А.Галин. Аномалия
Комедия в двух действиях
"Современная драматургия", 1996, №4
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, январь 2006



ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

И л ь я
Е ф и м  Г о л д и н
Ж а н н а  К а л м ы к о в а
Т а н я  Б о л т о в а
Н и н а  Р е у т
В а л е н т и н а  М у с а т о в а
В а с и л и й  Ш а ф о р о с т о в
И в а н
П о д п о л к о в н и к  Х р е б е т
П о л к о в н и к  К о р о в и н
К а п и т а н  З у е в
М е д в е д е в
Г е н е р а л


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ


Закат холодного ноябрьского дня. Сухой ледяной ветер. На склоне карьера заброшенного
рудника стоят Жанна и Илья.

И л ь я. Знаете, на что это все похоже? На поверхность какой-то опустевшей планеты. Когда-то тут была жизнь... Слышите? Что это? Как будто плачет кто-то... Я раньше думал, что души улетают, как перелетные птицы в теплые страны. Долетают до облаков... и летят над землей... А может быть, души людей остаются на земле... Вот иногда ни с того ни с сего хочется плакать... или вдруг без всякой причины смешно становится. Со мной это часто бывает: когда надо быть серьезным - я смеюсь. Как будто чья-то веселая душа меня смешит... Или вот во сне... мы видим какие-то лица... города... страны... мы летаем, падаем... нас постоянно окружают какие-то незнакомые люди... как будто они живые... Кого это мы видим?
Ж а н н а. Красиво говоришь... Девушкам это, наверно, слушать нравится... Их у тебя много, девушек? Тоже на скрипочках играют девочки?
И л ь я. На разных инструментах...
Ж а н н а. У тебя целый оркестр? Ты что, на дирижера учишься? Наши женщины тебя тоже полюбили...
И л ь я. И я их полюбил...
Ж а н н а. Да? Нина тебе должна быть ближе! Вы так с ней в дороге стихи читали в унисон, что мы с Таней притихли. Нина тебе нравится?
И л ь я. Мне все вы нравитесь...
Ж а н н а. На будущее тебе совет, юноша: никогда такого женщине не говори... За такой ответ нормальная женщина тебя очень сильно обидеть может.
И л ь я. Хорошо. Мне не нравятся все, кроме вас...
Ж а н н а. Этот ответ лучше... звучит...
И л ь я. Вы мне обещали свой сон рассказать...
Ж а н н а. Мне в дороге ужасный сон приснился. Мне снилось... автобус наш сломался и потом...
И л ь я. Что, простите, потом?
Ж а н н а. Я думаю, к чему такой сон... Я теперь от этого сна с ума схожу. Какое-то предчувствие мучает! Что-то случиться со мной должно...
И л ь я. Не знаю... я его не видел... ваш сон.
Ж а н н а. А постоянная девочка... девушка... у тебя есть? Она тебя, наверно, ждет там одна... Смычок обдирает от горя...
И л ь я. Я не знаю... я с ней попрощаться не успел... Отец позвонил матери, предложил у вас поработать. У меня в училище каникулы как раз...
Ж а н н а. Мы все с тобой заочно знакомы. Ефим Львович нам часто про тебя рассказывает. Ты у него как свет в окошке.
И л ь я. Правда?
Ж а н н а. Он говорит нам - вы его услышите и вам стыдно станет!
И л ь я. Почему стыдно?
Ж а н н а. Потому, что ты гений... Тебе что, деньги... понадобились, гений? Почему ты с нами поехал?
И л ь я. Я отца своего практически не видел... Потом, мне нужно много денег...
Ж а н н а. Много? Ты думаешь с нами у тебя их больше станет?
И л ь я. Соберу. Я хочу поехать... поступать в консерваторию. У мамы денег нет... Я у отца попросил... Он мне честно сказал – у меня ничего нет... хочешь учиться – иди работать...
Ж а н н а. Отец тебе не соврал... Мы уже семь месяцев денег не получали. Совсем...
И л ь я. А я ему верю...
Ж а н н а. Первая половина сна уже сбылась - автобус сломался...
И л ь я. Да... автобус сломался... А что во второй половине сна было?
Ж а н н а. Тебе сколько лет?
И л ь я. Восемнадцать... девятнадцать скоро...
Ж а н н а. Маленький ты еще, это во-первых. Слушай, ты что, сам всего не понимаешь?
И л ь я. А что я должен понять?
Ж а н н а. Ты ко мне, пожалуйста, не лезь. Ладно? Прошу тебя! Иди!
И л ь я. Куда?
Ж а н н а. Куда-нибудь...
И л ь я. Куда?
Ж а н н а. Ну что ты, совсем дурак? К ним иди...
И л ь я. Ну хорошо...

Жанна уходит. Илья, постояв в одиночестве, направляется за ней. На склоне карьера появляются
Нина Реут, Таня Болтова и Валентина Мусатова.

Н и н а. Господи, куда мы попали?! Какая-то братская могила вокруг!
Т а н я. В нехорошее место нас занесло: ни одной машины за целый день не проехало...
Н и н а. Если нас отсюда к ночи не заберут, к утру нас здесь всех закопают...
М у с а т о в а. Не каркай – накаркаешь беду...
Т а н я. Мы уже в беде...
М у с а т о в а. Ну какая беда? Разве это беда...
Т а н я. Для меня беда! А для вас нет?
М у с а т о в а. Для меня – нет!
Т а н я. Вся эта дурацкая поездка – сплошная беда. Вспомни, что я говорила тебе, Нина, – никому это не нужно... никому... Куда мы едем? Кто нас ждет? Ты думаешь, мы кому-то нужны?
Н и н а. Я сама в плохом предчувствии...
Т а н я. Когда он у меня... вчера попросил деньги на бензин, мне надо было у него спросить – Ефим, куда мы едем? Это что – авантюра? Ты понимаешь? Но он мог подумать, что ему мщу... Я молча дала ему деньги...
Н и н а. Ты все правильно сделала...
Т а н я. Но сегодня я ему этот вопрос задам! Ты понимаешь, что дело не в деньгах. Ну не куплю я себе лишнюю тряпку... Но вот ты представь, а если бы у меня денег не оказалось?
Н и н а. Это я легко представить могу...
Т а н я. Нина, ты очень добрый по натуре человек... очень... Ты святая... Но о себе тебе тоже пора подумать! Мне мама говорила – у женщины морщины появляются не от возраста. Ты у меня видишь морщины?
Н и н а. У тебя не вижу...
Т а н я. Мне это очень мешает в жизни... Чем больше у тебя морщин на лице, тем людям с тобой спокойнее... Я, может быть, из-за этого в Париж не попала...
Н и н а. А с кем ты хотела в Париж поехать... я немного запуталась... Тот, который приезжал за тобой на красной машине? С бородкой?
Т а н я. Он без бороды, а приезжал за мной его шофер... с бородкой...
Н и н а. Шофер? Я думала... какой бурный у них роман – мужчина все время спит за рулем...
Т а н я. Ну что ты... Это шофер... Хотя тот тоже любил поспать...
Н и н а. Того я уже не узнаю...
Т а н я. Не узнаешь... Все было очень хорошо, до посольства. Я прилетела с ним в Москву. Нас встретили какие-то дружелюбные парни на иномарке... Все очень благородно... Только они все время плевали в окно... Видимо, не хотели плевать в машине. То один кнопочку нажмет – окно опустит – плюнет, потом другой... Вечером пошли с ним в ночной клуб, поужинали... очень красиво... очень интенсивно... красиво с ним переночевали... Ты понимаешь – у меня все дрожало внутри – он везет меня в Париж... Утром встали поздно, я голову помыла... не успела просушить... понимаешь... и с мокрыми волосами я как дура помчалась к французам в посольство... Он первый пошел к консулу на беседу. Вышел довольный – визу дали... И пошла я. Сидит за столом сухая, старая крыса, вся в морщинах... смотрит в мои бумаги и на мое лицо не смотрит. Что у вас есть, она меня спрашивает? Я как дура стою... улыбаюсь... Показываю ровные зубы. Есть все, что нужно женщине, чтобы сделать мужчину счастливым. Она листает мои бумаги. Мужа у вас нет. Ребенка у вас нет, она мне говорит... Я ее еще не понимаю – улыбаюсь. Кто знает, может, еще будут и муж и ребенок... А собственность какая-нибудь у вас есть? Она меня спрашивает...
Н и н а. Собственность?
Т а н я. Собственность... Мы так воспитаны были, говорю – собственность считали мещанством... У нас всего несколько лет свобода и демократия... Что у вас есть? – она меня пытает... Ну как же! Есть мои мысли... мои чувства... И вообще мой любимый художник импрессионист Клод Моне! Я вот только взгляну на его подлинники и назад... Она мне кивает и указывает на бумаги – у вас, на вашей родине, ничего нет. Вы можете не вернуться сюда! Докажите, что вы вернетесь. Тут у вас ничего нет! Ничего! Я сижу перед ней с мокрой головой... и мне ей сказать нечего – у меня действительно ничего нет...
Н и н а. Если они меня спросят про собственность – я кроме книг ничего не смогу привести в доказательство. У меня только книги и больше ничего нет!
Т а н я. Да, моя дорогая. Поэтому ты и путешествуешь по родной стране... И им неинтересно будет слушать про то, как ты рвалась в Москву на баррикады... Ты понимаешь, почему я должна была куда-то выехать. Я поехала... с другим человеком. Пока у него хватило денег только на Индию...
М у с а т о в а. Беда у нее... Только на Индию у него... беда.
Т а н я. Вы знаете, кого в Индии сжигают в первую очередь на празднике плодородия? Изображение женщин с недовольным лицом. Я смотрела специально на лица этих индиек. У них нет морщин! Они всем довольны, хотя там бедность пострашнее нашей. Она себя не жалеет, жалеет только его. В этом мы очень похожи... но наши мужчины очень быстро садятся на шею...
Н и н а. Все равно мне Ефима жалко. Очень жалко... Он одинокий...
Т а н я. Мы его жалеем больше, чем он нас! Он не такой одинокий, как тебе кажется...
Н и н а. Ефим страшно одинок...
Т а н я. Есть взрослый сын...
Н и н а. Он одинок... одинок...
Т а н я. С ней... Это я, дура, готова была его слушать раскрыв рот. Но тогда мне было не так много лет, как сейчас...
Н и н а. Ну, тебе и сейчас не так уж и много...
Т а н я. С таким мужчиной год за два идет... Но с ним было тогда безумно интересно! С ним невозможно было смотреть по сторонам. Кто плюет в окна или нет, я не замечала. Ничего не существовало, кроме него... Но этого давно уже нет...
Н и н а. Русская женщина умеет жить воспоминаниями.
Т а н я. Это очень удобно для мужчин... Мы ему ничего не должны. Я Жанну очень хорошо понимаю... Я ее спросила – Жанна, поговори с ним – если он у меня просит деньги на бензин – на что нам надеяться...
Н и н а. Ей не надо было этого говорить!
Т а н я. Пусть он нам всем честно скажет! И давайте разбежимся!
М у с а т о в а. В беде она... Да ты беды настоящей не видела... Ну что ты видела? Где же ты ее видела, настоящую беду-то? В Париж тебя не пустили, так ты в Индии оказалась...
Т а н я. Что мне прикажете в холерные бараки с любовниками ездить?
М у с а т о в а. Жаль, что они тебя там не сожгли в Индии!
Т а н я. Вот вам я туда не советую ехать...
М у с а т о в а. Да ты беды-то настоящей не видела никогда!
Т а н я. Что вам еще нужно, что бы вы себя пожалели? Упасть туда головой вниз и вторую ногу сломать?
М у с а т о в а. Да ты сломанных ног-то не видела...
Т а н я. Ну и что мне теперь делать? Добрести к утру до дороги, доехать до ближайшей больницы – изучать переломы?
М у с а т о в а. Что с тобой говорить? Была бы ты человеком... может быть, я бы с тобой и поговорила... Себя она пожалела...
Н и н а. Таня ведь и вас жалеет... Вам ведь тоже там было холодно...
М у с а т о в а. Не надо меня жалеть! Мне хорошо было там на свежем воздухе!
Т а н я. Я молодая женщина! Понимаете, я женщина, а не чучело... Я не могу целый день стоять в открытом поле, на таком ветру... из-за чьей-то беспомощности!
М у с а т о в а. А я могу... Я пойду, встану и буду стоять под дождем! Одна на ветру!
Н и н а. Мы там и замерзли!
М у с а т о в а (Нине). А я тебе говорила – не стой на месте, прыгай...
Н и н а. Я не могу больше прыгать!
Т а н я. Это каприз, Нина! Марш в поле – прыгать!
Н и н а. Сколько мы можем его ждать?!
Т а н я. Бросил нас посреди этой замороженной земли, уже целый день ни от кого нет помощи!
Н и н а. А если за нами никто не приедет?
М у с а т о в а (Нине). Смотри, как наш мужик там прыгает. Вон Васька какие зигзаги кружит вокруг автобуса! Иди за ним побегай!
Н и н а. Если бы за мной кто-нибудь побежал! Таня, ты не хочешь за мной побегать?
Т а н я. Не хочу... Не желаю!
Н и н а. Не желаешь?
Т а н я. Нет.
Н и н а. Хочешь, я за тобой побегу?
Т а н я. Догонишь ты меня, и что за этим последует?
Н и н а. Валентина Ивановна... неужели вам действительно не холодно?
М у с а т о в а. Мне мороз не страшен. Я его не чувствую... У меня уже все что можно отморожено этой жизнью... Мне за себя не страшно. Это вы с собой, куклы, столько кремов возите, что даже автобус не выдержал, сломался!
Н и н а. Валентина Ивановна, вы легко одеты... Вы не боитесь?
М у с а т о в а. Я ничего не боюсь! Мне что холод, что жара – все равно. Дышать мне нечем: легких у меня нет... печень у меня отсутствует с одна тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года... Профессор Магицкий, пусть земля ему будет пухом! про меня своим студентам говорил: эта женщина отвергает законы природы... потому что, когда он мне вырезал пищевод...
Т а н я. За что ты, Господи, меня покарал?! Вот я тут стою, околеваю на краю света и слушаю про ее пищевод! Что я такого сделала?
М у с а т о в а. Слушай не слушай – все равно помрете!
Т а н я. Господи! Боже! За что мне такая кара? Сколько раз мне еще придется про него слышать... Больше нет сил!
М у с а т о в а. У меня тут спросили, а что же это ваша красавица Таня все время в церковь заходит со своими кавалерами! Ты же теперь сильно верующая – должна знать! Какой же тут Бог? Он в таких подземельях не живет! Тут тебя только Дьявол услышит в этих катакомбах... Сейчас вот услышит и к себе заберет!
Т а н я. Боже, прости меня! Я не злая...
М у с а т о в а. А в церковь ты их водишь, своих кавалеров, потому, что у каждого твоего жениха есть семья и дети... Ты сначала Богу свечку ставишь, а потом они тебе... задувают... свечу!
Т а н я. Господи! Когда ты ее к себе заберешь?
М у с а т о в а. Да вы раньше меня помрете! Утром закопают вас здесь в братской могиле!
Н и н а. Если нас здесь закопают... это будет не братская... Я не знаю, как надо сказать правильно...
М у с а т о в а. Что?
Н и н а. Когда женщин закапывают, как говорят?
М у с а т о в а. Могила она... для всех – братская.
Н и н а. Братская, наверно, положена мужчинам... А нам какая?
М у с а т о в а. Всем – братская!
Т а н я. Ну какая нам братская! Мы с вами друг другу братья, что ли?
Н и н а. Мы – сестры...
М у с а т о в а. При чем здесь "сестры"? Не говорят ведь: "сестры по классу", говорят: "братья по классу", имеют в виду и женщин тоже... Говорят: "братья по разуму"...
Т а н я. А у сестер, что ли, разума нет?
Н и н а. Действительно, странно, а почему это нет сестер, а есть только "братья по разуму"?
Т а н я. "Сестра по несчастью" есть...
Н и н а. Вася! Остановись! Васенька...

