А.Н.Островский. Пучина
Изд-во "Терра", 2001, Собрание сочинений в шести томах
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, октябрь 2004


СЦЕНА I

ЛИЦА:

К и р и л л  Ф и л и п п ы ч  К и с е л ь н и к о в, молодой человек, 22 лет.
А н т о н  А н т о н ы ч  П о г у л я е в, студент, кончивший курс, 21 года.
П у д  К у з ь м и ч  Б о р о в ц о в, купец, 40 лет.
Д а р ь я  И в а н о в н а, жена его.
Г л а ф и р а  П у д о в н а, их дочь, 18 лет.
Л у п  Л у п ы ч  П е р е я р к о в, чиновник.
И о н  И о н о в и ч  Т у р у н т а е в, военный в отставке.
Г у л я ю щ и е  о б о е г о  п о л а.

Нескучный сад. Луг между деревьями; впереди дорожка и скамья; в глубине дорожка, за дорожкой деревья и вид на Москву-реку.
Около 30 лет назад.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Проходят купцы с женами.

К у п е ц. Ай да Мочалов! Уважил.
Ж е н а. Только уж эти представления смотреть уж очень жалостно; так что уж даже чересчур.
К у п е ц. Ну да, много ты понимаешь!
Ж е н а. Чего ж тут не понимать-то! Известное дело, всё от приятелев; это мы и прежде знали.
2-й к у п е ц. Уж точно что уважил. Не жаль деньги заплатить.
1-й к у п е ц. Как написано, что "жизнь игрока", так он точно игрока и представил.
Ж е н а. С кем поведешься, таков и сам будешь. Вот теперича Мочалов связался с этим... как его...
2-й к у п е ц. С Валмиром.
Ж е н а. Ну, там, как ни на есть. Связался с ним, ну и в бедность пришел, и все такое.
2-й к у п е ц. И даже в уголовном деле попался. Это вы верно, что от приятелев. От кого мы занимаемся дурному чему-нибудь? Самому не выдумать; потому и в голову не придет. А все от других.
1-й к у п е ц. И все это вы пустяки говорите. Всякий себе сам виноват. Коли я добрый человек да имею свой разум, так что мне приятели? Все одно, что ничего. А коли я дурак либо мошенник, да ежели начал распутничать, так уж ничто делать, что на приятелей сворачивать.
2-й к у п е ц. Но однако ж...
1-й к у п е ц. Что "однако ж"? Стой твердо, потому один отвечать будешь! Ответчика за себя не поставишь. Как жил, что делал? Так и так, мол, приятели. А у тебя есть своя голова на плечах? Закон знаешь? Ну, и шабаш, и кончен разговор.
Ж е н а. А другой человек увлекательный?
1-й к у п е ц. Ну так что ж! Ну, туда ему и дорога! Не будь увлекательный.
Ж е н а. Да ведь жалко.
1-й к у п е ц. Ничего не жалко. Знай край, да не падай! На то человеку разум дан. (Проходят.)


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Погуляев и несколько студентов.

П о г у л я е в. А как хорош был сегодня Мочалов. Только жаль, что пьеса плоха.
1-й с т у д е н т. Сухая пьеса. Голая мораль.
2-й с т у д е н т. Все эффекты, все ужасы нарочно прибраны, как на подбор. Вот, мол, если ты возьмешь карты в руки, так убьешь своего отца, потом сделаешься разбойником, да мало этого, убьешь своего сына.
1-й с т у д е н т. Какая это пьеса! Это вздор, о котором говорить не стоит. "Черт не так страшен, как его пишут". Черта нарочно пишут страшнее, чтоб его боялись. А если черту нужно соблазнить кого-нибудь, так ему вовсе не расчет являться в таком безобразном виде, чтоб его сразу узнали.
В с е (смеются). Да, это правда.

Входит Кисельников, щегольски одетый


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Погуляев, Кисельников и студенты.

П о г у л я е в. А, друг любезный! Как я тебя давно не видал!
1-й с т у д е н т. Где ты пропадал?
2-й с т у д е н т. Какой ты розовый, веселый! Я тебя два года не видал.
П о г у л я е в. Ты не кончил курса?
К и с е л ь н и к о в. Не кончил.
П о г у л я е в. Отчего же?
К и с е л ь н и к о в. Да так, не кончил, да и все тут. Впрочем, я занимаюсь, я много занимаюсь; а так, некогда было. Я буду держать на кандидата. Впрочем, я еще это все успею.
1-й с т у д е н т. Какой вечер превосходный!..
К и с е л ь н и к о в. Удивительный вечер! Воздух какой! Что за нега! Я теперь, когда стал свободным человеком, весь отдаюсь природе, наслаждаюсь ею вполне. Вы этой прелести не знаете, вы люди ученые, занятые.
П о г у л я е в. Ты совсем переменился, тебя и узнать трудно.
К и с е л ь н и к о в. Что же, я лучше стал или хуже?
П о г у л я е в. Не знаю, как сказать! Только жаль, что ты бросил университет.
К и с е л ь н и к о в. Нельзя было оставаться. Вы послушайте, я вам все расскажу. Отец у меня был строгий, капризный старик, не пускал меня никуда из дому, не давал мне ни копейки денег. По вечерам насильно заставлял меня сидеть за лекциями. Все это мне надоело и опротивело донельзя. В прошлом году он умер и оставил мне порядочное состояние. Вдруг в моем распоряжении довольно денег, а главное - свобода; ну, разумеется, я сейчас же захотел воспользоваться свободой, немного развлечься, погулять; таким образом я мало-помалу отстал от университета. Впрочем, я догоню, стоит только заняться... Стихи пишу от скуки, выходит недурно.
2-й с т у д е н т. Что же ты думаешь с собой делать?
К и с е л ь н и к о в. Вот выдержу на кандидата, поеду в Петербург, поступлю на службу. А приятно пожить на свободе!
1-й с т у д е н т. Свобода свободой, а все же надо делать что-нибудь, без этого нельзя.
К и с е л ь н и к о в. Разумеется. Я непременно займусь делом; теперь у меня голова занята.
П о г у л я е в. Чем это?
К и с е л ь н и к о в. Как бы тебе это сказать? Ну, просто, я влюблен без памяти.
2-й с т у д е н т. Вот как! Ну, что же, и счастливо?
К и с е л ь н и к о в. Да, конечно.
П о г у л я е в. О, брат, твоя жизнь завидная.
К и с е л ь н и к о в. Да, именно, мне можно позавидовать. Дня через два и свадьба.
П о г у л я е в. Так скоро?
К и с е л ь н и к о в. Чего ж ждать-то! Теперь и жить, пока молоды.
1-й с т у д е н т. Да ведь ты еще не доучился, ты сам сознаешься. По-моему, нужно сначала доучиться, да потом себе определенное положение найти, тогда уж и жениться. А главное-то - нужно средства иметь.
К и с е л ь н и к о в. У меня средства есть.
2-й с т у д е н т. А позволь спросить, какие?
К и с е л ь н и к о в. Свой домик есть, тысяч семь денег.
П о г у л я е в. Долго ли же их прожить, ничего-то не приобретая?
К и с е л ь н и к о в. За женой возьму, тесть обещал шесть тысяч.
1-й с т у д е н т. Во-первых, обещания не всегда исполняются, а во-вторых, с деньгами нужно обращаться умеючи; или они у тебя будут лежать без всякой пользы, или ты их проживешь скоро.
К и с е л ь н и к о в. У меня тесть деловой человек, я отдам ему деньги на его обороты, он мне будет проценты платить.
П о г у л я е в. А его обороты лопнут, что тогда?
К и с е л ь н и к о в. Этого быть не может... он - купец известный.
2-й с т у д е н т. А по-моему, нет ничего лучше как жить на свои трудовые.
К и с е л ь н и к о в. И я буду трудиться, буду служить.
П о г у л я е в. А много ли ты получишь, не конча-то курса, не имея чина? Сто, двести рублей, не больше. Заведутся дети, будет нужда-то подталкивать, сделаешься неразборчив в средствах, руку крючком согнешь. Ах, скверно!
К и с е л ь н и к о в. Ну, вот какие мрачные картины! Главное, что мне нравится в семействе моего тестя, это патриархальность. Сам я человек смирный...
1-й с т у д е н т. Да ведь патриархальность - добродетель первобытных народов. В наше время нужно дело делать, нужны и другие достоинства, кроме патриархальности.
2-й с т у д е н т. Патриархальность-то хороша под кущами, а в городах нужно пожинать плоды цивилизации.
К и с е л ь н и к о в. Ну, да во всяком случае я уж решился; что сделано, того не воротишь. (Погуляеву.) А ты что думаешь с собой делать?
П о г у л я е в. Я еду в Петербург. Я нашел частную должность да займусь журнальной работой; коли гожусь на это дело, так ладно, а то другой работы поищу.
С т у д е н т ы. Прощай, Погуляев. Прощай, Кисельников.
2-й и 3-й с т у д е н т ы. Желаем тебе счастья! (Уходят.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Погуляев и Кисельников.

К и с е л ь н и к о в. Погуляев, ты добрее их; пойдем, я тебе покажу свою невесту.
П о г у л я е в. Покажи.
К и с е л ь н и к о в. Вон она идет с своим семейством.
П о г у л я е в. А еще-то с ними кто же?
К и с е л ь н и к о в. О, это всё милейшие и самые простые люди!

Входят Боровцов, Боровцова, Глафира, Переярков, в форменном фраке, трость с золотым
набалдашником, и Турунтаев.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Погуляев, Кисельников, Боровцов, Боровцова, Глафира, Переярков и Турунтаев.

П е р е я р к о в. Посмотрите, посмотрите, что за картина! (Показывает тростью на запад.) Солнце склоняется к западу, мирные поселяне возвращаются в свои хижины и свирель пастуха... (Обращаясь к проходящему.) Потише, милостивый государь! Потише, говорю я вам!
П р о х о д я щ и й. Извините.
П е р е я р к о в. Надо различать людей. (Показывая на свой орден.) Видите, милостивый государь!
П о г у л я е в. Про какую он там свирель говорит? Никакой свирели не слышно.
К и с е л ь н и к о в. Ну, уж это нужно ему извинить. Зачем к таким мелочам привязываться? Он - человек отличный. Люди семинарского образования всегда склонны к риторике.
П е р е я р к о в (указывая тростью). Солнце склоняется к западу...
Б о р о в ц о в а. Отчего же это оно к западу? Разве уж ему такой предел положен?
Б о р о в ц о в. Известное дело - предел, а то еще что же?
Б о р о в ц о в а. А как в чужих землях? И там тоже солнце на запад садится?
П е р е я р к о в. Наверное-то сказать трудно, потому что во многих землях, где у нас запад, там у них восток приходится. Да вот Ион много походов сломал, он нам скажет. Ну, как в Турции, где солнце садится?
Т у р у н т а е в. Постойте, постойте! Вот так Шумла (показывает руками), вот так наш лагерь, а солнце садилось вот так, в эту сторону.
Б о р о в ц о в а. Хорошо бы побывать в разных землях, чтобы знать, как у них там; как солнце садится, как другое что.
Б о р о в ц о в. Все это - суемудрие, мечта. Мы на этом свете все равно, что в гостинице; там уж где ты ни живи, все один конец. Семейный человек живи в своей семье, потому он - глава. Куда я, семейный человек, поеду? Конечно, кто праздношатающий...
П е р е я р к о в. Или по службе...
Т у р у н т а е в. Пошлют, пойдешь.
Б о р о в ц о в. Про службу что и говорить! Служба особь статья. Если ты по службе куда идешь, так уж это, значит, твое должное.
П е р е я р к о в. Какой тут разговор.
Т у р у н т а е в. Нам везде свой дом.
Б о р о в ц о в. И опять же ваша пешая служба супротив морской много легче. Вы то возьмите: другой раз пошлют с кораблем-то отыскивать, где конец свету; ну и плывут. Видят моря такие, совсем неведомые, морские чудища круг корабля подымаются, дорогу загораживают, вопят разными голосами; птица Сирен поет; и нет такой души на корабле, говорят, которая бы не ужасалась от страха, в онемение даже приходят. Вот это - служба.
П о г у л я е в. Что они говорят?
К и с е л ь н и к о в. Добрые люди, друг мой, добрые люди; ты критику-то оставь. Они - люди неученые, это правда; зато сердце у них лучше нашего. Подойдем к ним, я тебя познакомлю. (Подходят.)
Б о р о в ц о в. Вот и жених. Где это ты запропал? Посмотри, невеста-то уж плачет, что давно не видала.
Г л а ф и р а. Ах, что вы, тятенька! Даже совсем напротив.
Б о р о в ц о в. А ты, дура, нарочно заплачь, чтоб ему было чувствительнее.
К и с е л ь н и к о в. Вот позвольте познакомить вас с моим товарищем.
Б о р о в ц о в. Оно конечно, без товарищев нельзя; только уж женатому-то надо будет от них отставать; потому от них добра мало. А как ваше имя и отчество?
П о г у л я е в. Антон Антоныч Погуляев.
Б о р о в ц о в. Так-с. Состояние имеете?
П о г у л я е в. Нет.
Б о р о в ц о в. Плохо. Значит, вы моему зятю не компания.
К и с е л ь н и к о в. Это все равно, мы с ним с детства друзья.
П е р е я р к о в. Вы кончалой?
П о г у л я е в. Да, то есть я кончил курс.
П е р е я р к о в. Ну, я про то-то и спрашиваю. Из разночинцев?
П о г у л я е в. Из разночинцев.
П е р е я р к о в. Из мещан или из приказных детей?
П о г у л я е в. Мой отец был учитель.
П е р е я р к о в. Ну, все одно что из приказных. Теперь разночинцам дорога, кто кончит в университете.
Т у р у н т а е в. Вы в военную! Через полгода офицер, дворянин, значит; вы грамотей, так, пожалуй, казначеем сделают; послужите, роту дадут; наживите денег да крестьян купите - свои рабы будут. Вы ведь не из дворян, так это вам лестно.
П е р е я р к о в. Хорошо и в штатскую. Я до титулярного-то двадцать пять лет служил, а вас, гляди, года через четыре произведут.
П о г у л я е в. Я не думаю служить.
П е р е я р к о в. Не одобряю.
П о г у л я е в. В учителя хочу.
П е р е я р к о в. Ребятишек сечь? Дело! Та же служба. Только как вы характером? Строгость имеете ли?
Т у р у н т а е в. Пороть их, канальев! Вы как будете: по субботам или как вздумается, дня положенного не будет? Ведь методы воспитания разные. Нас, бывало, все по субботам.
П о г у л я е в. Уж я, право, не знаю.
Т у р у н т а е в. Нет, вы не годитесь в учителя, и в военную не годитесь - я по глазам вижу. Вы лучше в штатскую.
К и с е л ь н и к о в. Погулять бы теперь.
Б о р о в ц о в. Нет, уж мы, брат, нагулялись. Гуляйте вот с женой, с дочерью, а мы пойдем посидим, отдохнем.

