из-за моей персоны... Какая немыслимая награда! Ваше величество, я привстал на цыпочки не из гордости, а только чтоб лицезреть вас... припасть к ногам и лобзать прах...
С т а р у ш к а (со слезами). К ногам, к коленкам, кончикам пальчиков...
С т а р и к. Я перенес чесотку. Начальник требовал, чтобы ублажал сынка-сосунка и кобылу-красотку. Меня выперли, дали под зад коленкой, но какое это имеет значение... если... сир... ваше императорское величество... взгляните... вот он я...
С т а р у ш к а (эхом). Я... я... я...
С т а р и к. Если ваше императорское величество здесь... Если ваше величество император услышит мое кредо... мой оратор, рупор, он, однако, заставляет ждать его императорское величество...
С т а р у ш к а. Пусть его величество простит его благосклонно, рупор придет с минуты на минуту, он уже звонил по телефону...
С т а р и к. Его императорское величество — сама доброта. Он не уйдет не выслушав, не услышав...
С т а р у ш к а (эхом). Слышал, слышал, слышал...
С т а р и к. Оратор провозгласит все вместо меня, сам я не умею говорить... нет таланта... у него все бумаги, все документы...
С т а р у ш к а. Наберитесь терпения, сир, умоляю... он сейчас придет.
С т а р и к (развлекая императора). Видите ли, государь, прозрение посетило меня давным-давно... Стукнуло сорок лет, и вот оно... я рассказываю и для вас, господа и дамы... Как-то вечером, поужинав с мамой, прежде чем отправиться в кровать, я пошел папочку поцеловать, забрался к нему на колени... был я усатей тюленя, гораздо, гораздо усатее и грудь была волосатее, на висках у меня седина, а папина голова черна, как смоль... были у нас тогда гости, сидели играли в кости, и вдруг как все засмеются...
С т а р у ш к а (эхом). Змеюки... змеюки... змеюки...
С т а р и к. Я спросил, что же тут смешного — мальчик-паинька обожает своего папеньку? Мне ответили: пай-мальчики в полночь не ложатся спать. А раз вы еще не бай-бай, значит, не мальчик-пай. Я бы им ни за что не поверил, но они мне «вы» говорили...
С т а р у ш к а (эхом). Вы...
С т а р и к. А не «ты».
С т а р у ш к а (эхом). Ты...
С т а р и к. Но я сказал: раз не женат, значит, мал. А они взяли меня женили, доказали, что я большой... К счастью, жена стала мне отцом, матерью и женой.
С т а р у ш к а. Оратор придет, ваше величество...
С т а р и к. Оратор сейчас придет.
С т а р у ш к а. Придет.
С т а р и к. Придет.
С т а р у ш к а. Придет.
С т а р и к. Придет.
С т а р у ш к а. Придет.
С т а р и к. Придет, придет.
С т а р у ш к а. Придет, придет.
С т а р и к. Он идет.
С т а р у ш к а. Он пришел.
С т а р и к. Пришел.
С т а р у ш к а. Пришел, он здесь.
С т а р и к. Он пришел, он здесь.
С т а р у ш к а. Он пришел, он здесь.
С т а р у ш к а с о С т а р и к о м. Здесь...
С т а р у ш к а. Вот он!

Тишина, ни малейшего движения. Застыв, оба старика смотрят на дверь № 5; неподвижная сцена длится довольно долго,
примерно с полминуты; затем дверь начинает медленно, очень медленно приоткрываться; когда она бесшумно распахивается
до конца, возникает оратор — реальный персонаж, похожий на художника или поэта ХIХ века: широкополая черная шляпа,
лавальера, плащ, усы, бородка, выражение лица весьма самодовольное; если невидимки должны производить впечатление
реального присутствия, то оратор должен казаться нереальным; он пройдет вдоль правой стены мягким шагом к закрытой
главной двери, не повернув головы ни направо, ни налево, пройдет мимо старушки, даже не заметив ее, а она тронет его
тихонечко за рукав, словно желая убедиться, что он существует, и тут старик скажет.

С т а р и к. Вот он!
С т а р у ш к а (не отрывая взгляда от оратора). Да, это он, он есть на самом деле.
С т а р и к (тоже следя глазами за оратором). Да-да, он есть, он — это он, он не видение.
С т а р у ш к а. Не привидение, а провидение.

Старик скрещивает руки на груди, поднимает глаза к небу, на лице его безмолвное ликование. Оратор
снимает шляпу, молча кланяется, потом приветствует мушкетерским поклоном, метя пол шляпой,
императора, при этом действует он как заводная кукла.