Появляется разгоряченный Шафоростов.

Мы тут поспорили... Рассуди нас...
Ш а ф о р о с т о в. А что мне будет за правильный ответ?
Н и н а. Что я могу обещать, кроме поцелуя?
Ш а ф о р о с т о в. А еще что?
Н и н а. Негодяй! Васенька, скажи, если у мужчин бывает одна на всех братская могила, то что в идентичном случае будет у нас, у женщин?
Ш а ф о р о с т о в. В идентичном? А к чему это вы?
Н и н а. Возникла филологическая дискуссия...
Ш а ф о р о с т о в. Смотря каких женщин!
Т а н я. Как всегда, я не поняла тебя, Шафоростов.
М у с а т о в а. Ну что тут непонятного?! Если бабок, вроде меня, закопают – напишут: "бабки"! Если молодых девок – "девки". Так, что ли?
Ш а ф о р о с т о в. Можете написать: "сестренки лежат".
Н и н а. Сестренки?
Ш а ф о р о с т о в. Следопыты придут, прочтут: "сестренки" – и к горлу комок...
Т а н я. "Сестренки" – это нормально...
Н и н а. Ты знаешь, мне тоже понравилось...
М у с а т о в а. Пока вы тут умираете... Жанна наша время зря не теряет... Ой, ну прямо как мама с сыном возвращаются с прогулки. А рожа-то у нее, бесстыжая, так и горит, а-а!

Все молча смотрят.

Нет! Я ей все скажу!
Т а н я. Ну что вы ей скажете? Что?!
М у с а т о в а. Я найду что сказать!
Ш а ф о р о с т о в. Мальчик, по-моему, – просто чудо! Кто бы мог подумать, что у такого отца, чудовища, окажется такой сынок...
М у с а т о в а. Так потому и такой, что отец его второй раз в жизни видит...
Н и н а. Валентина Ивановна, вы можете при этом мальчике хотя бы не ругаться... У него эта шапочка вязаная всю дорогу на волосах стояла от вашего крика!
М у с а т о в а. А вы меня не доводите! Не доводите меня...

Появляются Жанна и Илья. Молчание.

Ж а н н а. Дороги нигде не видно... там до самого горизонта – земля...
Т а н я. А что там, за горизонтом?
Н и н а. Там теплые страны... жаркие струи. Душная нега и белый песок!
Т а н я. Илюшенька, вы в следующий раз меня с собой возьмите, когда к горизонту пойдете, ладно?
М у с а т о в а (неожиданно громко). Руки прочь от Вьетнама!
Ж а н н а. Вы про что это?
Т а н я. Мы путешествуем с душевнобольной!
Н и н а. Я уже устала от ее агрессии!
Ж а н н а. Вы про что это, Валентина Ивановна?
М у с а т о в а. Я про империалистов! У них нет жалости ни к старикам, ни к детям!
Т а н я. Илья, Валентина Ивановна многие годы была парторгом у нас... Она часто тоскует по прошлому, по этому жаргону...
Н и н а. Илья! Вы сказали, что я похожа на женщину Серебряного века! Правда? Жанна, повтори, что он тебе сказал!
Ж а н н а. Он сказал, что тебя выдумал Врубель!
Н и н а. Боже мой, кто научил его так говорить! Я люблю этого мальчика.
М у с а т о в а. Самый страшный порок империализма, Илюша, захватнические войны, насилование малых незащищенных народов...
Ш а ф о р о с т о в. Действительно, было когда-то такое слово: империализм...
Н и н а. Никто здесь, кроме этого красивого юноши, не знает, что был когда-то Серебряный век русского искусства. А как вы думаете, друзья, назовут наш век? Осталось всего несколько лет... до конца столетия...
М у с а т о в а. Наш будет из говна...
Ш а ф о р о с т о в. Тетенька! Я вас умоляю...
М у с а т о в а. Ты на себя посмотри со стороны. Тетеньку он нашел!
Ш а ф о р о с т о в. Пожалуйста... я могу вас дяденькой назвать, пожалуйста!
М у с а т о в а. У меня имя есть и фамилия! Не надо на меня клички вешать!
Н и н а. Я уже ко всему привыкла. Илья, не привыкайте к пошлости...
М у с а т о в а. Вот именно!
Т а н я. А ну-ка тихо!
Ж а н н а. Ты тоже слышишь?
Т а н я. Тихо!
Н и н а. Неужели это к нам?
Ш а ф о р о с т о в (поднялся на склон). Танки идут! Танки!
Н и н а. Господи, неужели это за нами? Почему танки?
Т а н я. Всем тихо!

И вдруг, молча сорвавшись с места, все побежали навстречу приближавшемуся звуку двигателя.
Остались только Жанна и Илья.

Ж а н н а. Слушай, я же просила тебя, ты не таскайся за мной. Ты что, сам всего не понимаешь?
И л ь я. А что я должен понять?
Ж а н н а. Отец тебя не заругает?
И л ь я. Я своего отца не очень хорошо знаю...
Ж а н н а. Если он тебя с такой тетей взрослой увидит, не заругает?
И л ь я. А при чем здесь мой отец?
Ж а н н а. Я могу с тобой как с взрослым разговаривать?
И л ь я. Я взрослый...
Ж а н н а. Ефим Львович... очень ревнивый человек... очень... Понимаешь меня?
И л ь я. Что я должен понять?
Ж а н н а. Ну чего ты хочешь?
И л ь я (тихо). Я хотел бы узнать, что было во второй половине вашего сна...
Ж а н н а. Лучше тебе этого не знать!

Звук двигателя все нарастает. Возникают приветственные крики. Наконец все опять появляются
на гребне карьера. В центре – три новые фигуры: подполковник Хребет, гигант в распахнутой шинели,
Голдин, в пальто и в шляпе, и шофер Иван с ведром.

Г о л д и н. Жанна! Жанна! Позволь мне представить тебе товарища подполковника. Друзья, как я на него набрел! Иду по замерзшей пустыне и вдруг вижу – лежит человек на танке! Представьте себе такую мифологическую картину: прямо на броне... спит богатырь...
Х р е б е т. Я в гарнизоне не ночевал... Заказ на горючее отвозил и предоплату. Пока с завскладом в шашки играли, не заметил, как перебрал немного...
Г о л д и н. Жанна...
Ж а н н а. Меня зовут Жанна! Жанна меня зовут!
Г о л д и н. Мой сын Илья... Молодое, энергичное дарование. Ну вот, теперь здесь весь наш личный состав. Наш шофер Иван. Этого дебила вы уже имели счастье видеть! Жанна, что ты грустная такая? Ты замерзла?
Ж а н н а. Все в порядке... Я не замерзла...
Г о л д и н (тихо). Ну прости меня... Мы с подполковником кое-что родное для вас добыли. (Громко.) Всем закрыть глаза! Закрыть глаза!
Н и н а. Ефим, мы так устали вас ждать, что они могут назад не открыться...
Т а н я. Кормилец, не томи... Водка, что ли?
И в а н. Самогон.
Г о л д и н (после общего радостного вопля). Возьмите кружки... Разливайте, господин Шафоростов! (Ивану.) Ты иди занимайся тросом. Не пристраивайся.
И в а н. А чего им заниматься – все равно порвется, я предупреждаю...
Г о л д и н. Уйди отсюда!

Иван передает Шафоростову ведро.

Т а н я. Что же вы дамам другого-то не привезли, Ваня? Когда вас будет тошнить, сударыни, следите за направлением ветра, иначе вам все вернется на грудь.
М у с а т о в а. Когда дамам сказали играть спектакли на выезде, то была одна здоровая печень на весь коллектив. А когда пить самогон из ведра – у нас актрисы про печень не вспоминают.
Т а н я. Что она про мою печень начала?
Х р е б е т (смущен). Не бойтесь – самогон очень хороший...
Ж а н н а. Я ничего не боюсь...
М у с а т о в а (Илье). Ну а ты, что тут пристраиваешься?
Г о л д и н. Сынок, потерпи до совершеннолетия...
И л ь я. Мне уже есть восемнадцать!
М у с а т о в а. Поставь, тебе сказали... Не наливайте ему...
Н и н а (Хребту). Я поняла, кого вы мне напоминаете...
Х р е б е т. Да это я в гарнизоне не ночевал. Вы не обращайте внимания. Вы пейте... самогон хороший... тимохинский, из сахарной свеклы... Пожалуйста... и сало тут – закусить!
Н и н а. Господин подполковник, знаете, кого вы мне напоминаете?
Т а н я. Нина, не приставай к человеку! Скажите, есть тут какой-нибудь город поблизости?
Х р е б е т. Город далеко... Вас сейчас на объект оформляют...
Н и н а. Объект? Какой объект?
Г о л д и н. Мы стоим на каком-то стратегическом железе! Никто из военных не понимает, как мы сюда попали. Все дороги перекрыты и охраняются... Только наш Ваня, этот идиот, мог нас сюда завезти. (Хребту.) Вы знаете, он имеет навязчивое стремление идти своим путем, как всякий дебил, он прокладывает новые пути. Все время меня убеждает дать косяка!
И в а н. Ну и все равно короче получилось! Мы ровно полпути сэкономили!
Г о л д и н. Да мы же целый день здесь простояли! Ты мне людей всех заморозил! Молчи! Уйди отсюда! Но вы попробуйте только наложить вето на его маршрут - он становится багровым от напряжения, начинает бубнить про какие-то прошлогодние дырки в шинах. Поэтому, когда мы едем по ровной дороге, автобус ни с того ни с сего начинает кувыркаться, потом мы падаем в овраги...
И в а н. Ну когда это вы в овраг падали?
Г о л д и н. Молчи. (Актерам.) Вы знаете, куда он нас завез? Это место называется "Северная Аномалия".
Н и н а. Аномалия?
Т а н я. Какая аномалия?
Г о л д и н. Аномалия! Столица – город Железный...
Ш а ф о р о с т о в. Это же надо так назвать город! Господи! Как можно жить в городе Железный!
Н и н а. Аномалия! Объект! Как интересно! Скажите мне, ради Бога, где мы? В какой объект нас оформляют?
М у с а т о в а. Не перебивайте! Дайте же сказать человеку...
Ш а ф о р о с т о в. Господин полковник, мы слушаем! Вы нам очень интересно говорили о игре в шахматы...
Х р е б е т. В шашки. У нас тут традиция такая... У майора... нашего завскладом, на доске вместо шашек стопки стоят. Раньше, что ему туда налить – большого ума не надо было... Раньше нальешь ему в одни – водки, в другие – какой-нибудь красноты – он был доволен. А теперь нет! Капитализм, говорит... В белые – только джин требует. Я белыми играл... В них, значит, джин был. А в черные ему тимохинские вертолетчики привезли ром кофейный, значит, колумбийский... Я сгоряча-то прошел в дамки, хватанул сразу три черных стопаря. Назад ехал, чувствую – надо из кабины вылезать, глотнуть воздуха... Вот я думаю теперь: если колумбийцы такое пьют, сколько их всего на земле осталось?
Н и н а. Я никогда об этом не задумывалась. Таня, ты не пробовала задуматься, сколько сейчас на свете живет колумбийцев?
Т а н я. Где мы – и где Колумбия! Мы с тобой живого колумбийца уже не встретим...
Г о л д и н. Вам нужны именно колумбийцы? Я вам достану живого колумбийца... Или можно маринованного?
Т а н я. Мне живого! От маринованных у меня изжога!
Г о л д и н. Именно колумбийца? Или можно индийца?
Т а н я. Колумбийца! И не надо на меня кричать!
Г о л д и н. Танечка, я принял заявку про колумбийцев!
Т а н я. Я сама о себе позабочусь!
Н и н а. Ефим, женщина так устроена, она постоянно хочет кого-то встретить! (Хребту.) Господин полковник, мы с одной моей подругой со школьной скамьи были совершенно безумно влюблены в Сакко и Ванцетти. Она в Ванцетти, а я в Сакко... Потом подруга стала остывать к Ванцетти. А у меня к Сакко не проходило. И однажды... на концерте в Голодной степи мне все-таки встретился человек по фамилии Сакко! (Пауза.) С тех пор я думаю о Ванцетти...
Г о л д и н. Товарищ подполковник, только не пытайтесь постичь ход женской мысли. В основном она движется по кругу или из тупика в тупик.
Н и н а. Товарищ подполковник, как нам к вам обращаться? Товарищ или господин?
Ш а ф о р о с т о в. Конечно, господин!
М у с а т о в а. А мне нравится "товарищ"!
Х р е б е т. Меня можно по имени: Александр... Саша... Фамилия у меня редкая: Хребет... Многие думают, что кличка...
Н и н а. Я пью за вас, милый Хребет!
Ш а ф о р о с т о в. Я тоже!
Г о л д и н. Вы знаете, товарищ подполковник, когда я добрался до КПП, мне дежурный офицер говорит: иди к Хребту. Я думаю, Боже мой, куда?! Спрашиваю дежурного, к какому еще хребту – кругом равнина...
М у с а т о в а. У тебя хорошая фамилия, подполковник! Не слушай никого. Мне она нравится... Мне так же нравятся фамилии: Суворов, Кутузов, Жуков! А вот фамилия Врубель мне не нравится!
Т а н я. Я не поняла про Врубеля! Разве он еврей? Врубель? Он же белорус!
Ш а ф о р о с т о в. Валентина Ивановна! Я вас умоляю! Прежде всего он – художник!
Т а н я. Товарищ Мусатова, вы разве после первого стакана начинаете агитацию? Тогда скажите полковнику, что вы фашистка. Иначе он не поймет, куда вы клоните...
М у с а т о в а. Видишь, сынок, я для них – фашистка. Это я-то! Мне еще Климент Ворошилов...
Н и н а. Илюшенька, не обижайся на нее...
И л ь я. Я не обижаюсь...
Т а н я. А чего ему обижаться, у него мама-то русская.
М у с а т о в а (Тане). Еще раз про меня так скажешь – я про тебя все скажу! Ты поняла меня?
Н и н а. Таня, прошу тебя, не отвечай ей!
М у с а т о в а. Это вот она фашистка! (Тане.) Что они тебе сделали такого плохого, негры? Устроила в автобусе трибунал над неграми!
Ш а ф о р о с т о в. Девоньки, не слушайте эту коммунистку...
Н и н а. Я коммунистов и раньше не слушала...
Г о л д и н. Товарищ полковник, в нашем коллективе представлен весь политический спектр... Кипят страсти! Валентина Ивановна – активист коммунистического движения со времен Интернационала. Госпожа Болтова у нас прямая наследница Фаины Каплан...
Т а н я. Я никогда бы не смогла выстрелить в мужчину, как это сделала она! В мужчину!
Г о л д и н. Остальные у нас осуждают Фаню, за то что она плохо подготовилась, мало бывала в тире...
Н и н а. Если говорить серьезно, Ефим... Фаина мне ближе Нади, которая на нее закрывала глаза... Фаина не простила ему измены... Она доказала, что такое страсть женщины!
Ш а ф о р о с т о в. Господа! Меня тошнит... тошнит от политики! Да, мы живем в свободной стране, но уже тошнит от этой политики. Мы ведь по-прежнему живем в великой России – стране великого искусства... Врубель – гений! Просто русский гений! Есть грубые дикари, распухшие от свинины, и есть изящные люди, которые клюют изюм по утрам, а вечером пьют холодный "Мартини" с лимонной долькой, – и все это наша полоумная страна! Господи, как будто это непонятно... Одним нужен маршал Жуков, другим – пианист Рубинштейн...
Г о л д и н. Там, на этом объекте, мне показалось, живут не самые... изящные люди. Мужчины, господин Шафоростов, там не ходят в кашемире и не играют по утрам на арфе...
Ш а ф о р о с т о в. Полковник, это камешек в мой огород! Я вне политики, но я безумно люблю кашемир... Кашемир – моя страсть! Ефим, мир изменился... Он стал сложнее. На свете не так много цветов, но бесконечное количество оттенков. И при чем здесь кашемир? Шарф – старинная одежда мужчины... И кто это из нас играет по утрам на арфе? Причем здесь арфа?
И л ь я. Я по утрам играю на скрипке...
Т а н я. Хребет, может быть, мужчины там у вас играют на арфах по вечерам?
Г о л д и н. Ни по утрам, ни по вечерам, ни на арфах, ни на скрипках они, я думаю, не играют...
Н и н а. Когда я на вас смотрю, господин полковник, на память мне приходит французский поэт Бодлер. Если у вас найдется время, я вам почитаю его стихи.
Т а н я. Не соглашайся, полковник...
Н и н а. Господин полковник, как называется этот крепкий напиток, который я пила?
Х р е б е т. Я подполковник...
Н и н а. Как вы сказали, он называется "тимохинский"? Налейте мне еще "тимохинского"!
Г о л д и н. Хватит пить! Товарищ Хребет обещал – после спектакля нас угостят ужином... там свое допьете. Военные хотят от нас получить искусство. За это мы получим ремонт, ночлег... и кто знает, может быть, нам даже заплатят...
Х р е б е т. Там уже ждут артистов... Весь личный состав, можно сказать, на взводе!
Н и н а. Ты слышала, Таня... впереди работа...
Т а н я. Какая может работа сегодня?
Н и н а. Ты слышала, Жанна?
Т а н я. Ефим... какая еще может быть сегодня работа? Я отработала. Нина, налить тебе?
Н и н а. Подожди, Таня! Если нам действительно придется работать...
Т а н я. Ну есть здесь хоть один мужчина? Девушке выпить не с кем. (Илье.) Илюшенька, пусть они работают, а мы с тобой будем пить! Налить, юноша?
И л ь я. Налить!
Ш а ф о р о с т о в. Илюшенька, по-моему, уже пьяный!
И л ь я. Наливайте...
М у с а т о в а. Не надо ему больше пить эту гадость!
Т а н я. Не слушай никого! Врубель пил! И мы будем пить!
Ш а ф о р о с т о в. Татьяна, прекрати!
Н и н а. Что с тобой сегодня?
Ш а ф о р о с т о в. У нее какие-то странные аномалии стали проявляться! Я ее никогда не видел такой! Что с тобой?
Т а н я. Ничего!
Н и н а. Вы знаете, я тоже действительно что-то необычное чувствую. А ты, Жанна?
Ж а н н а. Что?
Н и н а. С тобой ничего не происходит... аномального?
Ж а н н а. Происходит...
Г о л д и н. Может, вы мне расскажете – что именно?
Н и н а. Во мне тоже какой-то необыкновенный прилив энергии. Что-то есть в этой земле! Что-то нас пронзает! Это Аномалия!
И л ь я (неожиданно). Вы слушайте меня, Таня! Наливайте!
Ш а ф о р о с т о в. Илюшенька, у нас не Дания – никто не скажет: запей, Гертруда...
И л ь я. Наливайте...
Т а н я. Илюша... скажи тогда тост, а то все пьют молча, как в тамбуре...
И л ь я. Как это, как в тамбуре?
Т а н я. В тамбуре рука трясется. Пьют побыстрее, главное не пролить!
И л ь я (Жанне). Жанна... вы мне обещали свой сон рассказать...
Т а н я. Илюшенька, мы слушаем. Скажи тост о нас, женщинах!
М у с а т о в а. Да вы что делаете, ироды?! Оставьте вы парня-то в покое...
И л ь я (пьян). Я хотел бы выпить за... одну из вас... За ту, которая видит прекрасные сны... И я хотел бы, чтобы ее сон сбылся! Особенно вторая половина сна!