Боровцов, Переярков и Турунтаев уходят.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Боровцова, Глафира, Погуляев и Кисельников.

Б о р о в ц о в а. Куда еще гулять! Я уж и так ноги отходила.
К и с е л ь н и к о в. Сядьте, маменька, тут вот на скамеечку, мы подле вас будем.
П о г у л я е в (Глафире). Вы очень любите своего жениха?

Глафира молчит.

Что же вы мне не отвечаете?
Б о р о в ц о в а. А ты скажи: "Столько, мол, люблю, сколько мне следовает".
Г л а ф и р а. Как же я могу про свои чувства говорить посторонним! Я могу их выражать только для одного своего жениха.
К и с е л ь н и к о в. Какова скромность!
Б о р о в ц о в а. Вы про любовь-то напрасно. Она этого ничего понимать не может, потому что было мое такое воспитание.
П о г у л я е в. А как же замуж выходить без любви? Разве можно?
Б о р о в ц о в а. Так как было согласие мое и родителя ее, вот и выходит.
П о г у л я е в. Вы чем изволите заниматься?
Г л а ф и р а. Вы, может быть, это в насмешку спрашиваете?
П о г у л я е в. Как же я смею в насмешку?
Б о р о в ц о в а. Нынче всё больше стараются, как на смех поднять. Хоть не говори ни с кем.
Г л а ф и р а. Обыкновенно чем барышни занимаются. Я вышиваньем занимаюсь.
П о г у л я е в. Что ж вы вышиваете?
Г л а ф и р а. Что на узоре нарисовано: два голубя.
П о г у л я е в. А еще чем? Неужели только одним вышиваньем?
Г л а ф и р а. Маменька, что же мне еще ему говорить?
К и с е л ь н и к о в. Ну что ты пристал! Этак, конечно, сконфузить можно.
П о г у л я е в. Я и не думал конфузить, я сам всегда конфужусь.
Г л а ф и р а. Вы к нам будете с Кирилой Филиппычем приходить или так только?
П о г у л я е в. Если позволите.
К и с е л ь н и к о в. Придем непременно, завтра же.
Г л а ф и р а. Мы будем в фанты играть.
Б о р о в ц о в а. Да, приходите с девушками поиграть, а то у нас молодых-то парней мало; молодцов зовем, так те при хозяевах-то не смеют.
П о г у л я е в. Да я в фанты играть не умею.
Г л а ф и р а. Мы выучим. В фантах можно с девушками целоваться.
Б о р о в ц о в а. Да, у нас запросто.
К и с е л ь н и к о в. Ты только побывай раз, потом сам проситься будешь. Ты что ни говори, лучше этих тихих, семейных удовольствий ничего быть не может.
П о г у л я е в. Ну нет, есть кой-что и лучше этого.
Б о р о в ц о в а. Это танцы-то, что ли? Так ну их! Муж терпеть не может.
Г л а ф и р а. Теперь я вас не буду бояться, потому что вы будете к нам вхожи в дом; а то я думала, что вы так только, посмеяться хотите. Я думала, что вы гордые.
П о г у л я е в. Отчего же вы так думали?
Г л а ф и р а. Ученые все гордые. Вот у нас рядом студент живет, так ни с кем из соседей не знаком и никому не кланяется.
П о г у л я е в. Должно быть, у него занятий много, времени нет для знакомств.
К и с е л ь н и к о в. Нет, так дикарь какой-то.
Г л а ф и р а. Как времени не быть! Ведь с портнихами знаком же, к ним ходит часто. Его спрашивали, отчего он не хочет с хорошими барышнями познакомиться?
П о г у л я е в. Что же он?
Г л а ф и р а. "Они, говорит, глупы очень, мне с ними скучно". И выходит, что он - невежа и гордый.
П о г у л я е в. Ну, конечно, невежа.
Б о р о в ц о в а. Да ты сам-то, батюшка, не таков ли?
К и с е л ь н и к о в. Нет, маменька, что вы!
Б о р о в ц о в а. Ох, трудно вам верить-то!
К и с е л ь н и к о в. Какая простота! Какая невинность!
Б о р о в ц о в а. Ну пойдем, Глаша!
Г л а ф и р а. Пойдемте, маменька.
К и с е л ь н и к о в (подходя к Боровцовой). Прощайте, маменька. Я к вам завтра часов с пяти.
Г л а ф и р а (Погуляеву). Прощайте. Приходите завтра, не обманите. (Тихо.) У меня есть подруга, очень хороша собой, у ней теперь никого нет в предмете, я вас завтра познакомлю, только чтобы секрет. Вы смелей, не конфузьтесь. (Отходит к Боровцовой.)
Б о р о в ц о в а. Ты и приятеля-то приводи.
К и с е л ь н и к о в. Хорошо, маменька, придем вместе.

Боровцова и Глафира уходят.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Кисельников и Погуляев.

К и с е л ь н и к о в. Ну, что скажешь?
П о г у л я е в. Ха, ха, ха! да это черт знает что такое! Это - безобразие в высшей степени!
К и с е л ь н и к о в. Это тебе потому кажется безобразием, что ты совсем отвык от семейной жизни.
П о г у л я е в. Да какая ж это семейная жизнь? Это - невежество и больше ничего.
К и с е л ь н и к о в. Так вдруг тебе показалось, а ты вглядись хорошенько.
П о г у л я е в. Не вглядеться, а втянуться нужно; я понимаю, что можно втянуться, только потом уж и не вылезешь. Если уж тебе пришла охота жениться, так бери девушку хотя не богатую, да только из образованного семейства. Невежество - ведь это болото, которое засосет тебя! Ты же человек нетвердый. Хоть на карачках ползи, хоть царапайся, да только старайся попасть наверх, а то свалишься в пучину, и она тебя проглотит.
К и с е л ь н и к о в. Что за фантазии!
П о г у л я е в. Послушай, вот тебе мой совет: загуляй лучше - может быть, и позабудешь об невесте либо приедешь туда пьяный, и тебя прогонят, откажут тебе - это еще может тебя спасти. Напьешься - проспишься, а женишься, уж не воротишь.
К и с е л ь н и к о в. Что ты ни говори, я уж решился - это дело кончено. Прощай.
П о г у л я е в. Прощай! Я первый буду рад, если мои слова не сбудутся.



СЦЕНА II

ЛИЦА:

К и с е л ь н и к о в, 29 лет.
Г л а ф и р а, 25 лет.
Л и з а н ь к а, дочь их, 6 лет.
Б о р о в ц о в, 47 лет.
Б о р о в ц о в а.
А н н а  У с т и н о в н а, мать Кисельникова.
П е р е я р к о в.
Т у р у н т а е в.
П о г у л я е в.
А к с и н ь я, кухарка Кисельникова.

Небогатая комната в квартире Кисельникова. Между 1-й сценой и 2-й проходит 7 лет.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Глафира, Кисельников и дочь.

К и с е л ь н и к о в. Убери дочь-то! Что она здесь толчется! Нет у них детской, что ли? Уж и так все уши прожужжали; а тут, того гляди, гости приедут.
Г л а ф и р а. Твои ведь дети-то!
К и с е л ь н и к о в. Так что ж, что мои?
Г л а ф и р а. Ну, так и нянчайся с ними.
К и с е л ь н и к о в. А ты-то на что! У меня есть дела-то поважнее.
Г л а ф и р а. Я твоих важных делов и знать не хочу; а ты не смей обижать детей, вот что!
К и с е л ь н и к о в. Кто их обижает?
Г л а ф и р а. Лизанька, плюнь на отца.

Лизанька плюет.

Скажи: папка дурак.
Л и з а н ь к а. Папка дурак.
К и с е л ь н и к о в. Что ты это? Чему ты ее учишь?
Г л а ф и р а. Да дурак и есть. Ты как об детях-то понимаешь? Ангельские это душки или нет?
К и с е л ь н и к о в. Ну, так что ж!
Г л а ф и р а. Ну, и значит, что ты дурак. Заплачь, Лизанька, заплачь.

Лизанька плачет.

Громче плачь, душенька! Пусть все услышат, как отец над вами тиранствует.
К и с е л ь н и к о в (зажимая уши, кричит). Вы мои тираны, вы!
Г л а ф и р а. Кричи еще шибче, чтоб соседи услыхали, коли стыда в тебе нет. Пойдем, Лизанька. (Мужу.) Ты погоди, я тебе это припомню. (Дочери.) Да что же ты нейдешь, мерзкая девчонка! Как примусь я тебя колотить.
К и с е л ь н и к о в. Это ангельскую-то душку?
Г л а ф и р а. А тебе что за дело? Моя дочь, я ее выходила, а не ты. Вот назло же тебе прибью в детской. Вот ты и знай! (Уходит с дочерью.)
К и с е л ь н и к о в. Ишь ты какая! Ишь ведь какая взбалмошная! Ох, ругать бы ее, да ругать хорошенько. Сегодня нельзя браниться-то с ней, грех - день ее ангела. Уж сегодня пусть привередничает - ее день. Сегодня можно и стерпеть. Что ж не стерпеть. Невелик барин-то, чтоб не стерпеть! Эх, дела, дела! (Долго стоит задумавшись. Потихоньку запевает.)
Во саду ли, в огороде
Девушка гуляла.

Входит Глафира.

Г л а ф и р а. Обидел жену, а сам песни поет; хорош муж!
К и с е л ь н и к о в (громче).
Она ростом невеличка,
Лицом круглоличка.
Г л а ф и р а. Что ж ты, на смех, что ли? Ишь какую моду выдумал!
К и с е л ь н и к о в. Да уж мне только и осталось: либо взвыть голосом от вас, либо песни петь.
Г л а ф и р а. А мне что делать! Я вот нынче именинница, а ты мне что подаришь?
К и с е л ь н и к о в. А где деньги-то?
Г л а ф и р а. А мне какое дело! Зачем же ты меня брал из богатого дому, коли у тебя денег нет; я к такой жизни не привыкла.
К и с е л ь н и к о в. У меня деньги были, твой же отец взял.
Г л а ф и р а. И преотлично сделал, а то бы ты их давно промотал.
К и с е л ь н и к о в. А ему какое дело? Деньги-то мои, что хочу, то с ними и делаю. А он не то что денег, и процентов не платит. Насилу выпросишь рублей пятнадцать или двадцать, да еще после попрекает да ломается. Я, говорит, тебе в твоей бедности помогаю.
Г л а ф и р а. Так тебе и надо. Отдай тебе деньги-то, так ты, пожалуй, и жену-то бросишь.
К и с е л ь н и к о в. Где уж бросить, когда пятеро детей. Нет уж, надел петлю, да и концы вам отдал, тяните теперь, пока совсем задушите. Ты говоришь, что ты из богатого дому; а много ль за тобой дали-то! Обещали шесть тысяч, а много ли дали?
Г л а ф и р а. Ты за счастье считай, что я за тебя пошла-то; с тысячами-то я бы в десять раз лучше тебя нашла. За меня какой полковник-то сватался! Как я была влюблена-то! До самой страсти! Да не отдали, оттого что очень в карты играет.
К и с е л ь н и к о в. Зачем же ты шла за меня?
Г л а ф и р а. Выдали, так и пошла. Известно, глупа была. Тятенька-то думал, что ты - деловой, что ты - себе на прожитие достанешь.
К и с е л ь н и к о в. Где ж я достану? На нашей службе немного добудешь. Что ж мне - воровать, что ли?
Г л а ф и р а. А мне какое дело. Я с тобой и говорить-то не хочу. Ты еще у меня должен прощенье просить, а то я с тобою две недели слова не скажу. При гостях нарочно буду от тебя отворачиваться, пусть тятенька с маменькой посмотрят.
К и с е л ь н и к о в. Ну, уж ты этого-то, пожалуйста, не делай...
Г л а ф и р а. А! Тебе это не нравится! Так вот нарочно ж буду, нарочно!
К и с е л ь н и к о в. Глаша, ну я прошу тебя! Что хорошего, разговор пойдет.
Г л а ф и р а. Так проси прощенья.
К и с е л ь н и к о в. Ну, прости меня.
Г л а ф и р а. Целуй ручку, да вперед не смей со мной спорить никогда.
К и с е л ь н и к о в. Ну, не буду.
Г л а ф и р а. Где ж тебе со мной спорить! Ты помни, что я в тысячу раз тебя умнее и больше тебя понимаю. Мной только и дом-то держится.
К и с е л ь н и к о в. Ну, хорошо, хорошо! А где маменька?
Г л а ф и р а. Известно, в детской. Где ж твоей маменьке быть! Пусть хоть детей нянчит, все-таки не даром хлеб ест.
К и с е л ь н и к о в. Как же даром? Ведь мы в ее доме-то живем.
Г л а ф и р а. Вот опять с тобой ругаться надо. Сколько раз я тебе говорила, чтоб ты дом на мое имя переписал. Вот и выходит, что ты меня не любишь, а все только словами обманываешь, как сначала, так и теперь. Для матери все, а для жены ничего.
К и с е л ь н и к о в. Да что все-то? Ведь это - ее дом-то, собственный!
Г л а ф и р а. Так что ж, что ее? Я вот ей свои старые платья дарю, не жалею для нее, а ты этого не хочешь чувствовать, точно как я обязана. Да молчи ты, не расстраивай меня! Вон тятенька с маменькой приехали. И зачем это я связалась с тобой говорить! Очень интересно твои глупости слушать. (Уходит.)
К и с е л ь н и к о в (задумавшись осматривает комнату). Ишь ты, пыли-то сколько на диване. Аксинья!