С т а р и к. Ваше величество... позвольте представить... мой оратор...
С т а р у ш к а. Ритор... ротор...

Оратор надевает шляпу, поднимается на эстраду, оглядывает сверху невидимую публику,
стулья и застывает в торжественной позе.

С т а р и к (невидимой публике). Можете попросить у него автограф.

Автоматически, молча, оратор раздает автографы. Старик в это время стоит закатив глаза
и молитвенно сложив руки; восторженно.

Никому из смертных не дождаться большего.
С т а р у ш к а (эхом). Никому из смертных не дождаться большего.
С т а р и к (невидимой толпе). А теперь, с позволения его императорского величества, я обращаюсь к уважаемой публике — дамы и господа, барышни, дети, господин президент республики, дорогие собратья, соратники и соотечественники.
С т а р у ш к а. Милые ребятки-ки хи-хи...
С т а р и к. Обращаюсь ко всем без различия возраста, пола, гражданского состояния, общественного и имущественного положения и благодарю всех от всего сердца.
С т а р у ш к а. Благодарю... дарю...
С т а р и к. Благодарю и оратора... благодарю вас всех от всего сердца за то, что откликнулись и пришли... тише, господа...
С т а р у ш к а (эхом). Ш-ш-ш...
С т а р и к. Я благодарю всех, кто способствовал сегодняшнему мероприятию, организаторов...
С т а р у ш к а. Браво!

Все это время оратор с важным видом стоит, застыв, на эстраде; двигается только его рука,
механически расписываясь.

С т а р и к. Домовладельца, архитектора, каменщиков, которые соблаговолили возвести эти стены!
С т а р у ш к а (эхом). Стены...
С т а р и к. Всех, кто заложил основы... Потише, дамы и господа...
С т а р у ш к а (эхом). Мы и господа...
С т а р и к. Я не забыл и горячо благодарю столяров, которые сделали для нас стулья, искусных мастеров...
С т а р у ш к а (эхом). Дров...
С т а р и к. Которые изготовили кресло, так мягко покоящее императора, не расслабляя при этом ясной твердости ума... Благодарю техников, механиков, керамистов...
С т а р у ш к а (эхом). Богемистов...
С т а р и к. Бумажников, картонажников, издателей, бездельников, корректоров, редакторов, которым мы обязаны столь изящными программками, я приношу свою искреннюю благодарность солидарности всех людей. Спасибо отечеству, спасибо государству! (Старик поворачивается к императору.) Мудрому кормчему могучего корабля! Спасибо тебе, билетерша!..
С т а р у ш к а (эхом). Билетерша... хорошая...
С т а р и к (указывает на старушку). Подательница шоколада и программок!
С т а р у ш к а (эхом). Граммов... граммов...
С т а р и к. Моя супруга, спутница... Семирамида!
С т а р у ш к а (эхом). Пурга... распутица... Аида. (В сторону.) Детка моя ненаглядная, всегда обо мне вспомнит.
С т а р и к. Спасибо всем, кто оказывал мне помощь, материальную или моральную, ценную и бесценную, своевременную и своекорыстную, способствуя успеху сегодняшнего празднества! Спасибо, возлюбленный наш государь император!
С т а р у ш к а (эхом). Сударь... пираты...
С т а р и к (в полнейшей тишине). Прошу тишины! Ваше величество!
С т а р у ш к а (эхом). Качество... ситчика...
С т а р и к. Государь, моей жене и мне — нечего желать, мы довольны вполне. Сегодняшний апофеоз — достойный венец нашей жизни. Мы благодарны судьбе за долгую череду мирных лет, ниспосланных нам небом. Жизнь прожита не зря, миссия осуществилась, человечество услышит Весть о спасении! (Старик указывает на оратора, который, не замечая этого, исполненным достоинства жестом отстраняет тянущихся к нему за автографом). Человечество, вернее, те частицы, которые уцелели. (Указывает на публику.) Вы, дамы и господа, вы, возлюбленные друзья, вы — драгоценные крупицы, благодаря которым может еще завариться недурная кашица! Оратор, дорогой друг!

Оратор смотрит в другую сторону.

И если я столь долго жил в безвестности, и современники мои пренебрегали вестником, значит, был в этом свой известный смысл.

Старушка всхлипывает.

Но сегодня это уже не имеет значения, сегодня я предоставляю тебе, друг оратор,

Оратор отстраняет еще одного любителя автографов и холодно смотрит в зал.

озарить города и веси светом моей Вести!.. Передай Вселенной мою систему. Не обходи подробности, странности, выпуклости и вогнутости прожитой жизни, расскажи о моих слабостях, смешном пристрастии к сладостям... расскажи все... не забудь о моей Семирамиде.

