А.Н.Островский. Таланты и поклонники
Комедия в четырех действиях
Москва, изд-во "Художественная литература", 1974
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, октябрь 2004


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЛИЦА:

А л е к с а н д р а  Н и к о л а е в н а  Н е г и н а, актриса провинциального театра, молодая девица.
Д о м н а  П а н т е л е в н а, мать ее, вдова, совсем простая женщина, лет за 40, была замужем за музыкантом провинциального оркестра.
К н я з ь  И р а к л и й  С т р а т о н ы ч  Д у л е б о в, важный барин старого типа, пожилой человек.
Г р и г о р и й  А н т о н ы ч  Б а к и н, губернский чиновник на видном месте, лет 30-ти.
И в а н  С е м е н ы ч  В е л и к а т о в, очень богатый помещик, владелец отлично устроенных имений и заводов, отставной кавалерист, человек практического ума, ведет себя скромно и сдержанно, постоянно имеет дела с купцами и, видимо, старается подражать их тону и манерам; средних лет.
П е т р  Е г о р ы ч  М е л у з о в, молодой человек, кончивший курс в университете и ожидающий учительского места.
Н и н а  В а с и л ь е в н а  С м е л ь с к а я, актриса, постарше Негиной.
М а р т ы н  П р о к о ф ь и ч  Н а р о к о в, помощник режиссера и бутафор, старик, одет очень прилично, но бедно; манеры хорошего тона.


Действие в губернском городе. В первом действии в квартире актрисы Негиной: налево (от актеров) окно,
в глубине, в углу, дверь в переднюю, направо перегородка с дверью в другую комнату; у окна стол,
на нем несколько книг и тетрадей; обстановка бедная.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Домна Пантелевна (одна).

Д о м н а  П а н т е л е в н а (говорит в окно). Зайди денька через три-четыре; после бенефиста все тебе отдадим! А? Что? О, глухой! Не слышит. Бенефист у нас будет; так после бенефиста все тебе отдадим. Ну, ушел. (Садится.) Что долгу, что долгу! Туда рубль, сюда два... А каков еще сбор будет, кто ж его знает. Вот зимой бенефист брали, всего сорок два с полтиной в очистку-то вышло, да какой-то купец полоумный серьги бирюзовые преподнес... Очень нужно! Эка невидаль! А теперь ярмарка, сотни две уж всё возьмем. А и триста рублей получишь, нешто их в руках удержишь; все промежду пальцев уйдут, как вода. Нет моей Саше счастья! Содержит себя очень аккуратно, ну, и нет того расположения промежду публики: ни подарков каких особенных, ничего такого, как прочим, которые... ежели... Вот хоть бы князь... ну, что ему стоит! Или вот Иван Семеныч Великатов... говорят, сахарные заводы у него не один миллион стоят... Что бы ему головки две прислать; нам бы надолго хватило... Сидят, по уши в деньгах зарывшись, а нет, чтобы бедной девушке помочь. Я уж про купечество и не говорю - с тех что взять! Они и в театр-то не ходят; разве какой уж ошалеет совсем, так его словно ветром туда занесет... так от таких чего ожидать, окромя безобразия.

Входит Нароков.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Домна Пантелевна и Нароков.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. А, Прокофьич, здравствуй!
Н а р о к о в (мрачно). Здравствуй, Прокофьевна!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Я не Прокофьевна, я Пантелевна, что ты!
Н а р о к о в. И я не Прокофьич, а Мартын Прокофьич.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ах, извините, господин артист!
Н а р о к о в. Коли хотите быть со мной на "ты", так зовите просто Мартыном; все-таки приличнее. А что такое "Прокофьич"! Вульгарно, мадам, очень вульгарно!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Люди-то мы с тобой, батюшка, маленькие, что нам эти комплименты разводить.
Н а р о к о в. "Маленькие"? Я не маленький человек, извините!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Так неужели большой?
Н а р о к о в. Большой.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Так теперь и будем знать. Зачем же ты, большой человек, к нам, к маленьким людям, пришел?
Н а р о к о в. Так, в этом тоне и будем продолжать, Домна Пантелевна? Откуда это в вас озорство такое?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Озорство во мне есть, это уж греха нечего таить! Подтрунить люблю, и чтобы стеснять себя в разговоре с тобой, так я не желаю.
Н а р о к о в. Да откуда оно в вас, это озорство-то? От природы или от воспитания?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ах, батюшки, откуда? Ну, откуда... Да откуда чему другому-то быть? Жила всю жизнь в бедности, промежду мещанского сословия: ругань-то каждый божий день по дому кругом ходила, ни отдыху, ни передышки в этом занятии не было. Ведь не из пансиона я, не с мадамами воспитывалась. В нашем звании только в том и время проходит, что все промеж себя ругаются. Ведь это у богатых деликатности разные придуманы.
Н а р о к о в. Резон. Понимаю теперь.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Так неужто ж со всяким нежничать, всякому, с позволения сказать... Сказала б я тебе словечко, да обижать не хочу. Неужто всякому "вы" говорить?
Н а р о к о в. Да, в простонародии все на "ты"...
Д о м н а  П а н т е л е в н а. "В простонародии"! Скажите, пожалуйста! А ты что за барин?
Н а р о к о в. Я барин, я совсем барин... Ну, давай на "ты", мне это не в диковину.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да какая диковина; обыкновенное дело. В чем же твоя барственность?
Н а р о к о в. Я могу сказать тебе, как Лир: каждый вершок меня - барин. Я человек образованный, учился в высшем учебном заведении, я был богат.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ты-то?
Н а р о к о в. Я-то!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да ужли?
Н а р о к о в. Ну, что ж, божиться тебе, что ли?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Нет, зачем? Не божись, не надо; я и так поверю. Отчего же ты шуфлером служишь?
Н а р о к о в. Я не chou-fleur и не siffleur, мадам, и не суфлер даже, а помощник режиссера. Здешний-то театр был мой. [chou-fleur - цветная капуста (франц.), siffleur - свистун (франц.)]
Д о м н а  П а н т е л е в н а (с удивлением). Твой? Скажите на милость!
Н а р о к о в. Я его пять лет держал, а Гаврюшка-то был у меня писарем, роли переписывал.
Д о м н а  П а н т е л е в н а (с большим удивлением). Гаврила Петрович, ампренер здешний?
Н а р о к о в. Он самый.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ах ты, горький! Так вот что. Значит, тебе в этом театрашном деле счастья бог не дал, что ли?
Н а р о к о в. Счастья! Да я не знал, куда девать счастье-то, вот сколько его было!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Отчего ж ты в упадок-то пришел? Пил, должно быть? Куда ж твои деньги девались?
Н а р о к о в. Никогда я не пил. Я все свои деньги за счастье-то и заплатил.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да какое ж такое счастье у тебя было?
Н а р о к о в. А такое и счастье, что я делал любимое дело. (Задумчиво.) Я люблю театр, люблю искусство, люблю артистов, понимаешь ты? Продал я свое имение, денег получил много и стал антрепренером. А? Разве это не счастье? Снял здешний театр, отделал все заново: декорации, костюмы; собрал хорошую труппу и зажил, как в раю... Есть ли сборы, нет ли, я на это не смотрел, я всем платил большое жалованье аккуратно. Поблаженствовал я так-то пять лет, вижу, что деньги мои под исход; по окончании сезона рассчитал всех артистов, сделал им обед прощальный, поднес каждому по дорогому подарку на память обо мне...
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну, а что ж потом-то?
Н а р о к о в. А потом Гаврюшка снял мой театр, а я пошел в службу к нему; платит он мне небольшое жалованье да помаленьку уплачивает за мое обзаведение. Вот и все, милая дама.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Тем ты только и кормишься?
Н а р о к о в. Ну нет, хлеб-то я себе всегда достану; я уроки даю, в газеты корреспонденции пишу, перевожу; а служу у Гаврюшки, потому что от театра отстать не хочется, искусство люблю очень. И вот я, человек образованный, с тонким вкусом, живу теперь между грубыми людьми, которые на каждом шагу оскорбляют мое артистическое чувство. (Подойдя к столу.) Что это за книги у вас?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Саша учится, к ней учитель ходит.
Н а р о к о в. Учитель? Какой учитель?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Студент. Петр Егорыч. Чай, знаешь его?
Н а р о к о в. Знаю. Кинжал в грудь по самую рукоятку!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Что больно строго?
Н а р о к о в. Без сожаленья.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Погоди колоть-то: он жених Сашин.
Н а р о к о в (с испугом). Жених?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Там еще, конечно, что бог даст, а все-таки женихом зовем. Познакомилась она с ним где-то, ну и стал к нам ходить. Как же его назвать-то? Ну и говоришь, что, мол, жених; а то соседи-то что заговорят! Да и отдам за него, коли место хорошее получит. Где ж женихов-то взять? Вот кабы купец богатый; да хороший-то не возьмет; а которые уж очень-то безобразны, тоже радость не велика. А за него что ж не отдать, парень смирный, Саша его любит.
Н а р о к о в. Любит? Она его любит?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Отчего ж его не любить? Что, в самом деле, по театрам-то трепаться молодой девушке! Никакой основательности к жизни получить себе нельзя!
Н а р о к о в. И это ты говоришь?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Я говорю, и уж давно говорю. Ничего хорошего, окромя дурного.
Н а р о к о в. Да ведь твоя дочь талант, она рождена для сцены.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Для сцены-то для сцены, это точно, это уж что говорить! Она еще маленькая была, так, бывало, не вытащить ее из театра; стоит за кулисами, вся трясется. Муж-то мой, отец-то ее, был музыкант, на флейте играл; так, бывало, как он в театр, так и она за ним. Прижмется к кулисе, да и стоит не дышит.
Н а р о к о в. Ну, вот видишь. Ей только на сцене и место.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Уж куда какое место прекрасное!
Н а р о к о в. Да ведь у нее страсть, пойми ты, страсть! Сама же ты говоришь.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Хоша бы и страсть, да хорошего-то в этом нет, похвалить-то нечего. Это вот вам, бездомовым да беспутным.
Н а р о к о в. О, невежество! Кинжал в грудь по рукоятку!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да ну тебя с кинжалами! У вас путного-то на сцене немного; а я держу свою дочь на замужней линии. Со всех сторон там к ней лезут, да подлипают, да глупости разные в уши шепчут... Вот князь Дулебов повадился, тоже на старости лет ухаживать вздумал... Хорошо это? Как ты скажешь?
Н а р о к о в. Князь Дулебов! Кинжал в грудь по рукоятку!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ох, уж много ты очень народу переколол.
Н а р о к о в. Много.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. И все живы?
Н а р о к о в. А то как же? Конечно, живы, и все в добром здоровье, продли им, господи, веку. На-ка, вот, отдай! (Подает тетрадку.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Это что ж такое?
Н а р о к о в. Роль. Это я сам переписал для нее.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да что ж это за парад такой? На тонкой бумаге, связано розовой ленточкой!
Н а р о к о в. Ну, да уж ты ей отдай! Что тут разговаривать!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да к чему ж эти нежности при нашей бедности? Небось ведь за ленточку-то последний двугривенный отдал?
Н а р о к о в. Хоть и последний, так что ж из этого? Ручки у нее хорошенькие, душка еще лучше; нельзя же ей грязную тетрадь подать.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да к чему, к чему это?
Н а р о к о в. Что ты удивляешься? Все это очень просто и естественно; так и должно быть, потому что я в нее влюблен.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ах, батюшки! Час от часу не легче! Да ведь ты старик, ведь ты старый шут; какой ты еще любви захотел?
Н а р о к о в. Да ведь она хороша? Говори: хороша?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну, хороша; так тебе-то что ж?
Н а р о к о в. Кто ж хорошее не любит? Ведь и ты тоже хорошее любишь. Ты думаешь, коли человек влюблен, так сейчас гам... и съел? Из тонких парфюмов соткана душа моя. Где ж тебе это понять!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. А ведь ты чудак, как посмотрю я на тебя.
Н а р о к о в. Слава богу, догадалась. Я и сам знаю, что чудак. Что ж ты меня обругать, что ли, этим словом-то хотела?
Д о м н а  П а н т е л е в н а (у окна). Никак, князь подъехал? И то он.
Н а р о к о в. Ну, так я уйду тут, через кухню. Адье, мадам.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Адье, мусье!

Нароков уходит за перегородку. Входят Дулебов и Бакин.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Домна Пантелевна, Дулебов, Бакин.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Дома нет, ваше сиятельство, уж извините! В гостиный двор пошла.
Д у л е б о в. Ну, ничего, я подожду.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Как угодно, ваше сиятельство.
Д у л е б о в. Вы делайте свое дело, не беспокойтесь, пожалуйста, я подожду.

Домна Пантелевна уходит.

Б а к и н. Вот мы и съехались, князь.
Д у л е б о в. Ну, что же, здесь не тесно и для двоих.
Б а к и н. Но, во всяком случае, один из нас лишний, и этот лишний - я. Уж такое мне счастье; заехал к Смельской, там Великатов сидит, молчит.
Д у л е б о в. А вы бы разговаривали. Вы разговаривать умеете, значит, шансы на вашей стороне.
Б а к и н. Не всегда, князь. Великатов и молчит-то гораздо убедительнее, чем я говорю.
Д у л е б о в. Да почему же?
Б а к и н. Потому что богат. А так как, по русской пословице: "С богатым не тянись, а с сильным не борись", - то я и ретируюсь. Великатов богат, а вы сильны своей любезностью.
Д у л е б о в. Ну, а вы-то чем же хотите взять?
Б а к и н. Смелостью, князь. Смелость, говорят, города берет.
Д у л е б о в. Города-то, пожалуй, легче... А впрочем... уж это ваше дело. Коли не боитесь проигрыша, так отчего ж и смелость не попробовать.
Б а к и н. Я лучше готов потерпеть неудачу, чем пускаться в любезности.
Д у л е б о в. У всякого свой вкус.
Б а к и н. Ухаживать, любезничать, воскрешать времена рыцарства - уж это не много ли чести для наших дам!
Д у л е б о в. У всякого свой взгляд.
Б а к и н. Мне кажется, очень довольно вот такой декларации: "Я вот таков, как вы меня видите, предлагаю вам то-то и то-то; угодно вам любить меня?"
Д у л е б о в. Да, но ведь это оскорбительно для женщины.
Б а к и н. А уж это их дело, оскорбляться или нет. По крайней мере, я не обманываю; ведь не могу же я, при таком количестве дел, заниматься любовью серьезно: зачем же я буду притворяться влюбленным, вводить в заблуждение, возбуждать, может быть, какие-нибудь несбыточные надежды! То ли дело договор.
Д у л е б о в. У всякого свой характер. Скажите, пожалуйста, что за человек Великатов?
Б а к и н. Я об нем знаю столько же, сколько и вы. Очень богат; великолепное имение в соседней губернии, свеклосахарный завод, да еще конный, да, кажется, винокуренный. Сюда приезжает он на ярмарку; продавать ли, покупать ли лошадей, уж я не знаю. Как он разговаривает с барышниками, я тоже не знаю;
но в нашем обществе он больше молчит.
Д у л е б о в. Он деликатный человек?
Б а к и н. Даже очень: никогда не спорит, со всеми соглашается, и никак не разберешь, серьезно он говорит или мистифирует тебя.
Д у л е б о в. Но он очень учтивый человек.
Б а к и н. Уж слишком даже: в театре решительно всех по именам знает, и кассира, и суфлера, и даже бутафора, всем руку подает. А уж старух обворожил совсем; все-то он знает; во все их интересы входит; ну, одним словом, для каждой старухи сын самый почтительный и предупредительный.
Д у л е б о в. А из молодых он, кажется, никому особого предпочтения не дает и держится как-то в стороне от них.
Б а к и н. С этой стороны, князь, будьте покойны, он вам соперник не опасный; он как-то сторонится от молодых и никогда первый не заговаривает: когда обратятся к нему, так у него только и слов: "Что прикажете? что угодно?"
Д у л е б о в. А может быть, это рассчитанная холодность, он хочет заинтересовать собою?
Б а к и н. Да на что ему рассчитывать! Он завтра или послезавтра уезжает.
Д у л е б о в. Да... разве?
Б а к и н. Наверное. Он мне сам говорил; у него уж все приготовлено к отъезду.
Д у л е б о в. Жаль! Он очень приятный человек, такой ровный, спокойный.
Б а к и н. Мне кажется, его спокойствие происходит от ограниченности; ума не скроешь, он бы в чем-нибудь выказался; а он молчит, значит, не умен; но и не глуп, потому что считает за лучшее молчать, чем говорить глупости. У него ума и способностей ровно столько, сколько нужно, чтобы вести себя прилично и не прожить того, что папенька оставил.
Д у л е б о в. В том-то и дело, что папенька оставил ему имение разоренное, а он его устроил.
Б а к и н. Ну, прибавим ему еще несколько практического смысла и расчетливости.
Д у л е б о в. Пожалуй, придется и еще что-нибудь прибавить, и выйдет очень умный, практический человек.
Б а к и н. Как-то верить не хочется. А впрочем, мне все равно, умен ли он, глуп ли; вот что богат очень, это немножко досадно.
Д у л е б о в. Неужели?
Б а к и н. Право. Как-то невольно в голову приходит, что было бы гораздо лучше, если бы я был богат, а он беден.
Д у л е б о в. Да, это для вас лучше, ну а для него-то?
Б а к и н. А мне черт его возьми; что мне до него! Я про себя говорю. Однако пора и за дело. Уступаю вам место без бою. До свиданья, князь!
Д у л е б о в (подавая руку). Прощайте, Григорий Антоныч!