Входит Аксинья.

Ишь ты, пыли-то сколько.
А к с и н ь я. Да, как же! Есть мне время! Не разорваться же в самом деле!
К и с е л ь н и к о в. Так давай тряпку, я сам сотру.
А к с и н ь я (подает тряпку). Давно бы вам догадаться-то. (Уходит.)
К и с е л ь н и к о в (стирая пыль). Ну, вот и чисто. При большой-то семье как за порядком усмотришь. Сколько людей-то нужно! А вот взял сам да и стер, взял да и стер, - невелик барин-то! На тряпку-то!
А к с и н ь я (за сценой). Бросьте где-нибудь. Стряпня одолела.

Кисельников бросает в дверь тряпку. Входят Боровцов, Боровцова и Глафира.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Боровцов, Боровцова, Глафира и Кисельников.

Г л а ф и р а (тихо Боровцовой). Вчера мои серьги заложил.
Б о р о в ц о в. Здравствуй, Кирюша! С именинницей! Рад ли гостям-то?
К и с е л ь н и к о в. Здравствуйте, папенька! Здравствуйте, маменька! Как же, помилуйте! И вас также с именинницей.
Б о р о в ц о в (ероша ему волосы). Эх ты, простота, простота! Любишь жену-то?
К и с е л ь н и к о в. Как, папенька, не любить!
Б о р о в ц о в. Люби, Кирюша, люби. Поцелуй ее, сейчас поцелуй, чтоб я видел.

Кисельников целует.

Вот так. Вот теперь вижу, что любишь.
Б о р о в ц о в а. Да, как же! Любит он ее! Поцеловать-то всякий сумеет; а ты спроси, куда он ее серьги дел.
Б о р о в ц о в. Какие серьги?
Б о р о в ц о в а. Да наши серьги, что мы за ней дали. Заложил ведь.
Б о р о в ц о в. Уж ты до жениного приданого добрался. Выкупи. С себя хоть все заложи, а приданого не смей трогать.
К и с е л ь н и к о в. При первых деньгах, папенька, выкуплю.
Б о р о в ц о в. У кого заложены?
Г л а ф и р а. У Турунтаева.
К и с е л ь н и к о в. Десять процентов в месяц берет.
Б о р о в ц о в. А что ж не брать, коли дают. По его век дураков хватит. Эх, зятек! Я думал, что из тебя барин выдет, ан вышла-то грязь.
К и с е л ь н и к о в. За что же, папенька...
Б о р о в ц о в. За то же, что ты для семейства ничего не стараешься. Ты в каком суде служишь? Кто у вас просители?
К и с е л ь н и к о в. Купцы.
Б о р о в ц о в. То-то "купцы"! Ну, стало быть, их грабить надо. Потому, не попадайся, не заводи делов. А завел дела, так платись. Я тебе говорю, - я сам купец. Я попадусь, и с меня тяни. "Мол, тятенька, родство родством, а дело делом; надо же, мол, и нам жить чем-нибудь". Боишься, что ль, что ругать стану? Так ты этого не бойся. Кому надо в суд идти, тот деньги готовит; ты не возьмешь, так другой с него возьмет. Опять же и физиономию надо иметь совсем другую. Ты вот глядишь, словно мокрая курица, а ты гляди строже. Вот как гляди. Так всякий тебя опасаться будет. Потому кто в суд пришел, он хоть и не виноват, а ему все кажется, что его засудить могут; а взглянул ты на него строго, у него и душа в пятки; ну и пошел всем совать по карманам - перво-наперво, чтоб на него только ласково глядели, не пужали его; а потом, как до дела разговор дойдет, так опять за мошну, в другой раз.
Г л а ф и р а. Охота вам, тятенька, с ним слова терять.
Б о р о в ц о в а. Молчи, Глаша. Может, он, Бог даст, и в разум придет. Откроется в нем такое понятие, что отец его добру учит. Слушай, Кирюша, это тебе на пользу.
Б о р о в ц о в. Да и жить-то надо не так. Ты сразу поставь себя барином, тогда тебе и честь другая, и доход другой. Заломил ты много с купца, он упирается - ты его к себе позови да угости хорошенько; выдет жена твоя в шелку да в бархате, так он сейчас и догадается, что тебе мало взять нельзя. И не жаль ему дать-то будет, потому он видит, что на дело. Всякий поймет, что ты барин обстоятельный, солидный, что тебе на прожитие много нужно.
К и с е л ь н и к о в. Я, тятенька, не так был воспитан; оно, знаете ли, как-то совестно. Думаешь: "Что хорошего!" Грабителем будут звать.
Б о р о в ц о в. Грабителем! А тебе что за дело! Пущай зовут! Ты живи для семьи, - вот здесь ты будешь хорош и честен, а с другими прочими воюй, как на войне. Что удалось схватить, и тащи домой, наполняй да укрывай свою хижину. По крайности, ты душой покоен; у тебя семья сыта, ты бедному можешь помочь от своих доходов; он за тебя Бога умолит. А теперь ты что? Мотаешься ты на белом свете без толку да женино приданое закладываешь. То тебе совестно, а это не совестно? Там ты чужие бы деньги проживал, а теперь женины да детские. Какая же это совесть такая, я уж не понимаю.
Г л а ф и р а. "Женины да детские", слышишь. Как же вот мне не плакать-то?
Б о р о в ц о в а. Молчи, молчи! Ты вот запомни, что отец-то говорит, да и тверди ему почаще, а то он засуется в делах, из головы-то у него и выходит, он и не помнит.
К и с е л ь н и к о в. Маменька, я помню, да только...
Б о р о в ц о в. Ну, где помнить! Ты и по лицу-то такой растерянный. А вот, как ты в суд-то пойдешь, она тебе и напомнит, да, дорогой-то идя, все тверди.
К и с е л ь н и к о в. Что мне твердить! Это смешно даже. Понятия у меня, маменька, другие.
Б о р о в ц о в а. Какие же это могут быть понятия, что женины деньги закладывать?
Б о р о в ц о в. Дурак ты, братец. Никаких у тебя понятий нет. Кабы у тебя были такие понятия, так ты бы не женился да не развел семьи. Я не глупей тебя, я, может быть, не один раз видал таких-то людей, что не берут взяток, и разговаривать как-то раз привел Бог, так уж они и живут, как монахи. Далеко тебе до них! Что ты нас обманываешь! Те люди почитай что святые! А то вот еще масоны есть. Ты уж живи хоть так, как все мы, грешные. Ты разве бы не брал, - да не умеешь - вот что надо сказать.
К и с е л ь н и к о в. Я уж теперь и сам понимаю, что я ничем не лучше других, а ведь мне хотелось-то быть лучше.
Б о р о в ц о в. Ну мало ль что хотелось.
К и с е л ь н и к о в. Как вспомню я свои старые-то понятия, меня вдруг словно кто варом обдаст. Нет, стыдно мне взятки брать.
Б о р о в ц о в. Конечно, стыдно брать по мелочи да с кислой рожей, точно ты милостыню выпрашиваешь; а ты бери с гордым видом да помногу, так ничего не стыдно будет.
Б о р о в ц о в а. И что это за стыд такой? Нешто у вас другие-то в суде не берут?
К и с е л ь н и к о в. Все берут, маменька.
Б о р о в ц о в а. Так кого ж тебе стыдно? Нас, что ли, или соседей? Так у нас по всему околотку, хоть на версту возьми, никто об этом и понимать-то не может. Берут взятки, ну, значит, такое заведение, так исстари пошло, ни у кого об этом и сумления нет. Это ты только один, по своей глупости, сумлеваешься.
Б о р о в ц о в. Что ты толкуешь: "Стыдно!" Ведь я тебе не говорю: "Возьми дубину да на большую дорогу иди". А ты подумай-ка хорошенько да брось свой стыд-то.
К и с е л ь н и к о в. И то, папенька, надо бросить.

Аксинья входит.

А к с и н ь я. Гости идут, офицер да барин.
Г л а ф и р а. Это Луп Лупыч с Ионом Ионычем. Скажи маменьке, чтоб чай наливала, да не очень там с ней копайтесь, а то вас не дождешься.

Аксинья уходит. Входят Переярков и Турунтаев. Турунтаев расшаркивается и целует руку.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Кисельников, Глафира, Боровцов, Боровцова, Переярков и Турунтаев.

П е р е я р к о в  и  Т у р у н т а е в (Глафире). С ангелом. (Кисельникову). С именинницей.
К и с е л ь н и к о в и Г л а ф и р а. Покорно благодарим.
Б о р о в ц о в. Садитесь, приятели, садитесь! Вот теперь вся наша компания в сборе.
П е р е я р к о в. А мы вот с полковником шли да спорили.
Т у р у н т а е в. Да, ну вот расскажи, вот все теперь и рассудим.
П е р е я р к о в. Как правильнее судить дело: по закону или по человечеству?
Т у р у н т а е в. Ну, да какое бы там ни было. Я говорю, что по закону, а он говорит, что по человечеству.
Б о р о в ц о в. Да к чему же это клонит, ты хоть намекни.
К и с е л ь н и к о в. Ежели вы насчет уголовных дел...
П е р е я р к о в. Ну вот, очень нужно! Кто виноват, тот виноват, как его ни суди.
Т у р у н т а е в. И пори его, анафему; а не виноват, ну и отпустить можно.
П е р е я р к о в (Боровцову). Ну, как же по-твоему?
Б о р о в ц о в. Да ты пример скажи.
П е р е я р к о в. Вот тебе пример: положим, у тебя на опеке племянник; ты - человек хороший, состоятельный, торговые дела делаешь, а они вышли ребята так себе, ни то ни се, к торговле склонности не имеют, а готовое проживать охота большая; ну, ты и попользовался от них сколько мог, видимо попользовался; а отчеты представлял безобразные и все такое; то есть не то что ограбил, а себя не забыл. Виноват ты или нет? Вот тебе и задача. По закону ты виноват!
Т у р у н т а е в. А по человечеству - нет.
Б о р о в ц о в. Рассудить вас или нет?
П е р е я р к о в. Рассуди.
Б о р о в ц о в. Ты говоришь, что я - хороший человек, обстоятельный, так за что ж меня судья под закон подведет? Ну и значит, я буду прав. Настоящий-то судья должен знать, кого подвести под закон, кого нет. Если всех нас под закон подводить, так никто прав не будет, потому мы на каждом шагу закон переступаем. И тебя, и меня, и его, надо всех в Сибирь сослать. Выходит, что под закон-то всякого подводить нельзя, а надо знать кого. Так и этот опекун. Как ты его осудишь? Каким манером? За что?
П е р е я р к о в. Осудить не за что; и я бы не осудил, я только говорю про закон.
Б о р о в ц о в. Да что ты наладил: "Закон, закон!"
П е р е я р к о в. Так для чего же они писаны?
Б о р о в ц о в. Известно для чего - для страха, чтоб не очень забывались. А то нешто мы так живем, как в законе написано? Нешто написано, что на улице трубку курить, а ты за воротами сидишь с трубкой. Нешто писано, что по десяти процентов в месяц брать, а он берет же.
Т у р у н т а е в. Нешто писано, что гнилым товаром торговать, а ты торгуешь же.
Б о р о в ц о в. Да, и торгуем.
Б о р о в ц о в а. Нешто писано, что по пятницам скоромное есть, а ведь люди едят же. Уж коли судить, так всех судить: нас судить за товар, и их судить за молоко.
П е р е я р к о в (Боровцову). Эка у тебя голова-то на плечах золотая, как раз дело рассудил.
Б о р о в ц о в. А не так, что ль?
П е р е я р к о в. Так, верно.
Б о р о в ц о в. Зятек, Кирюша! Так ведь?
К и с е л ь н и к о в. Должно быть, папенька, так-с. По практическому-то смыслу оно так выходит.
П е р е я р к о в. Да вот мы еще с полковником спорили, что лучше: ум или практика. Ну, да это после, а теперь бы в карточки.
Т у р у н т а е в. Сразиться не мешает.
Б о р о в ц о в. Есть, что ли, карты-то какие-нибудь старенькие? А коли нет, так к нам послать.
К и с е л ь н и к о в (приготовляя стол). Есть, папенька, садитесь.

Садятся Боровцов, Переярков и Турунтаев. Входит Анна Устиновна с чаем на подносе.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Кисельников, Глафира, Боровцов, Боровцова, Переярков, Турунтаев и Анна Устиновна.

Г л а ф и р а. Что вы там провалились с чаем-то! Ждешь вас, не дождешься.
А н н а  У с т и н о в н а. Не торопись, матушка, поспеешь.
Г л а ф и р а. Топчетесь только в доме, а толку нет.
Б о р о в ц о в а. Ну, ты потише, потише! А ты при людях-то не кричи! Нехорошо. Здравствуйте, сватьюшка!
А н н а  У с т и н о в н а. Здравствуйте, матушка. (Подает чай.) Кирюша, бери чай-то. Гости дорогие, пожалуйте.
Б о р о в ц о в. А, старушка Божья! На свет выползла? Погоди, мы тебе еще жениха найдем.
П е р е я р к о в. Да вот Ион Ионыч холост гуляет.
А н н а  У с т и н о в н а. И на том спасибо, Пуд Кузьмич.
Г л а ф и р а. Что ж вы, маменька, тут стали, как будто вам дела нет.
А н н а  У с т и н о в н а. Пойду, матушка, пойду. Ах, я и забыла! Кирюша, тебя какой-то человек спрашивает. Знаю, что товарищ твой, и видала его, а как звать, забыла. (Уходит.)
Г л а ф и р а. Поди! Кого там еще к тебе принесло? Если из ваших служащих, так ты знай, что ему с моим тятенькой не компания.