Выпивает залпом, задыхается, слезы текут по его щекам. Жанна молча направилась вверх по склону.
Артисты смотрят на Голдина.

(Задыхаясь.) Особенно вторая...
М у с а т о в а. Закусить ему что-нибудь дайте! Хочешь сало, хлеб, бутерброд...
И л ь я. Я хотел бы продолжить тост... Налейте мне еще!
Г о л д и н (Илье). Тебя не стошнит, Ромео?
И л ь я. Ромео никогда не тошнило – он пил благородные вина!
Г о л д и н. Ромео постоянно тошнило, а эта дурочка Джульетта писала с балкона на своих кавалеров...
Н и н а. Ужас!
Ш а ф о р о с т о в. Ефим, я тебя умоляю!
Г о л д и н. Артисты! Идите в автобус за вещами!
Т а н я. Ефим, за что вы ругаете сына? Юноша хочет признаться нам в любви!
И л ь я. Я говорил это женщине по имени Жанна! Где Жанна?
М у с а т о в а. Ушла Жанна...
Н и н а. Нет... это виновата Аномалия. Был такой хороший мальчик. А теперь смотрите, его шатает...
И л ь я. Я хотел бы продолжить тост... Куда вы уходите? Жанна! Подождите...

Жанна не останавливается. Молчание.

Н и н а. По-моему, какая-то античная трагедия начинается...
Т а н я. Что ты бредишь про античную трагедию?
Н и н а. Я хотела сказать, что здесь что-то такое трагическое висит в воздухе. Что в этой земле добывали?
М у с а т о в а (громко). Сказали же вам – идти за вещами...
Г о л д и н. Артисты, идите в автобус за вещами!
Ш а ф о р о с т о в (с обидой). Ефим, у меня кашемировое кашнэ, но я по утрам не играю на арфе. Я этого инструмента в руках не держал.
Т а н я. Давайте по последней капле... Я только начала оттаивать!
М у с а т о в а. Команда была: всем идти в автобус!
Н и н а. А я хотела бы взглянуть на танк! Можно? Я никогда не сидела внутри танка...
Ш а ф о р о с т о в. Я тоже... Хребет, возьмете меня к себе в танк? Можно?
Х р е б е т. Можно...
М у с а т о в а (издалека громко). Пойдем... Илюша... Илюша...
Г о л д и н (подходит к сыну). Разве можно быть таким пьяным от ста граммов самогона, Ромео вонючий?
И л ь я. От Ромео не пахло! Ты плохо знаешь Шекспира...
Г о л д и н. Пахло! А иногда и воняло!
И л ь я. Нет... не пахло...
Г о л д и н. Да, сынок, поверь мне на слово, твой отец прожил на свете пятьдесят лет!
И л ь я. Я тебя не видел никогда – какой ты мне отец!
Г о л д и н. Это ты разбирайся со своей матерью! Кто у тебя отец! Может быть, у нее есть другие кандидатуры? Пожалуйста, я не буду возражать! А к Жанне ты не приближайся! Иначе я тебе голову оторву! (Направляется за остальными вверх по склону карьера.)
И л ь я (один). Где Жанна?
М у с а т о в а (вернулась). Ушла уже твоя Жанна... Пойдем! (Уводит Илью.)

Появляются Голдин и Жанна.

Г о л д и н (Жанне). Подожди!
Ж а н н а. Пусти...
Г о л д и н. Что происходит? Я жду объяснений!
Ж а н н а. В чем дело?
Г о л д и н. В чем дело? Это я тебя должен спросить – в чем дело!
Ж а н н а. Какие у вас ко мне вопросы?
Г о л д и н. У вас? Давно мы на "вы"? Мы что, на "вы"? Я спрашиваю – мы на "вы"?
Ж а н н а. Мы на "вы"! Какие у вас ко мне вопросы?
Г о л д и н. Ты не забыла, что я – его отец!
Ж а н н а (внятно). Нет, не забыла... Это ты забыл предупредить своего сына, что я твоя любовница! Бывшая! Все! Я вам заявляю – сегодня я играю последний спектакль...
Г о л д и н. Ждешь – я опять начну тебя уговаривать?
Ж а н н а. От вас я уже ничего не жду!
Г о л д и н. Ну что же... Очень хорошо... Это твой последний спектакль?
Ж а н н а. Я не хочу играть! Я не понимаю – зачем!
Г о л д и н. Я не буду... не буду тебя уговаривать... Я больше никого не буду уговаривать. Давайте разбежимся! Живите без меня! Делайте что хотите! Уйдите все... из моего театра!
Ж а н н а. Какого театра? О каком театре ты говоришь? Где он теперь, театр? Ты все время говоришь о каком-то театре! Когда-то он был! Теперь его нет!
Г о л д и н. Найди себе какого-нибудь торгаша. Тебе захотелось вот так же пошло одеться, как твоя новая подруга Таня! Тебе захотелось съездить в Париж с каким-нибудь ее бандитом? Поезжай!
Ж а н н а. Я бы хотела съездить в Париж со своим мужчиной. С мужчиной, который не просит денег у своих бывших любовниц! Я тоже женщина... и моему терпению пришел конец!
Г о л д и н. Ах, ты оказывается женщина! Ты нашла момент, чтобы вспомнить, что ты женщина! Узнаю-узнаю эти тексты! Что она тебе предложила? Пробраться в Испанию и выступать там в дешевых кабаках... Попробуй-попробуй... тебя примут...
Ж а н н а. Это лучше, чем делать вид, что занимаешься высоким искусством и ездить по пустым Домам культуры... Попробую. Я все попробую!
Г о л д и н. Короче! Подведем итоги! История с сыном! Ты выбрала такой способ со мной расстаться? Я правильно тебя понял?
Ж а н н а. Правильно!
Г о л д и н. Остальное не важно! Ты свободна! Гори синим пламенем!
Ж а н н а. Уже горю!

Голдин уходит. Через некоторое время к плачущей Жанне подходит Хребет.

Х р е б е т. Вы не заблудились?
Ж а н н а. Заблудилась...
Х р е б е т (смущен). Ну... тогда, может, провести вас... показать где остальные.
Ж а н н а. Спасибо...

Жанна и Хребет уходят.
Кажется, что бесконечное бетонное помещение гудит на тысячи голосов. Слышны окрики командиров.
Над бархатной ширмой – декорации, изображающие лес. На ящиках разложены куклы. Илья спит между
ящиками. За ширму пятится полковник Коровин.

К о р о в и н (кричит). Назад! Назад! Я кому сказал! А ну-ка встать! Последний ряд, два шага назад! Назад! Зуев... ты слышишь!
З у е в (заглянул). Я здесь, товарищ полковник!
К о р о в и н. Так... капитан, иди сюда... встань туда!
З у е в (уходя). Есть... слушаюсь... товарищ полковник...

Входит Хребет.

К о р о в и н. Ты хоть спросил у артистов, про что спектакль?
Х р е б е т. Нет. Мне сказали: театр... Про куклы разговора не было.
К о р о в и н (берет куклу). Это что, козел? Спектакль про козла?
Х р е б е т. Бороды нет... Вроде больше похож на козленка.
К о р о в и н. Вырастет – козлом станет. Да ты что?! Я ж там весь гарнизон взбаламутил – живых артистов им обещал... А на что тут мужикам смотреть?! На кукол? Нас с тобой не поймут! (Кричит.) Зуев! Ты слышишь, Зуев?
З у е в. Здесь я!
К о р о в и н. Чтобы ближе тебя рядов не было, чтоб больше рядов не было. Кому не хватит – пусть стоят... Передай там: если кто сюда за перегородку будет заглядывать – отправлю вон! Капитан... встань с другой стороны!
З у е в. Есть!
К о р о в и н (Хребту). Генерал с Медведевым подъехал... Пойдем!
Х р е б е т. Иди...
К о р о в и н. Идем. Встретим дружка твоего?
Х р е б е т. Обойдется.
К о р о в и н. Ладно. Идем по порядку. На очереди у нас встречи с прекрасным. Ладно, Сашок... козел так козел...
Х р е б е т. Ну у них... и люди есть...
К о р о в и н. Надеюсь. (Кричит.) Зуев! Никого не подпускать! Вы что, черти, людей не видели!

Первой за ширмой появилась Нина Реут.

Н и н а. Таких, как мы, они не видели!
К о р о в и н. Что?
Н и н а. Может быть, таких, как мы, они не видели?
К о р о в и н. Конечно... Я это имею в виду... У нас тут два года даже кинофильмов не было, а тут... живые артистки. Вы артистка?
Н и н а. Меня зовут Нина Реут! То ли ваш суровый климат, то ли ваш этот напиток "тимохинский"... но больше я о себе ничего не помню. А вы про себя что-нибудь помните?
К о р о в и н. Полковник Коровин...
Н и н а. Господин полковник, а что вы делаете здесь, за ширмой?
К о р о в и н. Вас охраняю...
Н и н а. На нас хотят напасть!
К о р о в и н. Все может быть!
Н и н а. Не отдавайте меня врагу без боя! Другу тоже не отдавайте!
К о р о в и н (взволнован). Понял...
Н и н а. Я всегда прихожу сюда перед спектаклем заранее... чтобы себя настроить...
К о р о в и н. Понял...