Бакин уходит. Входит Домна Пантелевна.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Дулебов и Домна Пантелевна.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ушли, не дождались?
Д у л е б о в. Вы что за эту квартиру платите?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Двенадцать рублей, ваше сиятельство.
Д у л е б о в (указывая в угол). Тут сыро, должно быть?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. По деньгам и квартира.
Д у л е б о в. Надо будет переменить. (Отворяя дверь направо.) А там что?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Спальня Саши, а направо-то моя комната, а там кухня.
Д у л е б о в (про себя). Мизерно. Да... конечно, так невозможно.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. По средствам, ваше сиятельство.
Д у л е б о в. Пожалуйста, не говорите, чего не понимаете. Хорошей актрисе нельзя так жить, ну, нельзя, я вам говорю, невозможно. Это неприлично.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Какие же достатки?
Д у л е б о в. Что такое за слово: "достатки"?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Из каких доходов, ваше сиятельство?
Д у л е б о в. Какое же нам дело до ваших доходов?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да где ж взять-то, ваше сиятельство?
Д у л е б о в. Ну, "где взять"! Кому нужно! Никому до этого дела нет; где хотите, там и берите. Только так нельзя, это... это... ну, просто неприлично, да и все тут.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Вот кабы жалованье...
Д у л е б о в. Ну, там жалованье или что другое, это уж ваше дело.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Бенефисты очень плохи берем.
Д у л е б о в. А кто виноват? Чтобы брать большие бенефисы, нужно знакомство хорошее, нужно уметь его выбрать, уметь обходиться..., Я могу вам назвать лиц десять, которых нужно привлечь на свою сторону; вот и великолепные бенефисы будут: и призы и подарки. Это дело простое, давно всем известное. Нужно принимать у себя порядочных людей... А где же тут! Что это такое? Кто сюда поедет?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. А ведь, кажется, публика ее любит, а вот в бенефист так... ничем не заманишь.
Д у л е б о в. Какая публика? Гимназисты, семинаристы, лавочники, мелкие чиновники! Они рады все руки себе отхлопать, по десяти раз вызывают Негину, а уж ведь он, каналья, лишнего гроша не заплатит.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Что правда, то правда, ваше сиятельство. Конечно, кабы знакомство, так уж совсем другое дело.
Д у л е б о в. Само собой. Публику винить нельзя, публика никогда виновата не бывает; это тоже общественное мнение, а на него жаловаться смешно. Надо уметь заслужить любовь публики. Надо, чтоб постоянно окружала вашу дочь богатая молодежь, ну, а главными-то, собственно, ее друзьями были бы мы, солидные люди. Все мы целый день заняты, кто семейными и хозяйственными делами, кто общественными, у нас свободны только несколько часов вечером; где же удобнее, как не у молодой актрисы отдохнуть, так сказать, от бремени забот, одному - хозяйственных, а другому - о вверенном его управлению ведомстве или районе.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Уж это очень мудрено для меня, ваше сиятельство. Вы вот эти-то слова Саше и скажите.
Д у л е б о в. Да, скажу, непременно скажу, я за этим и приехал.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да вот, кажется, и она бежит.
Д у л е б о в. Только уж вы нам не мешайте!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ах, помилуйте, да разве я своему детищу враг.

Входит Негина.

Что ты так долго? Князь тебя давно дожидается. (Берет у дочери шляпку, зонтик, плащ и уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Дулебов и Негина.

Д у л е б о в (подходит и целует руку Негиной). Ах, моя радость, я вас заждался.
Н е г и н а. Извините, князь! с бенефисом все хлопочу, такая мука... (Задумывается.)
Д у л е б о в (садясь). Скажите, пожалуйста, мой дружочек...
Н е г и н а (выходя из задумчивости). Что вам угодно?
Д у л е б о в. Как эта пьеса, что вы в последний раз играли?..
Н е г и н а. "Уриель Акоста".
Д у л е б о в. Да, да... Прекрасно вы играли, прекрасно. Сколько чувств, благородства! Не шутя вам говорю.
Н е г и н а. Благодарю вас, князь.
Д у л е б о в. Странные пьесы нынче пишут; не поймешь ничего.
Н е г и н а. Да она уже давно написана.
Д у л е б о в. Давно? Чья же она, Каратыгина или Григорьева?
Н е г и н а. Нет, Гуцкова.
Д у л е б о в. А! Гуцкова... знаю, знаю. Еще у него есть комедия, прекрасная комедия: "Русский человек добро помнит".
Н е г и н а. То Полевого, князь.
Д у л е б о в. Ах, да... я смешал... Полевого... Николай Полевой. Он из мещан... По-французски выучился самоучкой, ученые книги писал, всё с французского брал... Только он тогда заспорил с кем-то... с учеными или с профессорами. Ну где же, возможно ли, да и прилично ли! Ну, ему и не велели ученых книг писать, приказали водевили сочинять. После сам был благодарен, большие деньги получал. "Мне бы, говорит, и не догадаться". Что вы так печальны?
Н е г и н а. Много хлопот, князь.
Д у л е б о в. Вам, моя красавица, надо веселее быть, вам еще рано задумываться; старайтесь развлекать себя, утешать чем-нибудь. Вот мы сейчас с вашей матушкой говорили...
Н е г и н а. Об чем, князь?
Д у л е б о в. Разумеется, о вас, мое сокровище, а то о чем же! Вот квартира у вас нехороша... Нельзя актрисе, хорошенькой девушке, в такой избе жить; это неприлично.
Н е г и н а (несколько обидясь). Не хороша квартира? Ну, так что же? Я и сама знаю, что бывают квартиры лучше этой... Вам бы, князь, пожалеть меня, не напоминать мне о моей бедности, я и без вас ее чувствую каждый час, каждую минуту.
Д у л е б о в. Да разве я вас не жалею? Я вас очень жалею, красавица моя.
Н е г и н а. Так вы жалейте про себя, ваше сиятельство! Мне нет никакой пользы от ваших сожалений, а слышать их неприятно. Вы находите, что моя квартира не хороша; а я нахожу, что она удобна для меня, и мне лучше не надо. Вам моя квартира не нравится, вам неприятно бывать в такой квартире, так ведь никто вас не принуждает.
Д у л е б о в. Не горячитесь, не горячитесь, моя радость! Вы не дослушаете, да и сердитесь на человека, который вам предан всей душой... Так нельзя...
Н е г и н а. Извольте говорить, я слушаю.
Д у л е б о в. Я человек деликатный, я никогда никого не оскорбляю, я известен своей деликатностью. Я бы никогда не посмел осуждать вашу квартиру, если б не имел в виду...
Н е г и н а. Чего, князь?
Д у л е б о в. Предложить вам другую, лучше гораздо.
Н е г и н а. За ту же цену?
Д у л е б о в. Ну, какое вам дело до цены?
Н е г и н а. Я что-то не понимаю, князь.
Д у л е б о в. Вот видите ли, мое блаженство, я человек очень добрый, нежный - это тоже всем известно... я, несмотря на свои лета, до сих пор сохранил всю свежесть чувства... я еще до сих пор могу увлекаться, как юноша...
Н е г и н а. Я очень рада; но какое же отношение имеет все это к моей квартире?
Д у л е б о в. Очень просто. Разве вы не замечаете? Я люблю вас... Лелеять вас, баловать... это было бы для меня наслаждением... это моя потребность; у меня очень много нежности в душе, мне нужно ласкать кого-нибудь, я без этого не могу. Ну, подойдите же ко мне, мой птенчик!
Н е г и н а (встает). Вы с ума сошли!
Д у л е б о в. Грубо, мой друг, грубо!
Н е г и н а. Да с чего вы вздумали? Помилуйте! Я вам никакого повода не подавала... Как вы осмелились выговорить?
Д у л е б о в. Потише, потише, мой дружочек!
Н е г и н а. Это что ж такое! Приехать в чужой дом и ни с того ни с сего затеять глупый, обидный разговор.
Д у л е б о в. Потише, потише, пожалуйста! Вы еще очень молоды, чтобы так разговаривать.
Н е г и н а. Вот это мило! "Вы еще молоды"! Значит, молодых можно обижать сколько угодно, и они должны молчать.
Д у л е б о в. Да какая тут обида? В чем обида? Дело самое обыкновенное. Вы не знаете ни жизни, ни порядочного общества и осмеливаетесь осуждать почтенного человека! Что вы, в самом деле! Вы меня обижаете!
Н е г и н а (в слезах). Ах, боже мой! Нет, это выше сил...
Д у л е б о в. На все есть приличная форма, сударыня! В вас совсем нет благовоспитанности; не нравится вам мое предложение, вы должны были все-таки поблагодарить меня и высказать ваше нежелание учтиво или как-нибудь на шутку свести.
Н е г и н а. Ах, оставьте меня, пожалуйста! Не нужно мне ваших нравоучений. Я сама знаю, что мне делать, сама знаю, что хорошо, что дурно. Ах, боже мой!.. Да не желаю я вас слушать.
Д у л е б о в. Да что же вы кричите?
Н е г и н а. Отчего ж мне не кричать? Я у себя дома, кого ж мне бояться?
Д у л е б о в. Прекрасно! Только вы помните, моя радость, что я обиды не забываю.
Н е г и н а. Ну, хорошо, хорошо, буду помнить,
Д у л е б о в. Извините, я думал, что вы девица благовоспитанная; я никак не мог ожидать, что вы от всякой малости расплачетесь и расчувствуетесь, как кухарка.
Н е г и н а. Да ну, хорошо; ну я кухарка, только я желаю быть честной.

Домна Пантелевна показывается из дверей.

Д у л е б о в. И поздравляю вас! Только честности одной мало, надо быть и поумнее, и поосторожнее, чтобы потом не плакать. Билета мне не присылайте, я не поеду на ваш бенефис, мне некогда; а если вздумаю, так пошлю взять в кассе. (Уходит.)

Входит Домна Пантелевна.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Негина и Домна Пантелевна.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Что такое? Что тут у вас? Князь уехал? Уж не рассердился ли он?
Н е г и н а. Да пускай его сердится!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Что ты! Опомнись! Перед бенефистом-то? Да в уме ли ты?
Н е г и н а. Да ведь невозможно! Что он говорит! Кабы вы послушали!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. А тебе что! Пускай говорит. От его слов тебя не убудет.
Н е г и н а. Да ведь вы не знаете, что он говорил; что ж вы мешаетесь не в свое дело?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Очень я знаю, оченно прекрасно все это знаю, что мужчины говорят.
Н е г и н а. И можно это слушать равнодушно?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. А что ж такое! Городи, сколько хочешь. Пусть его мелет в свое удовольствие, а ты знай посмеивайся!
Н е г и н а. Ах, не учите! Оставьте, пожалуйста! Я знаю, как вести себя.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Уж и видно, что знаешь: перед самым бенефистом побранилась ты с таким человеком!
Н е г и н а. Маменька, да разве вы не видите, что я расстроена? Я дрожу вся, а вы ко мне пристаете.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Нет, ты погоди! Ты выслушай от матери резон! Как же это перед бенефистом браниться, ежели которые люди тебе нужные?.. Не могла ты подождать-то? Ну, после бенефиста бранись сколько хочешь, я тебе ни слова не скажу. Потому нельзя тоже им и волю давать; ограничить следует. Ах, мол, ты пугало огородное!..
Н е г и н а. Маменька, да довольно уж...
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Нет, постой! А перед бенефистом ты должна была учтиво...
Н е г и н а. Да я и не бранилась, я только обиделась и сказала, чтоб он оставил меня в покое.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Вот и глупа, вот и глупа! Ты бы, как можно, старалась учтивее. "Мол, ваше сиятельство, мы завсегда вами оченно довольны и завсегда вами благодарны; только подлостев таких мы слушать не желаем. Мы, мол, совсем напротив того, как вы об нас понимаете". Вот как надо сказать! Потому честно, благородно и учтиво.
Н е г и н а. Что сделано, то сделано; нечего теперь об этом толковать!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Я вот и не ученая, да знаю, как с людьми разговаривать; а тебя еще учитель учит...
Н е г и н а. Что вы еще об учителе?.. Ведь не понимаете вы этого ничего, так нечего вам и мешаться не в свое дело.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да чего понимать-то? Обнаковенно студент... Эка важность какая, скажите пожалуйста! Не барон какой-нибудь!.. Видали мы этого звания-то довольно. Только на разговоре их и взять... Голь на голи да голью погоняет. Только один форс, а сертучишка нет порядочного.
Н е г и н а. Что он вам сделал... ну, за что вы? За что вы и меня-то мучаете?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну, да как же, эка особа! И говорить про него не смей! Нет, матушка, никто мне не запретит, захочу вот, так и обругаю, в глаза обругаю. Самые что ни есть обидные слова подберу, да так-таки прямо ему и отпечатаю... Вот ты и знай, как с матерью спорить, как с матерью разговаривать.
Н е г и н а. Уйдите!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Вот еще; "Уйдите"! Да уходи сама, коли тебе со мной тесно.
Н е г и н а. Вон кто-то подъехал, кажется... Уйдите, маменька! Кому интересно наши с вами умные разговоры слушать!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Так вот не уйду же. Ишь ты... Сама разобидит мать как нельзя хуже, да еще разные претензии представляет... "Умные разговоры". Не глупее я тебя с студентом-то с твоим, с лохматым.
Н е г и н а (взглянув в окно). Великатов! В первый раз к нам... а у нас тут...
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Не беспокойтесь, сударыня, мамзель Негина, знаменитая актриса, обращение не хуже вас знаем... Только я тебе это припомню.
Н е г и н а. Смельская с ним.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да-с, вот люди умеют же...
Н е г и н а. Какие лошади, какие лошади!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Смельская-то катается, а мы пешечком ходим.

Входят Смельская и Великатов.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Негина, Домна Пантелевна, Смельская и Великатов.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Пожалуйте, пожалуйте, Нина Васильевна!
С м е л ь с к а я. Здравствуйте, Домна Пантелевна! Гостя к вам привезла, Ивана Семеныча Великатова.

Великатов кланяется.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ах, очень приятно познакомиться. Давно я вас знаю, в театре часто видала, а познакомиться не приводилось.
С м е л ь с к а я. Здравствуй, Саша! Я сбиралась к тебе, уж и шляпу надела, а Иван Семеныч и заехал; ну, и увязался со мной. Ты не сердишься? Она ведь у нас затворница.
Н е г и н а (подает руку Великатову). Ах, что ты! Я очень рада. Вам бы давно догадаться, Иван Семеныч.
В е л и к а т о в. Не смел, Александра Николавна; я человек робкий.
С м е л ь с к а я. Да, уж робкий - похоже!
Н е г и н а. Скажите лучше, гордый.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Вот уж это ты напрасно; Иван Семеныч человек обходительный со всеми, я сама это видала. Гордости этой в них совсем нет.
В е л и к а т о в. Совсем нет, Домна Пантелевна.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Я люблю правду говорить.
В е л и к а т о в. Я тоже, Домна Пантелевна.
Н е г и н а. Садитесь, Иван Семеныч.
В е л и к а т о в. Не беспокойтесь, сделайте одолжение! У вас, вероятно, какие-нибудь дела есть; вы на нас не обращайте внимания. Я с Домной Пантелевной побеседую. (Садится у стола.)

Негина и Смельская говорят шепотом.