Кисельников уходит.

Очень у меня муж непризнательный.
Б о р о в ц о в. Что ж так?
Г л а ф и р а. Видимое дело, что он глупее меня, а признаться никак не хочет.

Входят Кисельников и Погуляев.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Боровцов, Боровцова, Глафира, Переярков, Турунтаев, Кисельников и Погуляев.

К и с е л ь н и к о в. Гостя веду, гостя!
Г л а ф и р а. Что это ты уж очень обрадовался?
К и с е л ь н и к о в. Шесть лет не видались. Поздравь жену-то, братец, сегодня она у меня именинница.
П о г у л я е в (Глафире). Честь имею вас поздравить. (Кланяется всем.)
Г л а ф и р а. Благодарю покорно. Только нынче мы чужих не ждали, промежду своих хотим время провести.
К и с е л ь н и к о в. Садись, братец, садись, потолкуем.
П о г у л я е в. Ну, как же ты живешь? Семья велика?
К и с е л ь н и к о в. Порядочная, трое детей теперь живых, да двоих, слава Богу, схоронил.
П о г у л я е в. Как "слава Богу"? Разве тебе их не жаль?
К и с е л ь н и к о в. Уж очень, брат, тягостно.
П о г у л я е в. Да ты служишь?
К и с е л ь н и к о в. Какая моя служба! Неспособен оказался, совсем неспособен. И туда совался, и сюда, и в надворном служил, и в сиротском, теперь в магистрате. До столоначальников не добьюсь никак, глядишь, семинарист какой-нибудь и перебьет; дельней нас оказываются, много дельнее.
П о г у л я е в. А жалованья много ли?
К и с е л ь н и к о в. У нас ведь не из жалованья служат. Самое большое жалованье пятнадцать рублей в месяц. У нас штату нет, по трудам и заслугам получаем; в прошлом году получал я четыре рубля в месяц, а нынче три с полтиной положили. С дому сто рублей получаю. Кабы не дележка, нечем бы жить.
П о г у л я е в. Какая дележка?
К и с е л ь н и к о в. По субботам столоначальник делит доходы с просителей, да я посмирнее, так обделяет.
П о г у л я е в. Вот как! (Задумывается.)
П е р е я р к о в (за столом). Проходимец какой-нибудь; вижу, насквозь его вижу.
Т у р у н т а е в. Мошенник!
П о г у л я е в (кивая головой на играющих). Что ж, это все те же гуси-то?
К и с е л ь н и к о в. Да, мы всё своим кружком, - так смирненько, ладненько, - слава Богу.
П о г у л я е в. Ну, а деньги твои?
К и с е л ь н и к о в. Ты потише. Тысячи две прожил сначала-то, а остальные у тестя.
П о г у л я е в. Отчего же тише? Разве не отдает или процентов не платит?
К и с е л ь н и к о в. Да не то чтобы он совсем, а все как-то, знаешь, туго, с большим трудом. Вот и дом наш он тоже в залоги представил. Он мне за это пятьдесят рублей заплатил. Нельзя отказать, - родня.
П о г у л я е в. Ох, уж эта родня!
Б о р о в ц о в (за столом). Надо быть, от семьи отбивает.
Т у р у н т а е в. Гляди, он его в трактир уведет да напоит.
П е р е я р к о в. А вот дайте мне срок, я с ним поговорю. Я с ним по-своему поговорю.
К и с е л ь н и к о в. Ну, а ты как?
П о г у л я е в. Я тоже, брат, плохо: и без денег, и без места.
Т у р у н т а е в (за столом). Говорю, что мошенник.
П о г у л я е в. Теперь уроков ищу. За границей был три года.
П е р е я р к о в. Вон куда пошло!
П о г у л я е в. Ездил с одним богатым семейством в учителях. Мальчик-то в университет поступил, я и остался без места.
К и с е л ь н и к о в. Что ж, хорошо за границей-то?
П о г у л я е в. Еще бы! И жить хорошо, а учиться, так раздолье; просто кабы деньги, опять бы поехал.
П е р е я р к о в. Сейчас я его. (Погуляеву.) Да-с! За границей! Что же там, реки сытовые, берега кисельные?
П о г у л я е в. Нет, этого нету. И птицы Сирен не видал.
П е р е я р к о в. Вы говорите, что там хорошо; значит, нам надобно ехать туда. Поедемте, господа.
Б о р о в ц о в. Поедем; и я с женой поеду.
Г л а ф и р а (Погуляеву). Это должно к стыду к вашему приписать, что вы семейных людей, обязанных, смущаете.
П е р е я р к о в. Да-с, а мы вот не поедем.
П о г у л я е в. И прекрасно сделаете.
П е р е я р к о в. И почему мы не поедем, вам этого не понять-с. Вот почему-с: во-первых, Замоскворечье - моя родина, а во-вторых, у нас промежду собой нежность есть; все мы всегда вместе, вот и теперь - сидим, играем, чаек пьем, а может быть, и ромцу подадут, дружески, приятельски, - вот где рай-то! а не за границей. Тихо, смирно, благодушно, душа в душу.
Т у р у н т а е в. А ты что к нему в карты-то смотришь! Вы и так прошлый раз меня ограбили, восемь гривен кровных отняли. Ты что ему больно подслуживаешься, уж не банкротиться ль он задумывает?
Б о р о в ц о в. Ты очнись. Типун бы тебе на язык-то. Я с тебя за эти слова бесчестье потребую.
Т у р у н т а е в. Держи карман-то! Велико тебе бесчестье! Вам, аршинникам, обанкрутиться-то, что нашему брату рюмку водки выпить.
П е р е я р к о в. Говорил бы кто, да не ты. Кашей бессмертный! Ты сирот грабишь, закладами только и живешь; по десяти процентов в месяц берешь. У тебя и квартиры-то нет, чулан один для складу вещей, - ни ложки, ни плошки нет, - ты по должникам пить-есть ходишь.
Т у р у н т а е в. Хожу. А ты конкурсами только и живешь, - день-то плутничаешь да фальшивые документы составляешь, а вечером собираешь к себе несостоятельных да садишься с ними по большой в карты играть; они тебе нарочно проигрывают, чтоб только в Сибирь нейти. Тем ты и состояние-то нажил.
П е р е я р к о в. Уж ты судился за лихвенные-то проценты.
Т у р у н т а е в. А ты от своего имени прошений не смеешь писать, - всем сенатом ябедником признан, и в газете публиковано.
П е р е я р к о в. Процентщик! Кащей! Иуда!
Т у р у н т а е в. Вор, денной вор!
Б о р о в ц о в. Что ж ты лаешься-то!
Т у р у н т а е в. А ты что, аршинник!
П о г у л я е в. Вот тебе и душа в душу.
К и с е л ь н и к о в. Папенька, Господи, что же вы это! Оставьте, пожалуйста! Играйте!
Т у р у н т а е в. Не хочу я с мошенниками играть.
К и с е л ь н и к о в. Ну, сделайте милость, помиритесь.
П о г у л я е в. Прощай, брат.
К и с е л ь н и к о в. Нет, постой, погоди! Ах, Боже мой! Ах, какое несчастие! Папенька, как же это вы?..
Б о р о в ц о в. Ну, будет! Пошутили, да и будет. Садитесь играть.
Т у р у н т а е в. Садитесь! Пересдать карты, тогда я сяду.
П е р е я р к о в. Ну, пересдать, так пересдать. (Пересдают.)
Б о р о в ц о в. Кирюша, ты в самом деле нас ромком бы попотчевал.
Г л а ф и р а (подходя к Кисельникову). Где ром-то? Где ром-то? Да и деньги-то есть ли у тебя? Ах ты, мучитель! Вылетело у тебя из башки-то, что ром для тятеньки первое удовольствие. Так-то ты об моей родне-то помнишь.
К и с е л ь н и к о в. Где ж взять-то? Где ж взять-то? Эко горе-то! Вот какая беда-то! Брат, нет ли?
П о г у л я е в (дает ему деньги). На вот, последние, я-то как-нибудь добуду.
К и с е л ь н и к о в. Вот спасибо, вот, брат, одолжил! Век не забуду. (Боровцову.) Сейчас, папенька. (Жене.) Поди пошли поскорей.
Г л а ф и р а. Помни ты это! (Уходит.)
К и с е л ь н и к о в. Вот, брат, вот, вот... совсем деньжонками порасстроился. А ведь будут, знаю, что будут... Я тебе отдам. У меня непременно в этом месяце будут. У меня есть примета верная. Выхожу я вечером на крыльцо, в руке хлеб, а месяц прямо против меня; я в карман, там серебро, мелочь, - вот в одной руке хлеб, в другой серебро, а месяц напротив, значит, целый месяц (сквозь слезы) и с хлебом, и с деньгами.
П о г у л я е в (с чувством). Что ты такое говоришь? Друг мой, в уме ли ты?
К и с е л ь н и к о в (со слезами). Оно, конечно, ведь это предрассудок, так ведь, Погуляев, предрассудок? А все-таки, когда человек кругом в недостатках, это утешает, утешает, брат, право, утешает.
П о г у л я е в. Ах ты, бедный! Прощай.
К и с е л ь н и к о в. Увидаться бы... мне бы тебе деньги-то...
П о г у л я е в. Да уж не знаю, придется ли. Ах, Кнрюша! Подымайся как-нибудь. Бедность страшна не лишениями, не недостатками, а тем, что сводит человека в тот низкий круг, в котором нет ни ума, ни чести, ни нравственности, а только пороки, предрассудки да суеверия. Прощай.
К и с е л ь н и к о в. Спасибо, брат, спасибо, вот одолжил!

Погуляев уходит.

Вот друг-то, так уж друг! Что тут делать-то, кабы не он! Куда деваться? Это мне его за мою правду да кротость Бог послал. Вот этаких бы друзей-то побольше, так легче бы было на свете жить! Не будь его, так совсем бы я перед тестем осрамился.



СЦЕНА III

ЛИЦА:

К и с е л ь н и к о в, 34 лет.
А н н а  У с т и н о в н а.
Б о р о в ц о в, 52 лет.
П е р е я р к о в.
Н е и з в е с т н ы й.

Бедная комната; крашеный стол и несколько стульев; на столе сальная свеча и кипа бумаг.
Между 2-й и 3-й сценой 5 лет.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Кисельников сидит за столом в халате и пишет. Анна Устиновна входит.

К и с е л ь н и к о в. Что дети, маменька?
А н н а  У с т и н о в н а. Что мы без доктора-то знаем! Все в жару. Теперь уснули.
К и с е л ь н и к о в. Эх, сиротки, сиротки! Вот и мать-то оттого умерла, что пропустили время за доктором послать. А как за доктором-то посылать, когда денег-то в кармане двугривенный? Побежал тогда к отцу, говорю: "Батюшка, жена умирает, надо за доктором посылать, денег нет". - "Не надо, говорит, все это - вздор". И мать то же говорит. Дали каких-то трав, да еще поясок какой-то, да старуху-колдунью прислали; так и уморили у меня мою Глафиру.
А н н а  У с т и н о в н а. Ну, Кирюша, надо правду сказать, тужить-то много не о чем.
К и с е л ь н и к о в. Все ж таки она любила меня.
А н н а  У с т и н о в н а. Так ли любят-то! Полно, что ты! Мало ль она тебя мучила своими капризами? А глупа-то, как была, Бог с ней!
К и с е л ь н и к о в. Эх, маменька! А я-то что! Я лучше-то и не стою. Знаете, маменька, загоняют почтовую лошадь, плетется она нога за ногу, повеся голову, ни на что не смотрит, только бы ей дотащиться кой-как до станции: вот и я таков стал.
А н н а  У с т и н о в н а. Зачем ты, Кирюша, такие мысли в голове держишь! Грешно, друг мой! Может быть, мы как-нибудь и поправимся.
К и с е л ь н и к о в. Коли тесть даст денег, так оживит. Вот он теперь несостоятельным объявился. А какой он несостоятельный. Ничего не бывало. Я вижу, что ему хочется сделку сделать. Я к нему приставал; с тобой, говорит, поплачусь. А что это такое "поплачусь"?.. Все ли он заплатит или только часть? Да уж хоть бы половину дал или хоть и меньше, все бы мы сколько-нибудь времени без нужды пожили; можно бы и Лизаньке на приданое что-нибудь отложить.
А н н а  У с т и н о в н а. Да, да! Уж так нужны деньги, так нужны!
К и с е л ь н и к о в. Маменька, вы пишете, что нужно-то? Я вас просил записывать, а при первых деньгах мы все это и исполним.
А н н а  У с т и н о в н а. Записано, Кирюша. (Вынимает бумажку и читает.) "Во-первых, за квартиру не заплачено за два месяца по шести рублей, да хорошо бы заплатить за полгода вперед. Во-вторых, чаю, сахару и свеч сальных хоть на месяц запасти. В-третьих, купить в эту комнату недорогой диванчик. В-четвертых, в лавочку пятнадцать рублей шестьдесят одна копейка, - очень лавочник пристает. В-пятых, фрачную пару..." Уж тебе без этого обойтись никак нельзя. "И в-шестых, ситчику Лизаньке на платье..." Ей уж тринадцатый год, стыдиться начинает лохмотьев-то. Вот что нужно-то. А пуще всего за квартиру да еще детям на леченье. Денег-то у меня, Кирюша, немного осталось.
К и с е л ь н и к о в. Из чего остаться-то. Три недели тому назад я вам дал пять целковых.
А н н а  У с т и н о в н а. Немножко-то есть, - два двугривенных, да пятиалтынный, да что-то медными. А все ладонь чешется, все ладонь чешется, - надо быть, к деньгам.
К и с е л ь н и к о в. Завтра утром к тестю заеду. Не отдаст честью, просто за ворот возьму.
А н н а  У с т и н о в н а. Ну, где тебе! Ты лучше попроси хорошенько. Взять бы с него, что придется, да и развязаться с ним. Много тебе писать-то?
К и с е л ь н и к о в. Всю ночь пропишешь. Да ведь это не свое дело, это за деньги. Слава Богу, что еще дают работу; вон сколько набрал ее, рублей на шесть.
А н н а  У с т и н о в н а. Никак кто-то калиткой стукнул? Не слыхал ты?
К и с е л ь н и к о в. Кто-то стукнул. Кому ж бы это?
А н н а  У с т и н о в н а (заглянув в дверь). Тесть твой, тесть. Тереби его хорошенько! Я уйду.
К и с е л ь н и к о в. Прежде я с ним все лаской, а теперь грубить стану; право, маменька, грубить стану.