Нина уходит. Полковник и Хребет оцепенели. Входят Генерал, Медведев, Голдин и Иван.

Г о л д и н. Помогите, товарищ генерал... помогите... Не знаю, что мне делать! Научите, где можно поменять карданный вал, будь он трижды проклят!
И в а н. И мне бы на яму встать, товарищ генерал... На яму обязательно...
Г е н е р а л. Ям здесь много... Яму мы найдем... А карданный вал найти вам может только он. (Медведеву.) Поможешь артистам, Владимир Николаевич?
М е д в е д е в (Голдину). Вы из Москвы?
Г о л д и н. Из бескрайнего русского Нечерноземья...
М е д в е д е в. Понятно... Куда путь держите?
Г о л д и н. Едем в северную глубинку...
Г е н е р а л. А артистки как, ничего? Хребет! Доложи обстановку. Ты же их видел...
Г о л д и н. Разрешите мне доложить, товарищ генерал! У нас играют куклы...
Г е н е р а л. Не понял. Кто в куклы играет?
Г о л д и н. Я – артист, но работаю с куклой! Основной наш зритель – детские сады и школы, в основном, начальные классы...
Г е н е р а л. Подожди. Так ты артист?! А чего же я тебя не знаю?
Г о л д и н. Я вас тоже раньше не знал! А теперь готов на колени упасть за спасение. Может быть, я вам тоже понравлюсь!
Г е н е р а л. Мужиков у меня здесь и без тебя хватает...
Г о л д и н. Я заметил... когда мы ехали сюда, в этом вашем... объекте совершенно не видно женщин? Нигде... ни на улицах... ни в домах – нигде! Что с ними произошло такое? Это, согласитесь... какая-то аномалия...
Г е н е р а л. Были здесь и женщины. Но объект-то уже три года как закрывают. Офицеры семьи отправили. Понял ситуацию? Остались одни мужики. А мужики – они своего требуют. Владимир Николаевич, некоторые уже до точки дошли: едут гулять в Железный, а там тоже с женщинами не густо...
К о р о в и н. На офицерские деньги сейчас не погуляешь.
М е д в е д е в. С артистами ты рассчитаешься, Хребет?
Х р е б е т (с усмешкой). А ты уже зажилил?
М е д в е д е в. А пить вы тут собираетесь на чьи? Вон там сколько бойцов набежало...
Х р е б е т. Я пью на свои...
Г о л д и н. Мы довольны приемом. Искусству сейчас нужна поддержка. Вы не поверите, а кое-где кукловода и похоронить по-людски не могут. В Ельце одного бывшего кукольника положили в ящике из-под кукол.
Х р е б е т (Голдину). Ладно, мы вас не обидим. (Ивану.) Сейчас сюда механика привезут... С ним оттянете автобус в мастерские...
И в а н. А яма?
Г о л д и н. Что ты впился в человека с этой ямой? Тебе что, кроме ямы, ничего больше не нужно?
Х р е б е т. Есть там яма...
М е д в е д е в. Хребет... я ведь к тебе в гости приехал...
Х р е б е т. Да? А я тебя не приглашал...
М е д в е д е в. А я, видишь, Сашок, – соскучился...

Напряженное молчание.

Г е н е р а л. Владимир Николаевич, пойдем, что ли, садиться?

Генерал, Медведев уходят.

Г о л д и н (возбужден). Скажите мне, кто он, этот Медведев? Он генерала на белом "Ролс-Ройсе" привез?
И в а н. Я таких машин в жизни не видел...
Х р е б е т (с усмешкой). Медведев-то? Кормилец наш...
К о р о в и н. Купил он рудник... Ты слышал, Хребет?
Х р е б е т. Купил...
Г о л д и н. А что за люди с ним? Целая толпа... в штатском...
Х р е б е т. Бандиты его... Охрана... помощники... Кто их знает!
Г о л д и н. Когда этот "Ролс-Ройс" и эти "Мерседесы" въехали на территорию, я подумал – это ваша аномалия действует: я в бреду, мне это все снится...
Х р е б е т. Живем в ногу со временем...
К о р о в и н. Ладно, Сашок... не надо артистам рассказывать о грустном. (Хребту.) Ты давай, не заводись раньше времени!
Х р е б е т (Ивану). Пойдем... Как тебя зовут?
И в а н (уходя). Иваном меня зовут, товарищ подполковник...

Хребет и Иван уходят.

К о р о в и н (Голдину). Вы как, со званием, или как? Чтоб я вас как-то красиво представил!
Г о л д и н. Я сам себя представлю! Дорогой полковник, садитесь в зал... Здесь, за ширмой, посторонним нельзя... здесь будут работать артисты!
К о р о в и н. Понял. Скажите все-таки мне, что вы нам покажете, чтобы я мог людей настроить! Я свой контингент лучше знаю...
Г о л д и н. Я сам их настрою... Садитесь в зал – и я вас настрою... Все будут настроены... не волнуйтесь...

Появляются Нина, Таня, Мусатова и Шафоростов.

Т а н я. Нет ли чего попить? Во рту такая сушь, джентльмены, после вашего самогона.
К о р о в и н (взволнован). Попить? Женщинам, наверно... хотелось бы крюшон?
Н и н а. А вы бы не могли принести нам, пожалуйста, тархун?
К о р о в и н. Тархун? (Громко.) Зуев! Быстро... иди сюда!
Н и н а. Ефим, что вы так смотрите на меня? Я крюшон не пью. И Васенька Шафоростов предпочитает тархун...
Г о л д и н. Вы предпочитаете тархун?
Ш а ф о р о с т о в. Да! Я предпочитаю тархун...
Т а н я (Голдину). Пить всем действительно хочется.
М у с а т о в а. Кому всем? Я не знаю... мне не хочется!
З у е в (появляется). Слушаю, товарищ полковник!
К о р о в и н. Пошли кого-нибудь, пусть найдут. Давай... ящичек тархуна сюда привези...
З у е в. А это что такое? С алкоголем это или нет?
К о р о в и н. Ну чего я буду тебе сейчас лекцию про тархун читать? Запомни название – и все.
З у е в (уходя). Я сомневаюсь насчет тархуна.
Г о л д и н. Товарищ полковник, когда вы займете место в зрительном зале, то мы сможем начать. Я повторяю: за этой ширмой мы работаем! Смотреть на наше искусство положено с той стороны. С той! Таковы условия игры...
К о р о в и н. Понял... А что если я вот здесь сбоку тихо постою. Мне отсюда и спектакль виден, и я могу обеспечить дисциплину...

Иван нажал клавиш магнитофона, зазвучала музыка. Голдин снял пальто и оказался во фраке.
Иван помогает ему закрепить галстук.

Г о л д и н (артистам). Вы готовы? Дай погромче музыку... На полную громкость! Их там тысяч пять, не меньше... мужиков... Полковник! Мы начинаем...
К о р о в и н (встрепенулся). Так! Тихо! (Кричит). А ну-ка всем тихо! (Громко.) Если кто сюда заглянет – бью прямо по мордам!
Г о л д и н. Зачем же вы так их настраиваете! Полковник, они теперь зрители! Не рядовые, не сержанты... не капитаны... сейчас они – люди. А вы – по мордам! Там теперь у них не морды, а лица. (Артистам.) Вы готовы?
М у с а т о в а. Мы-то готовы...

Голдин быстро уходит и возвращается с Жанной. Вслед за ними появляется и Илья.

Ж а н н а. Если вы опять поместили актрис в одну гримерную вместе с мужчинами... я играть не буду...
Г о л д и н. Кто это мужчина? (Указывает на Илью.) Этот глист – мужчина?
Т а н я. Мы начнем. Но вы откройте нам занавес сначала!
Г о л д и н. Дайте занавес. (Илье.) Занавес давай, Ромео вшивый!
И л ь я (с трудом). Ромео не мог быть вшивым – он был из аристократической семьи!
Г о л д и н. Он был вшивым, а его Джульетта ходила под себя!
Ж а н н а (громко). Хватит!
Н и н а. Господи! Какой он ужасный!
Ш а ф о р о с т о в. Ефим, пусть мальчик спит!
Г о л д и н. Все! Начинаем, я сказал! Готовы?
М у с а т о в а. Да готовы, готовы! С Богом!

Голдин подождал, пока в полную мощь не зазвучали фанфары, и вышел из-за ширмы.
Раздались аплодисменты... и потом стало тихо.

Г о л д и н. Поэт далекого Возрождения Данте Алигьери когда-то написал: "Людские души вечно ожидают под чашей звезд исполненной мечты". Мы знаем, дорогие друзья, что среди вас есть зрители, которые маршировали сюда несколько километров и, ожидая нас, простояли в этом замечательном зале уже несколько часов. Нет! Такого зрителя нет даже у звезд Голливуда! Позвольте от имени деятелей культуры нашей области, от всех тех, кто дарит людям улыбку и радость, поблагодарить за помощь и поддержку воинов, тех, кто своим ратным, самоотверженным трудом умножает могущество нашей Родины! Я знаю, что в этом зале есть люди, от которых в Швейцарии и на Уолл-стрите финансовые воротилы уже просыпаются в холодном поту... (Обращается к Медведеву.) Мы посылаем и вам, дорогой Владимир Николаевич, благодарное тепло наших сердец. Сегодня с вами старейшая кукольница России, первая исполнившая роль Мальчиша-Кибальчиша, неповторимая Валентина Му-са-то-ва в роли первой собаки!
М у с а т о в а (тихо Коровину). Это я... (Лает, выводит собаку).
Г о л д и н. Звезда русской декламации, уже не первый год сияющая на провинциальной филармонической сцене, прима-чтица, случайно посетившая этот лучший из миров, хрупкая Нина Реут! В роли коварной вороны! Давайте приветствовать ворону!

Коровин неслышно аплодирует.

Н и н а (тихо, Коровину). Спасибо! (Громко.) Кар! Кар! (Вывела куклу вороны. Птица уселась на ветке.)
Г о л д и н. Друзья, а теперь я воспользуюсь вашей терминологией – пришло время тяжелой артиллерии. Актриса, блистательно сыгравшая в прошлом сезоне Али в спектакле "Али-Баба и сорок разбойников", большой мастер-кукловод и большой души человек – вы это еще, друзья, увидите – бо-ль-шой души, отзывчивый человек – Танюша Болтова в роли второй собаки!

Таня, лая, вывела куклу собаки. Лай ее потонул в приветственном реве.

(Голос его потух.) Исполнительница главных лирических ролей нашего репертуара – Жанна Калмыкова... в роли Аленушки...

Жанна выводит красивую куклу Аленушки под все нарастающий шквал аплодисментов.
Через некоторое время Голдин возвращается за ширму.

Ш а ф о р о с т о в (Голдину). Почему вы не представили меня?
Г о л д и н. В следующий раз, когда мы попадем к ткачихам в Иваново, я буду представлять только вас! (Всем.) Начинайте!

Иван открыл занавес. Голдин, согнувшись у ширмы, протяжно и страшно завыл по-волчьи. Из магнитофона возникла
печальная мелодия. Шафоростов заплакал и вывел куклу козленка.

Ш а ф о р о с т о в (зовет голосом козленка). А-у! Сестрица Аленушка! Сестрица Аленушка! А-у!
Ж а н н а (голосом Аленушки). А-у! Братец Иванушка! Где ты?
Ш а ф о р о с т о в (голосом козленка). Але-о-о-нушка!
Ж а н н а (голосом Аленушки). Братец Иванушка! Где ты, Иванушка?
Ш а ф о р о с т о в (голосом козленка). Я здесь!
Ж а н н а (голосом Аленушки, удивленно). Где?
Ш а ф о р о с т о в (голосом козленка). Это я, твой братец Иванушка! Не послушался тебя, сестрица, напился из лужицы – и козленочком стал... (Жалобно блеет.) Бе-е... Бе-е...
Ж а н н а (голосом Аленушки). Не плачь, братец Иванушка.

Иван воет.

Ш а ф о р о с т о в (голосом козленка). Кто это воет так, сестрица Аленушка? Не волки ли близко?
Н и н а (злобно). Кар! Кар! Волки... Волки! Кар!
Ш а ф о р о с т о в (плачет голосом козленка). Страшно! Страшно мне, сестрица Аленушка.

Ворона, усевшись на ветке, продолжает каркать.

Ж а н н а (голосом Аленушки). Не бойся, Иванушка!
Н и н а. Кар! Сожрут тебя, Иванушка! Волки! Кар-р-р!
Т а н я (с куклой собаки. Лает. Потом тихо Мусатовой). Наш выход...
М у с а т о в а (с куклой со6аки). Я знаю... дай таблетку проглотить – лекарство принять надо...
Т а н я (мстительно). Ну куклу можно же вывести! (Лает.) Вы на сцене гавкать будете или вы достаточно сегодня налаялись?

Обе лают. Вдруг Голдин начинает громко хохотать, свистеть, гудеть чужим голосом. Натягивает
на руку куклу охотника.

Г о л д и н (голосом охотника). На медведя хаживали – не боялись, с волками в чистом поле схватывались – не боялись! Чего испугались-то, собаки? Нас больше, тех кто не боится в темном лесу встретить недруга! Кто помнит о дружбе и о добре... о верности и отваге... И тогда отступят те, кто зол, хитер и коварен. А ну-ка, собаки, тихо! Чу! Слышите? Кто-то плачет? Много еще на свете тех, кому нужна помощь... Кто ждет и надеется. Слышите?

Жанна запела песню Аленушки голосом небесной чистоты...
В подземных бетонных сооружениях "объекта" пусто и тихо. На всем печать распада и заброшенности. Ефим Голдин
странно выглядит в концертном фраке рядам с Коровиным, Хребтом, Зуевым и Генералом. Медведев разливает шампанское.
Мужчины веселы, с заметным нетерпением ждут актрис. Но первым появился Шафоростов в длинном камзоле.

Г о л д и н (громко представил). Артист Шафоростов!
Г е н е р а л (азартно). Во-о-лк?!
Г о л д и н. Артист Шафоростов исполнил роль Иванушки!
Ш а ф о р о с т о в (еще в обиде). Волк у нас один – артист Голдин! Вообще он у нас замечательный имитатор–анималист!.. Вы попросите его что-нибудь изобразить! Ефим, публика просит!

Все поворачиваются к Голдину. Тот подходит, поднимает голову, завывает по-волчьи, и дальнее
тоскливое эхо летит по гулким пустым тоннелям.