Н е г и н а (Смельской). Вот что, Нина...
С м е л ь с к а я. Неужели?
Н е г и н а. Да. Не знаю, что и делать.
С м е л ь с к а я. Как же быть-то? Да ты бы... (Говорит шепотом.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да что вы, в самом деле, шепчетесь? Нешто это учтиво?
В е л и к а т о в. Не мешайте им! У всякого свои дела.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Какие дела! Всё пустяки. Ведь я знаю, про что говорят. О тряпках. Вот у них дела-то какие!
В е л и к а т о в. Для нас с вами тряпки - пустяки, а для них - важное дело.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Платьишка нет к бенефисту, да и денег-то.
В е л и к а т о в. Ну, вот видите! А вы говорите, что пустяки. (Взглянув в окно.) Курочки-то это ваши?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Которые?
В е л и к а т о в. А вот кохинхинские.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Нет, где уж нам кохетинских разводить! Были две гилянки да две шпанки, а петух русский; орел, а не петух - да всех разворовали.
В е л и к а т о в. А вы любите курочек-то, Домна Пантелевна?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. До страсти, батюшка, всякую птицу люблю.

Входит Мелузов.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Негина, Смельская, Домна Пантелевна, Великатов и Мелузов.

Н е г и н а (Великатову). Позвольте вас познакомить! Петр Егорыч Мелузов. Иван Семеныч Великатов.
С м е л ь с к а я. Ах, знаете ли, Иван Семеныч, ведь Петр Егорыч - студент; он жених Сашин.
В е л и к а т о в (подавая руку). Очень приятно с вами познакомиться.
М е л у з о в. Что же тут приятного для вас? Ведь это фраза. Ну, познакомились, так и будем знакомы. Вот и все.
В е л и к а т о в (почтительно). Совершенно справедливо; очень много говорится пустых фраз, я с вами согласен; но то, что я сказал, извините, не фраза. Мне приятно, что артистки выходят замуж за порядочных людей.
М е л у з о в. Да, коли так... благодарю вас! (Подходит и горячо жмет руку Великатову.)
Н е г и н а. Пойдем, Нина, я тебе покажу платье! Посмотри, можно ли из него сделать что-нибудь! (Великатову.) Извините, что мы вас оставляем! Но я знаю, что вам не будет скучно: вы будете разговаривать с образованным человеком, это не то, что с нами. Маменька, пойдемте! Отоприте шкаф!

Уходят Негина, Смельская и Домна Пантелевна.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Великатов и Мелузов.

В е л и к а т о в (заметив на столе книги). Книжки и тетрадки.
М е л у з о в. Да, учимся понемножку.
В е л и к а т о в. И успехи есть?
М е л у з о в. Некоторые, так сказать, относительные.
В е л и к а т о в. И того довольно. Времени у Александры Николавны мало: чуть не каждый день новая пьеса, надо и рольку подготовить, и о костюме подумать. Не знаю, как вы полагаете, а мне кажется, что это довольно затруднительно: учить и роли и грамматику вместе.
М е л у з о в. Да, удобств больших не представляет.
В е л и к а т о в. По крайней мере, есть стремление, есть охота, и то уж великое дело. Честь вам и слава.
М е л у з о в. Да за что же слава-то, например?
В е л и к а т о в. За благородные намерения. Кому же в голову придет актрису грамматике учить!
М е л у з о в. Да вы смеетесь, может быть?
В е л и к а т о в. Нисколько, помилуйте; я никогда себе не позволю. Я очень люблю молодых людей.
М е л у з о в. Уж будто?
В е л и к а т о в. Очень люблю их слушать... это освежает душу. Такие благородные, высокие замыслы... даже завидно.
М е л у з о в. Чему же тут завидовать? Кто ж вам мешает иметь благородные, высокие замыслы?
В е л и к а т о в. Нет, где же нам, помилуйте! Нас проза жизни одолела. И рад бы в рай, да грехи не пускают.
М е л у з о в. Какие же грехи за вами водятся?
В е л и к а т о в. Тяжкие. Практические соображения, материальные расчеты - вот наши грехи. Постоянно вращаешься в сфере возможного, достижимого; ну, душа-то и мельчает, уж высоких, благородных замыслов и не приходит в голову.
М е л у з о в. Да что вы называете благородными замыслами?
В е л и к а т о в. А такие замыслы, в которых очень много благородства и очень мало шансов на успех.

Входят Негина, Смельская и Домна Пантелевна.


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Великатов, Мелузов, Негина, Смельская и Домна Пантелевна.

С м е л ь с к а я (Негиной.) Все это, душа моя, не годится.
Н е г и н а. Я и сама вижу. Новое делать - будет очень дорого.
С м е л ь с к а я. Да как же быть-то! ведь нельзя же... Поедемте, Иван Семеныч!
В е л и к а т о в. К вашим услугам. (Подает руку Негиной.) Честь имею кланяться!
Н е г и н а. Какие у вас лошади! Вот бы прокатиться как-нибудь.
В е л и к а т о в. Когда вам угодно, прикажите только. (Подает руку Мелузову, потом Домне Пантелевне.) Домна Пантелевна, мое почтение! А как вы на мою тетеньку похожи.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да ужли?
В е л и к а т о в. Ведь это удивительно... такое сходство... чуть не назвал вас тетенькой.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да зовите, за чем дело стало!
С м е л ь с к а я. Ну, едемте! Прощай, Саша! Прощайте! (Кланяется всем.)
В е л и к а т о в (Домне Пантелевне). До свидания, тетенька!

Уходят Смельская и Великатов. Домна Пантелевна провожает их до двери.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ах, прокурат! (Негиной.) А ты говоришь, он гордый! ничего не гордый. Уж на что еще обходительнее. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Негина и Мелузов.

Н е г и н а (у окна). Как покатили! Что за прелесть! Счастливая эта Нина; вот характер завидный.

Мелузов обнимает ее.

Ах, медвежьи объятья!.. До смерти не люблю. Нет, Петя, оставь меня!
М е л у з о в. Саша, да ведь я от тебя еще ни одной ласки не видал. Хороши жених с невестой!
Н е г и н а. После, Петя, после. Дай мне немного успокоиться! Мне теперь не до того.
М е л у з о в. А коли не до того, так давай учиться!
Н е г и н а. Какое ученье! У меня бенефис из головы нейдет; платья нет, вот моя беда.
М е л у з о в. Не о платье же мы будем говорить, это не мой предмет; по этой части я в преподаватели не гожусь.
Н е г и н а. Ох, мне теперь не преподавание нужно, а деньги.
М е л у з о в. Ну, и по этой части я тоже швах. Вот получу место, запрягусь; тогда будем жить безбедно. Ну, что ж мы будем делать? А вот что, Саша: давай примемся за исповедь!
Н е г и н а. Ах, мне всегда это как-то неловко!
М е л у з о в. Ты меня стыдишься?
Н е г и н а. Нет, а как-то вот тяжело... неприятно.
М е л у з о в. Надо побороть в себе это неприятное чувство. Ведь ты меня просила учить тебя жить; ну, как же я стану тебя учить, не лекции же читать? А вот ты мне говоришь, что ты чувствовала, говорила и делала; а я тебе говорю, как надо чувствовать, говорить и поступать. Так ты постепенно и улучшаешься и со временем будешь...
Н е г и н а. Что буду, милый мой?
М е л у з о в. Будешь совсем хорошей женщиной, такой, какой надо, как это нынче требуется от вашего брата.
Н е г и н а. Да, я тебе благодарна. Я уж и так много лучше стала, я сама это чувствую... А все тебе обязана, голубчик... Ну, изволь.
М е л у з о в (садится у стола). Садись со мной рядом!
Н е г и н а (садится подле, Мелузов обнимает ее одной рукой). Ну, вот слушай! Нынче утром заезжал ко мне князь Дулебов. Говорил, что у меня квартира нехороша, что так жить неприлично; ну, я немножко обиделась, сказала, что коли моя квартира ему не нравится, так никто его не принуждает бывать здесь.
М е л у з о в. Молодец, Саша! Далее!
Н е г и н а. Далее, предложил мне переехать на другую квартиру, хорошую.
М е л у з о в. Зачем это ему?
Н е г и н а. А затем, что у него очень много нежности в душе и что ему, видишь ты, ласкать некого.
М е л у з о в (хохочет). Вот силлогизм неожиданный! Так как мне ласкать некого, а ласкать нужно, то эта квартира не хороша, и вы должны переехать на новую квартиру. (Хохочет.) Ай да князь! Одолжил.
Н е г и н а. Ты вот смеешься, тебе весело, а я расплакалась.
М е л у з о в. Так и надо: мне смеяться, а тебе плакать.
Н е г и н а. Да почему же это?
М е л у з о в. Да ты подумай! Если бы от таких разговоров тебе очень весело было, а я бы заплакал, хорошо ли бы это было?
Н е г и н а (подумав). Да, уж это было бы очень нехорошо. Ах ты, головка! (Гладит его по голове.) Скажи мне, Петя, отчего ты такой умный?
М е л у з о в. Умный или нет, еще это вопрос; но что я умней многих вас, в этом нет сомнения. И умней оттого, что я больше думаю, чем говорю; а вы больше говорите, чем думаете.
Н е г и н а. Ну, теперь уж я тебе скажу самую сокровенную вещь... Только ты, пожалуйста, не сердись! это уж наш порок женский. Я сегодня позавидовала.
М е л у з о в. Кому ты можешь завидовать, милая? В чем?
Н е г и н а. Да только ты не сердись! Смельской... что она так весело живет, катается на таких лошадях. Дурно, знаю, что дурно.
М е л у з о в. Зависть да ревность - опасные чувства; мужчины это знают хорошо и пользуются вашей слабостью. Из зависти да из ревности женщина много дурного способна натворить.
Н е г и н а. Знаю, знаю, видала примеры. Мне так это на минуту в голову пришло, я потом одумалась.
М е л у з о в. Надо уж что-нибудь одно, Саша. Мы с тобой хотим честную, трудовую жизнь вести, так об лошадях ли нам думать!
Н е г и н а. Да, конечно! Ведь и в трудовой жизни есть свои удовольствия, Петя? Ведь бывают?
М е л у з о в. Еще бы!
Н е г и н а. Ты у нас пообедай! После обеда я тебе роль почитаю, так и проведем целый день вместе. Будем привыкать к тихой семейной жизни.
М е л у з о в. Бесподобно!
Н е г и н а (прислушиваясь). Это что такое? Подъехал кто-то.

Входит Смельская с двумя свертками в руках.


ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Негина, Мелузов и Смельская.

С м е л ь с к а я. Вот, Саша, на! (Подает один сверток.) Это Иван Семеныч купил нам по платью. Это тебе, а это мне.

Развертывают и смотрят оба куска.

М е л у з о в. Да какое же он имеет право делать подарки Александре Николавне?
С м е л ь с к а я. Ах, оставьте, пожалуйста, ваши рассуждения! Ваша философия теперь не к месту. Это совсем не подарок, это он ей за билет в бенефис.
М е л у з о в. А вам за что?
С м е л ь с к а я. А вам какое дело! За то, что любит меня.
Н е г и н а. Именно то, что мне нужно, Нина. Ах, как мило!
С м е л ь с к а я. Ведь я выбирала; уж я знаю, что тебе требуется. Ну, едем, Саша, едем скорей!
Н е г и н а. Куда?
С м е л ь с к а я. Кататься, я на лошадях Ивана Семеныча, а потом обедать в вокзал. Он звал всю труппу, хочет проститься со всеми; он скоро уезжает.
Н е г и н а (задумчиво). Право, не знаю.
С м е л ь с к а я. Да что ты, помилуй! Об чем тут думать! разве отказаться можно? Должна же ты поблагодарить его.
М е л у з о в. Весьма любопытно, как вы поступите в этом случае?
Н е г и н а. Знаете что, Петр Егорыч? Я думаю, что мне надо ехать, а то неучтиво. Можно вооружить против себя всю публику: князь уж сердится, да и Великатов может обидеться.
М е л у з о в. А когда же мы будем к тихой семейной жизни привыкать?
С м е л ь с к а я. Это уж после бенефиса, Петр Егорыч. Время ли теперь о семейной жизни думать. Это смешно даже. Еще семейная-то жизнь успеет надоесть; а теперь нужно пользоваться случаем.
Н е г и н а.(решительно). Нет, Петр Егорыч, я поеду. В самом деле, отказываться нехорошо.
М е л у з о в. Как вам угодно; это ваше дело.
Н е г и н а. Тут не в том дело, угодно ли мне; может быть, мне и неугодно; а необходимо ехать; конечно, необходимо, и рассуждать нечего.
М е л у з о в. Так поезжайте!
С м е л ь с к а я. Сбирайся, сбирайся!
Н е г и н а. Я сейчас. (Уходит за перегородку со свертком.)
С м е л ь с к а я. Вы не ревновать ли вздумали? Так успокойтесь, он через день уезжает, да и я не уступлю его Саше.
М е л у з о в. "Не уступлю". Вы меня извините, я таких отношений между мужчинами и женщинами не понимаю.
С м е л ь с к а я. Да где же еще вам понимать! Ведь вы жизни совсем не знаете. А вот поживите между нами, так научитесь все понимать.

Входит Негина одетая.

Ну, идем! Прощайте! (Уходит.)
Н е г и н а. Петя, ты приходи вечером; мы будем учиться; я буду умница; я буду тебя слушаться всегда во всем, а теперь прости меня! Ну, прости, милый! (Целует его и убегает.)
М е л у з о в (нахлобучивает шляпу). Гм! (Подумав.) Зашагаем ко дворам! Ничего не поделаешь!



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЛИЦА:

Н е г и н а.
С м е л ь с к а я.
К н я з ь  Д у л е б о в.
В е л и к а т о в.
Б а к и н.
М е л у з о в.
Н а р о к о в.
Г а в р и л о  П е т р о в и ч  М и г а е в - антрепренер.
Е р а с т  Г р о м и л о в - трагик.
В а с я, молодой купчик, приятной наружности и с приличными манерами.
Публика разного рода, более купеческая.


Городской сад. Направо (от актеров) задний угол театра (деревянного) с входной дверью на сцену; ближе к
авансцене садовая скамья; налево, на первом плане, под деревьями, скамейка и стол; в глубине под
деревьями столики и садовая мебель.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Трагик сидит у стола, опустив голову на руки; из театра выходит Нароков.

Т р а г и к. Мартын, антракт?
Н а р о к о в. Антракт. А ты уж опять "за Уралом за рекой"?
Т р а г и к. Где мой Вася? Где мой Вася?
Н а р о к о в. А я почем знаю.
Т р а г и к. Мартын, поди сюда!
Н а р о к о в (подходя). Ну, пришел сюда, ну, что?
Т р а г и к. Деньги есть?
Н а р о к о в. Ни крейцера.
Т р а г и к. Мартын... для друга! Велико это слово!
Н а р о к о в. Pas un sou; хоть вывороти карманы. <Ни одного су (франц.)>
Т р а г и к. Скверно.
Н а р о к о в. На что хуже.
Т р а г и к (покачав головой). О люди, люди!..

Молчание.

Мартын!
Н а р о к о в. Что еще?
Т р а г и к. Займи поди!
Н а р о к о в. У кого прикажете? Кредит-то у нас с тобой необширный.
Т р а г и к. О люди, люди!
Н а р о к о в. Да, уж действительно, "о люди, люди"!
Т р а г и к. И ты, Мартын, возроптал?
Н а р о к о в. Какая-то гнусная, дьявольская интрига затевается.
Т р а г и к (грозно). Интрига? Где? Против кого?
Н а р о к о в. Против Александры Николавны!
Т р а г и к (еще грознее). Кто он? Где он? Скажи ему от меня, что он со мной будет иметь дело, с Ерастом Громиловым!
Н а р о к о в. Ничего ты не сделаешь. Замолчи! Не раздражай меня! Я и так расстроен, а ты шумишь без толку. Мука мне с вами! У всех у вас и много лишнего, и многого не хватает. Я измаялся, глядя на вас. У комиков много лишнего комизма, а у тебя много лишнего трагизма; а не хватает у вас грации... грации, меры. А мера-то и есть искусство... Вы не актеры, вы шуты гороховые!
Т р а г и к. Нет, Мартын, я благороден... Ах, как я благороден! Одно, брат Мартын, обидно, что благороден-то я только в пьяном виде... (Опускает голову и трагически рыдает.)
Н а р о к о в. Ну, вот и шут, ну, вот и шут!
Т р а г и к. Мартын! говорят, что ты сумасшедший; скажи мне, правда это или нет?
Н а р о к о в. Правда, я согласен; но только с одним условием: если вы все здесь умные, так я сумасшедший, я тогда спорить не стану.
Т р а г и к. Знаешь, Мартын, на что мы с тобой похожи?
Н а р о к о в. На что?
Т р а г и к. Ты знаешь Лира?
Н а р о к о в. Знаю.
Т р а г и к. Так помнишь, там, в лесу, в бурю... Я - Лир, а ты - мой дурак.
Н а р о к о в. Нет, не заблуждайся, Лиров нет меж нами; а кто из нас дурак, это я предоставляю тебе самому догадаться.