Старушка всхлипывает.

...Расскажи, как чудесны ее бифштексы, тают во рту ее торты, радуют душу рагу и маринованные огурчики... расскажи о Берри, моей родине... Я надеюсь на тебя, красноречивый оратор... я же со своей верной подругой после долгих трудов во имя прогресса и человечества, которым служил верой и правдой, исчезну, принеся самую великую жертву — бессмысленную и исполненную высокого смысла.
С т а р у ш к а (рыдая). Да, принесем ее, увенчанные славой... Умрем и станем легендой... Именем улицы...
С т а р и к (старушке). Верная моя подруга! Ты верила в меня неизменно и преданно целый долгий век, мы никогда не разлучались с тобой, никогда, но сейчас, в час нашей славы, безжалостная толпа разлучила нас...
   А мне бы очень хотелось,
   очень, очень хотелось,
   чтобы кости наши смешались,
   чтобы кожа одна укрыла
   тленье нашей
   усталой плоти
   и червей мы одних кормили,
   истлевая в одной могиле...
С т а р у ш к а (эхом). Истлевая в одной могиле...
С т а р и к. Не исполниться этой мечте!
С т а р у ш к а. Не исполниться этой мечте!
С т а р и к. Вдалеке друг от друга разбухнут в воде наши трупы... но не будем жалеть себя...
С т а р у ш к а. Сделаем то, что дoлжно.
С т а р и к. Нас не забудут. Царь небесный сохранит о нас вечную память.
С т а р у ш к а. Вечную память.
С т а р у ш к а. От нас останется след, мы личности, а не города-уроды.
С т а р и к и с т а р у ш к а (хором). Мы станем улицей!..
С т а р и к. Соединимся же в вечности, если нас разъединяет пространство. И как были мы вместе во всех наших бедах, так вместе и умрем. (Оратору, бесстрастному, невозмутимому, неподвижному.) В последний раз... я тебе доверяю, я на тебя положился, я на тебя надеюсь, ты выскажешь все... Довершишь дело моей жизни... Простите, сир... Прощайте все!.. Семирамида! Прощай!
С т а р у ш к а. Прощайте все! Прощай, моя душенька!
С т а р и к. Да здравствует император!

Он осыпает императора конфетти и серпантином. Звуки фанфар, яркая вспышка света, словно начался салют.

С т а р у ш к а. Да здравствует император!

Оба разбрасывают конфетти и серпантин, сперва на императора, потом на оратора, потом на пустые стулья.

С т а р и к (бросая). Да здравствует император!
С т а р у ш к а (бросая). Да здравствует император!

Старики с криком «Да здравствует император!» прыгают каждый в свое окно. Тишина. Два вскрика, два всплеска.
Яркий свет, льющийся в окна и большую дверь, меркнет, тускнеет; слабо освещенная, как вначале, сцена, черные
окна раскрыты, занавески полощутся на ветру. Оратор, неподвижно и бесстрастно наблюдавший двойное самоубийство,
наконец-то собирается заговорить: обращаясь к пустым стульям, он дает понять, что он глухонемой, размахивает руками,
тщетно стараясь быть понятым, затем начинает мычать: У-У-ГУ-НГЫ-МГЫ-НГЫ... Бессильно опускает руки, но вдруг лицо
его светлеет, он поворачивается к доске, берет мел и пишет большими буквами: ДРРЩЩЛЫМ... ПРДРБР. Поворачивается
к публике и тычет в написанное.

О р а т о р. Мгнм... нмнм... гм... ыгм...

Рассердившись, резким движением он стирает с доски написанное и пишет заново: КРР ГРР НЫРГ. Поворачивается
к залу, улыбается, словно не сомневается, что его поняли и он что-то сумел объяснить, указывает, обращаясь к
пустым стульям, на надпись и, довольный собой, застывает в неподвижности, затем, не видя ожидаемой реакции,
перестает улыбаться, мрачнеет, ждет, вдруг недовольно и резко кланяется, спускается с эстрады и направляется
к главной двери в глубине, завершая свое призрачное появление: прежде чем выйти, он еще раз церемонно
раскланивается перед стульями и императором. Сцена остается пустой со стульями, эстрадой, паркетом, засыпанными
конфетти и серпантином. Дверь в глубине широко распахнута в черноту. Впервые слышатся человеческие голоса,
гул невидимой толпы: смех, шепот, «тсс», ироническое покашливание, поначалу потихоньку, потом громче, потом
опять стихая. Все это должно длиться довольно долго, чтобы реальная публика, расходясь, унесла с собой это
впечатление. Занавес опускается очень медленно.

Апрель — июнь 1951