Г е н е р а л. Похож!
М е д в е д е в. Возьмите шампанского?
Ш а ф о р о с т о в. Благодарю. Если бы мне удалось, как другим балетным, сбежать на Запад, моя судьба сложилась бы по-другому... Но я никогда о себе не думал. Я любил, я жил чувствами и просто совершенно упустил из виду, что я жил среди дикарей! За что меня осудили? Я ни одному мужчине на свете не сделал ничего плохого... Я делал только хорошее... Другие уже танцевали в Париже, а я только вышел из лагеря... Куда я мог пойти? За ширму! Для меня это было хуже, чем в тюрьме! Теперь дикари не считают меня государственным преступником. И что? Я стою за ширмой, как за тюремной стеной... Знаете, что такое для артиста быть постоянно за ширмой? Артист хочет только одного: чтобы на него смотрели! Смотрите на меня... и все! Смотрите... Посмотрите на Ефима!

Военные косятся на Голдина.

Это он притащил меня за ширму. Я тебе благодарен, Фимочка! Но ты должен был меня представить! Что еще у меня есть? Ведь ты артист! Ты должен понять артиста! Что у нас есть, кроме этих коротких мгновений – когда они нас видят. Они должны нас видеть! Иначе никто не узнает, что мы еще существуем... Вы знаете... мы с ним познакомились в Мордовии. Дикари осудили его, как страшного политического преступника! За что? Ему, молодому талантливому актеру, не дали роль... грубо... отняли мечту... отняли жизнь... просто... по приказу какого-то урода... областного идеолога! Ефим кинул в директора стулом. Его выгоняют из драматического театра! Тогда на празднике Октября, когда колонны демонстрантов шли по площади и смотрели вправо на каких-то стариков в шапках, Ефим повернулся к ним обнаженной спиной, поклонился в другую сторону, ну... в общем заставил всех посмотреть влево... на себя... молодого, полного сил... Вот это актер! Все смотрели на него! Ефим, милый, не обижайся, может быть, это был твой лучший спектакль! Жаль, что я его не видел! Я бы тебе аплодировал! Ты меня должен понять! Ну скажи мне что-нибудь... возрази... Что ты молчишь?

Молчание.

Г е н е р а л. Где же твоя Аленушка, братец?
Ш а ф о р о с т о в. Девочки хотят выглядеть красиво... Обычно я с ними работаю как визажист. Кстати, господа! Хороший визажист необходим не только женщине, но и мужчине... Я готов каждому из вас предложить имидж! Консультация стоит гроши.
Г е н е р а л. Что предложить?
Ш а ф о р о с т о в. Имидж! Вы не знаете, что такое имидж? Посмотрите на Ефима. Я знаю, что он – хрупкий, нестандартный человек. Но он создал себе имидж зверя! И страшно нас всех терроризирует! (Генералу.) А вам я бы посоветовал - наоборот... немного поменять стиль... Смягчить образ... чуть-чуть округлить.
Г е н е р а л. Округлить?
Ш а ф о р о с т о в. Чуть-чуть. Разрешите мне с вами немного поработать!
Г е н е р а л. Не разрешаю. В этой жизни теперь надо быть зверем. Зверь вообще-то честнее человека! Едят друг друга открыто...
Ш а ф о р о с т о в. Но все-таки, друзья, мы люди. Я согласен, мы уже друг друга едим. Но... например, звери сношаются совершенно открыто. Мы, слава Богу, пока этого не делаем...
Г о л д и н. Васенька, может быть, вы поможете артисткам с имиджем? И поторопите их заодно...
Ш а ф о р о с т о в. Хорошо! (Уходит.)
Г е н е р а л. Как эту... зовут?
Г о л д и н (сразу нашелся). Ее зовут Василий!
Г е н е р а л. Я не про Иванушку...
Г о л д и н. Господа, Иванушка наш действительно подавала великие надежды... великие...
К о р о в и н. Я не понял про кого речь...
Г о л д и н. Про Иванушку. В прошлом сезоне поставили "Репку". Артист Шафоростов измучил меня... Хотел играть дочку, бабку готов был играть... В конце концов дал я ему роль мышки...
Г е н е р а л. Ты, Коровин, не облизывайся! Не кот ведь!
К о р о в и н. Какая мышка?
Г е н е р а л. Ну что ты заладил, как примятый – кто, какая. Вы хоть телевизор-то тут смотрите? Владимир Николаевич, ты там ближе нас в Москве к власти. Слыхал я, что американцы их... своих... этих... стали призывать. А нам как, эта угроза пока не угрожает? Не уточнишь?
М е д в е д е в. Уточню...
Г е н е р а л. Значит, пока можно быть спокойным? Тогда, товарищ артист, вы нам скажите – эта Аленушка, она с кем? (Похлопывая Голдина по плечу.) К Владимиру Николаевичу за стол посади ее. Лады?

Входят артистки, а также Шафоростов. Мужчины аплодируют.

Браво!
М е д в е д е в. Шампанское, пожалуйста...
Н и н а. Спасибо... Французское? Я поражена, господа!
Г е н е р а л (с бокалом). Позвольте от имени офицеров вызвать восхищение произведенным концертом. Как вы понимаете, не часто в отдаленных гарнизонах... встречаешься с представителями искусства... Особенно таких... не часто встречаешь! Лично мне хочется еще раз сказать всем "браво", но особенно сказать лично от себя самого вам...
Г о л д и н (подсказал). Таня Болтова! Собака...
Г е н е р а л. Таня... Мне тут подсказали, что вы были собакой!
М у с а т о в а. Отчего же вы только ей говорите? Я тоже собака!
Т а н я. Да, товарищ генерал... нас было две собаки! Та, которая коротеньким хвостом виляла, это я... А вторая, с длинным хвостом, – она...
М у с а т о в а. А почему это именно я – вторая!
Т а н я. Вы – первая!
Г е н е р а л. Вот эта, с коротким хвостом... мне очень запала...
Г о л д и н. Товарищи прекрасно говорили о всех... Запомнился образ вороны...
Н и н а. Это правда?
К о р о в и н. Ворона, конечно... постоянно была на острие событий...
Н и н а. Благодарю...
К о р о в и н. Я давно так не смеялся...
Н и н а. Благодарю...
Г е н е р а л. Я на правах местного аборигена привел в ваши святая святых искусства хозяина этих мест... Владимир Николаевич... суммируй ты наше... общее мнение. Владимир Николаевич в наших краях редкий гость... Предложил помочь нам организовать вам встречу на должном уровне... Вы извините... за такие условия. Старый сгорел, новый Дом офицеров начали строить лет пять назад... потом объект стали закрывать – стройку заморозили...
Т а н я (Медведеву). Я – Таня.
Н и н а (протягивая руку). Нина.

Медведев не сразу понимает, что рука протянута для поцелуя.

Ш а ф о р о с т о в. Володенька, напоминаю: я – Василий!
М е д в е д е в. А кто из вас Аленушка?
Г о л д и н. Артистка Калмыкова...
М е д в е д е в. Вас, простите, как зовут?
Ж а н н а. Жанна. Жанна Калмыкова...
М е д в е д е в. У вас поразительный голос... Вы эту песню пели про козленочка... – я заплакал...
Ж а н н а. Спасибо... У вас, значит, доброе сердце...
М е д в е д е в. Мне сказали, вы попали в аварию...
Г о л д и н. Карданный вал полетел... Владимир Николаевич, спасите... у меня в мозгу этот "Полет карданного вала" зудит, как у Римского-Корсакова...
М е д в е д е в. Про карданный вал забудьте. Не волнуйтесь... Какие еще проблемы?
Ж а н н а. Милости мы не просим.
Г е н е р а л. Значит, остальное все необходимое у вас есть?
Ж а н н а. Спасибо, мы всем довольны.
Т а н я. Мы военных товарищей попросили принести дамам напиток "Тархун". Все ждем... изнывая от жажды.
Г е н е р а л. Тархун? (Поворачивается к Коровину.)
К о р о в и н. Отправлена на поиски эскадрилья.
М е д в е д е в. Да вы что, ребята, "Тархуна" уже не можете сами добыть?!
К о р о в и н. Добудь.
Г е н е р а л. Коровин, доложи, что у нас с тархуном?
К о р о в и н. Зуев, доложи...
З у е в. Я, товарищ генерал, послал вертолет спросить соседей: тархун есть у них или нет? Сказали: нет тархуна... Тархуна нигде нет... Обещали слетать в Варогу... Там просят за тархун цистерну мазута, но не знают пока, есть или нет у них тархун! Но там тоже ребята не знают, с алкоголем это или без...
Г е н е р а л. Тархун? С алкоголем... таджики пьют... это что-то вроде кумыса...
К о р о в и н. Да нет... товарищ генерал, это напиток кавказский – я точно помню... Грузины его пьют... это сладкая вода...
Г е н е р а л. Что ты будешь мне тут рассказывать про тархун? Тархун делают в Средней Азии... что-то вроде яблочного сидра... только из урюка... Что я тархун не пил? Полстакана чистого тархуна отшибает мозги на неделю... Поэтому его никто, кроме нас, в чистом виде на Востоке не пьет. Но самое лучшее, что я там пил – коктейль, назывался "Сок гранаты". Берешь спелый гранат, сдавливаешь половину сока и в ту же дырочку шприцем чистый медицинский спирт... добавляешь до кондиции. Очень любили женщины этот "Сок гранаты"... Положишь фрукты на блюде... один к одному... среди них парочку гранат. Которой коктейль достанется – неизвестно...
Н и н а. Я хотела бы посмотреть ваш объект. Не знаю, как остальным, а мне было бы интересно... пострелять... Я никогда в жизни не стреляла. А ты, Таня?
Т а н я. Я в молодости стреляла сигареты. Не угостите ли сигареткой, друзья?
М е д в е д е в. Возьмите... пачку...
Т а н я. Стрелять пачками – не в моем стиле...
М у с а т о в а. Бери-бери... Нас тут много курящих.
К о р о в и н. Думаю, кое-что мы вам теперь можем показать.

Молчание.

Г е н е р а л. Прошу всех девушек... разделить с нами наш офицерский ужин. Нас там много, и каждый офицер хочет увидеть женщину за своим столом... Мы посоветовались с вашим конферансье и решили, что он сам вам скажет, кто с кем сядет...
Ш а ф о р о с т о в. Вы только девушек приглашаете? Может быть, и меня позовете? Ефим, ты разрешишь мне участвовать в ужине на правах девушки?
Г о л д и н. Это шутка, конечно.
М е д в е д е в (снова обращаясь к Жанне). Так... А после этого, если вы не против, отсюда километров сорок пять, не больше – мое охотничье хозяйство... Там и переночуете...
Г о л д и н (торопливо). Мы не против.
Г е н е р а л. Какое хозяйство! В прошлом году откупил под Железным реабилитационный санаторий... превратил в отель экстра класса... Едут со всего света к нему иностранцы моих однофамильцев стрелять... лосей... Моя фамилия – Лосев... Значит, после того, как вы закусите... артистки едут в санаторий. (Голдину.) С остальными будем разбираться. Расселим всех...
Ж а н н а. Нам прямо так ехать или дадите нам возможность себя в порядок привести?
Н и н а. Позвольте нам сделать последние штрихи к портрету... Наши главные женские секреты здесь, за ширмой... в коробочках!
Т а н я. Чтобы мы вашему столу соответствовали.

Медведев, Коровин, Хребет и Ефим Голдин выходят. Генерал задержался.

Г е н е р а л. Вы извините... это вы, которая была Аленушка? Вас можно на два слова?
Т а н я. Почему на два? Ее можно и на три...
Г е н е р а л. Вас на самом деле зовут Жанна? Правильно? Имеется в виду, это вы – девушка... которая... Аленушка...
Т а н я. Генерал, она так напряглась с Иванушкой, что имя забыла...
Г е н е р а л. Вам, Аленушка, информация к размышлению. Если нужен спонсор, есть человек, готовый помочь... Взять шефство...
Т а н я. Спонсор? Ты слышишь, Жанна?
Ж а н н а. Спасибо... Мне не надо...
Т а н я. Почему не надо? Надо, генерал, нам всем надо!
М у с а т о в а. Товарищ генерал... и девушке шефы нужны, и бабушке. Ты пойди спроси у спонсора: он бабушке готов помочь?
Г е н е р а л. Про бабушку разговора не было...
М у с а т о в а. А как, милый, спонсора-то зовут?
Г е н е р а л. Владимир Николаевич... Медведев... Очень широкий покровитель искусства... известный в этих краях человек...
М у с а т о в а. Так...
Г е н е р а л. Недавно пожертвовал на церковь... Содержит коллектив монахов...
М у с а т о в а. Так-так... Значит, монахам посытнее стало сейчас жить? А за что монахам-то жертвовать... Они поститься должны... Я всю свою жизнь народ веселила! Я на фронте с куклой Гитлера в руке воевала. Такой был Гитлер у меня гадкий! – облизывался нашей кровушкой. Были случаи, когда бойцы за ружья хватались! У меня награда за отвагу от самого маршала Рокоссовского получена! Вот у меня милый, левая рука какая! А вот правая – как у молотобойца! Вот она – рука кукловода!
Г е н е р а л (выходя, Мусатовой). К ордену я тебя, бабушка, тоже могу представить, а денег у меня у самого нет... (Уходит.)
Н и н а. Я их боюсь... 3аметили какие они все бледные?.. Они же тут годами сидели под землей... Все какие-то странные, один мне вот это на палец надел. (Показывает перстень.)
Т а н я. Камень настоящий?
Н и н а. Не знаю. Как ты думаешь, я ему что-то теперь должна?
М у с а т о в а (плачет). Эх, девки-девки! Кто вас учил куклу держать!
Н и н а. Что с ней?
Ж а н н а. Валентина Ивановна... что с вами?
Т а н я. Господи... здесь действительно аномалия – первый раз ее слезы вижу! Неужели она плачет?
М у с а т о в а. Когда я вас ругаю – в душе-то я за вас мучаюсь! Кому мы нужны, артисты?! А мы вот, наконец, дождались: зритель кругом вас толпится – это же праздник!

Нина вдруг тоже заплакала.

Т а н я. Мы здесь действительно сходим с ума! Ты чего плачешь, Нинка?
Н и н а. Не знаю... Наверно, это от радости! Какая-то истерическая радость в душе постоянно! Как будто что-то новое начнется... Не может быть, чтобы такое было от самогона! Я чувствую, что-то новое начнется у всех нас! Не может жизнь состоять из одного только несчастья. Я хочу жить... Я не могу больше постоянно умирать...
М у с а т о в а. Ну и чего тебе плакать? Живи! Радуйся... Тебя Врубель выдумал. Чего вам-то плакать, девки? Вам сколько лет-то? Конечно, вам еще надо жить и жить! Вы уж будьте с этими офицериками поласковей! Что они здесь, бедные, видели, кроме земли этой и сивухи!
Н и н а. А почему только мы? А вы?
М у с а т о в а. А я что теперь могу? Только дать свой костыль подержать?
Н и н а. Неправда! Женщина остается женщиной даже на двух костылях! А у вас ведь всего один...
М у с а т о в а. И то правда! Профессор Магицкий меня напутствовал после последней операции: чего не может быть под солнцем, то возможно под луной! Вроде эта твоя Аномалия действительно здесь действует, Нинка! Что-то меня подмывает сегодня без костыля пройтись! Думаете, я всю жизнь только Мальчиша-Кибальчиша играла? Я в тридцать девятом году получила почетную грамоту за спектакль "Сказки Шахерезады". Я одна весь гарем переиграла! (Откладывает костыль, делает несколько пробных шагов.) Ладно, девушки! Пошли!