Из театра выходит Негина.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Трагик, Нароков и Негина.

Н е г и н а. Что ж это такое, Мартын Прокофьич? Что они со мной делают?
Н а р о к о в (хватаясь за голову). Не знаю, не знаю, не спрашивайте меня.
Н е г и н а. Да ведь это обидно до слез.
Н а р о к о в. О, не плачьте; они не стоят ваших слез. Вы белый голубь в черной стае грачей, вот они и клюют вас. Белизна, чистота ваша им обидна.
Н е г и н а (сквозь слезы). Послушайте, Мартын Прокофьич, ведь при вас, при вас, помните, он обещал дать мне сыграть перед бенефисом. Я жду, я целую неделю не играла, сегодня последний спектакль перед бенефисом; а он, противный, что же делает! Назначает "Фру-фру" со Смельской.
Н а р о к о в. Кинжал в грудь по рукоятку!
Н е г и н а. Устраивают ей овации накануне моего бенефиса, подносят букеты; а меня публика и забыла совсем. Какой же у меня может быть сбор!
Т р а г и к. Офелия, удались от людей!
Н е г и н а. Я стала ему говорить, он только шутит да смеется в глаза.
Н а р о к о в. Дерево он у нас, дерево, дуб, осина.
Т р а г и к. Офелия, удались от людей!
Н е г и н а. Мартын Прокофьич, вы только одни меня любите.
Н а р о к о в. О да, больше жизни, больше света.
Н е г и н а. Я вас понимаю и сама люблю.
Н а р о к о в. Понимаете, любите? Ну, вот я и счастлив, да, да... (тихо смеется) как ребенок, счастлив.
Н е г и н а. Мартын Прокофьич, сделайте одолжение, поищите Петра Егорыча; скажите ему, чтобы он ко мне на сцену пришел.
Н а р о к о в. Я так счастлив, что с удовольствием позову и приведу к вам вашего любовника.
Н е г и н а. Он жених, Мартын Прокофьич, а не любовник.
Н а р о к о в. Все равно, все равно, голубь мой белый! Жених, муж; но если вы его любите, так он ваш любовник. Но я ему не завидую, я сам счастлив.
Н е г и н а. Да зайдите в кассу, узнайте, берут ли на мой бенефис. Я подожду вас в уборной: будем чай пить.

Нароков уходит.

Т р а г и к. Коли с ромом, так и я буду.
Н е г и н а. Нет, без рому. (Уходит на сцену.)
Т р а г и к. Где мой Вася? где мой Вася? (Уходит в глубину сада.)

Входят князь Дулебов и Мигаев.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Дулебов и Мигаев.

Д у л е б о в. Негина нам не годится, говорю я вам. Вы обязаны угождать благородной публике, светской, а не райку. Ну, а нам она не по вкусу, слишком проста, ни манер, ни тону.
М и г а е в. Гардеробу не имеет хорошего, а талант большой-с.
Д у л е б о в. Ну, талант! Много вы, мой милый, понимаете!
М и г а е в. Действительно, ваше сиятельство, я понимаю не очень много; но ведь мы судим... извините, ваше сиятельство, по карману: делает сборы большие, так и талант.
Д у л е б о в. Ну да, конечно; вы материалисты.
М и г а е в. Совершенно справедливо изволили сказать, ваше сиятельство, мы материалисты.
Д у л е б о в. Вы не понимаете этого... тонкого... как это сказать... этого шику.
М и г а е в. Не понимаем, ваше сиятельство. Но позвольте вам доложить, я в прошлом году выписал знаменитость с шиком на великосветские роли...
Д у л е б о в. Ну, что же?
М и г а е в. Убыток, ваше сиятельство. Ни красы, ни радости.
Д у л е б о в. Красы не было? Ну, как это возможно сказать, как можно позволить себе сказать, что красы не было!
М и г а е в. Виноват, ваше сиятельство. Краса действительно была: бывало, когда она одевается, так вся труппа подле уборной, кто в двери, кто в щелочки. Ведь у нас уборные прозрачные, ажур устроены.
Д у л е б о в (хохочет). Ха, ха, ха! Вот видите! Ну и радость тоже.
М и г а е в. Так точно-с, и радость была... для вашего сиятельства, а для меня горе.
Д у л е б о в. Ха, ха, ха! Ты каламбурист.
М и г а е в. Нельзя же без этого, всего есть понемножку, а то пропадешь; наше звание такое, ваше сиятельство.
Д у л е б о в. Ты бы водевили писал. Извините, я вам говорю "ты"... Но это только знак расположения, мой милый.
М и г а е в. А из чего же мы и бьемся, как не из расположения. Только осчастливьте, ваше сиятельство... А там "ты" ли, "вы" ли - это решительно все равно.
Д у л е б о в. Нет, зачем же! Я учтив, я всегда деликатен. Так что ж вы водевилей не пишете?
М и г а е в. Пробовал, ваше сиятельство.
Д у л е б о в. Ну, что же?
М и г а е в. Театрально-литературный комитет не одобряет.
Д у л е б о в. Странно. Отчего же так?
М и г а е в. Не могу знать, ваше сиятельство.
Д у л е б о в. А вы в другой раз, коли напишете, так скажите мне. Я вам сейчас... у меня там. Ну, да что тут. Только скажите.
М и г а е в. Слушаю, ваше сиятельство.
Д у л е б о в. А я уж это сейчас!.. у меня там... ну, да что толковать, только скажите... А я вам, вместо Негиной, выпишу актрису настоящую; и собой (разводит руками) уж, мое почтение! Пальчики оближете.
М и г а е в. Пальчики облизать, это ничего, это еще можно стерпеть, не пришлось бы кулаком слезы утирать, ваше сиятельство?
Д у л е б о в. Ха, ха, ха! Вы каламбурист! Нет, право, пишите водевили, пишите, я советую. А актриса, я вам говорю, прелесть.
М и г а е в. Цена, ваше сиятельство?
Д у л е б о в. Ну, цена, конечно, подороже.
М и г а е в. Из каких же доходов, ваше сиятельство? Где взять прикажете? И так год от году на них цена растет; а сборы все хуже да хуже. Платим жалованье, очертя голову, точно миллионщики. Разве исполу, ваше сиятельство?
Д у л е б о в. Что такое "исполу"! Как так исполу?
М и г а е в. Пополам, половину жалованья вы, половину я.
Д у л е б о в. Ха, ха, ха! Ну, пожалуй... Ну, что такое Негина? Какая это первая актриса! с ней скучно, мой милый, она не оживляет общества, она наводит на нас уныние.
М и г а е в. Что же делать! уж если так угодно вашему сиятельству, так я с ней контракта не возобновлю.
Д у л е б о в. Да, непременно.
М и г а е в. У нее контракт кончается.
Д у л е б о в. Ну, вот и прекрасно. Вся наша публика будет вам благодарна.
М и г а е в. Да публики-то вашей, ваше сиятельство, только первый ряд кресел.
Д у л е б о в. Зато мы даем тон.
М и г а е в. Как бы не прогадать.
Д у л е б о в. О нет, не беспокойтесь! Публика к ней охладела; вот посмотрите, в бенефис у ней совсем сбору не будет. Хотите пари?
М и г а е в. Спорить не смею.
Д у л е б о в. Да и нельзя со мной спорить; я лучше вас знаю публику и понимаю дело. А я такую актрису выпишу, что она здесь всех одушевит. Мы тогда заживем припеваючи.
М и г а е в. Припеваючи? Волком бы не завыть, ваше сиятельство.
Д у л е б о в. Ха, ха, ха! Нет, ты каламбурист, решительно каламбурист. Ах, извините. Это у меня, когда уж очень я разговорюсь, в дружеской беседе, а то я вообще деликатен... я даже и с прислугой... (Вынимает портсигар.) Хочешь сигару?
М и г а е в. Пожалуйте, ваше сиятельство. (Берет сигару.) Дорогие-с?
Д у л е б о в. Я дешевых не курю.
М и г а е в. А у меня горе, ваше сиятельство.
Д у л е б о в. Что такое?
М и г а е в. Трагик запил. Вон он бродит по саду.
Д у л е б о в. А паспорт у него в порядке?
М и г а е в. Когда ж у них в порядке бывают, ваше сиятельство.
Д у л е б о в. Так можно пугнуть: что, мол, по этапу на место жительства.
М и г а е в. Нет, уж пугать-то их, ваше сиятельство, не приходится: себе дороже.
Д у л е б о в. А что?
М и г а е в. Душа у них очень широка, ваше сиятельство. Мне, говорит, хоть в Камчатку, а ты - мерзавец! Да так он это слово, ваше сиятельство, выразительно выговорит, что не до разговоров, а только подумываешь, как бы ноги унести.
Д у л е б о в. Да, в таком случае лучше лаской.
М и г а е в. Уж и то ласкою. Удивляются, ваше сиятельство, что укротители ко львам в клетку ходят; нас этим не удивишь. Я скорей соглашусь ко льву подойти, чем к трагику, когда он не в духе или пьян.
Д у л е б о в. Ха, ха, ха! Однако задали они вам страху. Я пойду поищу своих. (Уходит за театр.)

Входит трагик.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мигаев и трагик.

М и г а е в (подает сигару). Хочешь сигару?
Т р а г и к. Грошовая? От тебя ведь хорошей не дождешься.
М и г а е в. Нет, хорошая, княжеская.
Т р а г и к. А что ж сам не куришь?
М и г а е в. Да у меня свои-то лучше. (Вынимает серебряный портсигар.)
Т р а г и к. Вот какой портсигар у тебя, а говоришь, денег нет.
М и г а е в. Да, чудак, давно б я его заложил, да нельзя - дареный, в знак памяти, пуще глазу его берегу. Видишь надпись: "Гавриилу Петровичу Мигаеву от публики".
Т р а г и к. Ефиоп!
М и г а е в. Толкуй с тобой, коли ты резонов не понимаешь. Вон публика; должно быть, акт кончился. (Уходит.)
Т р а г и к (вслед ему). Ефиоп! (Садится к столу.) О люди, люди! (Опускает голову на руки.)

Входят Дулебов, Великатов, Бакин и Вася.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Трагик, Дулебов, Великатов, Бакин и Вася.

Б а к и н. Это прекрасно; так их и надо учить, вперед умнее будут. Я в кассу заходил, справлялся; сбору четырнадцать рублей.
В а с я. Капитал небольшой-с. Еще завтра поторгуют утром да вечером; оно и понаберется.
Б а к и н. Сто рублей. Больше не будет.
В а с я. И то деньги-с.
Б а к и н. Не велики. Ведь, чай, и должишки есть, за тряпочки за разные. Без этого актрисы не живут. (Васе.) Вам не должна?
В а с я. Мы в кредит не отпускаем-с.
Б а к и н. Скрываете. Я это люблю, это очень приятно, когда общественное мнение так дружно высказывается. (Великатову.) Как вы полагаете?
В е л и к а т о в. Совершенно согласен с вами.
Б а к и н. Она в лице князя оскорбила наше общество; а общество платит ей за это равнодушием, дает понять, что оно забыло о ее существовании. Вот когда придется ей зубы на полку положить, так и выучится приличному обхождению.
В а с я. Чем же госпожа Негина оскорбила его сиятельство?
Б а к и н. Да вы знаете князя Ираклия Стратоныча? Вот он!
В а с я. Как же нам не знать-с, и кто ж в наших палестинах не знает их сиятельства!
Д у л е б о в. Да, мы с ним знакомы давно, я еще и отца его...
Б а к и н (Васе). Значит, вы знаете, что это за человек? Это человек в высшей степени почтенный, это наш аристарх, душа нашего общества, человек с большим вкусом, умеющий хорошо пожить, человек, любящий искусство и тонко его понимающий, покровитель всех художников, артистов, а преимущественно артисток...
Д у л е б о в. Не довольно ли?
Б а к и н. Каждому по заслугам, князь. И кроме того, человек щедрый, гостеприимный, отличный семьянин. Господа, заметьте это! Это редкость в наше время. Ну, одним словом, человек почтеннейший во всех отношениях. Так я говорю?
В а с я. Точно так-с.
Б а к и н (Великатову). Кажется, тут двух мнений быть не может?
В е л и к а т о в. Совершенно с вами согласен.
Б а к и н. И этот, господа, почтеннейший во всех отношениях человек и отличный семьянин пожелал осчастливить своей благосклонностью девицу, и именно Негину. Что тут дурного, я вас спрашиваю. Он очень учтиво говорит ей: "Хотите, душенька, идти ко мне на содержание?" А она изволила обидеться и расплакаться.
Д у л е б о в. Нет уж, Григорий Антоныч, оставьте, сделайте одолжение!
Б а к и н. Почему же, князь?
Д у л е б о в. Вы когда начнете хвалить кого-нибудь, так у вас выходит, что почтенный во всех отношениях человек оказывается совсем непочтенным.
Б а к и н. Как вам угодно. Я не знаю... я всегда говорю правду. Позвольте, князь, я продолжу немножко. Так, изволите видеть, госпожа Негина обиделась. Ей бы и в голову не пришло обижаться, по крайней мере, своим умом ей бы никак до этого не дойти, потому что, в сущности, тут для нее нет ничего обидного. Оказывается постороннее влияние.
Д у л е б о в. Да, я слышал.
Б а к и н. У этой барышни нашелся наставник студент, значит, дело объясняется просто.
Д у л е б о в. И в театр проникли.
Б а к и н. Знали бы свое дело, резали бы собак да лягушек; а то вздумали актрис просвещать. Ученая пропаганда между актрисами - дело опасное; против нее надо принять неотложные меры.
Д у л е б о в. Конечно.
Б а к и н. Ну, как они просветят их в самом деле; куда ж нам тогда с князем деться?
Д у л е б о в. Ну, уж довольно: прошу вас!
Б а к и н. Извольте, я кончил. (Великатову.) Вы, кажется, хотели уехать сегодня?
В е л и к а т о в. Не всегда можно рассчитывать наверное. Я действительно хотел уехать сегодня; но теперь мне представляется одна операция, на которую я прежде не рассчитывал.
Б а к и н. Нажива манит?
В е л и к а т о в. Это дело рискованное: можно и нажить, а очень легко и потерять.
Б а к и н. Хорошо бы сегодня поужинать вместе.
В е л и к а т о в. Что ж, я не прочь.
Б а к и н. Князь, как вы?
Д у л е б о в. Да, пожалуй, поедемте.
Б а к и н. Сойдемся здесь по окончании спектакля, да и поедем куда-нибудь! Теперь что там? Дивертисмент?
В а с я. Рассказчик какой-то рассказывает.
Д у л е б о в. Что ж, пойдемте посмеемтесь.
Б а к и н. Коли есть чему, прибавьте, князь.

Бакин, Дулебов и Великатов уходят.

Т р а г и к. Где мой Вася?
В а с я (подходя). Здесь Вася. Что тебе?
Т р а г и к. Где ты, братец, пропадаешь?
В а с я. Да тебе что нужно-то от меня; говори скорее!
Т р а г и к. Что нужно! Уважение нужно. Разве ты своей обязанности не знаешь?
В а с я. Ну, подожди немножечко; уважу. Ведь уж долго ждал, так немножко-то подождать можешь. Я пойду рассказчика послушаю; все наши там. Ну, будь друг, не держи меня!
Т р а г и к. Ступай! Я благороден.

Вася уходит.
Со сцены выходят Негина, Смельская и Мелузов; у него на руке плед и накидка Негиной.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Трагик, Негина, Смельская и Мелузов.

С м е л ь с к а я. Да, Саша, твое положение очень неприятное; я понимаю; только я тут ни в чем не виновата. Ах, Саша, и я в большом затруднении.
Н е г и н а. Не может быть: какие у тебя затруднения! Я не верю. Тебе так легко, хорошо живется на свете.
С м е л ь с к а я. А вот видишь. (Отводит Негину к стороне.) За мной очень ухаживает князь.
Н е г и н а. Так что ж! Уж это твое дело.
С м е л ь с к а я. Конечно, мое дело, я это знаю; но мне и Великатова не хочется упустить.
Н е г и н а (с некоторым волнением). А разве Великатов тоже за тобой ухаживает?
С м е л ь с к а я. Он странный какой-то: каждый день бывает у меня, исполняет все мои желания, а ничего не говорит... Он робок, должно быть. Ведь бывают такие характеры. Как мне теперь поступить, уж я и не знаю. Показать князю холодность - наживешь врага; а Великатов, пожалуй, уедет завтра, и его потеряешь. Любезничать с князем будет и неблагодарно с моей стороны, да и Великатов мне гораздо больше нравится.
Н е г и н а. Еще бы! Конечно... Кому он не понравится!
С м е л ь с к а я. Ты находишь? А что я узнала про него! Ведь у него миллионное состояние; он только прикидывается таким простым. Уж и не знаю, что мне делать. Поверишь ли, Саша, измучилась.
Н е г и н а. Я ведь ничего не понимаю в этих делах; спроси вон Петра Егорыча.
С м е л ь с к а я. Что ты! А он-то что понимает? Он будет городить свою философию; нужно очень. И ты, милая Саша, напрасно его слушаешь! Не слушай, не слушай ты его, коли добра себе желаешь. Он тебя только с толку сбивает. Философия-то хороша в книжках; а он поживи-ка попробуй на нашем месте! Уж есть ли что хуже нашего женского положения! Ты домой, так пойдем!
Н е г и н а. Мне бы хотелось поговорить с Гаврилом Петровичем, я его дожидаюсь.
С м е л ь с к а я. Так и я подожду.