Анна Устиновна уходит. Входит Боровцов, бедно одетый, и Переярков.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Кисельников, Боровцов и Переярков.

Б о р о в ц о в. Помешали, что ль, тебе?
К и с е л ь н и к о в. Нет, ничего. Всего дела не переделаешь. Мне всю ночь-то писать, так уж полчаса куда ни шло. Что хорошенького скажете?
Б о р о в ц о в (садясь). Дай присесть-то, потом и разговаривать начнем.
П е р е я р к о в. Надо тебе будет одну бумажку подписать.
К и с е л ь н и к о в. Что вы мне всё носите бумаги подписывать; а деньги-то когда же? Хоть что-нибудь дайте!
Б о р о в ц о в. Что теперь с меня взять? В упадок пришел, - я теперь, брат, невинно-упадший, хоть в работники к тебе, так в ту ж пору.
К и с е л ь н и к о в. Да что ж вы, папенька, со мной делаете! Ведь мы - нищие совсем.
Б о р о в ц о в. Что ж, брат, делать-то? И я нищий, - Божья воля. Ведь я не злостный, не умышленный, а несостоятельный, несчастный, невинно-упадший.
К и с е л ь н и к о в. Кто вас несчастным-то признал, - подставные кредиторы, которым вы дутых векселей надавали. Что у вас за несчастие! Ни пожара, ни пропажи не было. Зажали деньги-то, папенька. Пожалейте хоть внучат-то, вон они больные лежат.
Б о р о в ц о в. Тише ты, тише! Нешто так говорят со старшими? А ты по заповедям живи, старших-то почитай.
К и с е л ь н и к о в. Ведь мне с детьми-то по миру приходится идти!
Б о р о в ц о в. Все под Богом ходим. Я тебе помогал в твоей бедности, пока я был в силах.
К и с е л ь н и к о в. Вы меня приданым обманули, ничего денег не дали; ну, да уж я этого не ищу; а мои-то где, мои собственные? Дом-то где?
Б о р о в ц о в. Что ты кричишь-то! Ведь я не взаймы у тебя брал, векселя тебе не давал, а расписку; ты мне на оборот дал, разжиться захотел. А оборот - дело обоюдное: либо наживешь, либо проживешь. Вот мы и прожили; с кого ж теперь искать? Ищи на тех, за кем твои деньги пропали. А что дом захряс в залогах, я чем виноват? Твоя была воля отдавать. Подряд все одно, что лотерея, - на счастье пускается.
К и с е л ь н и к о в. Папенька, отец-благодетель! У вас деньги есть, - вы припрятали, много припрятали, - не дайте нам умереть с голоду.
Б о р о в ц о в. Да что говорить! Деньги есть, как без денег жить, я не дурак.
К и с е л ь н и к о в. Вот вы сами говорите, что у вас деньги остались. Вот сейчас, папенька, сказали, ведь вы сами сказали. А у меня нет, ей-богу, ничего нет.
Б о р о в ц о в. Да хоть и остались, все-таки я тебе не дам; надо же нам со старухой как-нибудь век доживать. На нужду, коли уж тебе невмочь, да забежишь ты ко мне - ну, когда откажу, а когда и не откажу совсем-то, а умрем - все ваше останется. Из вещей что-нибудь дадим; вот фортепьянишки есть старенькие; нам теперь, при нашем несчастии, держать их не пристало.
П е р е я р к о в. Да что вы за разговоры завели! За делом пришли, а не разговоры разводить; мне время-то дорого, у меня другие конкурсы есть. (Смотрит на часы.) Вона, десятый час! Вот предложите зятю-то, коли в нем человеческие чувства есть, пусть подпишет эту бумагу-то.
Б о р о в ц о в. Есть в тебе чувство, Кирила? Говори.
П е р е я р к о в. Заплачь! Что ж ты не плачешь! Твое теперь дело такое, сиротское. Ведь перед другими же кредиторами будешь плакать. Придется и в ноги кланяться.
Б о р о в ц о в. Заплачу, право заплачу. (Со слезами.) Кирюша! Отец я тебе или нет? Благодетель я тебе был?
К и с е л ь н и к о в. Да что вы, папенька?
Б о р о в ц о в (подает ему бумагу). Читай бумагу!
К и с е л ь н и к о в (читает). "Я, нижеподписавшийся, будучи убежден вполне обстоятельствами дела, что несостоятельность бывшего купца, а ныне мещанина Пуда Кузьмича сына Боровцова произошла от разных несчастных случаев и от неплатежа и корыстной злонамеренности его должников, - зная его всегдашнюю честность, преклонные лета и затруднительное болезненное состояние и удручение от трудов и семейства..."
Б о р о в ц о в (со слезами). Видишь, видишь!
К и с е л ь н и к о в. "Признаю его невинно-упадшим и иск свой по расписке в пять тысяч рублей ассигнациями и претензию о доме сим совершенно и навсегда прекращаю".
Б о р о в ц о в. Вот оно, Кирюша, какое дело-то!
К и с е л ь н и к о в. Что же теперь... Я не знаю... Как же мне быть-то?
П е р е я р к о в. Подпиши, да и все тут. После всякого доброго дела на душе легче бывает, радость эдакая.
К и с е л ь н и к о в. Папенька, как же... так от всего и отказаться?
Б о р о в ц о в. Чужие мы, что ли? Не родня мы? Что ж, забуду я, что ль, такое твое благодеяние! Чай, мы христиане...
П е р е я р к о в. Ведь тебе уж все равно, а нам для формы нужно.
К и с е л ь н и к о в. Значит, папенька, я должен буду теперь только вашим словам поверить, что вы меня не оставите.
Б о р о в ц о в. Да как же не поверить-то, чудак! Уж я тебя потом... Уж озолочу потом.
К и с е л ь н и к о в (берет перо). Вот, папенька... Ах, руки трясутся... Смотрите же, папенька, я душе вашей верю. (Подписывает.)
П е р е я р к о в (берет бумагу, складывает и кладет в карман). Ну, вот и конец, а ты сомневался. Видишь, какой благородный зять-то у тебя; по скольку за раз дарит. А ты говорил: не уломаешь. Видишь, как скоро, да и без расходов.
Б о р о в ц о в. Да, теперь как гора с плеч. Ты, Кирюша, парень хороший, право хороший! А я думал было, что ты заломаешься. Ведь и другие то же пишут, что ты; да даром-то еще никто не подписал.
К и с е л ь н и к о в. Как, разве вы платили?
Б о р о в ц о в. Да как же не заплатить-то, чудак! Кому половину, кому двадцать пять, глядя по характеру. А ты вот молодец! Видно, что любишь тестя. Я думал, что и ты тоже заломишь, так приготовил было тысчонки две и с собой захватил. Заткнуть, мол, ему рот-то, чтоб не шибко кричал.
К и с е л ь н и к о в. Так они с вами? Дайте, папенька, дайте! Хоть тысячу дайте, я оживу!
Б о р о в ц о в. Ну нет, брат, другим годятся, кто посердитей. Ишь ты, дай ему тысячу! Легко сказать! Ты, видно, счет в деньгах-то позабыл, тысяча - много денег.
К и с е л ь н и к о в. Уж вы отложили; вы хотели дать. Что вам стоит!
Б о р о в ц о в. А ты трудись.
К и с е л ь н и к о в. Тружусь, по ночам сижу, здоровье мое в этой работе уходит. Грош я вырабатываю, грош. Дайте денег, папенька, дайте! Я докажу, я донесу; вы меня ограбили.
Б о р о в ц о в. Каких тебе денег? Мы с тобой квиты. Если ты просишь теперича себе на бедность, так нешто так просят! Нешто грубиянить старшим ты можешь? Ты б грубиянил давеча, как право имел, пока не подписал. Тогда я тебе кланялся, а теперь ты мне кланяйся. Дураки-то и всё так живут! Был я у тебя в руках, так не умел пользоваться. А теперь прощай. Никто тебя, дурака, не неволил, силой тебя не тянули подписывать-то! Что смотришь-то?
П е р е я р к о в. Да об чем толковать-то! Дело покончили.
К и с е л ь н и к о в. Уж я ничего не понимаю... Прежде голодал, так хоть впереди надежда была какая-нибудь... Бедные дети, ведь они - твои внуки!..
Б о р о в ц о в. Внуков не забудем; будь и ты почтительнее, и тебе лучше будет. Форсом ничего не возьмешь.
П е р е я р к о в. Ну, с Турунтаевым ты так дешево не отделаешься.
Б о р о в ц о в. Турунтаеву ни копейки не дам; я теперь рассердился.
П е р е я р к о в. Не дайте-ка ему, так он удавится, право удавится... Его уж раз из петли вынимали.
Б о р о в ц о в. Пущай давится, - черту баран... Пойдем. Прощай, Кирюша, спасибо тебе! Постой, так не уйду, не бойся; у меня тоже чувство-то есть; свои дети были. (Вынимает из кармана несколько мелочи.) На вот! Купи детям чего-нибудь сладенького. Прощай!
П е р е я р к о в. Много ты тестю помог, много. Путал его этот долг, ты ему руки развязал. Ты послушай, что он говорил! Этот долг, Кирилин, не по документу, а по совести, я заплатить должен. А ты ему простил; какой ты праздник для него сделал!
Б о р о в ц о в. Как же не праздник-то, чудак! Больше пяти тысяч подарил. Прощай! (Переяркову.) Ну, уж и бумагу-то ты ловко написал! Станешь читать, так слеза и прошибает. (Уходят.)
К и с е л ь н и к о в. Детки мои, детки! Что я с вами сделал! Вы - больные, вы - голодные; вас грабят, а отец помогает. Пришли грабители, отняли последний кусок хлеба, а я не дрался с ними, не резался, не грыз их зубами; а сам отдал, своими руками отдал последнюю вашу пищу. Мне бы самому людей грабить да вас кормить; меня бы и люди простили, и Бог простил; а я вместе, заодно с грабителями, вас же ограбил. Маменька, маменька!

Анна Устиновна входит.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Кисельников и Анна Устиновна.

А н н а  У с т и н о в н а. Что ты, Кирюша?
К и с е л ь н и к о в. Маменька, посидите со мной, не уходите от меня.
А н н а  У с т и н о в н а. Да что ты, что ты? Бог с тобой!
К и с е л ь н и к о в. Приносил деньги-то.
А н н а  У с т и н о в н а. Ну так что же, Кирюша?
К и с е л ь н и к о в. Зачем вы меня на свет родили? Ведь я не взял денег-то.
А н н а  У с т и н о в н а. Что ты наделал! Варвар! Что ты с нами сделал!
К и с е л ь н и к о в. Принесли бумагу какую-то, сунули мне, я и подписал.
А н н а  У с т и н о в н а. Эки злодеи, эки злодеи! На кого напали-то! Кого обидеть-то захотели! Бога они не боятся...
К и с е л ь н и к о в. Да, маменька, пришли, ограбили, насмеялись и ушли. Ах, маменька, как мне трудно стало, грудь схватило! А работы много, вон сколько работы! Нищие мы теперь, нищие!
А н н а  У с т и н о в н а. Не ропщи, Кирюша, не ропщи.
К и с е л ь н и к о в. Ох, умереть бы теперь!
А н н а  У с т и н о в н а. А дети-то, дети-то!
К и с е л ь н и к о в. Да, дети! Ну, что пропало, то пропало.
А н н а  У с т и н о в н а. А ты посиди, отдохни; а за работу после примешься.
К и с е л ь н и к о в. Когда отдыхать-то! Дело-то не терпит! Ну, маменька, пусть они пользуются! Не разбогатеют на наши деньги. Примусь я теперь трудиться. День и ночь работать буду. Уж вы посидите со мной! Не так мне скучно будет; а то одного-то хуже тоска за сердце сосет. (Принимается писать.)
А н н а  У с т и н о в н а. Посижу, посижу, всю ночку просижу с тобой.
К и с е л ь н и к о в (про себя говорит и пишет). "А по справке оказалось: при прошении, поданном в калиновское городническое правление, малиновский мещанин Гордей Яковлев сын Кудряев представил три векселя и с протестами, писанные на имя малиновского купца Сидора Сидорова Угрюмова: первый, на сумму сто рублей, сроком..." Нет-нет, да вдруг так за сердце и ухватит, - денег-то очень жалко.
А н н а  У с т и н о в н а. Как же не жалко-то! При всей нашей бедности, да такую сумму...
К и с е л ь н и к о в. Ох, уж не говорите! (Пишет сначала молча, потом говорит вслух.) "Малиновский купец Сидор Угрюмов, поданным в оное же городническое правление сведением, в коем объясняет..."
А н н а  У с т и н о в н а. Кирюша!
К и с е л ь н и к о в. Что вам, маменька?
А н н а  У с т и н о в н а. Я поговорить с тобой хочу. Ты пиши, пиши.
К и с е л ь н и к о в. Говорите, маменька. (Пишет.)
А н н а  У с т и н о в н а. Ты вот теперь обязан семейством, у тебя мать-старуха...
К и с е л ь н и к о в. Да-с. (Пишет. )
А н н а  У с т и н о в н а. Ты уж очень совестлив, как погляжу я на тебя. Нынче так жить нельзя.
К и с е л ь н и к о в. Что ж с этим делать-то! (Пишет.)
А н н а  У с т и н о в н а. Вот что, Кирюша; ты меня послушай! Никакая мать своему сыну дурного не пожелает. А коли посоветует, так уж этот грех на ней будет, а сыну Бог простит. Вот теперь ночь, мы с тобой одни... ты видишь нашу нужду... переломи, Кирюша, себя, бери взятки... я за тебя, Кирюша, Бога умолю, - я каждый день буду ходить молиться за тебя, я старуха...
К и с е л ь н и к о в. Что вы, маменька, говорите!..
А н н а  У с т и н о в н а. Конечно, мать-то должна добру учить; да уж ты, Кирюша, не брани меня. Видя-то нашу горькую бедность...
К и с е л ь н и к о в. Маменька, маменька, не мучьте меня!
А н н а  У с т и н о в н а. Прости меня, Кирюша! Душа-то у тебя какая чистая!
К и с е л ь н и к о в. Ах, маменька! Нет, нет. Вы любите меня, вот вам и кажется, что у меня душа чистая...
А н н а  У с т и н о в н а. Стыдишься ты брать-то.
К и с е л ь н и к о в. Был у меня стыд, а теперь уж нет, давно нет.
А н н а  У с т и н о в н а. Так отчего ж бы тебе...
К и с е л ь н и к о в. Вы думаете, я не взял бы?..
А н н а  У с т и н о в н а. Так чего ж ты боишься?
К и с е л ь н и к о в. Взял бы я, маменька, взял бы.
А н н а  У с т и н о в н а. Так бери! Вот тебе мое благословение!
К и с е л ь н и к о в. Ах, маменька! Взял бы я... да не дают... (Опускается головой на стол.) За что мне дать-то! Я не доучился, по службе далеко не пошел, дел у меня больших нет, за что мне дать-то?
А н н а  У с т и н о в н а. Экой ты у меня бедный! Экой ты у меня горький! (Обнимает его.) Кирюша, Кирюша, кто-то стучит. Отпирать ли?
К и с е л ь н и к о в. Не тесть ли воротился? Отоприте.