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

За ширмой свалены декорации. Лежат куклы. Не сразу заметен сидящий среди них Илья.
Хребет со стаканом и бутылкой в руках. Слышна музыка, шум застолья.

Х р е б е т (подошел к Илье). Может, тебе, парень, баночку пива принести... Оно нейтрализует...
И л ь я. Нет... не дай Бог...
Х р е б е т. Главное, что ты немного поспал... Теперь иди поешь...
И л ь я. Спасибо... я не хочу... не могу...
Х р е б е т. Ну лежи, отдыхай... Надо будет чего – скажешь.

Входит Голдин.

А чего ты ушел из-за стола? Не поел ничего...
Г о л д и н. Спасибо-спасибо! Мне не наливайте. Я не пью!
Х р е б е т. Чего ты озабоченный такой? Вал карданный тебе привезли... Мои механики его сейчас поставят...
Г о л д и н. Устал... я, брат, очень устал...
Х р е б е т. Может, выпьешь?
Г о л д и н (останавливает его). Благодарю! Я действительно не пью.
Х р е б е т. Ну ладно, я за тебя выпью. Сколько лет говорил себе: пора отсюда уезжать! Каждый день начинал с того, что говорил себе: уезжай. Тем более возможность была уехать – деньги здесь заработал... Год прошел, второй, третий... У тебя семья есть?
Г о л д и н. Есть... сын...
Х р е б е т. Хороший парень?
Г о л д и н. Хороший. Вон пьяный лежит... Скрипач...
И л ь я. Я не пьяный...
Г о л д и н. Проснулся? (Тепло.) Живой?
И л ь я. А что такое?
Г о л д и н. Здоровый стал. В кого ты такой? Возьми платок – оботрись... Дай я тебе вытру...
И л ь я. Не надо...
Г о л д и н. Ладно... кто за тобой сопли вытирал...
И л ь я. Я сам...

Голдин вернулся к Хребту.

Х р е б е т (Голдину). Значит, ты о семье что-то начал...
Г о л д и н. Семья? Какая у артиста может быть семья!
Х р е б е т. Ты извини, что я твое внимание отвлекаю... С кем тут поговоришь?
Г о л д и н. Мне очень интересно...
Х р е б е т. Из гражданских здесь уже никого не осталось: нормального человека не встретишь... У служивых впереди неизвестность, от этого апатия... Их один вопрос гложет: кому мы теперь нужны?
Г о л д и н (клонит разговор к интересующей его теме). Ну почему? Вот вы, например, какие вы здесь в конце концов сделали деньги? За какой металл вы тут губили себя?
Х р е б е т. Фима, русский ученый Менделеев всю жизнь искал некоторые элементы – и не нашел, а их здесь когда-то добывали. Слышал когда-нибудь про урановые рудники? Желающих эту землицу купить до сих пор очень много. Медведев качает отсюда доллары чемоданами... Обратил внимание, как все вокруг него крутятся? Не понял почему?

Голдин затих.

Был он на рудниках прикрепленным в отделе по режиму. Землицу по разнарядке возил... Подчинялся напрямую Москве... Уволился из органов... стал на виду... Миллионы свои сделал на чем, спросишь? Чего он лепится к военным? Здесь и техника, и народ. Солдатики... что они понимают! А эти, суки, втихаря их на рудник-то гоняют... Но я сегодня сказал: нет! Думаешь, он на ваш концерт приехал? Он меня убивать приехал... Но я тоже не дурак: с ребятами договорился, дружок мой, полковник Коровин, мне танк дал. Я сам этот танк подогнал... На нем-то вы сюда и приехали... И полный боекомплект я прихватил на всякий случай... Спросишь меня, кому он теперь землицу-то шлет, да? А кто ему заплатит – тому и везет. Она дорогая, эта земля-то. А вот сейчас я поведаю тебе его главную тайну... Медведев – он никогда не пил... А здесь без этого мужикам нельзя... врачи заставляли, понимаешь. А он только спортом занимался и стал не мужик. Начала жена его Люся от него по-тихому гулять. А потом пошла из рук в руки... Ко мне приклеилась... переехала из Железного в гарнизон... Я с ней долго тут возился... А хорошая была девка... Спилась вчистую, сгорела... Так что ты артистке своей передай: она с таким кавалером только время зря потеряет...
Г о л д и н. Налейте мне, пожалуйста. Дело в том, что я совершенно не переношу водку... Но вы так убедительно... обрисовали... необходимость алкоголя... А из двух зол, как говорится... Я слушаю вас! Вы начали излагать... про чемодан... Это для меня не совсем понятно...
Х р е б е т. А мне его чемоданов не надо. Он ко мне уже подсылал генерала с чемоданом-то... Я чемоданчик-то приму – и вроде с ними повязан... Я много знаю через бабу-то его... Она ведь пила, да дурой не была... Жена разведчика-то... Кое-какие бумажки-то мне передала... А там его подсчеты. Кому он денежки передавал и сколько... Неделю назад уехала она в Железный завивку делать, а ее там бронетранспортером переехали. И никто не виноват – сказали, она пьяной была...

Молчание.

(Подходит к Илье.) Знаешь, что тебе надо сейчас? Тебе надо, парень... котлового...
И л ь я. Какого еще котлового?
Х р е б е т. Горячего поесть... Пойдем со мной.
И л ь я. А можно мне просто... здесь посидеть?
Х р е б е т (отходя). Ну посиди-посиди...
Г о л д и н. В каком смысле чемодан? Вы постоянно пользуетесь этим предметом... в качестве... символа?
Х р е б е т. Генерал деньги в кошельках не носит... Если надо поехать в Железный – берет портфель или покидает деньги в чемодан... (Вдруг темнеет, сжимает скулы.) Прошлый год поехал я со своим чемоданчиком... в Мурманск. Списался до этого с женой... Она раньше здесь со мной жила... побыла-то всего ничего, а родила пацана... без пальцев... После этого пошло у нас на раскосяк... Она с ним уехала к матери в Мурманск – ну, а я здесь остался... Ну вот... прошлый год написал письмо, получил ответ... В общем, приехал... Пацан – веселый, живой... Я смотреть на него не мог... Выпил подряд две бутылки водки... (Опять долго молчит.) Раскрыл я спьяну перед ними этот чемодан... Там вперемешку и наши, и зеленые... Вам, говорю, привез! Ну... пацан культями-то потянулся – а взять не может...

Молчание.

Г о л д и н. А что вы здесь делаете? Езжайте к ним... Живите вместе...
Х р е б е т. А какой с меня теперь толк? Что мне там делать на гражданке?
Г о л д и н. Знаете, напишите мне вот здесь адрес или телефон своих. Возможно нас скоро занесет в Мурманск... я приглашу вашу жену, покажу сыночку спектакль...
Х р е б е т. Спасибо, Фима...
Г о л д и н (встает, достает из ящика куклу). Подарите это вашему мальчику... от меня... от нашего театра... Берите-берите...
Х р е б е т. Спасибо, Фима... А как же вы-то без Иванушки?
Г о л д и н. Произошел такой трагический случай в жизни нашего театра. Приехали в Краснодарский край... через всю Россию. Я приехал поездом заранее. Загнал во Дворец просвещения две тысячи детей. Первый спектакль. Открытие гастролей. В зале внучка первого секретаря обкома с бабушкой... Жду артистов. Автобуса нет... Наконец, они приехали, к самому представлению... у этого идиота, оказывается, текло масло... Короче, впопыхах, кое-как поставили ширму. В зале свист, топот, крик... учителя недовольны. Я вышел... к ним... Я сказал им такое... Я пообещал им, что они сейчас увидят такое! И вдруг мне мои артисты говорят: а где куклы? (Пауза.) Ящик с куклами они дома забыли...
Х р е б е т. Да ты что?
Г о л д и н. Да. Это мой первый инфаркт... Только не спрашивайте сколько их у меня было! С тех пор я вожу еще один ящик с куклами... Кукол делаем в двух экземплярах. Дети по ним стреляют... Особенно если какой-нибудь чистенький царевич, или как этот Иванушка. Вот, смотрите, на лбу ссадина и вот...

Входит Жанна, за ней Медведев.

Ж а н н а. Ефим Львович! Вы меня не слишком галантному соседу по столу сосватали! (Медведеву.) Отпустите мою руку!
Г о л д и н. Жанна! В чем дело? Какие у вас ко мне вопросы?
Ж а н н а. А... вы заняты?
Г о л д и н. Какие у вас теперь ко мне вопросы?
М е д в е д е в. Иди... дорогой... Мы сами разберемся...
Г о л д и н. А может быть, я вам помогу... Я своих людей лучше знаю...
М е д в е д е в. Не надо мне помогать! Девушка, я упрямый!
Ж а н н а. Я тоже!
М е д в е д е в. Я тебе последний раз предлагаю, Аленушка: может, все-таки станцуем?
Ж а н н а. Нет, Иванушка, пригласи кого-нибудь, если ты такой танцор...
М е д в е д е в. Я не привык, что мне отказывают...
Ж а н н а. Привыкай.
М е д в е д е в (Голдину). Ну хорошо, тогда я у нее покупаю танец...
Ж а н н а (сухо). Ефим Львович, скажите этому товарищу, что я очень устала. Уйдите, дайте девушке отдохнуть...
М е д в е д е в (громко). За один танец я заплачу вашей артистке... пять тысяч долларов...
Х р е б е т. Фима, проси больше...
Г о л д и н. Господа, какие ставки! Кто бы мог подумать? Жанна, я воспринимаю это как шутку!
Ж а н н а. Да? А мне не смешно!
М е д в е д е в. Шесть...
Х р е б е т. Фима! Не уступай!
Г о л д и н. Жанна, у тебя же всегда было развито чувство юмора! Станцуй! Я тебе все потом объясню... Тебя что, хотят заковать в кандалы? Это только танец! Движение ногами... Единственное неудобство, что здесь вместо паркета – бетон...
Ж а н н а. Что?
Г о л д и н. Всего несколько шагов по бетону...
И л ь я (поднимается, подходит к Жанне). Разрешите мне тоже вас пригласить. (Медведеву.) Извините, я хочу пригласить эту даму. (Жанне.) Я не думаю, что за один танец со мной вас закуют в кандалы и отправят в рудники... Тем более, что мы уже в рудниках...
Ж а н н а (подходит к Илье). Пойдем! Ты не упадешь?
И л ь я (улыбаясь). В ваших глазах? Никогда!
Ж а н н а (тихо). У тебя когда-нибудь была женщина?
И л ь я. Нет...
Ж а н н а. Тогда... с премьерой тебя. Я немножко... пьяная!
И л ь я. Я тоже... немножко...
Ж а н н а. Ты меня прости. (Обнимает его, целует.) Видишь, вот и сбылась вторая половина сна... А может, это я опять сплю? Да, дорогая, ты спишь... это сон... это мечта. Мальчик, мой хороший! А можем мы с тобой убежать от них? Куда-нибудь от них уйти? Куда-нибудь?

Появляются Мусатова, Нина и Таня. Голдин быстро подходит, берет Жанну за руку.

(Резко.) В чем дело?
И л ь я. В чем дело?
М у с а т о в а (решительно). Илюшенька, идем со мной!
И л ь я (упрямо). Я никуда не пойду!
М у с а т о в а (кричит). Идем... Илюшка!
И л ь я (кричит). Я никуда не пойду!

Таня оказывается рядом с Жанной. Нина тоже спешит на помощь. С ними появляются Коровин и Генерал.

Т а н я (тихо). Ты что делаешь, Жанка?
Ж а н н а. А мне теперь все равно! Мне все равно!
Т а н я. Пойдем со мной!
Ж а н н а (кричит). Не трогайте меня!
М у с а т о в а. Жанка!
Т а н я. Прекрати! Как подруга тебя прошу...
М у с а т о в а (тихо). Жанка, я Илюшкину мать хорошо знаю... Если ты Бога не боишься, ты его матери лицо представь на секунду...
Н и н а. Когда вы, наконец, замолчите, старуха! Старуха! Старая старуха!
Т а н я. Пусть говорит! Кто на нее внимание обращает?! Была бы она женщиной – она бы ей про мать никогда не сказала!
М у с а т о в а. Сегодня с солдатиками договорюсь, куплю у них гранату! Одну на всех вас! Себя подорву, но и вас достану!
Ж а н н а. Ладно, девочки, желаю вам удачного вечера...
Т а н я. Куда ты?
Ж а н н а. Пойду погуляю...
Т а н я. Нет... ты останешься с нами!
Ж а н н а. Видеть вас не могу больше! Никого! Все! Не могу никого больше видеть! Не могу! Не могу!
Т а н я. Жанка! Извини, что я лезу не в свои дела, но ты мне самая близкая подруга! Прошу тебя: остановись.
Ж а н н а. Уйдите! Я не хочу вас видеть...
Н и н а. Как мы без тебя сейчас? Будь с нами, Жанночка! Только не пей больше... Мы все должны договориться и больше не пить... Иначе мы потеряем контроль над ситуацией...
Ж а н н а. Ну... уйдите, пожалуйста! Я не хочу никого видеть...

Медведев что-то тихо говорит Генералу.

Г е н е р а л (Жанне). Вы извините... вот вы, которая Аленушка, у меня ваше имя из головы выпало...
Ж а н н а. Что! Что тебе нужно?
Г о л д и н (отвел Генерала в сторону). Товарищ генерал... я прошу – возвращайтесь за стол... Через минуту... Мы сейчас выйдем... к вам. Продолжим наш праздник... Извините...
Г е н е р а л (негромко Голдину). Артист! Ты этой Аленушке можешь передать: цена поднялась. Она у тебя молодец! Десять тысяч долларов.
Г о л д и н. Спасибо. Я передам...
Г е н е р а л. Ты скажи артистке – семь, а три штуки мы с тобой забудем... Ты понял?
Г о л д и н. Я вам, конечно, очень признателен.
Г е н е р а л. Значит... она получит семь.
Г о л д и н. Почему семь?
Г е н е р а л. Тихо! А мне за хлопоты?
Г о л д и н. Тридцать процентов за хлопоты?
Г е н е р а л. Ты не шуми, иначе и эти отберем...
Г о л д и н. Ну что мы делим шкуру неубитого Медведева...
Г е н е р а л. "Неубитый Медведев" – это мне понравилось... Это нормально...
Г о л д и н (громко). Друзья! Танцуйте... Ешьте-пейте. Я вас очень прошу... Не надо прерывать праздник! Мы будем танцевать, петь... загадывать шарады...
Н и н а. Господа офицеры! Нам кто-то обещал раскрыть секреты и дать пострелять!
Т а н я. Да, покажите, как вы нас храните!
Н и н а. Ты что – капуста? Ты хотела сказать: охраняете? Господа! Я прошу вас только об одном: дайте пострелять! Я никогда не стреляла...
Т а н я. А вы с нами идете, Ефим? Ты идешь с нами, Жанна!
Г о л д и н. Ну, конечно! А почему нет? (Берет Жанну под руку.) Она идет с нами! (Твердо.) Ты идешь со мной!
Н и н а. Пойдемте стрелять, господа! Ура! Идемте! Стрелять! Стрелять!