Подходят к Мелузову, который смотрит на трагика.

Т р а г и к (поднимая голову, Мелузову). Кто ты такой? Зачем ты здесь?
Н е г и н а. Он со мной пришел.
Т р а г и к. Александра Николавна!.. Саша! Офелия! Зачем он здесь?
Н е г и н а. Это мой жених, мой учитель.
Т р а г и к. Учитель! Чему же он тебя учит?
Н е г и н а. Всему хорошему.
Т р а г и к (Мелузову). Ну, поди сюда!

Мелузов подходит.

Давай руку!

Мелузов подает руку.

Я сам тоже учитель, да, учитель. Что ты на меня смотришь? Я учу богатого купца.
М е л у з о в. А позволено ли мне будет спросить?..
Т р а г и к. Спрашивай!
М е л у з о в. Чему, например, вы учите?
Т р а г и к. Благородству.
М е л у з о в. Предмет серьезный.
Т р а г и к. Я думаю, да-с... я думаю. Это не то, что твоя география какая-нибудь. Значит, мы с тобой учителя, ну, и прекрасно. По этому случаю пойдем в буфет, выпьем и, разумеется, на твой счет.
М е л у з о в. Ну, уж извините! На этом поприще я вам не товарищ, я не пью.
Т р а г и к. Саша, Саша! Александра! К нам, к артистам, в храм муз, кого ты водишь с собой!
М е л у з о в. Да пойдемте! Вы будете пить вино, а я стакан воды выпью.
Т р а г и к. Пошел ты к черту! Уберите его! (Опускает голову.) Где мой Вася?

Входят Дулебов, Великатов, Бакин, Вася, за ним лакей из буфета с бутылкой портвейна и рюмками; нескольколиц из публики, которые остаются в глубине сцены.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Дулебов садится на скамейку с правой стороны, с ним рядом садится Смельская, неподалеку от них Мелузов и Негина; к ним подходят с левой стороны Великатов и Бакин. Трагик сидит в прежнем положении, к нему подходит Вася и лакей из буфета, который ставит бутылку и рюмки на стол и отходит к стороне. Публика частию стоит, а частию садится за столики в глубине. Потом Мигаев.

В а с я (трагику, наливая рюмку вина). Покорнейше прошу, пожалуйте!
Т р а г и к. Не проси, и так выпью. К чему много слов: "Покорнейше прошу, пожалуйте!" Скажи: пей! Видишь, как просто - всего только одно слово; а какая мысль глубокая.

Из театра выходит Мигаев.

Н е г и н а. Гаврило Петрович, пожалуйте сюда!
М и г а е в (подходя к Негиной). Что вам угодно?
Н е г и н а. На сцене вы всё бегали от меня; я желаю теперь поговорить с вами здесь, при посторонних.
М е л у з о в. Да, интересно будет выслушать от вас мотивы ваших поступков.
М и г а е в. Каких поступков-с?
М е л у з о в. Вы назначили бенефис Александры Николаевны в самом конце ярмарки.
М и г а е в. Самое лучшее время-с. По контракту я обязан дать бенефис госпоже Негиной во время ярмарки; но там не сказано, в начале или в конце; это уж мое дело-с.
М е л у з о в. Вы стоите на почве закона; это я понимаю. Но, кроме закона, существуют еще для человека нравственные обязанности.
М и г а е в. Это какие же такие-с, и к чему весь этот разговор?
М е л у з о в. А вот послушайте: вы отодвинули бенефис до последнего дня, поздно выпустили афиши и не дали Александре Николавне сыграть перед бенефисом. Это ваши поступки.
М и г а е в. Точно так-с.
М е л у з о в. Но Александра Николавна этого не заслужила, потому что в продолжение ярмарки доставляла вам всегда полные сборы, чего другие не делали. Вот и потрудитесь оправдать свое поведение.
Т р а г и к. Ефиоп!
М и г а е в. Сколько мне известно, вы у нас в театре не служите; а посторонним я в своих делах отчета не даю-с.
Д у л е б о в. Разумеется. Что за допрос! Он хозяин в театре, он поступает, соображаясь с своими расчетами и выгодами.
М е л у з о в. Тем не менее такие поступки называются неблаговидными, и господин, позволяющий себе подобный образ действий, не имеет права считать себя честным человеком. О чем я и имею честь объявить вам перед публикой. И затем мы считаем себя удовлетворенными.
М и г а е в. Как вам угодно-с, как вам угодно-с, мне все равно. У публики вкусы разные, на всех не угодишь: вам мои поступки не нравятся, а князь их одобряет.
М е л у з о в. Какое мне дело до князя! Нравственные-то законы для всех одинаковы.

Мигаев подходит к князю.

Б а к и н. Вот охота людям даром терять красноречие, проповедовать Мигаеву об честности! Уж это очень наивно. Честность он давно считает предрассудком, и для него разницы между честным и бесчестным поступком не существует, пока его не побили. А вот плюхи две-три влетит, тогда он задумается: должно быть, мол, я какую-нибудь мерзость сделал, коли меня бьют.
Т р а г и к. Да и влетит, и дождется, уж это я ему давно пророчу.
М и г а е в (подойдя к Негиной). Значит, вы, госпожа Негина, изволите быть на меня в претензии?
Н е г и н а. Конечно. И вы еще спрашиваете.
М и г а е в. В таком случае, что же вас заставляет служить у меня? Контракт ваш кончается.
Н е г и н а. Да, но ведь вы сами просили, чтоб я его возобновила.
М и г а е в. Извините, передумал-с. По требованию публики должен на ваше место пригласить другую артистку.

Негина стоит в изумлении.

Т р а г и к. Офелия, удались от людей!
Н е г и н а. Вы должны были предупредить меня заранее; у меня были приглашения от других антрепренеров, я всем отказывала, я верила вашему слову.
М и г а е в. Словам-то вы напрасно верите. Мы за каждое свое слово отвечать никак не можем, - мы зависим от публики и должны исполнять ее желания.
Н е г и н а. Куда же мне теперь, я и не знаю; вы меня поставили в такое положение...
М и г а е в. Виноват-с. С другой бы артисткой я так и не сделал; но вы такой талант, для вас никакого ущерба не будет, вас везде примут с радостью.
Н е г и н а (сквозь слезы). Вы еще смеетесь надо мной... Но хорошо еще, что вы мне это сказали накануне моего бенефиса... я завтра прощусь с публикой... которая меня так любит... Надо напечатать, что я играю в последний раз.
В а с я. Мы и без афиш везде разблаговестим.
Н е г и н а (Великатову). Вы, Иван Семеныч, не уедете до завтра?
В е л и к а т о в. Нет, еще не уеду-с.
Н е г и н а. Значит, будете в театре?
В е л и к а т о в. Непременно.
Б а к и н. Только вы этого на свой счет не принимайте: он остается не для вашего бенефиса, у него еще не кончены дела - есть в виду какая-то операция.
В е л и к а т о в. Действительно есть. Эта операция не секрет, господа; я ее не скрою от вас; я хочу купить бенефис у Александры Николавны. Может быть, и наживу что-нибудь.
Н е г и н а. Как? Вы хотите купить мой бенефис? Вы не шутите? Это еще новая обида, новая насмешка надо мной?
В е л и к а т о в. Нисколько не шучу. Как вы цените ваш бенефис, что вам угодно получить за него?
Н е г и н а. Я ни во что его не ценю, он ничего не стоит. Дай бог, чтобы убытку не было.
В а с я. Напрасно изволите беспокоиться, ваш бенефис оченно можно купить-с.
В е л и к а т о в. Сколько может получить бенефициант, если театр полон и цены большие? Ведь брал же кто-нибудь очень хорошие бенефисы?
Т р а г и к (ударяя кулаком по столу). Я.
В а с я. Мы с ним в начале ярмарки триста пятьдесят рублей взяли.
В е л и к а т о в. Угодно вам получить триста пятьдесят рублей?
Н е г и н а. Я не могу; это очень много, это подарок... я не желаю получать подарков, это не в моих правилах.
В е л и к а т о в. Как приятно слышать такие речи от молодой артистки! Сейчас видно, что у вас есть хороший руководитель, человек с честными, благородными убеждениями.
В а с я. Да ничего не дорого, Александра Николавна, помилуйте-с! Уж коли Иван Семеныч берутся за это дело, так у вас завтра вся ярмарка будет. Я пятьдесят рубликов накину; угодно взять четыреста рублей?
В е л и к а т о в. Нет, извините, я не уступлю, я предлагаю Александре Николавне пятьсот рублей.
В а с я. Шабаш, дальше не пойду; цена настоящая.
Н е г и н а. Да что вы делаете, господа? Ведь у меня бенефис половинный, да еще расходы.
В а с я. В убытке не будем-с; люди коммерческие; завтра к одиннадцати часам ни одного билета не останется. (Великатову.) Позвольте в долю войти! Пожалуйте два бельэтажа и дюжину кресел!
В е л и к а т о в. Возьмите у кассира да скажите ему, чтобы он деньги за билеты, которые продал, и все оставшиеся билеты, исключая верхних, доставил мне сейчас же! Я здесь подожду.
В а с я. Хорошо, я скажу-с. Извольте получить за два бельэтажа и двенадцать кресел. (Отдает деньги.)
В е л и к а т о в (принимая деньги). Тут сто рублей.
В а с я. Так точно, в расчете-с. Позвольте, тут наших есть человека четыре, так, может, найдутся охотники; я сейчас сбегаю. (Уходит в глубь сцены.)
В е л и к а т о в. Я еще не получил вашего согласия, Александра Николавна.
Н е г и н а (Мелузову). Как мне поступить, Петр Егорыч! Я не знаю; как вы скажете, так я и сделаю.
М е л у з о в. И я не знаю: я в таких вопросах не компетентен. Покуда, кажется, все в законных формах. Соглашайтесь.
Н е г и н а (Великатову). Я согласна, благодарю вас.
В е л и к а т о в. Благодарить не за что, я наживу деньги: я должен вас благодарить.
М и г а е в (Дулебову). А вы, ваше сиятельство, пари предлагали.
Д у л е б о в. Ну, кто же мог ожидать. Это совсем особенный случай.
Б а к и н (Великатову). Мне билетик оставьте! Любопытное это будет зрелище.

Вася возвращается.

В а с я. Билеты и деньги кассир сейчас принесет, только кассу подсчитает. Я еще взял десять кресел по пяти рублей. Извольте получить. (Отдает Великатову 50 рублей.)
В е л и к а т о в. Не дорого ли это?
В а с я. Ничего не дорого; сейчас четыре билета по пяти рублей продал, а завтра у меня пойдет первый ряд по десяти, да на подарок беру по десяти рублей с рыла.
Д у л е б о в. Уж это надо быть совсем дураком, чтобы в провинциальном театре платить по десяти рублей за кресло.
В а с я. Да уж в первом-то ряду, ваше сиятельство, у кассира только одно место осталось.
Д у л е б о в. В таком случае, Иван Семеныч, оставьте его за мной.
В е л и к а т о в. За десять рублей, князь?
Д у л е б о в. Что ж делать, коли все с ума сошли.
В а с я. Ну, Гаврило Петрович, закрывай лавочку! Как Александра Николавна уедет, тебе больше не торговать! Баста! Калачом в театр не заманишь. Так ты и ожидай!
Н е г и н а. Дайте мне пальто, Петр Егорыч! До свиданья, господа! Благодарю вас! Вы меня утешили, а уж я плакать собиралась, право, господа, так обидно, так обидно...

Мелузов подает ей пальто, Негина надевает его.

Т р а г и к. Вася, спрашивай шампанского!
В а с я. Да разве нужно?
Т р а г и к. Да как же, чудак; ты поступил благородно, так надо тебя поздравить, братец.
В а с я. Так давно бы ты сказал. Человек, бутылку шампанского!
Н е г и н а. Прощайте, господа!
В е л и к а т о в. Позвольте вам предложить мою коляску.
С м е л ь с к а я. Предлагаете коляску и себя, конечно, в провожатые?
В е л и к а т о в. Нет, зачем же! Александра Николавна поедет с своим женихом. (Мелузову.) Кстати уж и вас кучер завезет домой; а потом вы его пришлите.
М е л у з о в. Обо мне-то уж ваши заботы я считаю, извините, лишними. (Закутывается пледом. Великатов ему помогает.) Вы напрасно беспокоитесь, я привык обходиться без чужой помощи. Это мой принцип.
В е л и к а т о в. Но его трудно выдержать: без взаимной помощи люди не обходятся.
Н е г и н а (Великатову). Вы такой благородный человек, такой деликатный... Я вам так благодарна, я не знаю как и выразить... Я вас поцелую завтра.
В е л и к а т о в. Очень буду счастлив.
С м е л ь с к а я. Завтра? Это долго ждать. (Дулебову.) Князь, а я вас поцелую сегодня, сейчас.
Д у л е б о в. Готов служить, моя прелесть. Распоряжайтесь мной как угодно!

Смельская целует Дулебова.

Н е г и н а. Ну, прощайте, господа, прощайте! (Посылает рукой поцелуи.)
Т р а г и к. Офелия! о нимфа! помяни меня в твоих святых молитвах.



ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЛИЦА:

Н е г и н а.
Д о м н а  П а н т е л е в н а.
В е л и к а т о в.
Б а к и н.
М е л у з о в.
Н а р о к о в.
В а с я.
Т р а г и к.
М а т р е н а, кухарка Негиной.


Декорация первого действия. Вечер, на столе две свечи.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Матрена, потом Домна Пантелевна.

М а т р е н а (у двери). Кто там?

За сценой голос Домны Пантелевны: "Это я, Матрена!"

Сейчас отпираю.

Входит Домна Пантелевна.

Киатра-то разошлась?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Нет еще, не совсем, с пол-часа пройдет. Я нарочно пораньше; надо чай приготовить. Саша приедет, так чтобы ей не дожидаться. Самовар-то готов у тебя?
М а т р е н а. Развела, гляди, зашумит скоро.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. А зашумит, так прикрой.
М а т р е н а. Что его прикрывать-то! Наш самовар и зашумит, так не скоро кипеть-то сберется; уж он поет-поет на разные голоса, надсажается-надсажается, а все толку мало; а раздувать примешься, так он хуже, ровно тебе на смех. У меня с ним брани немало бывает.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Измучилась я в театре-то; жара, духота, радехонька, что выкатилась.
М а т р е н а. Да, вестимо, летнее дело в четырех стенах сидеть, а народу, поди, много?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Полнехонек театр, как есть; кажется, яблоку упасть негде.
М а т р е н а. Ишь ты! Чай, в ладоши-то трепали-трепали?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Всего было. Поди-ка погляди самовар-то да сбери в ее комнате! Постой-ка, кто-то подъехал. Саше бы еще рано.

Матрена отворяет дверь, входит Великатов. Матрена уходит.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Домна Пантелевна и Великатов.