Анна Устиновна уходит. Кисельников прислушивается. Голос за сценой: "Здесь живет чиновник Кисельников?"
Голос Анны Устиновны: "Здесь. Пожалуйте". Входит Неизвестный.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Кисельников и Неизвестный.

Н е и з в е с т н ы й. Вы господин Кисельников?
К и с е л ь н и к о в. Точно так-с.
Н е и з в е с т н ы й (садясь). Вы, должно быть, очень бедно живете?
К и с е л ь н и к о в. Сами изволите видеть.
Н е и з в е с т н ы й. Да. Ну, это может поправиться. У меня много частных поручений; если хотите, можете заниматься у меня. Вам тысячи рублей в год будет?
К и с е л ь н и к о в. Как вы изволили сказать?
Н е и з в е с т н ы й. Тысячу рублей.
К и с е л ь н и к о в. Мне тысячу рублей-с!.. Это благодеяние такое-с... Я, помилуйте... так благодарен-с... Мне и во сне-то... Позвольте узнать, с кем говорю-с.
Н е и з в е с т н ы й. Это вам все равно; вы узнаете после. Я поверенный по многим большим делам.
К и с е л ь н и к о в. В суде я вас никогда не видал-с.
Н е и з в е с т н ы й. Я сам не бываю, у меня есть агенты, которые за меня ходят по судам. Я только вчера приехал; а впрочем, я все знаю, что у вас в суде делается.
К и с е л ь н и к о в. Кто-нибудь из наших сообщает-с?
Н е и з в е с т н ы й. Да, ваши у меня бывают, забегают частенько и, кажется, остаются мною довольны. Что это у вас делов-то сколько?
К и с е л ь н и к о в. Работа-с; надо же чем-нибудь жить.
Н е и з в е с т н ы й. Оно так, а все ж таки на дом-то брать дела неловко, запрещено законом.
К и с е л ь н и к о в. Коли вы поверенный по делам-с, так вы изволите знать, что не всякий закон исполняется.
Н е и з в е с т н ы й. Ну, конечно. Вам верят, вы человек честный, оттого вам и дают. Да тут всё и дела-то неважные. А вот у вас есть дело Черноярского.
К и с е л ь н и к о в. Почем же вы знаете-с? Я его только сегодня взял.
Н е и з в е с т н ы й. Я вам говорю, что мне все известно. Вот это дело, будь я ваш секретарь или столоначальник, я бы вам не дал.
К и с е л ь н и к о в. Отчего же? Я его еще и не смотрел.
Н е и з в е с т н ы й. Оттого, что искушение велико. Покажите мне его.
К и с е л ь н и к о в. Да как же-с!
Н е и з в е с т н ы й. Покажите, я вам говорю. Чего вы боитесь! Вот оно у вас в платке завязано.
К и с е л ь н и к о в (развязывая платок). Вот-с, дело Черноярского-с.
Н е и з в е с т н ы й. Это дело с лишком во сто тысяч, как же его вам поверили?
К и с е л ь н и к о в. Отчего же не поверить-с? Я всегда-с...
Н е и з в е с т н ы й. Оттого, что тут есть документ; если его испортить, так и все дело пропало.
К и с е л ь н и к о в. Как же это испортить-с?
Н е и з в е с т н ы й. Ха, ха, ха! Вы не знаете? Ну, взять написать что-нибудь да потом ножиком подчистить. Вот какие дела доверяют! Ай, ай, ай! (Качает головой.)
К и с е л ь н и к о в. Как же это можно-с! Такая фальшь-с... Кто же решится?
Н е и з в е с т н ы й. Кто решится? Дадут тысячи три-четыре, так всякий решится.
К и с е л ь н и к о в. Нет, уж вы не извольте беспокоиться, у меня будет сохранено, у меня и руки-то не подымутся.
Н е и з в е с т н ы й. Не подымутся. Так я вам и поверю. Такие же у вас руки-то, как и у всех.
К и с е л ь н и к о в. Нет, меня еще Бог миловал, я никогда...
Н е и з в е с т н ы й (отворотясъ, отсчитывает деньги). Вот вам три тысячи! Марайте документ, пишите что-нибудь.
К и с е л ь н и к о в (встает) Как! Что вы-с! Помилуйте-с!
Н е и з в е с т н ы й. Садитесь! Вот деньги. Сосчитайте прежде.
К и с е л ь н и к о в. Да зачем-с?
Н е и з в е с т н ы й. Сосчитайте, я вам говорю.

Кисельников машинально считает.

Ну, сколько?
К и с е л ь н и к о в. Три тысячи-с.
Н е и з в е с т н ы й. Ну, положите их к себе в стол.
К и с е л ь н и к о в (смотрит на него умоляющим взглядом). Нет, зачем-с, зачем-с! Не нужно бы-с!
Н е и з в е с т н ы й. Ну, милый мой, ну, дорогой мой! Голяк ведь ты! Бери, бери, после спасибо скажешь.
К и с е л ь н и к о в. Право, не нужно бы-с! (Убирает деньги.) Ей-богу, не нужно бы-с! Господи! Что же это я делаю! (Плачет.)
Н е и з в е с т н ы й (развернув дело). Об чем же ты плачешь, мой милый? Видно, в первый раз. Ну, теперь бери перо.

Кисельников берет перо.

Пиши что-нибудь. Что-нибудь пиши, все равно.
К и с е л ь н и к о в (дрожа). Написал-с.
Н е и з в е с т н ы й. Что ты пишешь-то! Вот потеха! Ну, да все равно! Вот ножичек. Почисти, чтобы видно было, что тут была подпись.

Кисельников чистит ножом.

Ну, вот так. Ну, довольно! (Берет дело, складывает и кладет на стол.) Знаешь ли, что ты наделал?
К и с е л ь н и к о в. Ничего не знаю-с. Уж вы меня не погубите. Семейство-с!
Н е и з в е с т н ы й. А то руки, видишь ты, у него не поднимутся! Ох вы, горечь! Я и не таких, как ты, покупал. Любо с вами дело делать. Вашему брату ничего заветного нет, все продаст! Ведь ты, знаешь ли, ты мне за три тысячи полтораста тысяч продал! Теперь с нас по этому документу немного взыщут. А пойдет следствие о подлоге, так опять-таки нам выгода та, что дело затянется, в Сибирь-то пойдешь все-таки ты, а не мы. Ты хоть уж покути на эти деньги-то, чтоб не даром отвечать. (Хочет уйти.)
К и с е л ь н и к о в. Как же это-с! Нет, вы позвольте-с! Куда же вы-с? Я еще в себя не приду.
Н е и з в е с т н ы й. Что ж, мне тут и сидеть с тобой! Утешать тебя! Да ты не бойся, мы за тобой будем следить, до Сибири не допустим. А ты пока деньги-то не сори, чтоб подозрения не было. Прощай! (Уходит.)
К и с е л ь н и к о в. Что я наделал! Что я наделал! (Развертывает дело и смотрит.) Уж теперь поправить ничем нельзя. А-ах! Дрожь какая-то! Уж не подсыл ли это? Сейчас могут наехать, накроют меня и с деньгами. А может быть, и нумера записаны? Вот когда лихорадка-то! Да хоть и не с подсылом, так как же я дело в суд-то понесу! Столоначальник взглянет, сейчас меня и арестуют, не дадут и с детьми повидаться. А там лишение чинов, каторга, станут над головой шпагу ломать; ну вот и колодник! Ах ты, батюшки, как зубы стучат! Да и холодно что-то у нас. Вот ведь недавно, полчаса каких-нибудь, был я честный человек, чиновник; хоть бедный, а обыватель; идешь это по улице и ничего; тот руку подает, другой руку подает: "здравствуйте", говорит; на рынок ходишь, в праздник в церкви стоишь, что другие, то и ты; а теперь за железную решетку, в серое сукно оденут. Хоть деньги-то детям останутся; отца-то у них уже не будет. Спрятать бы деньги-то! Маменька!

Входит Анна Устиновна.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Кисельников и Анна Устиновна.

К и с е л ь н и к о в. Маменька, деньги вот..., вот! (Подает деньги.)
А н н а  У с т и н о в н а. Какие это деньги, Кирюша?
К и с е л ь н и к о в. Деньги... Тут много.
А н н а  У с т и н о в н а. Да вижу, что деньги, да откуда они у тебя?
К и с е л ь н и к о в. Три тысячи. Спрячьте их, подальше спрячьте, чтоб не нашли.
А н н а  У с т и н о в н а. Да куда же я их спрячу?
К и с е л ь н и к о в. Ах, Боже мой! Ну, по щелям, за обои, в тряпки заверните. Чтоб вам деньги-то остались, чем вам жить-то с детьми после меня.
А н н а  У с т и н о в н а. Спрячу, спрячу, нигде не найдут. Откуда ж ты взял-то их, скажи ты мне?
К и с е л ь н и к о в. Взял... вот тут... барин приходил... Ах, маменька, как мне страшно!
А н н а  У с т и н о в н а. Да ты опомнись, ишь ты весь дрожишь. Что такое с тобой случилось?
К и с е л ь н и к о в (взявшись за голову). Да-да-да! Ах я дурак! Ведь еще, может быть, я и не попадусь. Побегу я в суд, положу дело-то в шкаф, дежурный спит теперь! Где фрак-то, маменька? (Снимает халат.)
А н н а  У с т и н о в н а. Здесь, здесь, вот он. (Надевает на него фрак.)
К и с е л ь н и к о в. А проснется дежурный, так я скажу, что забыл что-нибудь, а дело-то тихонько и суну в шкаф. А после скажу, что не брал. Сделал одну подлость, сделаю и другую. (Хочет идти.)
А н н а  У с т и н о в н а. Постой! Куда ты без галстука-то! Дай я завяжу тебе.
К и с е л ь н и к о в (в то время, как Анна Устиновна завязывает галстук). Там двое видели, как я брал; а я запрусь, скажу, что не брал, не брал. Я, маменька, скажу, что не брал. (Со слезами.) Запираться надо, маменька, только одно осталось; одно мне и осталось.
А н н а  У с т и н о в н а. Да что ты? Бог с тобой!
К и с е л ь н и к о в. Маменька, ведь я на волос от каторги... Завтра же, может быть...
А н н а  У с т и н о в н а. Кирюша, Кирюша!
К и с е л ь н и к о в (в изнеможении опускаясь на колени). Маменька, ведь я преступник... уголовный преступник!



СЦЕНА IV

ЛИЦА:

К и с е л ь н и к о в, 39 лет, одет в старое пальто, панталоны в сапоги.
А н н а  У с т и н о в н а.
Л и з а н ь к а, 17 лет.
Б о р о в ц о в, 57 лет, одет так же, как Кисельников, к пальто приколоты две миткалевые манишки, через плечо повешены ситцевые и холстинковые рубашки, как у площадных торговцев.
П о г у л я е в.

Бедная комната с русской печью, за занавеской кровать; посредине комнаты дощатый стол и скамья.
Между третьей и четвертой сценой проходит 5 лет.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Кисельников и Боровцов (сидят за столом на скамейке), Анна Устиновна (сидит на кровати).