Выходят. Хребет остается. Медведев задержал Илью.

М е д в е д е в (Хребту). Скажи этому засранцу, пусть он здесь сидит в углу и не выходит! (Илье.) Ты понял меня, засранец?
И л ь я (вырывается). Во-первых, я не засранец. А, во-вторых, на "вы", пожалуйста!
М е д в е д е в. Молодой человек... вы не засранец, вы – говно... Говно! Сядь в угол и не выходи оттуда!
Х р е б е т (тихо, тоном приказа). Ты здесь не командуй, Медведев!
М е д в е д е в. Ты мое предложение обдумал, дружок?
Х р е б е т. Не договоримся...
М е д в е д е в. Хребет, тогда мне жалко... тебя. (Указал на куклу в руках Хребта.) Станешь, как этот Иванушка, – козленочком...
Х р е б е т. Не пугай...
М е д в е д е в. Тебя уже нет...
Х р е б е т. Ты видел, танк стоит напротив "КП"? Присмотрись, падла, куда орудие смотрит. Я тебя и твоих козлов сейчас расстреляю из танка...
М е д в е д е в. Хребет, тебя уже нет на свете...
Х р е б е т. Допустим... Но ты на всякий случай спроси у полковника Коровина... как расположены вертолеты из Тимохино. (Тихо.) Ребята на прямой связи... У них учения намечены внеплановые на сегодняшнюю ночь... Стрельба сверху... по движущимся целям...
М е д в е д е в. Понятно...
Х р е б е т. Так что тебя тоже нет...
М е д в е д е в. Насчет вертолетов я генералу передам...
Х р е б е т. Передай... И насчет "козла" ему тоже передай...
М е д в е д е в. Прямо так и передать: козел?
Х р е б е т. Козел он такой же, как и ты. Ты его купил... Ты думаешь, и нас ты всех купил! Нет, козел! – ты меня не купил... Ты эту бабу хочешь купить, а что ты с ней делать будешь?
М е д в е д е в. Ты уже мертвый, Хребет! (Уходит.)
Х р е б е т. Вот он думает, что он тут один артист, а мы все куклы... А был ли он когда-нибудь человеком? Не был... И я не был... Здесь нет людей! У нас имени никогда не было... только звания и номера... Город здесь есть под землей... Огромный город... Мы с ним этот город строили... У города нет названия – только номер. Номер сто семнадцать! И все. Сто семнадцать. Не бойся ничего. Никто тебя здесь не тронет!
И л ь я (хочет уйти). Я не боюсь!
Х р е б е т (задержал его). Ты сядь... сядь!
И л ь я. Пустите! Прошу вас, отпустите меня!
Х р е б е т. Сядь, сядь... (Усаживает его.)
И л ь я. Я прошу вас, пустите меня... Я не пьяный... (Кричит.) Пустите! Пустите меня!
Х р е б е т. Да чего ты бесишься? Не лезь против него!
И л ь я. Вы не имеете права... меня здесь держать... (Вырывается и убегает.)

Хребет остался один с куклой Иванушки в руках.
Один из подземных тоннелей "объекта ". Голдин вталкивает Жанну.

Г о л д и н. Что тебе нужно от него?
Ж а н н а. Ты все равно этого не поймешь...
Г о л д и н. Оставь парня в покое... Что это за шутки? Ты меня этим задеть хочешь? Задела!
Ж а н н а. Прости, но я о тебе меньше всего думала...
Г о л д и н. Очень хорошо... И о нем постарайся не думать. Что он будет делать, когда тебе наскучит с ним играть?!
Ж а н н а. Господи, куда деться?
Г о л д и н. Что тебя так мучает? Что с тобой?
Ж а н н а. Что у меня впереди? Ни детей, ни любви. У меня ничего нет...
Г о л д и н. Ты актриса!
Ж а н н а. Актриса? Дура! Кому я теперь нужна? Актриса!
Г о л д и н. Девочка моя, может быть, ты слишком часто последнее время бываешь под хмельком? Слишком часто...
Ж а н н а. Мне хорошо под хмельком...
Г о л д и н. Год назад ты хотела уйти в монастырь. Не ушла. Тогда не мучай себя... Надо жить... Я понял, ты меня не любишь, если между нами происходят такие аномалии. Я всего лишь кукольный артист! Я ничего не мог тебе предложить, кроме ролей! Там остался еще в ведре "тимохинский"? Пойду...
Ж а н н а. Подожди. Теперь ты опять начнешь пить? Из-за меня. Я этого не стою...
Г о л д и н. Говорят, мужчинам это здесь необходимо...
Ж а н н а. Не надо... не пей...
Г о л д и н. Немного этого яда... меня не убьет. Я пойду выпью. (Задержался.) А ты станцуй с этим человеком... получи десять тысяч долларов.
Ж а н н а. Своей жене ты этого не предложил бы!
Г о л д и н. Мою жену не надо было так долго уговаривать!
Ж а н н а. Ты сошел с ума!
Г о л д и н. Может быть...
Ж а н н а. А если мне понравится с ним, и танцем дело не закончится...
Г о л д и н. Ты слишком хорошего мнения о нем! Даже у такой женщины, как ты, этого не получится. Это – Аномалия! Он уже ничего не может. Не опасен... Опала желтая листва, дубраву к земле ветер клонит. (Многозначительно молчит.) Я подозреваю, что все эти могучие дубы... тут немножечко... завяли... Ужас! Ты заметила, что тут нет ни одной женщины? Ни одной... Такой страшный городок...

Молчание.

Знаешь, что мне здесь сдуру пришло в голову? Я представил "Ромео и Джульетту" в куклах... Без ширмы. Кукла Ромео в руках уже немолодого актера... А ты будешь играть Джульетту, без куклы! Ах какой мог бы получиться спектакль! Старый артист любит молодую актрису. Для него она – живая Джульетта. Он признается в любви ей, а не кукле. А она смотрит на красивую куклу Ромео и старика не замечает... Я очень хочу выпить!
Ж а н н а. Не пей... Тебе нельзя...
Г о л д и н. Убить меня можешь только ты.
Ж а н н а. Хорошо... я никого не убью...
Г о л д и н. Будь актрисой – станцуй с этим миллионером...
Ж а н н а. Я никого не убью... никого...

Появляется Илья. Молчание.

Илюша... Ты не ходи за мной... пожалуйста... Спасибо, что пригласил меня... Я не буду с тобой танцевать... (Выходит.)

Голдин пошел было за ней, но вернулся.

Г о л д и н (Илье, не без труда). Сынок, я не живу с твоей мамой... пятнадцать лет. Но это не означает, что я дал обет безбрачия... У меня было много женщин... В последнее время я остановил свой выбор на этой артистке. Я допускаю, что ты этого не знал. Понимаешь, я живу с ней. Ты понимаешь меня?
И л ь я. Кто?
Г о л д и н. Она – моя женщина...
И л ь я. Кто? Какая... женщина?
Г о л д и н. Ты ставишь всех в идиотское положение, парень... Понимаешь? Что касается Шекспира, сынок... я все это проходил давно. Я готовил роль Ромео для областного театра драмы... Я знаю эту роль наизусть... Помню до сих пор все монологи. Предпочли другого артиста... Мне тогда играть не разрешили, сказали: у меня не аристократическое лицо. Наверно, это так. Но тогда мне трудно было с этим согласиться. Я был тогда очень горячий и молодой. Как ты сейчас... Я бросил в директора театра стулом и попал. Твоя мама должна была играть Джульетту. Я думал, что она... откажется... Я безумно ее любил! Но она сыграла с другим. Я был рад за нее, но жить с ней я уже не мог. У твоего отчима более аристократическое лицо... А я попал за ширму... Продолжаю думать над ролью Ромео. Представь, сынок, если бы он не умер вовремя, каким бы он стал... Если бы Ромео прожил столько, как я. Теоретически у тебя была сегодня возможность умереть в положенный герою срок, но тебе не повезло – я слишком слаб и благороден, чтобы лишать тебя жизни...
И л ь я. Почему ты со мной так говоришь? Почему ты вообще так странно разговариваешь с людьми? Ты же не шут!
Г о л д и н. Я – шут... сынок! Я шут... (Уходит.)

Илья остается один.
Бывший командный пункт в разрушенном бункере. Пошатываясь, входят Коровин, Зуев, Нина и Таня.

З у е в (чеканно). Мы находимся на бывшем пульте главного резервного стратегического пункта особого назначения. По одному мановению вашей руки Европа... может быть вот с этого пульта практически уничтожена... Внимание! Вот она – кнопка. Прошу желающих нажать!

Все молчат.

К о р о в и н (подходит к Нине Реут, с нежностью в голосе). Вы готовы отдать приказ?
Н и н а (шепотом). Кому я должна приказать?
К о р о в и н. Мне!
Н и н а. Вы не шутите со мной таким образом? Я ничего хорошего уже не жду от жизни... Кругом только подлость и обман... Все равно... я не могу отдать такой приказ...
К о р о в и н. Вы хотели пострелять?
Н и н а. Я не люблю, когда женщина вмешивается в политику...
К о р о в и н (Тане). А вы, Танечка, что скажете? Мы ждем приказа!
Н и н а (вскрикивает). А Париж? Париж! А как же Париж?
Ш а ф о р о с т о в (умоляет, играя). Люди! Я бы тоже оставил Париж.
Н и н а. Пожалуйста, оставьте Париж!
К о р о в и н. Это сложно. Нам проще Европу накрыть всю сразу... с французами вместе...
Н и н а. Нет, Париж – нельзя! Я там никогда не была...
Т а н я. Командир, а если, скажем, приказ тебе поступил...
К о р о в и н. Вся информация приходит в цифрах... машина, вот здесь, получает специальный код... После этого практически можно посылать изделия в любом направлении...
Т а н я. Изделия? Звучит, как в кондитерском магазине...
К о р о в и н. Да... только начинка не такая сладкая...
Н и н а. Не надо... трогать Париж... пожалуйста...
К о р о в и н. Повезло сегодня французам... Они там, наверно, спят сейчас друг на друге и знать не знают, какой человек за них хлопочет...
Т а н я. А почему бы нам французиков не накрыть. Нам их есть за что наказать. Мальчики – приказ есть!
Ш а ф о р о с т о в. Таня, я не знал, что ты еще такой ребенок.
З у е в. Пожалуйста, Таня, проходите и прошу нажать!
Ш а ф о р о с т о в. Я против!
Т а н я. Ты против, а я за!
К о р о в и н. Зуев, пусть народ решает! Мы выполняем приказ...
Т а н я. Мы приказываем!
Ш а ф о р о с т о в. Таня! Я против!
Т а н я. Мы приказываем!
Ш а ф о р о с т о в. Таня! Ты что, не слышишь? Я против! Нина тоже против!
Н и н а. Васенька прав! Даже в шутку... не надо... никого убивать!
К о р о в и н. Вы же хотели пострелять! Пожалуйста!
Н и н а. Больше не хочу!
Т а н я. А что ты этим французам так должна? Ты думаешь, они нас за людей считают? В лучшем случае за варваров! Мы тут за идеалы, за свободу погибаем... сто раз на дню... все вокруг озверели уже от этих идеалов, а что мы от этой Европы видим, кроме кривой усмешки? Надо им напомнить, что мы не какая-нибудь Колумбия!
Ш а ф о р о с т о в. Господа! Не пугайте меня! При чем здесь Колумбия? Если нами управляет сброд, при чем здесь французы! Таня! Даже в шутку, я вам не позволю трогать Париж!
Т а н я. Отойди!
Ш а ф о р о с т о в. Не надо! Не смей! Не смей!
Т а н я. Отойди!
Ш а ф о р о с т о в. Даже в шутку – не смей!
Н и н а. Не надо! Таня! Ты не должна жить ненавистью. Это аномалия! Аномалия! Прости им все. Ты не их – ты себя убьешь!
Т а н я (плачет). Я им этого не прощу. Все равно я напомню им!
Н и н а. Танечка, я умоляю тебя!
Ш а ф о р о с т о в. Господа! Милые мои! Нельзя никого убивать!
З у е в. Товарищ полковник, кого слушать?
К о р о в и н. Решай согласно обстановки!
Т а н я. Зуев, ты кого слушаешь здесь?
З у е в. Вас!
Ш а ф о р о с т о в. Я ухожу! Я не могу этого видеть!
Н и н а. Вася! Не уходи! Вася! Ну это же шутка! Игра! Танечка! Я тебя очень хорошо понимаю... Успокой его! Ну что мы сюда пришли, рыдать в катакомбах?!
З у е в. Он что, взаправду так переживает?
Т а н я. Кто-то из великих сказал: над вымыслом слезами обольюсь? Артист! Хватит ныть! Мы тоже чего-то стоим!
К о р о в и н. Ну, Зуев, – сыграй Верховного. Покажи девушкам... Нажимай!

Зуев подходит, бьет по кнопке и вдруг попадает как бы в сноп огня. Пульт весь начинает серебриться, оказавшись под коротким замыканием. Крик Зуева, жалкий, человеческий, тонет в реве возникающей сирены. Актрисы тоже кричат. Коровин бросается к
пульту. Зуев мечется по помещению, находит дверь, крича о помощи, выскакивает наружу. Остальные спешат за ним.

З у е в (кричит). Товарищ полковник, а система не обесточена, что ли? Не пойму, откуда на этом блоке питание? Вторая подстанция... не отключена... что ли?
К о р о в и н. Идиоты... (Кричит.) Изделия остались в шахтах на этом узле?
З у е в (кричит). Не знаю, не должны...

Сирена стихла.