В е л и к а т о в. Здравствуйте, Домна Пантелевна!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Здравствуйте, Иван Семеныч! Что это вы вздумали...
В е л и к а т о в. Дело есть, Домна Пантелевна.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Так до завтра бы. А то поздно, неловко как-то, у нас об эту пору мужчины не бывают.
В е л и к а т о в. Не беспокойтесь, Домна Пантелевна, я Александру Николавну дожидаться не стану; а про нас с вами никто дурного не скажет.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ах вы, проказник!..
В е л и к а т о в. Стало быть, тетенька, вам и опасаться нечего.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да какая я вам тетенька?
В е л и к а т о в. А что ж, разве бы я в племянники вам не годился?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да уж чего еще лучше! Совсем молодец, поискать этакого красавца!
В е л и к а т о в. А я вам, Домна Пантелевна, деньги привез за бенефис.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Вот благодарю, вот уж покорно благодарю! Самое это для нас нужное, самое необходимое; потому, Иван Семеныч, первое дело: долги. Как без них проживешь? Возможно ли?
В е л и к а т о в. Невозможно, Домна Пантелевна.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Все мы люди.
В е л и к а т о в. Все человеки, Домна Пантелевна.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Они, долги-то, у нас хотя и маленькие, а все-таки, ежели который человек с совестью, так беспокойство.
В е л и к а т о в. Беспокойство, Домна Пантелевна, беспокойство. (Передавая пакет с деньгами.) Вот, отдайте Александре Николавне.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Благодарны, оченно вами благодарны, Иван Семеныч! Чаю не прикажете ли?
В е л и к а т о в. Покорно благодарю; не могу, увольте от чаю, Домна Пантелевна! Как-то в душу ничего нейдет, особенно чай; так все словно тоска какая-то, Домна Пантелевна, все словно я не в себе.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Пахондрия.
В е л и к а т о в. Действительно, Домна Пантелевна, пахондрия.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Денег много, а дела нет, вот она и привяжется.
В е л и к а т о в. Как раз угадали; от этого от самого.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. А то отчего ж бы вам тосковать-то.
В е л и к а т о в. Это точно, что не от чего. А тоскую, Домна Пантелевна, вот и мечешься на ярмарке-то из трактира в трактир. Поверите ли, вот уж другую неделю все два раза в день пьян... Так думаю, Домна Пантелевна: либо это на меня напущено, либо уж богу так угодно.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Одиночество.
В е л и к а т о в. Одиночество, Домна Пантелевна; золотые ваши слова; и разговору больше нет, что одиночество.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Изберите подругу жизни!
В е л и к а т о в. Где взять прикажете?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Женитесь, возьмите барышню хорошую; за вас всякая пойдет, хоша бы самого высокого роду.
В е л и к а т о в. Боюсь, тетенька.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Что вы, помилуйте, чего бояться, что тут страшного?
В е л и к а т о в. Скучнее станет.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ах, нет, это вы напрасно. Как же можно! Совсем разница женатый человек, нежели холостой.
В е л и к а т о в. На фортепианах они очень любят играть; а я этого терпеть не могу.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Все-таки музыка. Ну, а холостому какое удовольствие? Окромя, что выпить с приятелями, никакой ему другой радости нет в жизни.
В е л и к а т о в. А хозяйство, Домна Пантелевна? Как вы об этом скажете?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну, конечно, ежели кто хозяйство свое ведет...
В е л и к а т о в. За мной этот грех водится. У меня в деревне домик хороший, комнат в сорок, лошадей довольно, садик разведен чуть не на версту, с беседками, с прудами...
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Значит, все заведение вполне, как следует быть у хорошего помещика?
В е л и к а т о в. Все вполне, Домна Пантелевна. Коли скучно, выдешь на крыльцо, индейские петухи по двору ходят, все белые.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Белые! Ах, скажите, пожалуйста!
В е л и к а т о в. Закричишь им: "Здорово, ребята!" Они тебе отвечают: "Здравия желаем, ваше благородие!"
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Приучены?
В е л и к а т о в. Приучены. Ну, и утешаешься. По крышам, по заборам павлины сидят, хвосты-то на солнышке так и играют.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. И павлины? Ах, батюшки мои!
В е л и к а т о в. Выдешь в парк погулять, по озеру лебеди плавают, всё парочками, всё парочками, Домна Пантелевна.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да неужто лебеди? Вот рай-то! Хоть бы глазком взглянула.
В е л и к а т о в (взглянув на часы). Так мы хорошо, приятно с вами, тетенька, разговорились, что расставаться не хочется; поговорил бы и еще, да некогда, извините, дело есть.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Уж и я бы поговорила, такой вы для меня приятный... Этакого милого, обходительного человека я и в жизнь не видывала...
В е л и к а т о в. От бенефиса вашего я, Домна Пантелевна, деньги нажил, так позвольте вам подарочек предложить. (Уходит в переднюю и выносит сверток в бумаге и подает Домне Пантелевне.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Что же это такое?
В е л и к а т о в. Платочек.
Д о м н а  П а н т е л е в н а (развернув бумагу). Да какой платочек, помилуйте - скажите, это целая шаль, я сроду такой и не нашивала. Да сколько ж она стоит-то?
В е л и к а т о в. Не знаю, мне даром досталась, у купца у знакомого взял по-приятельски.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Батюшка, да за что же это? Право, уж я и не знаю, что мне... Да уж я вас поцелую, уж позвольте, родной мой... душа моя не вытерпит.
В е л и к а т о в. Сделайте одолжение, сколько вам угодно.

Домна Пантелевна целует его.

Прощайте! Александре Николавне засвидетельствуйте мое почтение. Может быть, не увидимся. (Уходит.)

Домна Пантелевна провожает его в переднюю, потом возвращается.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Откуда этакие люди берутся! Батюшки мои! (Надевает платок.) Да я его и не сниму теперь. (Смотрит в зеркало.) Барыня, ну как есть барыня! Вот человек-то! А то что у нас за люди! Не глядели б глаза мои на них. Ведь вот есть же люди. (Прислушивается.) Кто там еще?

Входит Нароков с венками и букетами.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Домна Пантелевна и Нароков.

Н а р о к о в. Вот бери, на! Вот лавры твоей дочери! Гордись!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Эка невидаль! Куда нам эти веники-то! На что они!
Н а р о к о в. Невежество! Эти венки - знак восторга, знак признательности таланту за счастие, которое он доставляет. Лавры - это диплом на почет, на уважение.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Сколько небось истрачено на этот хворост! Лучше бы деньгами. Деньгам-то уж мы бы место нашли, а этот ворох... куда его? В печку, только и всего.
Н а р о к о в. Деньги-то ты проживешь, а это у тебя всегда на память останется.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну да, как же, нужно очень всякий хлам беречь! Нынче же за окно выкину. Ты вот смотри! (Показывает ему шаль и поворачивается перед ним.) Вот это подарок! Мило, прелестно, деликатно.
Н а р о к о в. Ну, всякому свое, я тебе не завидую; вот дочери твоей завидую. Я себе несколько листиков на память возьму. (Отрывает несколько листков.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да хоть все бери, не заплaчу.
Н а р о к о в (вынимает из кармана лист бумаги). А вот это передай Александре Николавне.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Что еще? Записка от кого-нибудь? Уж и так надоели с этими глупостями.
Н а р о к о в. Это от меня... это стихи... И я в Аркадии родился.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Где, Прокофьич, где?
Н а р о к о в. Далеко: ты там не бывала и не будешь никогда. (Показывает Домне Пантелевне стихи свои.) Вот видишь, бордюрчик: незабудки, анютины глазки, васильки, колосья. Видишь вот: пчелка сидит, бабочка летает... Я целую неделю рисовал.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Так ты бы сам и отдал.
Н а р о к о в. Стыдно. Вот смотри! (Указывает на свою голову.) Седая, лысая! А тут чувства молодые, свежие, юношеские, вот и стыдно. Вот, отдай! Да только ты не брось! Ведь ты грубая женщина, в тебе чувства нет. Для вас, грубых людей, удовольствие бросить, растоптать ногами все нежное, все изящное.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да ну тебя! Ишь ты какой чувствительный. Не всем таким быть. Вот положи на стол; она приедет и увидит.
Н а р о к о в (кладет бумагу на стол). Да, я чувствительный. Прощай! (Уходит.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Вот сумасшедший-то! А ничего, добрый, я его не боюсь. Другие хуже чудят: кто посуду бьет, кто на людей мечется, кусается; а этот смирный. Подъехал кто-то. Вот Саша, должно быть. (Идет к двери.)

Входит Негина с букетом и коробочкой в руках.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Домна Пантелевна и Негина.

Н е г и н а (кладет букет и коробочку на стол). Ох, устала! (Садится у стола.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Извозчика-то отпустить?
Н е г и н а. Нет, зачем! Я вот отдохну, да прокатиться поедемте, подышать свежим воздухом. Еще не поздно. Ведь он на весь вечер нанят.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. И то, что ж, пусть подождет, не задаром же деньги-то платить!
Н е г и н а. Что это на вас за шаль?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Великатов подарил; от бенефиста, говорит, деньги нажил. А что, хороша?
Н е г и н а. Отличная шаль, дорогая.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Он говорит, что даром досталась.
Н е г и н а. Верьте вы ему! Он все так говорит. Так он был здесь?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да, заезжал и деньги привез.
Н е г и н а. Что ж он со мной не повидался?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Не знаю, торопится куда-то, уж не уезжает ли.
Н е г и н а. Может быть. Какой он странный, не поймешь его никак. (Задумчиво.) А вот этакий мужчина, кабы захотел, кажется, сразу мог бы увлечь женщину.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну, да что уж толковать! Да и не осудишь женщину-то. Как ее осудить! Сердце-то не камень: а таких молодцов немного, пожалуй, другого-то такого и всю жизнь не встретишь. Смиренничай да смиренничай - и проживешь всю жизнь так, ни за что; и вспомянуть будет нечем. Он мне про свою усадьбу рассказывал. Какое у него хозяйство диковинное!
Н е г и н а. Что ж мудреного; он очень богат.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ты чаю не хочешь ли?
Н е г и н а. Нет, погодите немного. (Взглянув на стол.) А это что такое?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Это Прокофьич принес тебе на знак памяти.
Н е г и н а (рассматривая бумагу). Ах, как мило! Какой он добрый, милый старик!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да, добрый, хороший человек; да вот опанкрутился и свихнулся. Ну, как же мы с тобой теперь об деньгах рассудим?
Н е г и н а. Что рассуждать-то! Прежде всего надо долги заплатить, а что останется, на то и жить.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да немного останется-то, не разживешься.
Н е г и н а. Да, теперь труднее будет, без жалованья-то. А куда поедешь, кого я знаю? Опять же гардеробу у меня нет.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Сотни две, а то и полторы, больше не останется, вот ты их и повертывай, как знаешь. Надо на них все лето прожить. По три денежки в день, куда хочешь, туда день. Осенью-то нас в Москву зовут, там актрисы нужны стали.
Н е г и н а. Бросить разве сцену да выйти замуж, - так Петр Егорыч еще места не нашел. Кабы работать что-нибудь.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну вот еще, бросить сцену! Ты вот в один день получила, чего в три года не выработаешь.
Н е г и н а. Много мы получаем, да и проживать много надо.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Эх, как ни кинь, Саша, а все жизнь-то наша с тобой не сладка. Уж, признаться сказать, надоело нищенство-то.
Н е г и н а. Надоело... да... надоело... Я думала, думала, да уж и думать перестала. Ну, утро вечера мудренее, завтра потолкуем.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Само собой: а теперь давай чай пить. (Прислушивается.) Кого еще бог несет?

Входит Бакин.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Негина, Домна Пантелевна и Бакин.

Б а к и н. Я к вам чай пить, Александра Николавна!
Н е г и н а. Ах, извините, я не могу вас принять, я очень устала, мне надо отдохнуть, я хочу одна быть, успокоиться.
Б а к и н. Ну, полчаса, ну что такое полчаса!
Н е г и н а. Право, не могу, я так измучена.
Б а к и н. Ну, я зайду минут через десять или через четверть часа, вы успеете отдохнуть.
Н е г и н а. Нет, нет, сделайте одолжение! Завтра приезжайте, ну когда хотите, только не сегодня.
Б а к и н. Александра Николавна, я как-то не люблю изменять свои намерения, мне всегда хочется исполнить то, что я задумал, и с моей настойчивостью мне удается.
Н е г и н а. Очень рада, что вам удается, но, извините, я вас оставлю, я очень устала.
Б а к и н. Ну, уходите, а я здесь останусь, в этой комнате, я вот на этом стуле всю ночь просижу.
Н е г и н а. Ну, перестаньте шутить! Довольно уж.
Б а к и н. Не верите? Так я вам докажу, я человек решительный.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. И я, батюшка, женщина решительная, я ведь и караул закричу.
Б а к и н (Негиной). Послушайте, вы боитесь, что меня у вас застанет кто-нибудь?
Н е г и н а. Никого и ничего я не боюсь.
Б а к и н. Все ваши обожатели теперь ужинают в вокзале, и князь, и Великатов, и Смельская с ними, и просидят там до утра.
Н е г и н а. Да что мне за дело!
Б а к и н. А жених ваш спит, вероятно; да я и не верю, что вы его любите.
Н е г и н а. Ах, боже мой, это невыносимо! Я вас и не уверяю ни в чем.
Б а к и н. Вы его держите при себе только для защиты от ухаживанья, а понравится вам кто-нибудь, ведь вы его бросите, это всегда так бывает.
Н е г и н а. Ну, хорошо, хорошо.
Б а к и н. Вы уж очень разборчивы; чего вы дожидаетесь, какой благодати? Перед вами человек образованный, обеспеченный... Что я не ухаживаю за вами, не говорю нежностей, не объясняюсь в любви, так это не в моих правилах. Мы не дети, зачем нам притворяться! Будем говорить, как совершеннолетние.
Н е г и н а. Прощайте. (Уходит.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну, батюшка, поговорили, да и будет. Пора людям покой дать! А то, коли хотите разговаривать, так говорите со мной, я за словом в карман не полезу.
Б а к и н (громко). А я все-таки еще зайду. (Уходит.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Запру сени, уж теперь никого не пущу, хоть умирай там. (Уходит.)

За сценой слышен крупный разговор. Выходит Негина.

Н е г и н а. Что там такое?

Входит Домна Пантелевна, Вася с бутылкой шампанского и трагик.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Негина, Домна Пантелевна, Вася и трагик.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Вот беспутные, право, беспутные! Насильно вломились, никаких резонтов не слушают.
В а с я. Да нельзя, Домна Пантелевна, надо же за здоровье Александры Николавны выпить; уж миновать этого дела никак невозможно. А что ж такое! мы честно, благородно, со всем нашим уважением! Никакого безобразия, помилуйте!
Т р а г и к. Еще бы! Коли я тут.
Н е г и н а. Да напрасно вы беспокоитесь, я пить не стану.
В а с я. Это как вам угодно-с. Нам больше останется, мы и одни выпьем. (Кричит за перегородку.) Милая, умница, дай-ка стаканчиков!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да давай уж, я откупорю. (Берет бутылку и уходит.)
Т р а г и к (Негиной). Ты говоришь, что пить не станешь; а вот я посмотрю, как ты у меня не выпьешь!
В а с я. Неволить не надо-с.
Т р а г и к. Я неволить не стану, я буду просить.

Выходит Домна Пантелевна, ставит бутылку и стаканы на стол.

В а с я (наливает). С вас и начинать, по старшинству-с.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Не знаю, пить ли, боюсь, захмелею.
В а с я. А что ж такое! чего бояться-то? Дело к ночи-с. Хоть и захмелеете, не велика беда. Мы вот с ним этого не боимся.
Д о м н а  П а н т е л е в н а (берет стакан). Ну, Саша, поздравляю тебя! (Пьет.)
В а с я (подносит стакан Негиной). Теперь позвольте вас просить.
Н е г и н а. Уж я сказала, что не буду пить.
В а с я. Нельзя-с, за что ж обижать? Мы со всем расположением. Хоть половину-с!
Т р а г и к (падая на колени.) Саша, Александра! Ты смотри, кто тебя просит! Смотри, кто у ног твоих! Громилов, сам Ераст Громилов!
Н е г и н а. Ну, извольте, я немного выпью; только уж больше ни за что не стану. (Пьет.)
В а с я (помогая трагику подняться). Сколько угодно-с. (Берет стакан.) Остальное мы допьем и ваши мысли узнаем. (Наливает стаканы.) Теперь мы выпьем-с. (Подает стакан трагику.)
Т р а г и к. Поздравляй за двоих, у меня сегодня красноречие не в порядке.
В а с я. Честь имею поздравить-с с успехом-с. Сто лет жизни и миллион денег-с! (Чокаются с трагиком и пьют.)
Т р а г и к (подавая стакан). Наливай еще! (Вася наливает, трагик пьет.) Вся?
В а с я (показывая бутылку). Вся.
Т р а г и к. Ну, поедем!
В а с я (Негиной). Прощенья просим! Пожалуйте ручку-с! Извините за невежество-с. Спасибо этому дому, теперь пойдем к другому.

Уходят.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Вот путаники! Точно их вихрем по городу-то носит. Теперь уж запру, одолели. (Уходит и скоро возвращается.)


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Негина, Домна Пантелевна.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну, уж теперь давай чай пить!
Н е г и н а. Я выпью с удовольствием.
Д о м н а  П а н т е л е в н а (у перегородки). Матрена, налей-ка нам по чашечке. (Негиной.) Дай-ка подарок-то!
Н е г и н а (подавая коробочку). Да ведь вы видели, серьги и брошка.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да я убрать хочу. Ведь тоже не малых денег стоит. (Прячет в карман.) Тем эти вещи хороши, приятны, что, случись нужда, сейчас и заложить можно. Не то что вот эти веники.