Б о р о в ц о в. Сватьюшка, тебе много ли годов-то?
А н н а  У с т и н о в н а. Шестьдесят скоро.
Б о р о в ц о в. Ну да, так. Я тебя одним годом моложе. А это чай мы свой пьем.
А н н а  У с т и н о в н а. Слышу, батюшка, что свой.
Б о р о в ц о в. Свой, да. Мы вчера с зятем пять золотников купили. Собрался я нынче на площадь торговать-то: дай, думаю, к зятю зайду, вместе пойдем, - вот и зашел. Поставили мы с ним самовар, да вот и пьем сидим. (Зятю). Ты чем нынче торговать-то будешь?
К и с е л ь н и к о в (суетливо). Да вот две жилеточки старенькие да утюг; вот тут у меня собрано. Соседи дали, - соседи у нас добрые; вот только ребятишки забижают. Да вот и гвоздиков старых в кулечек набрал. А соседи у нас добрые! Соседка "на, говорит, Кирюша, нам не нужно, все равно бросим, а ты за что-нибудь продашь". (Пьет чай.)
Б о р о в ц о в. Сватья, манишки нынче в цене, мужские.
А н н а  У с т и н о в н а. Что мудреного!
Б о р о в ц о в. Все носить стали, - вот они и в цене. У меня старухи шьют, а я продаю; вот тоже рубашки, ситцевые, холстинковые. Да шьют-то больно плохо, не видят старухи-то, и бродят, точно куры слепые; а сходят с рук, ничего. Вот и ты бы шила, а мы бы продавать стали.
А н н а  У с т и н о в н а. Где уж мне шить, я и вяжу-то - ничего не вижу; одна у нас работница, одна кормилица! Не будь ее, что бы мы были! Хоть по миру ступай!
Б о р о в ц о в. Да, Лиза у нас рукодельница! Вот бы кому замуж ее взять! Для хозяйства-то уж больно ловка. Эта девка знает нужду-то, в чем она ходит; ни от какого дела у ней руки не отваливаются.
А н н а  У с т и н о в н а. Что она нейдет-то! Вышиванье понесла, да вот и замешкалась! Уж я и боюсь, одна ведь по Москве-то ходит.
Б о р о в ц о в. Что ж такое! Не в лесу живем.
А н н а  У с т и н о в н а. Москва-то хуже лесу.
Б о р о в ц о в. Вот, сватья, чем под старость торговать-то пришлось. А богат я был, по прежнему-то времени и очень богат, да мало показалось, за большим погнался. Не захотелось платить тем, кому должен был; так за это вдвое заплатил, кому и вовсе должен не был. Всё просудил до ниточки. Переярков меня уж очень доехал. "Ты, говорит, так делай да вот так делай", да тридцать тысяч с меня за науку взял. А как стали дело-то разбирать, он-то в сторону, а меня и потянули. За что ни возьмутся, все фальшь, и книги-то фальшивые, - а все его стряпня. Начали меня судить, начали меня мытарить, - и ямы-то ему мало, и в острог-то его! Возьмите, говорю, все, только душеньку отпустите. Так и вышел я из этого дела чист, как из баньки. Вот тебе и барыши! Вас-то я только тогда обидел ни за что ни про что; себе пользы не сделал, а вас ограбил.
А н н а  У с т и н о в н а. Ах, да молчи ты! Что ты при нем-то! Ну, очнется да вспомнит. Наладил одно и то же; не один раз я это от тебя слышала.
Б о р о в ц о в. Да уж очень обидно! А ему где вспомнить! Он, сватья, ничего не помнит. Мы теперь с ним приятели. Кирюша, пойдем торговать.
К и с е л ь н и к о в (торопясь). Пойдем, пойдем.
Б о р о в ц о в (убирая посуду). Ты так жилетки-то не держи; долго ль до греха, потеряешь либо кто вытащит; а ты их надень на себя сверху, одну на другую. А я покуда самовар уберу. (Ставит самовар у печки.)
К и с е л ь н и к о в. Сейчас, сейчас. (Надевает жилетки.)
Б о р о в ц о в. Ну вот, теперь пойдем.
К и с е л ь н и к о в. Пойдем, пойдем. Я все захватил, все. Талан-доля, иди за мной, я буду счастлив, и ты будешь счастлив!
Б о р о в ц о в. Прощай, сватья! Вот хорошо. Это я его научил. Как, говорю, Кирюша, за чем пойдешь или получить чего хочешь, тверди эту пословицу - дело верней будет. (Уходят.)
А н н а  У с т и н о в н а. Что это, право, Лиза нейдет! Сердце у меня не на месте. Девушка беззащитная, кроткая, вся в отца - долго ль ее обидеть? Народ бессовестный, видят, что девушка плохо одета, ну и пристают. А не знают того, что эта девушка, как только на ноги поднялась, так семью кормить стала, с утра до ночи работает, отдыху не знает, что мы на нее чуть не молимся. Захворай она, так мы наголодаемся.

Вбегает Лиза, за ней входит Погуляев.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Анна Устиновна, Лиза и Погуляев.

Л и з а. Ах, бабушка, бабушка! Никак дух не переведу.
А н н а  У с т и н о в н а. Что с тобой, душенька, ты испугалась чего-нибудь?
Л и з а. Ах, испугалась! Вы погодите, я вам после скажу. Вон барин пришел.
А н н а  У с т и н о в н а. Какой там барин? Зачем к нам барин? Делать-то, видно, ему нечего.
Л и з а. Нет, он, кажется, добрый. Что я за несчастная такая! (Садится к столику и со слезами принимается за работу.)
А н н а  У с т и н о в н а. Все они добрые, только упаси нас, Господи, от их доброты! (Погуляеву.) Что вам, батюшко, нужно?
П о г у л я е в. Это ваша дочка?
А н н а  У с т и н о в н а. Дочка ли, чужая ли, никому до того дела нет.
П о г у л я е в. Да и мне все равно, только если вы ее любите, так одну не пускайте по улицам ходить. Кто захочет впутываться в историю, заступаться на улице за постороннюю девушку; а обидеть охотники всегда найдутся. Вот нынче, сейчас, какие-то господа подхватили ее на бульваре под руки, она так испугалась, что и слова не вымолвит, а они идут, песенки распевают да на всех посматривают. Хорошо, что я подъехал.
А н н а  У с т и н о в н а. Ах, батюшко, покорнейше вас благодарю! Что ж ты, Лизанька, молчишь? А я и не понимаю, с кем говорю-то.
П о г у л я е в. Они, конечно, большой обиды ей бы не сделали; сейчас видно, что это шалуны, но ведь она могла испугаться очень и даже захворать с испугу.
А н н а  У с т и н о в н а. Долго ли ее напугать; что говорить - кротости она у нас непостижимой.
П о г у л я е в. Так вот я вам советую: вы ее вперед одну не пускайте!
А н н а  У с т и н о в н а. Да с кем же нам отпустить ее? Отец больной, я стара; она одна работает, одна нас кормит, одна и работу свою в магазин носит. Нужда, батюшко.
П о г у л я е в. Вижу, что нужда! Эко дело-то! Вам бы женщину нанять.
А н н а  У с т и н о в н а. На какие, батюшко, деньги? Есть у нас заветные, на приданое отложены, - так тех трогать не хотим. Только тронь и не увидишь, как истратишь, а ей-то ничего не останется. Дорого достались нам эти деньги: из-за них отец ее рассудок потерял.
П о г у л я е в. Мне кажется, что я вас где-то видал; мне ваше лицо знакомо.
А н н а  У с т и н о в н а. Было время, жили хорошо, - так и нас люди знали, а теперь все бросили.
П о г у л я е в. Конечно, в вашем положении вспоминать о старом неприятно; но вы меня извините за нескромность, позвольте узнать вашу фамилию.
А н н а  У с т и н о в н а. Что ж тут неприятного! Божья воля! Я - Кисельникова, батюшка.
П о г у л я е в. Кисельникова? И вы не матушка ли Кирила Филипповича Кисельникова?
А н н а  У с т и н о в н а. Так точно.
П о г у л я е в. Ах, Боже мой, Боже мой! Жив он?
А н н а  У с т и н о в н а. Жив-то жив, да уж лучше вы и не спрашивайте! А вы-то кто же такой будете?
П о г у л я е в. Погуляев. Помните, еще я у вас часто бывал студентом, потом один раз был у него у женатого. Теперь адвокат, стряпничеством занимаюсь.
А н н а  У с т и н о в н а. Помню, как не помнить; а не скажите, ни за что бы не узнала. Вот полюбуйтесь на наше житье.
П о г у л я е в. Что ж такое с вашим сыном сделалось?
А н н а  У с т и н о в н а. Семья, батюшко, да родные Кирюшу сгубили. Служба ему не далась; как-то он к ней не присноровился; пока были свои деньги, так мы еще бедности не видали. А потом тесть все деньги у Кирюши отобрал; тут жена умерла; тесть обанкрутился; пропали все денежки; беда за бедой; захворали дети, - а жить чем-нибудь нужно! Тут, как на грех, и подвернулся чей-то поверенный, сунул Кирюше тысячи три денег: тот от бедности да от горького житья и прельстись на деньги-то, да фальшь какую-то в суде и сделал. И напал на него страх, суда очень боялся, так и помешался в рассудке со страху. Сколько я денег пролечила, ничего не помогает.
П о г у л я е в. Какого же роду у него помешательство?
А н н а  У с т и н о в н а. Ничего не помнит, что было с ним, никого почти не узнает. Прежде у него это временем проходило, - иногда, бывало, и опомнится, говорит складно, вспоминает свою жизнь, жену-покойницу, плачет; а теперь все реже да реже. Все бегает да суетится, точно зверек какой, прости Господи! Гвоздиков, пробок наберет, да надают ему всякой дряни, бежит продавать, - принесет мне денег копеек пять-шесть, забормочет: "Детям, детям принес. Берегите детям". Как он всю жизнь для детей хлопотал, бедный, о том только и помнит. А уж я и детей-то всех прихоронила, одна вот только и осталась.
П о г у л я е в. Так это его дочь! (Лизе.) Позвольте мне на вас поглядеть хорошенько. Я вашего папеньку знал молодым, красивым.
Л и з а. Разве он был когда-нибудь молод?
А н н а  У с т и н о в н а. Что ты, глупенькая! Все были молоды.
Л и з а. Я не то хотела сказать... (Подумав.) Нет, то! Я никак и вздумать его не могу, чтоб он был молод.
П о г у л я е в. Он был щеголь, веселый!
Л и з а. Бабушка говорит, что и деньги у него были, а теперь вот нет. У вас есть деньги?
П о г у л я е в. Есть.
А н н а  У с т и н о в н а. Что ты, матушка, как глупо говоришь.
Л и з а. Об чем же мне говорить с вами? Я больше ничего не знаю.
П о г у л я е в. Нет, ничего. Она хорошо говорит.
Л и з а (серьезно). Где ж вы деньги взяли? Вы нашли или вам кто-нибудь дал?
П о г у л я е в. Я за работу получал, вот и накопил.
Л и з а. За работу очень мало дают, накопить нельзя. Я вот очень много работаю, а денег дают мало.
П о г у л я е в. Наша работа больше вашей ценится.
А н н а  У с т и н о в н а. Боюсь я, надоест она вам своими глупостями.
Л и з а. Нет, бабушка, позвольте! У меня давно в голове поговорить с кем-нибудь. Они уйдут, с чужими я говорить не стану, так у меня на сердце и останется. Я и то все одна сижу да сама с собой думаю.
П о г у л я е в. Говорите, ради Бога, говорите! Я всегда готов вас слушать.
Л и з а (решительно). Вот что: укажите мне работу такую, за которую бы больше платили; а то, посмотрите, вот какая комната, вон бабушка, как она одета! У нас ничего нет; я работаю-работаю и никак из нужды не выбьюсь. (Плачет.)
П о г у л я е в. Перестаньте! Давайте потолкуем.
Л и з а. Я девушка молодая, а взгляните, что на мне! Мне стыдно на улицу выйти. Я не хочу рядиться, мне хоть бедное платье, да чтоб оно было чисто, ново, по мне сшито. Я хороша собой, молода - это уж ведь мое; мне хочется, чтобы и люди видели, что я хорошенькая, а у меня сердце замирает, как я начну надевать эти лохмотья: я только себя уродую. (Плачет.)
П о г у л я е в. Да перестаньте же, перестаньте! Ах, Боже мой! Потолкуем так, без слез.
Л и з а. Легко вам говорить: "без слез"! Да и что толковать! Нам, бедным людям, толковать некогда. Вы мне работу дайте! Пусть она будет вдвое, втрое труднее, только бы мне денег больше вырабатывать, чтоб комнату нанять посветлее да одеться почище.
П о г у л я е в. Я вам найду работу, погодите.
Л и з а. Найдите, только поскорей. Мне уж надоела нужда, я выбилась из сил. Если найдете, я вам буду очень благодарна. (Шьет молча.)
П о г у л я е в. Поищу, поищу.
А н н а  У с т и н о в н а. А вы сами-то себя устроили?
П о г у л я е в. Не совсем.
А н н а  У с т и н о в н а. Чего же вам недостает?
П о г у л я е в. Счастья. (Подходит к Анне Устиновне.) В память старого знакомства не откажитесь принять от меня эту малость. (Дает ей ассигнацию.)
А н н а  У с т и н о в н а (берет). Если счастья у вас нет, так деньги есть, значит, еще жить можно. Покорно благодарим, что нас, сирот, вспомнили. Навещайте.
Л и з а. Куда же вы? Я еще хотела с вами поговорить.
П о г у л я е в. Мне нужно домой. Вы извините. Я зайду к вам! У меня есть дело!
Л и з а. Вы не привыкли видеть бедность! Вам тяжело с нами. Ну, ступайте!

Погуляев уходит.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Анна Устиновна и Лиза.