К о р о в и н (тихо). Как не знаешь? А если стоят?
З у е в. Не должны... вроде...
К о р о в и н. А если точнее! Что говорят приборы?
З у е в. Разве по этим приборам что-нибудь прочесть можно?
К о р о в и н. А если без шуток! Капитан!
З у е в. Какие это приборы?! Все что было тут ценного, разворовали... Что будем делать, товарищ полковник?
К о р о в и н. Отдыхать...
З у е в. А если изделие в пути?
К о р о в и н. Тогда девушки могут не увидеть Парижа. Отдыхай!
З у е в. Слушаюсь, товарищ полковник...
Т а н я. Да... Что-то я устала, джентльмены. Пора прилечь. Как-то мне не приходилось до этого... отдыхать на пульте... Тут никакой мебели нет больше?
З у е в. Была. Все кресла растащили... разворовали, другим словом... (С болью оглядывает помещение.) Все продано... разворовано... Тридцать лет строили... Сколько угрохали здесь людей! Тут же целый город мертвых под землей! В каждом сантиметре кровь... Зачем?
К о р о в и н. Капитан... продолжим экскурсию и без надрывов...
З у е в. Да какой я капитан! Я – сторож на кладбище...
Т а н я (разряжая обстановку). Так где же все-таки можно прилечь?
З у е в. Тут есть поблизости бытовка для комсостава...
Т а н я. Бытовка?
З у е в. Место для отдыха...
Т а н я. Звучит не слишком романтично... Ты не хочешь посмотреть, Нина?
Н и н а. Очень хочу... Я сейчас... иду, следом...
Т а н я. Ну пойдем, капитан, посмотрим...

Таня и Зуев выходят из бункера.

Н и н а. В ваших последних словах я почувствовала боль... Я чем-нибудь могу вам помочь?
К о р о в и н. Примите... в подарок...
Н и н а (глядя на перстень). Еще один? Я не могу принимать такие подарки, мы едва знакомы...
К о р о в и н. Примите в благодарность, что скрасили пустоту и одиночество...
Н и н а. Вы одиноки?
К о р о в и н (склонился к уху Нины). Семнадцать лет провел... практически... под землей, в постоянной боевой готовности. Вы появились здесь, как будто... ангел с неба...
Н и н а. О Боже мой! Какие речи...
К о р о в и н. Бывают женщины, с которыми хочется начать новую жизнь...
Н и н а. Вы так говорите, как будто я – именно та женщина. А вы, правда, одиноки?
К о р о в и н. Бессмысленно одинок...
Н и н а. Мне тоже некому чай в постель подать, когда я заболеваю...
К о р о в и н. Хотел бы я оказаться рядом, когда вы болеете...
Н и н а. Мужчины не любят, когда женщины болеют... Вы такой же, как все...
К о р о в и н. Я, в отличие от остальных... предпочитаю, больных... исключительно...
Н и н а. Я хоть и пьяная, но вы слушайте, что говорите... На все идут, лишь бы уговорить...
К о р о в и н. Вы нас тоже поймите. Вокруг... мертвые недра и голый бетон...
Н и н а. Да, бетона вам тут не пожалели...
К о р о в и н. Скажу вам честно, всегда мечтал держать в руках... тонкую, хрупкую вазу...
Н и н а. Я думаю... нам пора...
К о р о в и н. Жалко вас отпускать... Не хочется расставаться.
Н и н а. А вы разве с нами не поедете... к этому... Медведеву?
К о р о в и н. К этому я не поеду... Да меня туда и не приглашают...
Н и н а. Ну давайте... мы за вас попросим...
К о р о в и н. Не надо, все-таки я – офицер.
Н и н а. Вот мой адрес, напишите мне письмо...
К о р о в и н. Спасибо...
Н и н а. А вы дайте мне свой...
К о р о в и н. А вы куда едете... после нас?
Н и н а. Я ничего не знаю... Куда меня везут, туда я и еду...
К о р о в и н. А я тоже не знаю, где окажусь... Пошлют куда – пока не знаю...
Н и н а. Странная у нас жизнь...
К о р о в и н. Жалко вас отпускать.
Н и н а. Ну так вы... и не отпускайте! (Целует его.)

Появляется Зуев.

З у е в (негромко). Товарищ полковник... извините...
К о р о в и н. Я кому сказал – отдыхать!
З у е в. Беда случилась... товарищ полковник...
К о р о в и н. Да?! Не было там изделий! Я с тобой шутил, дурило...
З у е в. Товарищ полковник... Там вас ищут... С Хребтом плохо...
К о р о в и н. Что?
З у е в. Беда... товарищ полковник...
К о р о в и н (Нине). Ну, вот видите, что такое служба... Зовут... Должен идти немедленно...
Н и н а. Но мы ведь увидимся еще!
К о р о в и н. Буду вас искать! (Быстро выходит.)
Н и н а (вслед). Не обманите!
З у е в. Идемте я вас к подруге отведу... мне с товарищем полковником надо... срочно...
Н и н а. Идемте... А что случилось? Куда все подевались?

Выходят.
Вечер в полном разгаре. Шум застолья и музыка доносятся из-за ширмы. Шафоростов
и Илья разбирают декорации. Мусатова складывает в ящик куклы. Появляется Иван.

И в а н. Слыхали? Там... они этого... Одни говорят убили, другие, что сам застрелился.
Ш а ф о р о с т о в. Кого убили?
И в а н. Не понял я... Я в мастерской стою, смотрю, все куда-то механики побежали. Выехал... слава Богу, своим ходом... Выбираться нам надо отсюда... гиблое это место...
Ш а ф о р о с т о в. О Господи! Ты толком-то можешь... объяснить? Кто убит?
И в а н. На площади мужики толпятся. Коровина, полковника-то этого, офицеры держат, скрутили... он в танк лезет, кричит... пена из рта... Ехать отсюда надо. Правильно я говорю. Илюха, ты скажи отцу – меня он не послушает. Автобус, как новый! Двигатель я прогрел... Он меня заправил... и две канистры дал с собой, ну этот Хребет, подполковник этот... душевный очень мужик... Хорошие тут ребята... Но место плохое... Гнилое это место... Тут такого мне механики наговорили... про эту Аномалию...

Одна за другой за ширму входят Таня, Нина, Мусатова.

Н и н а. Ты едешь с нами, Илюшенька?
И л ь я. Куда?
Т а н я. Мы едем в Железный продолжать ужин в узком кругу... К богатым коммерсантам.
И л ь я. Нет, спасибо...
Н и н а. Ты будешь пить только тархун!

Входят Жанна и Медведев. Он держит ее под руку. Появляется Голдин.

М е д в е д е в. Спасибо...
Ж а н н а. Пожалуйста...
М е д в е д е в. Вы не только прекрасно поете, но и замечательно танцуете...
Ж а н н а. Вы тоже...
М е д в е д е в. В военном училище брал первые места на конкурсе бального танца. (Громко.) Напоминаю всем о своем приглашении...
Г о л д и н. Спасибо... Но у нас такой водитель – неизвестно где мы к утру окажемся, он может поехать в другую сторону...
М е д в е д е в. Если найдете дорогу – милости прошу. Я распорядился, там вас встретят... (Выходит.)
Н и н а. Илюша, ты поедешь с нами! Жанна, правда нам этот коммерсант обещал тархун?
Ж а н н а. Правда!
Г о л д и н (сыну). Тебя приглашают дамы выпить тархун! Ромео на твоем месте дал бы себя уговорить... Ты оказался большой любитель по части выпить. Странно, потому что я не пью... В остальном ты оказался на меня похож. Даю совет, юноша: береги свой инструмент...
Н и н а. Ефим, милый, хватит пошлостей на сегодня!
Г о л д и н. Ниночка... вы все-таки слишком много рассудка потеряли, ожидая Сакко... слишком много. Я говорю о его скрипке... он ее везде оставляет. (Протягивает Илье футляр.) Зачем ты ее бросил, сынок?
И л ь я. Мне она больше не нужна...
И в а н (негромко). Ефимыч...
Г о л д и н (Илье). Зачем ты бросил скрипку? Этого нельзя делать никогда... Жанна рассказала о тебе местному миллионеру по фамилии Медведев. Он готов послать тебя учиться в московскую консерваторию...
Ж а н н а. Тебе ведь нужны деньги... Ты хотел учиться в консерватории...
И л ь я. Мне деньги не нужны...
Н и н а. Илюшенька, это редкая удача!
Г о л д и н (подходит к Илье). Не так все просто, сынок... Когда-нибудь тебе все равно придется познакомиться с этими людьми... или с другими, вроде него...
И в а н (Голдину). Ефимыч, ты слышал про этого...
Г о л д и н. Слышал...
И в а н. Я не понял, а за что его...
Г о л д и н. Молчи!
И в а н. Так чего мне делать-то? Ефимыч, ехать отсюда надо...
Т а н я. Ефим, мы едем к нашим спонсорам или не едем? И куда завтра?
Н и н а. Да! А куда мы едем завтра?
Г о л д и н. Куда мы едем – не знаю. Не знаю куда... Пока нам некуда ехать. Никто нас не ждет. (Илье.) Знаешь, о чем я тебя попрошу... Я тебя прошу: сыграй публике что-нибудь... не надо грустное... Что-нибудь красивое... и легкое... Идем... Я должен сказать им несколько слов на прощание...
И л ь я. Я не буду играть...
Г о л д и н. Сынок... надо работать... понимаешь – работать... Мы тут работали, а ты спал... Сыграй людям что-нибудь... красивое... только не надо грустное... И я хоть послушаю, на что у меня тянули деньги целых восемнадцать лет...
Т а н я. Это правда, Илюша... Мы все хотим тебя услышать...
Н и н а. Сыграй им... Может быть, они никогда не слышали живой скрипки.
И л ь я. Я не буду играть...
Г о л д и н. Если ты решил стать артистом, то не ломайся. А если ты не хочешь быть артистом, тогда поменяй этот предмет в футляре на автомат...
И л ь я. Поменяю...
Н и н а. Илюшенька, что ты говоришь! Господи, это все – аномалия!
Г о л д и н. Не волнуйтесь за него, он уедет в консерваторию, будет знаменитым на весь мир... станет богатым и важным! Внимание коллектива! Мы ставим "Ромео и Джульетту"!

Снимает пальто, поправляет фрак, галстук. Выходит к публике.

Внимание, друзья! Перед вами опять я – жертва вашего изумительного гостеприимства. Я был последним, кто пригубил из тимохинского ведра, и мне почему-то кажется, друзья... что уже настала пора поблагодарить вас за гостеприимство и тепло. Не скоро забудется наша теплая встреча, дорогие друзья. В последнее время постоянно думаю: а вообще, что это такое, аномалия? Мне сразу скажут: аномалия – это вся наша российская жизнь. Нет! Аномалия – это мечта! Почему человек мечтает? Это заметили давно. Еще поэт далекого возрождения Данте Алигьери мечтал о добре и вечной любви. Знал ли он, что этой мечте не было суждено сбыться. Никогда. Наверно, знал, но ничего нам про это не сказал. И вот и я тоже служил этой мечте, и эта проклятая химера вытянула из меня все силы. Если бы я не верил в это, наверно, я бы не скитался по этим страшным дорогам. Аномалия... аномалия... аномалия... Мы, артисты, иногда должны на сцене умирать! Артисты это делают красиво... Один красиво подаст бокал с ядом, другого будет изумительно тошнить, он будет красиво корчиться, закатывая глаза... Дайте нам, артистам, умереть за вас всех, идиоты! Потому что только мы получаем от этого удовольствие! Остальным больно! Когда вы поймете, кретины, что нельзя никого убивать! Идиоты! Нельзя никому делать больно. Человек – не кабан! А вдруг у человека все-таки есть душа? А впрочем, вот вам история и про кабана. Был когда-то изумительный клоун в Херсоне по фамилии Хрюкин. Он дрессировал поросенка. И он дал ему свою фамилию: Хрюкин... Он так и говорил ему на каждом представлении: хрюкайте, Хрюкин! Номер назывался "Хрюкин нахрюкался". Клоун Хрюкин старенький уже был – вдруг умер... А другой Хрюкин к тому времени уже подрос... встал вопрос, что с этим артистом делать... Жизнь теперь нелегкая, а как своего брата-артиста съешь?! Товарищ ведь... ветеран сцены! Говорят, после того, как им два года денег никаких не платили, раздавались голоса, а давайте разделим на всех Хрюкина! Я недавно звонил в Херсон! Так вот, я вам должен заявить: Хрюкин жив! Хрюкин жив! Жив! Да-да... Я затянул... свое выступление... Актер не любит уходить со сцены. Я вижу-вижу... публика проявляет беспокойство. Публика уже стала покидать свои места? Подождите! Всего несколько слов! Мы все с вами видели красивый белый танец, ставший символом исполненной мечты... Наша ведущая актриса, прима областной сцены, несравненная Жанна Калмыкова пригласила на прощание одного из присутствующих кавалеров! Наши удивительные актрисы готовы последовать ее примеру, но не желая никому из вас нанести физический, простите, моральный ущерб... пришлют свои прощальные поцелуи воздушным путем... (Возвращается к артистам.)
Н и н а (вскрикнула). Ефим... так мог сказать только артист...
Г о л д и н (артистам). Что вы стоите? Идите! Быстрее! Идите! Прощайтесь с ними!
Н и н а (выходя). Шлю всем воздушный поцелуй.
Т а н я (выходя). Ребята! Всем совет: шерше ля фам!
Ш а ф о р о с т о в (выходя). Шерше просто добрых, отзывчивых друзей...
М у с а т о в а. Шерше-шерше. А где костыль мой?

Голдин и Жанна остались одни.

Г о л д и н (Жанне). Детка, не думай ни о чем... все будет хорошо...
Ж а н н а. Я не думаю...
Г о л д и н. Жизнь – прекрасная вещь... Теперь у нас все есть... Деньги... Успех... А я, пожалуй, поеду заделаю гастроли в Мурманск... Я обещал показать спектакль... одному мальчику... В Мурманске живет маленький Хребет... мальчик... Я обещал, понимаешь... я обещал... Надо туда поехать... Ты не против? Поедем?
Ж а н н а. Поедем...
Г о л д и н. Я обещал... Жанна, я хочу одеться потеплее... мы не поедем в это охотничье хозяйство... Мой синий свитер в какой сумке, ты не помнишь?
Ж а н н а (достает скрипку, Илье). Возьми... Сыграй для меня... сыграй...
Г о л д и н. Какая скотина этот генерал! Высчитал у меня за карданный вал... и работу.
Ж а н н а. Прошу тебя... ну сыграй... прошу тебя...

Илья неподвижен.

Г о л д и н (Ивану). А ты что стоишь? Подгоняй автобус! Прямо ко входу...
И в а н. Понял... А куда едем-то?
Г о л д и н. А как ты сюда нас завез, скотина? Той же дорогой на бетонку... Я тебе говорил: не сворачивай! Зачем ты сюда свернул?
И в а н. А ночевать где будем?
Г о л д и н. Что-нибудь найдем... Не пропадем... Поехали! Поехали!


3анавес




Hosted by uCoz