Матрена приносит две чашки чаю и уходит.

Н е г и н а (прихлебывая чай). А какой мне букет Великатов поднес. Посмотрите!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну, что букет! букет как букет. Даром деньги брошены, я так считаю. (Пьет чай.)
Н е г и н а. Нет, вы посмотрите! Цветы все дорогие, и где он их взял?
Д о м н а  П а н т е л е в н а (рассматривая букет). Да, хорош, уж нечего сказать. (Находит записку.) А это что ж такое?
Н е г и н а (читает про себя записку). Ах, ах!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Что такое?
Н е г и н а (хватаясь за голову). Ах, нет, погоди! У меня другая есть. А я и забыла. (Достает из кармана записку.) Это от Петра Егорыча, он мне на подъезде дал. (Читает про себя.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Читай вслух! что еще за секреты от матери!
Н е г и н а (читает.) "Да, милая Саша, искусство не вздор, я начинаю понимать это. Сегодня в игре твоей я нашел так много теплоты и искренности, что, просто тебе сказать, пришел в удивление. Я очень рад за тебя. Это редкие и дорогие качества души. После спектакля у тебя, вероятно, будет кто-нибудь; при твоих гостях я всегда чувствую что-то неприятное, не то смущение, не то досаду, и вообще мне как-то неловко. Все они смотрят на меня или враждебно, или с насмешкой, чего я, как ты сама знаешь, не заслуживаю. По всем этим соображениям я после театра к тебе не зайду, но если ты найдешь минуты две-три свободных, так выбеги в ваш садик, я там подожду тебя. Конечно, я мог бы зайти к тебе и завтра утром; но извини, душа полна через край, сердце хочет перелиться..." (Отирает слезы.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну-ка, прочти другое-то!
Н е г и н а. Да нет, маменька, не нужно, стыдно!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну, вот еще, стыдно! Мало ли ты получаешь записок, которые читать стыдно, да ведь читаешь ты их мне.
Н е г и н а. Ну, мама, соберись с силами. (Читает.) "Я полюбил вас с первого взгляда. Видеть и слышать вас для меня невыразимое наслаждение. Извините, что я объясняюсь с вами на письме; по врожденной робости я никогда не осмелился бы передать вам мои чувства словами. Теперь мое счастье от вас зависит. А счастье мое, о котором я мечтаю, обожаемая Александра Николавна, вот какое: в моей усадьбе, в моем роскошном дворце, моих палатах есть молодая хозяйка, которой все поклоняется, все, начиная с меня, рабски повинуется. Так проходит лето. Осенью мы с очаровательной хозяйкой едем в один из южных городов, она вступает на сцену в театре, который совершенно зависит от меня, вступает с полным блеском; я наслаждаюсь и горжусь ее успехами. О дальнейшем я не мечтаю, поживем - увидим. Не сердитесь за мои мечты, мечтать каждому позволительно. Приговор мой я прочту завтра в ваших глазах, если вы меня примете; если же не примете, я с разбитым сердцем, но безропотно удалюсь, наказанный вашим презрением за мою дерзость. Ваш Великатов". (Сквозь слезы.) Мама, да что же это такое? Что он, противный, пишет? Кто ж это ему позволил?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Что позволил?
Н е г и н а. Да так... полюбить меня.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. А разве на это спрашивается позволенье-то, глупая!
Н е г и н а. Так бы вот и убила его.

Молчание.

Д о м н а  П а н т е л е в н а (в задумчивости). Лебеди... Лебеди, говорит, плавают на озере.
Н е г и н а. Ах, да что мне за дело!

Молчание.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Саша, Сашутка, ведь никогда еще мы с тобой серьезно не говорили; вот он серьез-то начинается. Живешь, бедствуешь, а тут богатство! Ах, батюшки мои, какая напасть? Вот соблазн-то, вот соблазн-то! Уж не дьявол ли он, прости господи, тут подвернулся? В самый-то вот раз... только что мы про свою нужду-то раздумывали. Ну, как есть дьявол. А уж что ласки-то в нем, что этой всякой добродетели! Да давай же говорить о деле-то серьезно, вертушка!
Н е г и н а. "Серьезно", об таком-то деле серьезно! Да за кого ж вы меня принимаете! Разве это "дело"? Ведь это позор! Ты помнишь, что он-то говорил, он, мой милый, мой Петя! Как тут думать, об чем думать, об чем разговаривать! А коли есть в тебе сомнение, так возьми что-нибудь, да и погадай!. Ведь я твоя. Чет или нечет, вот и конец. (Берет записку Мелузова.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да что ты! как я могу!.. Это твое дело. Да сохрани меня господи! Да меня бог и люди...
Н е г и н а (дочитывает записку Мелузова). "Но если ты найдешь минуты две-три свободных, так выбеги в ваш садик, я там подожду тебя". Ах, бедный, бедный! Как я его мало любила! Вот когда я чувствую, что люблю его всей душой. (Берет письмо Нарокова.) Ах, вот и это! И это надо сохранить на всю жизнь! Уж так меня никто любить не будет. Дайте-ка шаль! Я пойду.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Куда ты? куда ты? что ты!
Н е г и н а. Ах, отстаньте, не ваше дело!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Как не мое! Да и ты-то моя.
Н е г и н а. Ну, я ваша, что хотите со мной делайте; да душа у меня своя. Я к Пете. Ведь он меня любит, он меня жалеет, он нас с вами добру учил.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да как же дело-то? Уж скажи что-нибудь!
Н е г и н а. Ах, дело, дело! Ну, завтра, завтра, оставим до завтра. А теперь не мешайте мне. Я теперь такая добрая, такая честная, какой никогда еще не была и, может быть, завтра уж не буду. На душе у меня теперь очень хорошо, очень честно, не надо этому мешать.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ну, ну, как хочешь, как хочешь.
Н е г и н а (покрываясь шалью). Я не знаю, может быть, сейчась ворочусь, может быть, до утра... Но чтоб ни словом, ни взглядом...
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да что ты, разве я не мать тебе, разве я не женщина! Не понимаю я нешто, что мешать тебе нельзя; души, что ль, у меня нет?
Н е г и н а. Ну, я иду.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да постой, покройся хорошенько, не простудись! Эко сердце-то у тебя золотое. А я все-таки запирать не стану, буду чай пить да тебя поджидать.

Негина уходит. Домна Пантелевна уходит за перегородку. Сцена несколько времени пуста, потом входит Бакин.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Бакин (один).

Б а к и н. Никого нет, и дверь не заперта, и какая-то тень проскользнула мимо меня - это она; но куда, к кому? Если к жениху, так незачем, он сюда может прийти. Вероятно, пошла погулять в сад, подышать свежим воздухом. Я ее здесь подожду; ну, не прогонит же она, все-таки позволит хоть с полчаса посидеть. Я подержал пари с Великатовым, что буду у ней чай пить и просижу до утра. Проиграть не хочется. Я хотел его уведомить, примет она меня или нет. А! так я вот что сделаю, я пошлю кучера сказать, что я здесь остался. Если прогонит, то я прошатаюсь где-нибудь до света. (Отворяет окно.)

В это время входят Мелузов и Негина, которая проходит за перегородку.

Иван, поезжай в вокзал, скажи, что я здесь остался.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Бакин и Мелузов.

М е л у з о в. Нет, вы не останетесь здесь. Велите кучеру подождать, вы сейчас выйдете! Что же вы? Ну, так я прикажу. (В окно.) Иван, останься! Барин сейчас выйдет.
Б а к и н. Какое право вы имеете распоряжаться в чужой квартире? Я вас не знаю и знать не хочу.
М е л у з о в. Нет, позвольте, зачем вы лжете? И лжете с дурным намерением. Вам хочется ославить девушку?
Б а к и н. "Ославить"? визит после театра разве значит "ославить"? Ну, что вы знаете!
М е л у з о в. Хорошо; да зачем посылать кучера объявлять, что вы здесь остались?
Б а к и н. Вы посетитель райка, разве вы можете понимать отношения между артистами и той публикой, которая занимает первые ряды кресел!
М е л у з о в. Я вот что понимаю: что вы, посетитель первого ряда кресел, уйдете отсюда, а я, посетитель райка, останусь здесь.
Б а к и н. Вы здесь останетесь?
М е л у з о в. Да, останусь.
Б а к и н. Вот это хорошо! По крайней мере, я сделал открытие, которым могу поделиться...
М е л у з о в. С кем угодно.
Б а к и н. Впрочем, вы, может быть, сгоряча-то, немножко прихвастнули?
М е л у з о в. Нет, уж будьте покойны, я останусь.

Входит Негина, одетая в пальто.


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Бакин, Мелузов и Негина.

Н е г и н а (кладет Мелузову руку на плечо). Да, он останется.
М е л у з о в. Ну, теперь сомнения ваши кончились, значит, вам остается только одно...
Н е г и н а. Удалиться.
М е л у з о в. И чем скорее, тем лучше.
Б а к и н. Лучше, лучше! Я сам знаю, что мне лучше.
М е л у з о в. Нет, не знаете, вы мне не дали договорить. Скорее уйти вам потому лучше, что можете уйти в дверь, а если долго будете собираться, тогда отправитесь в пространство посредством окна.
Н е г и н а (обнимая Мелузова). Ах, милый!
Б а к и н. Ну, молодой человек, запомните вы это! (Уходит.)
Н е г и н а. Ах, милый Петя, голубчик мой, поедем сейчас кататься на всю ночь: лошади здесь.
М е л у з о в. Куда, Саша?
Н е г и н а. Куда хочешь, куда только тебе угодно, все, все в твоей воле вплоть до утра. Мама, прощай, запирай дверь! Мы едем.

Мелузов и Негина уходят.



ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЛИЦА:

Н е г и н а.
Д о м н а  П а н т е л е в н а.
Д у л е б о в.
С м е л ь с к а я.
В е л и к а т о в.
Б а к и н.
М е л у з о в.
Н а р о к о в.
В а с я.
Т р а г и к.
О б е р - к о н д у к т о р.
К о н д у к т о р.
Ч е л о в е к, служащий в вокзале.
Разного рода пассажиры и вокзальная прислуга.

Вокзал железной дороги, зала для пассажиров первого класса; направо (от актеров) дверь в виде арки, ведущая в другую залу; прямо стеклянная дверь, за ней видна платформа и вагоны; на середине, поперек комнаты, длинный стол, на нем приборы, бутылки, канделябры и ваза с цветами.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Трагик сидит у стола. Потом человек. С платформы слышны голоса: "Станция. Город Бряхимов, поезд стоит двадцать минут, буфет"; "Бряхимов! Поезд стоит двадцать минут".

Т р а г и к. Где мой Вася? Человек! (Стучит по столу.)

Человек входит.

Ч е л о в е к. Что прикажете?
Т р а г и к. Где мой Вася?
Ч е л о в е к. Да помилуйте, который раз уж вы спрашиваете! Почем же мы знаем.
Т р а г и к. Ну, так поди вон, братец!

Человек уходит.

Где мой Вася?

Входит Вася.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Трагик и Вася.

В а с я. Ну, вот Вася, ну, что тебе?
Т р а г и к. Где ты, братец, пропадаешь?
В а с я. Вот еще! Стало быть, дело есть. Ты говори, что тебе нужно!
Т р а г и к. Чего мы, братец, с тобой сегодня не пили?
В а с я. Чего? Да уж, кажется, все, окромя купоросу. А вот что! Довольно бы, перегодим!
Т р а г и к. Да ты любишь меня или нет?
В а с я. Ну, вот еще разговаривать-то.
Т р а г и к. За что ты меня любишь?
В а с я. За то, что у нас в доме безобразие, а ты талант. Ну, и кончен разговор. Только послушай! что все вино да вино! Дадим ему отдохнуть немножко.
Т р а г и к. Ну, пусть его отдохнет.
В а с я. Я приказчика отправляю в Харьков, так нужно растолковать ему все как следует. Пойдем в третий класс, разгуляйся малость!
Т р а г и к. Ну, пойдем. (Встает.)

Идут к двери, навстречу им из другой залы выходят Нароков и Мелузов.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Трагик, Вася, Нароков и Мелузов.

Н а р о к о в (останавливая Васю). Постойте, постойте! Вот вам мои часы. (Снимает с себя карманные часы и отдает Васе.)
В а с я. Да на что мне твои часы, Мартын Прокофьич?
Н а р о к о в. Дайте мне десять рублей, дайте, прошу вас.
В а с я. Да часов-то мне твоих не надо, чудак человек.
Н а р о к о в. Сделайте милость, сделайте милость! мне крайность.
В а с я. А коли крайность, я тебе и так поверю.
Н а р о к о в. Не надо, не надо. Возьмите часы: я их выкуплю, они дорогие; я их скоро выкуплю.
В а с я. Да на что тебе деньги? Скажи, откройся!
Н а р о к о в. Ах, за что вы меня мучаете? Скажите мне, дадите вы или нет?
В а с я. Любопытно, братец, что у тебя за дела, что за коммерция.
Н а р о к о в. Извините, что побеспокоил. Не надо мне.
В а с я. Да изволь, изволь. (Прячет часы в карман и достает из бумажника деньги.) На вот, получай! Процентов не возьму, не бойся.
Н а р о к о в (берет деньги и жмет руку Васе). Благодарю вас, благодарю, вы меня выручили.

Вася и трагик уходят в другую залу.

М е л у з о в. Их нет и здесь; вы ошиблись, должно быть.
Н а р о к о в. Нет, знаю, знаю, да и сердце мне говорит, что она уезжает. Вы видите, что я еще не могу прийти в себя.
М е л у з о в. Да, невероятно. Зачем же ей скрывать от меня, зачем меня обманывать! Сегодня утром я получил от нее записку вот какого содержания. (Вынимает записку и читает.) "Петя, нынче ты не приходи к нам, сиди дома, жди меня, я сама зайду к тебе вечером".
Н а р о к о в. Да, непонятно; но они уезжают, это верно. Я заходил к ним, меня не пустили. Вышла Домна Пантелевна и закричала на меня: "Не до тебя нам, не до тебя, мы сейчас едем на железную дорогу". Я видел чемоданы, саквояжи, узлы... Я побежал к вам.
М е л у з о в. Пойдемте посмотрим в той зале, подождем их у входа.
Н а р о к о в. Я потерял память. Что же теперь, утро или вечер? Я ничего не знаю. Когда отходит поезд?
М е л у з о в. В семь часов вечера, еще минут двадцать осталось.
Н а р о к о в. О, так они еще приедут. Пойдем.

Уходят в другую залу.
Из стеклянной двери выходят Негина, на ней дорожная сумка, Домна Пантелевна, Смельская,
Дулебов, Бакин и Матрена с подушками и узлами.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Негина и Смельская проходят вперед. Дулебов и Бакин садятся к столу. Матрена кладет узлы и подушки на диван подле двери. Домна Пантелевна перебирает узлы в что-то прячет в них.

С м е л ь с к а я. Как ты скоро собралась, Саша, и никому ничего не сказала.
Н е г и н а. Когда же мне было! Я сегодня получила телеграмму и сейчас же стала собираться.
С м е л ь с к а я. Если б мы с князем не заехали на вокзал, так бы ты и уехала, не простясь.
Н е г и н а. Мне некогда было: я ни с кем не простилась, я собралась вдруг и хотела написать вам из Москвы.
С м е л ь с к а я. Так ты в Москву едешь?
Н е г и н а. Да.
С м е л ь с к а я. На каких условиях?
Н е г и н а. Предлагают очень хорошие, но я еще не решилась, я тебе оттуда напишу.
Д у л е б о в (Бакину). Мне представилось, что нынче должен отправиться Великатов, вот я и приехал захватить его; выпью, мол, с него бутылку шампанского в наказание за то, что он уезжает украдкой.
Б а к и н. И я за тем же.
Д у л е б о в. Однако поезд уж пришел, а его нет еще, должно быть, остался в городе.
Б а к и н. Ведь эти господа миллионщики любят являться прямо к третьему звонку.
С м е л ь с к а я. (Негиной). А как же Петр Егорыч?
Н е г и н а. Ах, не говори об нем, пожалуйста!
С м е л ь с к а я. Ты ему сказала?
Н е г и н а. Нет, он не знает. Я боюсь, что он сюда приедет, уж ехать бы скорей.
Б а к и н. Вот и Иван Семеныч!

Из другой залы входят Великатов и обер-кондуктор и останавливаются у двери.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Негина, Смельская, Дулебов, Бакин, Домна Пантелевна, Матрена, Великатов, обер-кондуктор, потом человек и кондуктор.