А н н а  У с т и н о в н а. Что это, Лиза, ты так груба?
Л и з а. А со мною кто ласков, кроме вас?
А н н а  У с т и н о в н а. А чем же он-то не ласков? Вот посмотри, он нам денег дал.
Л и з а. На его деньги нам весь век не прожить, лучше бы он мне работу дал.
А н н а  У с т и н о в н а. У тебя и то работа из рук не выходит, а тебе все мало, хоть бы ты себе отдых дала. Л и з а. Отдых? Нет, отдыхать некогда, да и нельзя.
А н н а  У с т и н о в н а. Отчего же нельзя?
Л и з а. А вот отчего: если работать сплошь, день за день, так работа легче кажется; а если дать себе отдых, так потом трудно приниматься. После отдыха работа противна становится.
А н н а  У с т и н о в н а. Что ты, что ты! Господь с тобой!
Л и з а. Да, противна. Она и всегда не сладка, да уж как свыкнешься с ней, так все-таки легче. Вы думаете, что мне самой погулять не хочется? Вы думаете, что мне не завидно, когда другие гуляют?
А н н а  У с т и н о в н а. Как, чай, не завидно.
Л и з а. Нет, нет. Я вас знаю. Вы думаете, что я с радостью работаю, что мне это весело; вы думаете, что я святая. Ах, бабушка!
А н н а  У с т и н о в н а. Святая, святая и есть.
Л и з а. Сказать ли вам, что у меня на душе?
А н н а  У с т и н о в н а. Да что ж у тебя, кроме ангельских помыслов?
Л и з а. Нет, лучше не говорить. Сказать, так вы испугаетесь.
А н н а  У с т и н о в н а. Ангел-хранитель над тобой!
Л и з а. Ах, бабушка, я боюсь, я боюсь...
А н н а  У с т и н о в н а. Чего же ты, душенька, боишься?
Л и з а. Я боюсь, что надоест мне работа, опостылеет, тогда я ее брошу...
А н н а  У с т и н о в н а. Поди ко мне, поди, дитя мое! Господи, сохрани ее и помилуй!
Л и з а (вставая). Бабушка, давайте молиться вместе! Трудно мне, трудно! (Подходит к Анне Устиновне.)

Входит торопливо Кисельников.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Анна Устиновна, Лиза и Кисельников.

К и с е л ь н и к о в. Конура, конура...
А н н а  У с т и н о в н а. Что, что ты?
К и с е л ь н и к о в. Конура, говорит, собачья конура...
А н н а  У с т и н о в н а. Да кто говорит-то?
К и с е л ь н и к о в. Вот я пришел, вот я пришел... Вот деньги! Я взял, принес... Деньги спрятать, спрятать... (Отдает Анне Устиновне десятирублевую ассигнацию.)
А н н а  У с т и н о в н а. Где ты взял, Кирюша, столько денег? Товару-то у вас всего на какой-нибудь рубль было.
К и с е л ь н и к о в. Нет, товар здесь, не продали, ничего не продали. Нынче день тяжелый, тяжелый день. Торговцы говорят, - нейдет, говорят, товар с рук, день тяжелый.
А н н а  У с т и н о в н а. Где ж ты взял?
К и с е л ь н и к о в. Там... барин, такой...
А н н а  У с т и н о в н а. Приятель твой, Погуляев?
К и с е л ь н и к о в. Нет.
А н н а  У с т и н о в н а. Неужли ж ты не помнишь приятеля своего, Погуляева? Учились вместе. Ведь он твой приятель.
К и с е л ь н и к о в. Приятель, Погуляев? У меня один есть приятель, два есть приятеля.
А н н а  У с т и н о в н а. Так это не он тебе дал деньги?
К и с е л ь н и к о в. Нет, он, он...
А н н а  У с т и н о в н а. Погуляев?
К и с е л ь н и к о в. Да. Вот деньги... Только он не Погуляев, он Грознов.
А н н а  У с т и н о в н а. Барин, сосед наш? Это богач-то?
К и с е л ь н и к о в. Да, богатый, богатый! У!! Дом... всё лакеи, лакеи...
А н н а  У с т и н о в н а. За что же он тебе дал?
К и с е л ь н и к о в. Он дома, а я на улице; он говорит: "Поди сюда!" Я пошел, пошел, на крыльцо иду, говорю: "Талан-доля, иди за мной, я буду счастлив, и ты будешь счастлив". Он и дал.
А н н а  У с т и н о в н а. Да за что, все я не пойму. Так, на бедность, что ли?
К и с е л ь н и к о в. Да, на бедность. "Ты, говорит, в конуре живешь... И дочь, говорит, держишь в собачьей конуре... Вот, говорит, ей флигель, хороший, хороший. И тебе, говорит, и всем дам. Хочешь, говорит?" Я хочу, я пойду; вот я все возьму, я пойду. (Собирает вещи.) Я пошел. Талан-доля...
А н н а  У с т и н о в н а. Постой, Кирюша, не ходи.

Кисельников останавливается.

Л и з а. Погодите, бабушка. (Кисельникову.) Как он сказал? Дочь твоя в конуре живет?
К и с е л ь н и к о в. Да, в конуре... Ей, говорит, вот как надо жить, вот какой дом... она красавица.
А н н а  У с т и н о в н а. Что ж бы это такое значило?
Л и з а. Подумайте, бабушка.
А н н а  У с т и н о в н а. Ума не приложу.
Л и з а. Ну, так я вам растолкую. Это дело касается меня, одной меня.
А н н а  У с т и н о в н а. Тебя? Как же это?
Л и з а. Я ему давно нравлюсь.
А н н а  У с т и н о в н а. Да ведь он женатый, у него жена в Петербурге.
Л и з а. Ну, так что ж, что женатый! Эх, бабушка! Уж не пришло ли вам в голову-то, что он жениться на мне хочет! У него, говорят, сто тысяч доходу. При таких деньгах все купить можно.
А н н а  У с т и н о в н а. Ах, батюшки! Вот беда-то! Как же нам быть-то?
Л и з а. Думайте, бабушка.
А н н а  У с т и н о в н а. Ох, не спрашивай ты меня, не спрашивай! Что мать, что бабка - обманщицы, лукавые поноровщицы; на добро детей не учат, всяким их шалостям потакают. Вот я раз Кирюшу пожалела, не на добро его научила; словно как от тех моих слов и сталося. А грех-то на моей душе. Первые-то матери грешницы, первые за детей ответчицы.
Л и з а. Кто ж меня, бабушка, на ум наведет? У кого же мне себе ученья искать, как мне на белом свете жить; что на свете хорошо, а что дурно? Молода ведь я, какие у меня силы, какой у меня разум!
А н н а  У с т и н о в н а. Ох, не знаю я! Ты у нас хозяйка, ты у нас большая. Думай сама об себе, как тебе лучше. Что я тебе посоветую! И там беда, и здесь беда.
К и с е л ь н и к о в. Я все собрал, я пошел. (Надевает картуз.)
А н н а  У с т и н о в н а. Погоди, Кирюша! Стара я стала, кости мои покоя хотят; теплую бы мне комнату да уход бы за мной! Да на тебя-то бы поглядела, на нарядную да на богатую. Ох, да не слушай ты меня, старую дуру, не слушай.
Л и з а. Кто же мне теперь поможет! Стою я над пропастью, удержаться мне не за что. Ох, спасите меня, люди добрые! Бабушка, да поговорите со мной что-нибудь!

Входит Погуляев.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Анна Устиновна, Лиза, Кисельников и Погуляев.

Л и з а. Ах, как вы вовремя! Мне нужно совета спросить, а не у кого. Помогите мне!
П о г у л я е в. Я за тем и пришел.
А н н а  У с т и н о в н а. Что ты, Лиза! Да разве говорят об этом посторонним людям?
Л и з а. Значит, это очень дурно, коли не говорят.
А н н а  У с т и н о в н а. Что хорошего? Только крайность заставляет.
П о г у л я е в. Да что такое?
А н н а  У с т и н о в н а. Уж не знаю, как и сказать вам. Барин богатый, сосед наш, дает нам даром квартиру и все; так вот мы и думаем, переезжать ли нам.
К и с е л ь н и к о в (Погуляеву тихо). Он мне денег дал. Еще даст... много...
П о г у л я е в (кивая головой). Ах ты, несчастный!
Л и з а. Говорите со мной, он вас не узнаёт.
П о г у л я е в (Лизе). Так вы моего совета спрашиваете?
Л и з а. Что лучше - стыд или нужда? Стыд, говорят, скоро проходит, а нужда вечно точит, покоя не дает.
П о г у л я е в. И то, и другое нехорошо.
Л и з а. Это я знала и без вас. Хорошего у нас нет, мне его и не дождаться, а вот из дурного-то что мне выбрать?
П о г у л я е в. Я вам вот что посоветую: не думайте ни о том, ни о другом, а подите замуж за меня.
Л и з а. Замуж? Вы не шутите?
П о г у л я е в. Что за шутки!
Л и з а. Мы так бедны, так несчастны, что с нами шутить грех.
П о г у л я е в. Нет, я решился твердо. Давайте руку. (Берет ее руку.) Вот так! Я как ушел от вас, все ходил по улице да думал, вот и решился.
А н н а  У с т и н о в н а. Вот радость-то! Привел-таки меня Бог счастья дождаться, не дал в горе умереть.
П о г у л я е в. Оно, знаете ли, было бы гораздо лучше, если б вы меня любили. Ведь вы меня не любите, вы от нужды за меня идете.
Л и з а. Все равно, ведь я никого не люблю. Вы меня умнее, вы сделаете так, чтоб я вас любила.
П о г у л я е в. Как же это сделать?
Л и з а. А вот как: любите бабушку да не попрекайте нас бедностью.
П о г у л я е в. Ну, так это просто.
Л и з а. Да будто вы не знаете? Это вы нарочно спрашиваете. Вы гораздо лучше нас знаете.
А н н а  У с т и н о в н а. Скажите, батюшка, как это вас Бог надоумил?
П о г у л я е в. Очень просто. Я всю жизнь жил один, это мне надоело; человек я одинокий, денег нажил - ну и стал подумывать, как бы семьей завестись; а тут вдруг вышел случай; думаю, чего ж мне лучше!
К и с е л ь н и к о в (со слезами). Что ж вы меня не пускаете! Он теперь ждет, он говорил: "Ждать буду".
А н н а  У с т и н о в н а. Куда теперь идти! У нас Лиза замуж выходит.
К и с е л ь н и к о в. За кого? За кого?
А н н а  У с т и н о в н а. Погляди за кого. Ведь это твой приятель.
К и с е л ь н и к о в (кланяется Погуляеву). Здравствуйте!
П о г у л я е в. Кирила Филиппыч, да погляди на меня хорошенько! Помнишь? Ну, помнишь Погуляева?
К и с е л ь н и к о в. Я к барину пойду.
П о г у л я е в. Ах, чудак! Да неужли ты забыл? Помнишь, учились вместе? Помнишь, в Нескучном саду гуляли? А помнишь, я у твоей жены на именинах был? Ну, а не помнишь - все равно, давай снова познакомимся. Давай руку. Ну, вот мы и приятели.
К и с е л ь н и к о в (припоминая). Ты мне денег дал?
П о г у л я е в. Вспомнил теперь?
А н н а  У с т и н о в н а. Хоть бы он немножко-то очнулся, хоть бы порадовался, бедный.
П о г у л я е в. А ты на мои деньги тестю рому купил. Чудак ты этакой!
К и с е л ь н и к о в. Мне Погуляев деньги дал.
П о г у л я е в. Я Погуляев-то и есть.
К и с е л ь н и к о в. А жена у меня умерла... умерла!..
П о г у л я е в. Слышал, слышал. А на дочке вот я женюсь.
К и с е л ь н и к о в (Анне Устиновне). Маменька! Лиза! Он женится?.. Правда?
А н н а  У с т и н о в н а. Слава Богу, очнулся! Правда, Кирюша, правда.
П о г у л я е в. Вот вы ко мне и переезжайте; будем жить все вместе.
К и с е л ь н и к о в (подумавши). А я упал, обнищал, видишь. Под судом, брат, под судом за подлог, за подлость! А ты вспомнил нас, приютить нас хочешь; спасибо тебе...
Л и з а. Папенька, благословите меня.
К и с е л ь н и к о в. Господи, Господи! Не было мне счастья, весь век не было; авось на твою долю, Лиза, счастье выпадет. (Целует Лизу.)
Л и з а (Погуляеву). А вы меня выучите такой работе, за которую много денег дают?
П о г у л я е в. Да зачем вам теперь?
Л и з а. А затем, чтоб помогать бедным девушкам. Много их в таком положении, в каком я была.

Входит Боровцов.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Анна Устиновна, Лиза, Кисельников, Погуляев и Боровцов.

Б о р о в ц о в. Мир честной компании! Ну, брат Кирюша, с тебя спрыски. Что ты приуныл? Этакое тебе счастье, а ты нос повесил.
К и с е л ь н и к о в. Да, счастье, счастье...
Б о р о в ц о в. Да как же не счастье! Квартира будет хорошая, хлеб даровой; дочку пристроил; у богатого барина нужды знать не будешь. Одно слово - Грознов, - всю нашу Палестину купить может и выкупить.
К и с е л ь н и к о в. Нет, не Грознов.
Б о р о в ц о в. Да что ты отнекиваешься-то! Уж я, брат, знаю, торговал ты хорошо, барыши у тебя большие. Вот за это магарыч с тебя; веди в трактир, угощай чаем!
К и с е л ь н и к о в. Погуляев! Ты возьми к себе матушку и Лизу, а меня не бери.
П о г у л я е в. Отчего же?
К и с е л ь н и к о в (тихо). Знаешь ли ты, кого ты пригреть хочешь?.. Мы с тестем... мошенники! Мы все продали: себя, совесть, я было дочь продал... Мы, пожалуй, еще украдем у тебя что-нибудь. Нам с ним не жить с честными людьми, нам только торговать на площади! Нет! Ты нам только изредка когда давай по рублику на товар наш, больше мы не стоим.
А н н а  У с т и н о в н а. Что ты, Кирюша, что ты!
Л и з а. Папенька, не оставляйте нас.
П о г у л я е в. Что ты за вздор говоришь!
К и с е л ь н и к о в. Нет, Погуляев, бери их, береги их; Бог тебя не оставит; а нас гони, гони! Мы вам не компания, - вы люди честные. У нас есть место, оно по нас. (Тестю.) Ну, бери товар, пойдем. Вы живите с Богом, как люди живут, а мы на площадь торговать, божиться, душу свою проклинать, мошенничать. Ну, что смотришь! Бери товар! Пойдем, пойдем! (Сбирает свой товар.) Прощайте! Талан-доля, иди за мной... (Уходит.)

1865

Hosted by uCoz