О б е р - к о н д у к т о р (Великатову). Начальник станции приказал прицепить особый вагон с семейным отделением.
В е л и к а т о в. Да, это я его просил. (Кланяется Дулебову и Бакину.)
Б а к и н. Вы едете?
В е л и к а т о в. Нет, я провожаю Александру Николавну и Домну Пантелевну. (Обер-кондуктору.) Когда будет готово, так распорядитесь, чтобы перенесли эти вещи! Уж похлопочите, чтобы все было хорошо и удобно.
О б е р - к о н д у к т о р. Будьте покойны.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Иван Семеныч, взяли билеты-то?
В е л и к а т о в. Взял, Домна Пантелевна, и всю кладь вашу сдал.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Так дайте мне билеты-то, а то без билетов не пустят.
В е л и к а т о в. Я вам после отдам, когда будете в вагон садиться.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Как бы не опоздать, Иван Семеныч; пожалуй, без нас уедут, у меня сердце не на месте.
О б е р - к о н д у к т о р. Не беспокойтесь; я за вами приду и сам посажу вас, а уж без меня поезд не тронется. А за вещами я сейчас пришлю.
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да уж пришлите, только кого понадежнее, чтобы все в сохранности.
В е л и к а т о в. Так вы распорядитесь!
О б е р - к о н д у к т о р (прикладывая руку к шапке). Сейчас прикажу. (Уходит.)
В е л и к а т о в. Надо, господа, на проводах бутылочку выпить, я уж приказал подать. Александра Николавна, Нина Васильевна, прошу покорно!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да, уж перед отъездом всем нужно присесть. Матрена, и ты садись!

Все усаживаются у стола со стороны, противоположной арке. Человек входит с бутылкой шампанского, ставит на стол и уходит.
Великатов наливает вино в бокалы.

В е л и к а т о в (поднимая бокал). Счастливого пути, Александра Николавна! Домна Пантелевна!

Дулебов и Бакин привстают и кланяются.

Д о м н а  П а н т е л е в н а. Счастливо оставаться, господа!
С м е л ь с к а я (целуя Негину). Желаю тебе счастья, Саша! Пиши, пожалуйста!

Входит кондуктор.

К о н д у к т о р. Какие вещи прикажете брать?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Вон, батюшка! Матрена, покажи ему, да поди за ним, пригляди хорошенько.

Кондуктор забирает вещи.

Кондуктор!
К о н д у к т о р. Что угодно?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ты подушки-то поосторожнее, там по полу не валяйте их!
Н е г и н а. Маменька!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Что "маменька"! Прикажешь-то, так лучше. (Кондуктору.) Не трожь этот мешочек-то, крайний-то! Говорю, не трожь, там баранки, еще рассыплешь, пожалуй!

Дулебов и Бакин смеются.

Н е г и н а. Маменька!
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Да что! Понадейся на них!
Н е г и н а. Берите всё, берите всё!

На платформе звонок.

Д о м н а  П а н т е л е в н а (быстро встает со стула). Ай! Поехали.
В е л и к а т о в. Успокойтесь, Домна Пантелевна, без вас не уедут.
К о н д у к т о р. Это звонок третьему классу, еще времени много осталось. (Уходит. Матрена за ним.)
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Напугали до смерти. Они этими звонками проклятыми всю душу вымотают.

Входят из другой залы Нароков, за ним человек с бутылкой и Мелузов.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Негина, Смельская, Домна Пантелевна, Великатов, Бакин, Дулебов. Нароков садится на конце стола, к арке.
Человек ставит перед ним бутылку, Мелузов останавливается у двери.

Н е г и н а (подходит к Мелузову). Ни слова, ради бога, ни слова! Если только любишь меня, молчи; я тебе после все скажу. (Отходит и садится на свое место.)
Н а р о к о в (человеку). Ты сомневался, ты сомневался, глядя на меня, заплачy ли я тебе? Хорошо! ты хороший слуга! Вот тебе за добродетель награда! (Дает десять рублей.) Получи за вино, а сдачу себе возьми!
Ч е л о в е к. Покорнейше благодарю-с! (Уходит.)

Мелузов садится рядом с Нароковым, который, налив бокалы себе и Мелузову, встает.

Б а к и н. Спич, спич, господа! Послушаем.
Н а р о к о в. Александра Николавна! первый бокал за ваш талант! Я горжусь тем, что первый заметил его. Да и кому ж здесь, кроме меня, заметить и оценить дарование! Разве здесь понимают искусство? Разве здесь искусство нужно? Разве здесь... о, проклятие!
Б а к и н. Запутался, Мартын Прокофьич.
Н а р о к о в (с сердцем). Нет, я не запутался. В робких шагах дебютантки, в первом, еще наивном лепете, я угадал будущую знаменитость. У вас есть талант, берегите его, растите его! Талант есть лучшее богатство, лучшее счастие человека! За ваш талант! (Пьет.)
Н е г и н а. Благодарю вас, Мартын Прокофьич!
Б а к и н. Браво!
Д у л е б о в. А он говорит довольно складно.
Н а р о к о в (Мелузову). Налейте мне и себе.

Мелузов наливает. Нароков поднимает бокал.

Второй бокал за вашу красоту!
Н е г и н а (встает). Ах, что вы! Зачем!
Н а р о к о в. Вы не признаете за собой красоты? Нет, вы красавица. Для меня, где талант, там и красота! Я всю жизнь поклонялся красоте и буду ей поклоняться до могилы... За вашу красоту! (Пьет и ставит бокал.) Теперь позвольте мне на прощанье поцеловать вашу руку! (Становится на колени перед Негиной и целует ее руку.)
Н е г и н а (сквозь слезы). Встаньте, Мартын Прокофьич, встаньте!
В е л и к а т о в. Довольно, Мартын Прокофьич! Вы расстроиваете Александру Николавну!
Н а р о к о в. Да; довольно! (Встает делает несколько шагов к стеклянной двери и останавливается.)

В дверях из другой залы появляются обер-кондуктор, прислуга и несколько пассажиров.

Не горе и слезы,
Не тяжкие сны,
А счастия розы
Тебе суждены.
Те розы прекрасны,
То рая цветы.
И, верь, не напрасны
Поэта мечты.
Но в радостях света,
В счастливые дни,
Страдальца поэта
И ты вспомяни!

(Отходит к самой двери.)

Судьбою всевластной
Нещадно гоним,
Он счастлив, несчастный,
Лишь счастьем твоим.

(Идет к дверям.)

В е л и к а т о в и Н е г и н а. Мартын Прокофьич, Мартын Прокофьич!
Н а р о к о в. Нет, довольно, довольно, больше не могу. (Уходит.)
Н е г и н а (знаком подзывает обер-кондуктора). Скажите, что пора ехать! Прошу вас.
О б е р - к о н д у к т о р (взглянув на часы). Еще немножко рано, а впрочем, как вам угодно. Господа, не угодно ли в вагоны садиться?
Д о м н а  П а н т е л е в н а. Ах, пустите меня вперед, господа! пустите, а то не поспею.
О б е р - к о н д у к т о р. Пожалуйте направо, в последний вагон!

Уходят Домна Пантелевна, за ней обер-кондуктор, Негина, Смельская и Великатов, за ними Дулебов и Бакин.
Негина скоро возвращается.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Мелузов, Негина, потом Великатов и обер-кондуктор.

Н е г и н а. Ну, Петя, прощай! судьба моя решена.
М е л у з о в. Как? Что? Что ты?
Н е г и н а. Я не твоя, мой милый! Нельзя, Петя.
М е л у з о в. Чья же ты?
Н е г и н а. Ну, что тебе знать! Все равно тебе. Так надо, Петя. Я долго думала, мы обе с маменькой думали... Ты хороший человек, очень хороший! Все, что ты говорил, правда, все это правда; а нельзя... Уж сколько я плакала, сколько себя бранила... Ты этого не понимаешь. Вот видишь ты; уж всегда так, уж так заведено, уж ведь... ну... все так; что ж, вдруг я одна... это даже смешно.
М е л у з о в. Смешно? Неужели смешно?
Н е г и н а. Да, конечно. Все правда, все правда, что ты говорил, так и надо жить всем, так и надо... А если талант... если у меня впереди слава? Что ж мне, отказаться, а? А потом жалеть, убиваться всю жизнь... Если я родилась актрисой?..
М е л у з о в. Что ты, что ты, Саша! разве талант и разврат нераздельны?
Н е г и н а. Да нет, не разврат! Ах, какой ты! (Плачет.) Ты ничего не понимаешь... и не хочешь меня понять. Ведь я актриса; а ведь, по-твоему, нужно быть мне героиней какой-то. Да разве всякая женщина может быть героиней? Я актриса... Если б я и вышла за тебя замуж, я бы скоро бросила тебя и ушла на сцену, хотя за маленькое жалованье, да только бы на сцене быть. Разве я могу без театра жить?
М е л у з о в. Это для меня новость, Саша.
Н е г и н а. Новость! Потому и новость, что ты до сих пор души моей не знал. Ты думал, что я могу быть героиней; а я не могу... да и не хочу. Что ж мне быть укором для других? Вы, мол, вот какие, а я вот какая... честная!.. Да другая, может быть, и не виновата совсем; мало ль какие обстоятельства, ты сам посуди: или родные... или там обманом каким... А я буду укорять? Да сохрани меня господи!
М е л у з о в. Саша, Саша, да разве честная жизнь укор для других? Честная жизнь - хороший пример для подражания.
Н е г и н а. Ну, вот видишь ты; значит, я глупа, значит, ничего не понимаю... А мы с маменькой так рассудили... мы поплакали, да и рассудили... А ты хочешь, чтоб я была героиней. Нет, уж мне куда же бороться... Какие мои силы! А все, что ты говорил, правда. Я никогда тебя не забуду.
М е л у з о в. Не забудешь? И за то спасибо!
Н е г и н а. Это были лучшие дни в моей жизни, уж у меня больше таких не будет. Прощай, милый!
М е л у з о в. Прощай, Саша!
Н е г и н а. Я как сбиралась, все плакала о тебе. На вот! (Достает из дорожной сумки волосы, завернутые в бумажку.) Я у себя отрезала полкосы для тебя. Возьми на память!
М е л у з о в (кладет в карман). Благодарю, Саша.
Н е г и н а. Если хочешь, я еще отрежу, хоть сейчас. (Достает из сумки ножницы.) На, отрежь сам!
М е л у з о в. Не надо, не надо.

Великатов отворяет дверь.

В е л и к а т о в. Александра Николавна, пожалуйте! Сейчас последний звонок.
Н е г и н а. Сейчас, сейчас! Уйдите!

Великатов уходит.

Ну, прощай! только ты не сердись на меня! Не брани меня! Ну, прости меня! А то мне тяжело будет, у меня никакой радости не будет. Прости меня! Я на коленях буду умолять тебя.
М е л у з о в. Не надо, не надо. Живи, как хочешь, как умеешь! Я одного только желаю, чтоб ты была счастлива. Только сумей быть счастлива, Саша! Ты обо мне и об моих словах забудь; а хоть как-нибудь, уж по-своему, сумей найти себе счастье. Вот и все, и вопрос жизни решен для тебя.
Н е г и н а. Так ты не сердишься? Ну, вот и хорошо... ах, хорошо! Только послушай, Петя. Если ты будешь нуждаться, напиши!
М е л у з о в. Что ты, Саша!
Н е г и н а. Нет, пожалуйста, не откажись. Я, как сестра... я, как сестра, Петя. Ну, доставь ты мне эту радость!.. Как сестра... Чем же я тебе за все добро твое?..

Входит обер-кондуктор.

О б е р - к о н д у к т о р. Я за вами пришел. Пожалуйте садиться; сейчас поезд отходит!
Н е г и н а (бросается на шею Мелузову). Прощай, Петя! Прощай, милый, голубчик! (Вырывается из объятий и бежит к двери.) Напиши, Петя, напиши! (Уходит; за ней обер-кондуктор.)

Мелузов смотрит в растворенную дверь. Звонок. Слышен свисток кондуктора, потом свист машины, поезд трогается.
Из другой залы выходят трагик и Вася.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Мелузов, трагик и Вася.

Т р а г и к. Что ты сказал? Она уехала?
В а с я. Да, брат, уехала наша Александра Николавна. Прощай! Только и видели.
Т р а г и к. Ну что ж; мы с тобой будем плакать в одну урну и заочно пожелаем ей счастливого пути.

Входят Смельская, Дулебов и Бакин.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Мелузов, трагик, Вася, Смельская, Дулебов и Бакин.

Б а к и н (хохочет). Это бесподобно! Я ему кричу: "Выходите, а то вас увезут!" А он говорит: "Пусть увезут, я нисколько не обижусь. До свиданья, господа!" Бесподобно! Значит, он их повез в свою усадьбу!
С м е л ь с к а я. Это очень заметно было; я сейчас догадалась. Разве Негина может ехать в семейном вагоне? Из каких доходов? Ей с маменькой место в третьем классе, прижавшись в уголку.
Б а к и н. Так зачем же он врет, что провожает?
С м е л ь с к а я. Чтоб избежать разговоров; скажи он, что едет вместе с ними, сейчас бы пошли насмешки, остроты; да вы первые бы начали. А он стыдится, что ли, или просто не любит таких разговоров, я уж не знаю. Он сделал очень умно.
Д у л е б о в. Я вам говорил, что он человек умный.
Б а к и н. А мы-то желаем счастливого пути госпоже Негиной! Да чего уж счастливее. Ну, если б я знал это, я бы от души пожелал Великатову голову сломать. А ведь бывает же, князь, что иногда стрелочник пьян напьется... Вот теперь встречный поезд проходит; вдруг на разъезде трах!

Мелузов бросается к двери.

Что вы, куда вы? Спасать? Не поспеете. Да и не бойтесь! Такие люди, как Великатов, не погибают, они невредимо и огонь и воду проходят.

Мелузов останавливается.

Побеседуемте, молодой человек! Или вы, может быть, застрелиться торопитесь? Так я вам не помешаю, стреляйтесь, стреляйтесь! Ведь студенты при всяких неудачах стреляются.
М е л у з о в. Нет, я не застрелюсь.
Б а к и н. Пистолета не на что купить? Так я вам куплю на свой счет.
М е л у з о в. Покупайте для себя.
Б а к и н. Что же вы теперь, за какое дело приметесь? Опять учить?
М е л у з о в. Да. Что же больше делать? Это наше занятие, наша обязанность.
Б а к и н. И опять актрису?
М е л у з о в. Хоть бы и актрису.
Б а к и н. И опять влюбитесь, опять мечтать будете, женихом себя считать?
М е л у з о в. Смейтесь надо мной, я не сержусь, я этого заслуживаю. Я вас обезоружу, я сам вместе с вами буду смеяться над собой. Ведь смешно, действительно смешно. Бедняк, на трудовые деньги выучился трудиться: ну и трудись! А он вздумал любить! Нет, этой роскоши нам не полагается.
С м е л ь с к а я. Ах, какой милый! (Посылает рукой поцелуй.)
М е л у з о в. У нас, у горемык, у тружеников, есть свои радости, которых вы не знаете, которые вам недоступны. Дружеские беседы за стаканом чаю, за бутылкой пива о книжках, которых вы не читаете, о движении науки, которой вы не знаете, об успехах цивилизации, которыми вы не интересуетесь. Что ж нам еще! А я вторгся, так сказать, в чужое владение, в область беспечального пребывания, беззаботного времяпровождения, в сферу красивых, веселых женщин, в сферу шампанского, букетов, дорогих подарков. Ну, как же не смешно! Конечно, смешно.
С м е л ь с к а я. Ах, какой он милый!
Б а к и н. Вы не обидчивы; а я думал, что вы меня на дуэль вызовете.
М е л у з о в. Дуэль? Зачем? У нас с вами и так дуэль, постоянный поединок, непрерывная борьба. Я просвещаю, а вы развращаете.
Т р а г и к. Благородно! (Васе.) Спрашивай шампанского!
М е л у з о в. Вот и давайте бороться: вы свое дело делайте, а я буду свое. И посмотрим, кто скорее устанет. Вы скорее бросите свое занятие; в легкомыслии немного привлекательного; придете в солидный возраст, совесть зазрит. Бывают, конечно, и такие счастливые натуры, что до глубокой старости сохраняют способность с удивительною легкостью перелетать с цветка на цветок; но это исключения. Я же свое дело буду делать до конца. А если я перестану учить, перестану верить в возможность улучшать людей или малодушно погружусь в бездействие и махну рукой на все, тогда покупайте мне пистолет, спасибо скажу. (Надвигает шляпу и закутывается пледом.)
В а с я. Шампанского!
Т р а г и к. Полдюжины!

1881



Hosted by uCoz